Я родился в деревне Полынино Белозерского уезда Вологодской губернии. В 1927 году начал службу в органах пограничных войсках НКВД, в том числе с 1932 года, то есть, девять последних лет до начала войны, на границе в Кингисеппском районе Ленинградской области — командовал 7-м Кингисеппским пограничным отрядом. Здесь же в 1937-м году у меня родился сын. Так как я знал местность и многих активистов района, меня после начала Великой Отечественной войны назначили командиром истребительного батальона № 89. В то время у меня уже было звание капитана.
Формирование нашего истребительного батальона началось, можно сказать, почти в первые дни войны. Тогда немцы находились уже почти в Прибалтике — в Эстонии — и активно наступали на Ленинград. Помню, начальник штаба Ленинградского фронта генерал-майор Никишов, когда ставил нам, командирам, задачу, сказал, что штаб Ленинградского фронта создает несколько заградительных отрядов — истребительных батальонов. Задача их, говорил он нам, заключается в том, чтобы помешать активному продвижению немецких войск к Ленинграду путем подрыва мостов, разрушения дорог, связи и других наиболее важных коммуникаций противника.
Наш истребительный батальон комплектовался совместно с Кингисеппским райвоенкоматом и райкомом партии. В очень короткий срок, буквально в несколько дней, его численность составила более 100 человек. В него вошли некоторые руководящие работники райкома и исполкома, отдельные работники милиции и работники других общественных организаций района — ОСОАВИАХИМа, райпотребсоюза, председатели некоторых сельских Советов и колхозов.
Пришли к нам и ряд добровольцев — учащиеся восьмого и девятого классов средней школы Лев Пуховский, Олег Митунин, Евгений Гузеев и другие. Должен сказать, что этот Лева Пуховский впоследствии проявил себя необычайно смелым разведчиком. Когда город Кингисепп оказался оккупированным немецкими войсками, то он неоднократно один ночью ходил из леса в город и потом приносил нам очень ценные сведения о расположении немецкого гарнизона, о состоянии и наличии переправ через реку Луга в районе города Кингисеппа. Такие разведданные мы добывали по заданию командира 11-й стрелковой дивизии генерал-майора Соколова. В тот период времени эта дивизия сдерживала натиск наступающего противника из Эстонии, оказывала упорное ему сопротивление при обороне города Кингисеппа.
Конкретная задача нашего 89-го истребительного батальона, располагавшегося в Криковском лесном массиве возле речки Тарарайка, в сосновом бору, что в 16 километрах от Кингисеппа, состояла в том, чтобы помешать продвижению фашистов и их боевой техники на главном направлении к Ленинграду — по шоccе Кингисепп — Ленинград, Кингисепп — Криково и Кингисепп — станция Котлы.
Стоит отметить, что активные боевые действия наш истребительный отряд начал в первых числах августа 1941-го года. Тогда наш Кингисеппский район еще не был полностью оккупирован немцами. Для совершения подрывных операций наши «боевики» просачивались в тыл к немцам через их боевые порядки. Это было чрезвычайно рискованным и опасным для нас делом. Ведь нас в любую минуту немцы могли захватить и казнить. Несмотря на все это, такие операции у нас проводились и небезуспешно. К примеру, 8 августа 1941-го года группа из девяти боевиков под командой Павла Григорьевича Мамонтова удачно провела свою операцию на участке Ложголово — Среднее Село (Сланцевский район Ленинградской области). Эта группа проникла непосредственно в расположение огневых точек немецких войск, прервала связь одной из зенитных батарей немцев, с ее КП ее обезглавила, убила командира батареи и расчет одного орудия. В результате всего этого при появлении немецких самолетов в районе Ложголово эта батарея немцев бездействовала. После же того, как эта операция была проведена, группа Мамонтова на шоссе Ложголово — Среднее Село подбила гранатами легковую машину с тремя фашистскими офицерами и уничтожила ехавшего сзади нее немецкого мотоциклиста. Что характерно: во время выполнения данной операции группа не имели никаких потерь.
Однако в конце августа, сдерживая натиск врага, 11-я стрелковая дивизия оставила город Кингисепп. Город, таким образом, оказался в руках фашистов. Тогда наш истребительный батальон перешел к более активным партизанским действиям. В него пришли тогда все остальные руководящие работники райкома и райисполкома.
