Болтянский Михаил Дмитриевич

- Ну-с молодой человек, я Вас внимательно слушаю.

- Меня!!!? Честно признаться, мне особо рассказывать не о чем: родился-женился, да вот к Вам напросился.

- Почему ко мне?

- Тут такое дело. Вот именно к Вам рекомендовали не ходить…

- Это почему же?

- Сказали, что Вы всегда рассказывали не так, как «надо», если более точно выразиться – не то, что хотели от Вас услышать. Вот поэтому я Вас и выбрал из списка тех, кто не пришел на собрание.

- Н-да? Не ходил туда и не пойду. Что вас интересует конкретно?

- Ваши личные впечатления с 22 июня по 9 мая.

- Мои?! Будешь писать?

Я, Болтянский Михаил Дмитриевич родился в 1917 году. В армию призвался в 37-м. Служить начал в Крыму. Тогда он входил в Харьковский военный округ. У нас здесь стояла 33-я Крымская стрелковая дивизия. В Феодосии размещался 8-й полк, в Симферополе – 9-й, в Севастополе – 7-й. В 1938-м году наш полк подняли по тревоге и отправили на Дальний Восток. Ты слышал про события на озере Хасан? Были там этакие «события» со стрельбой и жертвами. По сути дела война. Мне в этой малой войне довелось участвовать.

Что помнится по прошествии 75-ти лет? Прибыли на место, разгрузились. Двигались форсированным маршем с полной выкладкой, а это больше 30 килограммов, порядка 80-ти километров. Перешли через реку Уссури. Мост длинный такой, деревянный. Переходили по сто человек. Больше было нельзя, считалось, что он может рухнуть. Правильно боялись, он и вправду развалился, потом пришлось бетонный строить. На другом берегу нам встретился Блюхер. Конкретно я видел его собственными глазами раза три точно. Здоровый такой, на танкетке ездил. Он подъехал к командиру полка, тот передвигался на лошади, и о чем-то они побеседовали.

Наконец подошли к месту боев. Какая там была обстановка? На Дальнем Востоке тогда было две армии: 1-я КА и 2-я КА. Первой командовал Блюхер, второй - Штерн. Воевала с японцами 1-я КА.

(1-го июля 1938 года Особая Краснознаменная Дальневосточная армия (ОКДВА) была преобразована в Краснознаменный Дальневосточный Фронт. Командующим ДВФ был назначен Маршал Советского Союза В.К. Блюхер. Заместителем - комдив М. М. Попов, а заместителем по авиации - комбриг П. В. Рычагов. Начальником штаба Фронта стал комкор Г.М. Штерн. Фронт состоял из двух общевойсковых армий: 1-й Приморской и 2-й Отдельной Краснознаменной. В документах 30-х годов 1-я Приморская Армия именуется как 1-я Отдельная Краснознаменная Армия под командованием комкора тов. Штерна. 3 августа К.Е. Ворошилов принимает решение возложить руководство боевыми действиями в районе озера Хасан на начальника штаба Дальневосточного фронта комкора Г.М. Штерна, назначив его по совместительству командиром 39-го стрелкового корпуса. Таким образом, командующий Фронтом маршал В.К. Блюхер фактически был отстранен от непосредственного руководства боевыми действиями на государственной границе. Прим. – С.С.)

Японцы, в количестве чуть больше полка, нарушили границу и стали окапываться на захваченных рубежах. В войска поступил приказ, выбить их с позиций. В то время я был командиром отделения, и конкретно у меня в нем погибло четыре человека. Мы попали под орудийный огонь бронепоезда. Сразу же окопались. До передних японских окопов оставалось метров сто пятьдесят. В том районе был тоннель, так бронепоезд из него выскочит, даст пару залпов и обратно спрячется. Ну, видать Блюхеру это надоело, он вызвал авиаторов, и они его там закупорили. Запомнилось еще, что в атаку мы особо не ходили. Шла перестрелка. Они стреляют, мы стреляем. Я бы сказал, что японцы поупорнее, чем фрицы. В них фанатизма больше. Немцу стержень подломишь, и он сразу лапки кверху. А этот не сдается зараза, упирается до конца. Фанатик!