В целях лучшей конспирации и для удобства оперативных действий 22 августа руководством Кингисеппского райкома партии, в частности секретарями райкома П.И.Грудиным, П.И.Лашиным и М.И.Седюком, было принято решение о создании на базе 89-го истребительного батальона двух партизанских отрядов. Более здоровый состав во главе со мной составлял основной партизанский отряд № 89, который оставался на месте в Криковском лесу и продолжал действовать в окрестностях Кингисеппа. Его комиссаром стал М.Г.Седюк.
Остальной же состав партизан в количестве где-то 70 человек возглавил бывший агроном РАЙЗО Василий Степанович Смирнов. Комиссаром у него стал бывший первый секретарь райкома Петр Иванович Грудин. Их партизанский отряд решил укрыться и оперативно действовать на территории Вассакарского сельсовета ближе границы Волосовского района и Копорья.
Как сейчас помню, в начале сентября наш партизанский отряд пополнился не только людьми — в пять человек, но и в групповом автоматическом оружии. К нам пришли военнослужащие Красной Армии со станковым пулеметом «Максим». Назову вам их имена — младший лейтенант В.С.Сенькин, старшие сержанты Павлов и Трофимов, сержанты Майоров и Шалгинский. Эти люди отстали от своих частей и попали в окружение противника.
В отряде у нас оказалось немало нужных людей. Так, среди них был опытный подрывник Демидов. Как его звали, я сейчас уже и не помню. Однако могу сказать, что в группу подрывников Демидова входили В.Э.Рунге, А.А.Лысых, Павел Павлович Келлер, Аким Михайлов и другие. Эта группа неоднократно закладывала взрывчатку — амонит, которую мы имели (1,5 тонн), под мостами, взрывала их и минировала дороги. Так, например, они подорвали два деревянных моста на шоссе Кингисепп — Криково и много телефонных столбов с проводами, которые немцы использовали для своей связи.
На другой день наш наблюдатель, который смотрел за всем происходящим из леса с высокого дерева, рассказал нам, что со стороны деревни Криково к одному взорванному мосту по шоссе подъехала легковая машина с тремя немецкими офицерами. Они посмотрели на этот созданный нами кошмар, покачали головами и, не задерживаясь, быстро умотали в обратном направлении. После этого немцы не могли ездить по этой дороге несколько дней.
Разумеется, после того, как части нашей Красной Армии отошли, фашисты почувствовали себя полноценными хозяевами жизни в Кингисеппском районе. Продвижение их войск и техники и подвоз строительных материалов ближе к линии фронта на реке Воронка после этого значительно увеличилось. Отмечалось также движение легковых машин с офицерскими чинами. Всем нам было понятно, что немцы усиленно укрепляют линию фронта и готовят очередной удар по оборонительным сооружениям Красной Армии.
Учитывая все это, мы, партизаны, решили немного сбить спеси с этих окончательно распоясавшихся «хозяев жизни». Мы начали практиковать такие вещи: выставлять засады на дорогах в дневное время и и обстреливать автомашины с немецкими офицерами, которые мчались, как правило, на бешеной скорости. В ряде случаев эти наши действия достигали определенного успеха. Так, например, 5-6 сентября 1941 года в 14 часов на шоссе Кингисепп — Котлы мы обстреляли две открытые легковые машины с четырьмя высшими чинами немцев. После того, как я выпустил первую очередь из автомата ППД, как два офицерских чина, сидевших на второй машине, схватились за свои животы и скочурились. Однако этой машине удалось на бешеной скорости проскочить мимо нас. Ехавшего же сзади мотоциклиста мы убили гранатами.
Вторую же засаду, действовавшую на шоссе М.Луцк — Криково, возглавлял Мамонтов. Она подбила леговую автомашину «Лимузин», убив одного офицера и одного шофера. Но расположение партизан обнаружила ехавшая по дороге автоколонна с немецкими автоматчиками. Она быстро спешилась, развернулась по лесу в цепь и устремилась за нашими уходящими в лес партизанами. На одной из просек фашистам удалось догнать уходивших с места расположения партизан и обстрелять. В этой перестрелке был ранен в бедро правой ноги Михаил Сидоров. Правда, пуля прошла без повраждения кости. Лечил его фельдшер отряда Магазенков. Рана у него зажила только через полтора месяца.
В это же примерно время партизаны нашего отряда Павел Келлер и В.Э. Рунге, когда возвращались с задания на шоссе в районе деревни Тикопись, расставили в тех местах ряд противопехотных мин. В этом минировании они достигли своей желанной цели. Автоколонна машин фашистов, которая ехала по шоссе, наскочила на эти мины. Вся она остановилась, отказавшись ехать дальше. Семь грузовых машин и одна легковая вышли из строя. Как оказалось, минами у них порвало покрышки. На несколько часов на шоссе остановилось движение всего этого транспорта и другой техники. Создалась пробка. Келлер и Рунге, которые укрылись в придорожных кустах, долго наблюдали за тем, как разворачивается эта «драма» немецких шоферов. Так как они знали немецкий язык, они еще слушали их возмущения и разговор. Потом они нам рассказывали, что попавшие в этот «переплет» шофера не только возмущались, но и ругались между собой. Один фашист, по их словам, кричал другому: «Филипп, может, впереди есть еще опасность?» Другой же ему отвечал: «А черт его знает! Может быть, и есть...» Келлер и Рунге сказали, что очень тогда жалели, что им было нечем угостить столпившихся на дороге немецких шоферов, так как запас своих гранат они израсходовали раньше.
Хотелось бы отметить, что на территории Кингисеппского района кроме нашего отряда в октябре 1941-го года действовали еще несколько мелких партизанских отрядов: Слуцкого района под командованием Зинченко, Петергофского — под началом Керре, Всеволжского — под руководством Петрова, Паргаловского — под командованием Головина. Кстати говоря, отряд Головина появился в нашем районе несколько позже других отрядов. Совместными силами отрядов Зинченко и Петрова на территории района было проведено ряд операций, в которых принимал участие и наш 89-й отряд.
К примеру, на шоссе Криково — Пиллово противотанковыми минами нами было подорвано семь автомашин и взорван деревянный мост. На шоссе Кингисепп — Ленинград подорваны два немецких танка и разрушена телефонно-телеграфная связь между КП главного штаба и передовыми частями немецких войск. Наши партизаны вырезали 200 метров телеграфного и телефонного провода — унесли его в лес и закопали в болото. В этих операциях действовали и партизаны нашего отряда, назову мена некоторых отличившихся из них: Аким Михайлов, Виктор Иванович Дроздов, Василий Степанович Савельев и ряд других бойцов.
После того, как совместными усилиями мы провели ряд подрывных операций, отряды Келлера, Зинченко и Петрова ушли вскоре ближе к Ленинграду. Парголовский же отряд, которым, как уже я говорил, командовал Головин, в количестве 16 человек на какое-то время задержался и расположился в бывшем рабочем бараке вблизи хутора Чичиранка. Из оставшихся на территории жителей верными нам помощниками оказалась семья Адамовых из деревни Кили. В борьбе с немцами нам очень помогли Катя Адамова и ее муж Сергей. Так, Сергей Адамов сообщил нам, что немцы восстановили железнождорожный путь на перегоне станции Веймерн — Котлы, который до этого был разрушен бомбежкой, и на платформах систематически подвозят по нему строительные материалы для укрепления своих огневых позиций. Тогда наша подрывная группа, недолго думая, буквально на второй день после этого подготовила взрывзаряды из толовых шашек со связками гранат и заложила их под рельсы. После этого данный железнождорожный путь в двух местах оказался взорванным.
Простая деревенская девушка Катя Адамова относилась к нам, партизан, с глубокими чувствами. Рискуя своей жизнью и жизнью семьи, она доставляла для нас очень ценные сведения — о предателях, оставшихся на оккупированной территории, и о противнике. Считаю, что за ту помощь, которую она оказывала нашему отряду, она заслуживает не только признания, но и правительственной награды. Осталась ли она жива после войны, я так и не знаю. Но она заслуживает того, чтобы ее фото поместили, скажем, в местном музее. Именно она сообщила нам о предателе Лукашеве из деревни Ямсковицы, который выдал немцам две группы красноармейцев: одну, которая состояла из семи человек, и другую, которая состояла из десяти человек. Этот Лукашов лично сопровождал немецких автоматчиков в лес и показывал места укрытия наших солдат, которые оказались в окружении. Катя рассказала о подозрительности также и Кабанова, который проживал на опушке леса вблизи деревни Кили. Он, как оказалось, продался немцам, ходил по лесу под видом лесника и устанавливал места укрытия партизан. Потом он обо всем этом ставил в известность немцев. Когда мы пришли в дом Кабанова, то обнаружили там фашистскую газету «Правда», издававшуюся на русском языке. На первой странице этой газеты был лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь на борьбу с коммунизмом». Так вот, сожержание этой якобы газеты «Правда» Кабанов распространял среди жителей деревни. «Ничего себе, «правдист» хороший!» - подумал тогда я.