Потом объявили перемирие. Мы передавали им трупы самураев, а они передавали тела наших погибших бойцов. Тогда так прямо и говорилось - «Состоялся обмен трупами». Хотя трупы передавались в простынях, смрад стоял непереносимый. Японцы ходили в масках, мы же пытались носить противогазы, но ни то ни другое не спасало. Все трупы, которые мы передавали японцам, они тут же сжигали прямо на наших глазах. Трупы, трупы, трупы, ну и времечко…

В тех окопах мы просидели еще пять месяцев. Ждали провокаций. Причем, на зимние квартиры уходить не разрешалось. Мы обычно зимовали на станции Славянка. На дальнем Востоке тогда были сплошные гарнизоны. После событий Хасана срочно построили железную дорогу, а станции называли именами погибших солдат и командиров: Барабаш, Славянка, Бамбурово, Гвоздево, Посьет. В Барабаше, к примеру, я оканчивал пехотное училище. (Бамбурово - мл. политрук Бамбуров С.Н. (ГСС от 25.10.1938) погиб в 1945 году, Гвоздево – политрук Гвоздев И.В. (ГСС посмертно) погиб на сопке Заозерная 7 августа 1938 года, Барабаш - основано в 1884 году, названо в честь генерала от инфантерии, сенатора Барабаша Якова Фёдоровича. Прим. – С.С.)

Что из себя представляли зимние квартиры? Полк зимовал в двухэтажных казармах из красного кирпича дореволюционной постройки. Летом жили внизу, а на зиму перебирались на второй этаж. Печки не топились совсем! Народу же много. Ну что вы, смеетесь, что ли? Окна даже не закрывали на шпингалеты, чтоб быстро выскочить из казармы во время тревоги. Граница же рядом! Наш полк, например, поддерживал 17-ю погранзаставу.

Это сейчас в армии есть оружейные комнаты, электрическая сигнализация и еще «черта лысого». А тогда не-е-е-т! Что ты. Винтовки стояли в пирамидах. У каждого было по две гранаты, да два подсумка боевых патронов. Носили их на учениях, на стрельбище - и ничего не случалось. А сейчас ты им дай боевые патроны или гранаты, так они живо друг друга перестреляют. Вот ты представь, на заставе служит восемнадцать пограничников, а они должны охранять участок границы в 25 километров. Как делалось? Каждый день на лошадях они объезжали этот участок, и каждый день от нашего полка им в помощь придавалось отделение. Мы дежурили в секрете, обходили с ними участок и прочее. Мне лично это дело нравилось. У пограничников было хорошо. В два-три ночи зайдешь на заставе в столовую, а там пара столиков и на них в любое время суток что-то есть покушать. И всегда всё горячее. Компот хочешь? Пожалуйста, тебе. Еще мы принимали участие в работах по укреплению границы. Копали окопы, натягивали проволоку, сооружали доты. Глянешь вдаль – доты, доты, доты, доты… Тогда было очень много нарушителей. Бывало, тревогу объявят: хватаешь одежду, винтовку, прыгаешь прямо в окно, а одеваешься уже на улице.

- Вам лично приходилось ловить нарушителя?

- Было дело. Один раз.

Как-то строили окопы отделением, а на дереве сидел наблюдатель с пулеметом. Это обязательно! Раздетые по пояс, ковыряемся в земле. Винтовки рядом в козлах. Вдруг наблюдатель дает сигнал тревоги - «Японец!» Похватали винтовки, побежали брать его. Смотрим – действительно идет, причем идет прямо на нас. В фетровой шляпе, брюки со стрелочками и чемоданчик в руках. Все столпились вокруг него, разглядывают. Подъехал командир отделения, приказал: «Бери трех человек и отправляй на заставу!» - «Так точно!»