Кабанов был непосредственно пойман нами в лесу, то есть, почти в расположении нашего отряда. В его кармане мы обнаружили 200 марок немецких денег. Нами он был изобличен как немецкий шпион и расстрелян. Что же касается предателя Лукашова, то с ним мы также рассчитались сполна. В час ночи мы облили его дом бензином, после чего пустили «красного петуха», то есть, подожгли.
3-го ноября 1941-го года при встрече с нами наш человек Катя Адамова сообщила, что немцы очень встревожены подрывными действиями партизан. Ведь мы им никогда не давали спокойно «хозяйничать» в Кингисеппском районе. Мы им причинили столько неприятностей на дорогах, что они прислали в Кингисепп 500 карателей, которые нас, партизан, собирались «громить» в лесах. Из этого сообщения Кати Адамовой мы сделали вывод, что наши подрывные действия в районе достигли своей цели, которую поставил нам штаб Ленинградского фронта — помешать продвижению немцев к Ленинграду. Вместе с тем мы понимали, что нам следует предпринять все необходимые меры предосторожности. Например, организовать охрану и оборону отряда. Ведь мы могли запросто попасть под удар фашистских карателей.
Тогда же наша разведка установила, что отряды карателей фашисты расставили тремя гарнизонами по 140 человек в каждом: в городе Кингисеппе, в М.Луцке и Криково. Такой расстановкой своих гарнизонов немцы, по существу, блокировали Криковский лесной массив, в котором укрывался наш отряд. Нам стало ясно, что немцы готовят карательную экспедицию против нас, партизан.
Днем 4-го ноября 1941-го года своим внезапным налетом немцы разгромили Парголовский партизанский отряд. К исходу дня к нам прибежал сам командир этого отряда Головин. Он был с выбитым левым глазом. Вместе с ним находились четыре партизана, которые были изранены осколками своих же гранат — ими они заминировали вокруг барак на натянутых по земле проводах. И когда их барак окружили немецкие каратели, им пришлось отходить через эти минированные места, цепляться ногами за эти провода с гранатами. От взрыва ихони и получили осколочные ранения.
Зная о намерения фашистских карателей — громить нас в лесах и огорченные внезапным разгромом отряда парголовцев, мы посоветовались со всеми бойцами своего отряда и решили: в случае напажения карателей на нас вступить с ними в бой и оказать им жестокое сопротивление. Все наши партизаны, как один, заявили: «С места своего расположения без боя не уйдем!» После этого мы начали готовиться к предстоящей схватке с немецкими карателями. Что мы тогда сделали? Произвели необходимую перегруппировку сил, определили каждой группе место расположения для боя и конкретные задачи, наметили пути на случай отхода и место сбора в случае выхода из боя, установили, что сигналом о появлении противника будет являться серия выстрелов часового — нашего наблюдателя по фашистам, расположенного в 150 метрах от наших землянок, решили, что сигналом нагего выхода из боя станет красная ракета.
После этого прошло семь дней. 11-го ноября 1941-го года в 13 часов 00 минут немецкий карательный отряд, численность которого составляла 140 человек, то есть, он превосходил нас в три раза, напал на наш партизанский отряд. Наш часовой-наблюдатель В.С. Сенькин, как только увидел приближающихся немцев, обстрелял карателей. После этого, согласно намеченного плана, чтобы привлечь внимание фашистов на себя и подвести их под огонь нашего пулемета, он стал отходить. Пулемет был устанловлен нами на левом фланге, в группе командира отделения В.С.Савельева.
После серии выстрелов Санькина немцы развернулись в цепь и устремились за ним. Наши партизаны заняли свои места для отражения атаки карателей. Однако, продвигаясь за нашим часовым, немцы попали под кинжальный огонь нашего пулеметчика. Наш пулеметчик, в прошлом — лейтенант милиции А.Б.Яцук первыми очередями буквально покосил цепь карателей.
Когда немцы встретили такое полное сопротивление со стороны нас, партизан, то залегли и прижались к земле на снегу. Тогда же, очевидно, они поняли, что основаная группировка партизан находится у них справа. После этого с обеих сторон сражаюшихся открылась интенсивная стрельба со всех видов оружия. Короче говоря, завязался жестокий огневой бой. Однако немцы по прежнему продолжали лежать, прижатые огнем. Наконец, последовала команда фашистского офицера, которая была произнесена на русском языке: «Вперед!» Немцы по снегу стремительно поползли на сближение с нами. Некоторые из них поднялись в рост и начали рассредотачиваться в обход на фланги, имея цель окружить нас в кольцо. Но наши стрелки, по всей видимости, они были бывшие охотники, сразили их наповал. Я имею в виду Келлера, Савельева, И.С.Михайлова, Дроздова, Шалгинского и ряд других. В самый разгар того самого боя рядовой партизан Г.Гронбах поднялся во весь рост с лимонкой-гранатой в руках и вырвался вперед к приближающимся карателям. Когда он оказался в их кругу, то взорвал гранату в своих руках. Вместе с ним погибли трое фашистов. Этим самым он, конечно, воодушевил нас, партизан, на борьбу с фашистами.
Когда мы наблюдали за ходом боя, то видели, как Келлер, укрываясь за толстым деревом, стоя метко стрелял из своего карабина по фашистам. Нескольких немцев он убил наповал, а одному офицеру всадил разрывную пулю в ногу. Этот немец, прижатый к земле, взвился как уж, а потом с криком рухнул на снег.
Находясь вблизи станкового пулемета, я увидел, что гитлеровцы просочились всюду. Теперь они вели огонь по нам уже с тыла наших землянок и стремились к своей основной цели — окружить нас кольцом и уничтожить. Через какое-то время замолчал наш станковый пулемет. Я увидел, что погиб станковый пулеметчик Яцук. Его голову пронзила немецкая пуля. Второй номер станкового пулемета Лошков откатился назад. Как видно, он избегал случая попасть в лапы к немецким карателям. Обстановка создалась такая, что окружение показалось нам неминуемой вещью.
По сигналу «красная ракета» мы начали отходить с места своего основного расположения и организованно выходить из боя из Криковского болота. К исходу же дня все оказались в заранее намеченном месте — у «Сплавной канавы». Надо сказать, наши партизаны дрались очень мужественно. Но под давлением превосходящих сил противника мы вынуждены были отступить, потеряв шесть наших боевых товарищей, вот их имена: Г.Громбах, Л.Д. Пуховский, А.Б.Яцук, В.Н.Лаврентьев, А.А.Лысых, М.Бутков. Но хотя немцы численно нас превосходили, в своих планах они, все-таки, просчитались. Им не удалось нас окружить и захватить в плен. К тому же они понесли потери гораздо больше нашего. В числе истребленных нами фашистов оказался и офицер. Эти данные подтверждает в том числе и оставленный на месте боя хромовый сапог с разорванным на куски голенище. О численности же отряда карателей — 140 человек — рассказал нам житель хуторе Чичиринка Бряков. Его после боя немцы использовали для перевозки убитых фашистов из леса к шоссе. Впоследствии немцы сожгли хутор Чичиринка. По их мнению, он являлся снабженческой базой партизан. То, что фашистские каратели нас преследовали, в конечном счете вынудило нас уйти из блокированного района на территорию Осьминского района Ленинградской области.
После этого прошло какое-то время. Нам нужно было выйти на связь с лесником, который являлся нашим связным. На встречу с ним ушли Виктор Иванович Дроздов, бывший инспектор экспортлеса, и Ф.Д.Васильев. После десяти минут перекура В.С.Савельев уточнил, что напротив, через дорогу, стоит теплая баня. Очевидно, она была еще с вечера натоплена для помывки людей. По просьбе большинства партизан мы зпшли в баню для того, чтобы там обогреться. И действительно, мороз на улице составлял 22 градуса, а мы почти все были одеты по-летнему. Только, пожалуй, на мне был полушубок из черных овчин.
Мы разместились на скамейках вокруг стен. Отдельные же наши товарищи и я вместе с ними легли на верхние полки позле печки и стен. При мне были автомат ППД, пистолет ТТ и финский нож. Для наружной охраны и наблюдения находился наш подрывник Демидов. Как я уже выше говорил, ни его имени, ни его отчества я за давностью прошедших лет уже не помню. В его задачу входило бодрствовать до возвращения разведчиков Дроздова и Васильева от лесника, которые вскоре должны были вернуться.
Разогревшись, большинство наших товарищей быстро заснули, в том числе и я. Очевидно, наш часовой Демидов тоже пошел в предбанник и там уснул. После нашего захода прошло не более часа, как вдруг баня внезапно и без шума была окружена немецкими карателями до 40 человек. Сквозь сон я слышу — на улице возле нашей бани скрипит снег, одновременно открывается дверь в баню и фашистский офицер кричит по-русски: «Сдафайтес-сь» Сидевший на скамейке возле двери Иван Семенович Михайлов в ответ на это сразу сразил фашиста пулей из нагана. Немец этот замертво свалился на дороге.
Мгновенно спрыгнув с полки и лежа на полу, я скомандовал: «Гранатами, по фашистам! Огонь! Выходите!» После этого я сразу же открыл огонь из своего автомата. Потом стал стрелять через окно короткими очередями по этим самым фашистам. Немцы откатились от стен бани и открыли огонь по нам ищ ручного пулемета и автоматов. Так они стали прошивать стенки бани разрывными полями.
После этого началась, по сути дела, беспорядочная стрельба из пулемета и автоматов, взрывы гранат. Как говориться, завязался горячий бой не на жизнь, а на смерть. Тогда мы бросили по фашистам гранаты и стали пробираться через огонь на улицу один за другим. Все это продолжалось в обстанолвке риска погибнуть.
Израсходовав в магазине 41 патрон из автомата, я перезарядил на другой. Но из-за того, что заклинило патрон, автомат в дальнейшем мне в стрельбе отказал. Тогда я выхватил из кобуры пистолет ТТ и открыл из него по немцам огонь. Лежавший же на верхней полке возле печки Виктор Игнатьевич Дроздов, обращаясь ко мне, закричал: «Товарищ капитан, мне перебило руки и ноги. Я-то погибну, но вы-то выходите. Они, сволочи, скоро баню зажгут!»
А Павел Павлович Келлер, как только услышал мои пистолетные выстрелы, вдруг сказал: «Товарищ капитан! Подождите, не стреляйтесь, попытаемся выйти живыми!» Он, очевидно, подумал, что я решил застрелиться. Его слова, конечно, меня несколько воодушевили. Тем не менее, в процессе стрельбы из пистолета у меня, все-таки, возникла такая мысль: оставить в пистолете один патрон для себя на тот случай, если получу ранение. Тогда, во всяком случае, я в зажженой бане буду гореть не живым, а уже мертвым.
Как только выбежавший ев улицу Иван Семенович Михайлов уходил в центр деревни, часть немцев устремилась за ним. Они, вероятно, имели цель взять его живым. В этот самый момент огонь карателей по бане несколько ослаб. Это давало нам, партизан, шанс выйти живыми. Учитывая все это, Ануфриев, Келлер и я вылезли из бани через окно в противоположной стене, отползли примерно на 80 метров в сторону отдельно стоявшего в поле сарая. Как только немцы увидели, что мы ползем по снегу, то открыли по нам огонь из пулемета. Пули буквально пролетали со свистом мимо наших ушей. Тогда, перевертываясь с боку на бок, мы скатились в лощину. Но так и не добрались до сарая и очутились в мертвом пространстве невредимыми. Дальше мы добрались до опушки леса. Мы взглянули в сторону деревни и увидели громадное пламя пожара. Это, как оказалось, горела баня, в которой только что происходил бой.
На этой же опушке леса оказались Майоров и Трофимов. В процессе боя они каким-то образом тоже сумели уйти из бани. Руки у них были обморожены. Оружия же при них уже не было — они его бросили, когда ползли по снегу. Их обмороженные руки уже не могли его держать. Впрочем, Трофимов имел еще и незначительное ранение в шею, подобное царапине.
Преследуя уходящего в центр деревни Михайлова, каратели ранили его в ногу и захватили живым. На второй день они привезли его в деревню Извоз, на глазах у жителей деревни раздели и расстреляли. На грудь ему повесили доску с надписью «Каждому пойманному партизану будет такая же участь».
Отец Ивана Михайлова Семен, который проживал в деревне Мазана Горка соседнего района, лично видел расстрелянного сына в деревне Извоз и рассказал об этих подробностях при встрече с нами. В сложившейся обстановке нам стало ясно, что нас явно предал сторож деревни Извоз Иванов. Очевидно, что он сообщил по телефону в деревню Волка из канцелярии бывшего колхоза о нашем появлении к пути следования. Иначе, как говориться, и быть не могло. И поэтому совсем не случайно немцы так быстро настигли нас в деревне Ганьково. Во-вторых, так же нам было ясно, что наш часовой-наблюдатель уснул. В результате этого он не видел подхода немцев к деревне и сигнала о их появлении не подал. Из-за всего этого немцы подошли к деревне Ганьково незамеченными, внезапно окружили нашу баню и атаковали автоматно-пулеметным огнем. В этой смертельной схватке мы потеряли более 50 процентов группы, всего — 13 человек. Мне бы хотелось поименно перечислить некоторых из погибших: М.И.Седюк, В.И.Дроздов, Демидов, Аким Михайлов, И.С.Михайлов, Е.М.Гузеев, Шалгинский, Савельев, П.Ф.Романов, Рунге, Магазфиков, М.Сидоров и радист Леонтьев. Однако я не уверен в том, что кто-либо из них не был ранен немцами и не захвачен ими в плен. Но если это и было, то враг был настолько жесток и коварен, что вряд ли он оставил в живых захваченного партизана. Мы, впрочем, допускали и такую мысль, что кому-то из этих товарищ удалось уйти живыми. С этой целью на второй день мы долго искали следы на снегу по лесу вокруг деревни Ганьково. Но встретили только Дроздова и Васильева. Очевидно, все те товарищи, имена которых я только что назвал, погибли.
Потери карателей в той трагической ситуации нам установить не удалось, да и невозможно это было сделать. Могу только сказать, что на снегу около бани убитые немцы валялись повсюду. Боевая схватка в деревне Ганьково стала для нашего отряда самой настоящей трагедией. Мы оказались почти в безвыходной обстановке. Но при этом наши партизаны не растерялись и не струсили. На окрик немецкого карателя «Стафайсь» они не подняли руки вверх и в плен не сдались, а стали беспощадно драться.
Справедливости ради надо сказать, что ушедшие на связь к леснику Дроздов и Васильев слышали о происходящей в деревне Ганьково обстановке, но на сближение не пошли. А ведь им в этом деле ничего не препятствовало кроме своей нерешительности. Они могли приблизиться к месту боя и стрелять в спину фашистам. Это, несомненно, привело бы карателей в некоторое замешательство и облегчило бы наш выход из окруженной бани. Дроздов и Васильев соединились с нами лишь только около полудня на второй день.
После неравного боя в Ганьково нас осталось в живых всего лишь только десять человек: Келлер, Сенькин, Коновцев, Ануфриев, Виктор Иванович Дроздов, Васильев, Майоров, Трофимов и я. Мы решили переходить линию фронта, взяв направление на Тихвин, где в это время происходили бои наших войск с немцами.
Идти по глубокому снегу без лыж было невозможно. Тогда мы сделали лыжи метровой длины из досок старого сарая. Достигнув Оредожского района, Майоров и Трофимов совершенно обессилели и следовать за нами уже не могли. Они решили остаться и укрыться вблизи деревни Тарасино. Мы же, семь человек, пошли по своему намеченному маршруту.
Когда же мы оказались в Чудовском районе, то на одном из бывших боевых рубежей заменили самодельные лыжи на фирменные. На метровых лыжах мы прошли около 200 километров. Первая наша попытка перейти линию фронта оказалась неудачной. 16 января 1942 года при подходе к линии фронта в районе деревни Метино в лесу мы попали под артиллерийский обстрел. Оказалось, что это была артиллерия нашей Красной Армии. Она била по немецким позициям. В результате этогоосколком разорвавшегося снаряда был ранен в ногу Ф.А.Васильев. В связи с этим наш переход через фронт пришлось отложить, забрать с собой раненого Васильева, откатиться в тыл и укрыться в хворостяном шалаше на «Иваньковском болото». Это болото располагалось в трех километрах юго-западнее хуторов Карлотонне (неразборчиво), имея целью подлечить его, а уже потом переходить через линию фронта к своим войскам.
Находясь в укрытии и испытывапя беспредельную ненависть к врагу, мы продолжали мстить фпшистам в меру своих сил и возможностей. В течение февраля месяца 1942 года мы причинили им ряд неприятностей: неоднократно нарушали проводную связь, «снимали» без шума часовых. Из гарнизона в бывшем совхозе «Пионер» мы угнали четырех артиллерийских коней и ликвидировали. Это, конечно, очень встревожило фашистов. Они не выдержали и пошли в лес на активный поиск нас, партизан.
И вот, 1-го марта 1942-го года в 13 часов дня группа немцев-автоматчиков в 25 человек пошли по следам нашего расположения и накрыли нас автоматным огнем возле своего хворостиного шалаша. В этой перестрелке погиб Ф.Д.Васильев.
31-го марта в 6 часов утра группа наших партизан Коновцев, Дроздов, Санькин и Ануфриев с листовками, собранными в лесу, зашли в рабочую казарму возле железной дороги. Эта казарма располагалась в 3-х километрах от станции Торяное. Там им встретилось четыре семьи неизвестных нам граждан. Ануфриев тут же заметил, что с приходом из казармы тут же исчез 12-летний мальчик. Но об этом он сразу не предупредил своих товарищей. Нам стало ясно, что предатели послали мальчика во вблизи стоящий караул к немцам. Партизаны успешно ушли из казармы, а Дроздов, который задержался на три-четыре минуты, был застигнут в казарме подоспевшими немцами. Они встретили его стрельбой. Нужно полагать, что если Дроздов тогда не был убит немцами, то явно захвачен живым и казнен, так как на условленное место сбора он не возвратился. Между прочим, в районе окружавшей нас местности мы его разыскивали в течение десяти дней, но все было безрезультатно.
Конечно, у меня были мысли разыскать после войны некоторых предателей. Может, они тогда оставались в живых? Например, хотелось отыскать такого подлеца, как Захаров. Как его звали, я не помню. Этот мерзавец уже буквально на второй день сообщил немцам о нашем появлении в районе хуторов Карловские. Фашисты шесть дней производили наши поиски по лесу.
Через какое-то время прямо у нас в отряде умер Павел Павлович Келлер. О своей болезни он сообщал нам неоднократно сам. Между прочим, принадлежавшие ему часы я сохранил на долгие годы, а как только узнал адрес его семьи в 1967 году, то выслал их его семье. Надо сказать, за это его семья меня сердечно благодарила.
В начале мая все того же 1942-го года из Чудовского района мы ушли на Финев Луг Новгородского района, где в то время происходили бои. Там мы решили перейти линию фронта к своим войскам. В лесах Новгородского района к нам влился в группу Федор Ильич Романенко, красноармеец 839-го гаубичного артиллерийского полка, бежавший из немецкого плена. Сам он был 1922 года рождения, уроженец села Таловка Камышинского района нынешней Волгоградской области. В последнее время он также жил в Волгограде, работал шофером в гараже связи при Главпочтамте.
В период нашего продвижения к линии фронта мы дважды попадали в полосу минных полей, на которых потеряли тоже ряд своих товарищей. Так, 9-го июня 1942-го года примерно в 1-м километре южнее деревни пятница Новгородского района от взрыва мины натяжного действия погиб В.И.Ануфриев. 8-го июня 1942-го года в районе населенного пункта Ольховка на площади,подобной лесной вырубке, подорвался на противотанковой мине М.Х.Коновцев. В тот же день в одном из немецких блиндажей наступил на противопехотную мину В.С.Санькин. В результате этого он получил хотя и легкое, но ранение. А 18-го июля этот же Санькин был захвачен немцами. Его взяли благодаря активному сожействию наших местных предателей в хутор Дубенский. На этот хутор он зашел с единственой целью — чтобы достать себе что-то покушать.
И вот, когда мы, наконец, дошли до линии фронта, нас осталось всего только двое — я и Романенко. В переходе линии фронта Федор Ильич оказался мне верным товарищем и спутником. Эту линию мы перешли в ночь на 26-е октября 1942-го года на участке 59-й Армии наших войск, а районе ручья Лядно. На нашей карте этот пункт, впрочем, не был обозначен. Как только мы попали к своим, то сразу этапировались на подводе в особый отдел при штабе 59-й Армии — в деревне Папоротно.
После прохождения спецпроверки я попал в блокадный Ленинград, а Романенко — в запасной полк в город Вологду.
В заключение вкратце хотелось бы сказать о могилах погибших. По моему мнению, могилы погибших товарищей Васильева, Коновцева, Ануфриева и умершего Келлера найти в настоящее время едва ли возможно. Ведь с тех пор прошло столько много времени! Кроме того, нет достаточных примет и источников, при помощи которых их можно было бы обнаружить. Кроме того, у нас имелась не топографическая, а географическая карта. Она была очень мелкого масштаба. По ней мы ориентировались примерно, а не точно. На ней не были показаны все населенные пункты, а только крупные села и основные дороги. К тому же, эту карту у меня изъяли спецорганы в период проверки. Для погбших же в Ганьково, как явствует из сложившейся обстановки, могилой стала сожженная карателями баня. Таким, собственно, и был мой боевой путь. Свою службу я окончил в звании майора.
Из личного архива Ильи Вершинина