Сдали нарушителя начальству в полевом лагере. Потом оружие почистили, да еще чего-то поделали. Через пару часов гляжу – он с начальником заставы сидит в беседке, чай пьет. А дня через два назад идет, но уже на пару с пограничником, и мне как старому знакомому подмигивает…

Я должен был демобилизоваться в 39-м, тут вдруг Тимошенко назначают наркомом обороны, вместо Ворошилова. А он сержантам год добавил! А-а-й, такое настроение сразу…

Вызывают меня и еще троих в штаб полка, к тому времени я уже был старшиной, носил в петличках четыре «штуки», спрашивают: «Ребята, хотите в пехотное училище?» Должен тебе тебе сказать, что семья у нас была бедная. Воспитывался я в детском доме, потому как будучи еще маленьким пацаном убежал из семьи. Беспризорничал, воровал, хулиганил. Так что некуда мне было возвращаться… Подумал-подумал, и решил пойти в пехотное училище. Хм… Я, когда еще сержантом был, десяток этих лейтенантов за пояс бы засунул… Что ты смеешься? Не, ну серьезно, нас же гоняли в хвост и в гриву. Я по азимуту ходил (загибает пальцы), карту знал, японскую территорию знал, их тактику знал, из разного оружия стрелял, да что ты… А сейчас на Украине лейтенанты м-да… Ну их, давай дальше.

Зачислили нас в полковую школу. Там прозанимались восемь месяцев, а выпуск состоялся 16-го июня. Учителя? Кадровые военные были. Хорошие, но никого не помню по именам. Что ты, столько лет прошло. Даже начальника училища не помню. Помню лишь, что гоняли нас, дай бог. Всё выжимали из нас. Стреляли на стрельбище чуть ли не каждый день. Я, скажу тебе, снайпер высшей категории. В 43-м был командиром снайперской роты. А одного немецкого умника подстрелил в… Ладно, давай вернемся к окончанию училища.

Вот слушай. Обучение закончилось. Мы надели парадную форму: сапоги сверкают, ремни скрипят, кубики в петлицах, ох, что ты… Когда идет выпуск из училища, все девки слетаются как мотыльки. О-о-ох… Ну, не мне тебе объяснять про это дело. В воскресенье с девушками мы пришли в парк. Лето, музыка, мороженое, вокруг улыбки, глаза сверкают у всех… Вдруг нам кто-то говорит: «Товарищи командиры, всем явиться на новостную площадку…» Сирена завыла, связные бегают. Мы сначала равнодушно отнеслись, мол, опять комиссары будут болтать. Хотели не ходить вовсе, но потом решили перестраховаться. А там уже: «Гарнизонная тревога! Германия вероломно нарушила границы Советского Союза… Война!»

В училище всех построили, каждому вручили документы с назначением. Я попал опять в свою часть.

Появляемся в полку, а там никого нет кроме охраны. Вся армия на пограничных позициях. Мы пешочком прошли к границе 50 километров, для нас это не расстояние тогда было. А там уже японцы шевелятся – все знают суки. Тоже войска подтянули, территорию просматривают. Вот сейчас говорят: «Япония не собиралась нападать и не воевала, как, к примеру, Италия». Но ведь они же оказывали косвенную помощь Германии. Целую армию держали на границе! И это в то время, когда резервы были нужны как воздух. А уйти мы не могли, кто бы их там сдержал в случае чего? Там же стояла миллионная Квантунская армия!

Месяца с два мы проторчали в дотах на границе. Потом подошла смена – «старички» из резерва. Нас отвели в Бамбурово, подходит эшелон, тут же погрузка и на запад. Вся 4-я Армия направляется под Ленинград.

(В течение трех суток один за другим отправлялись эшелоны с войсками 92-й дивизии. А всего 29 эшелонов (ЦАМО, ф.318, оп.4651, д.13, л.1-3,18,28). В военном билете Михаила Дмитриевича указан 203-й полк, 92-я [С]трелковая [Д]ивизия 59-й Армии. 92-я СД формировалась на основании приказа командующего ОКДА от 16 апреля 1936 года на базе Барабашского УРа, 40-й стрелковой дивизии и иных частей и соединений Приморской группы; 28 ноября 1936 года формирование было завершено. На 22 июня 1941 года находилась на Дальнем Востоке, на охране государственной границы южнее Барабаша в районе западнее Славянки и побережья залива Петра Великого. 15 октября 1941 года начала погрузку в эшелоны на станциях Славянка и Раздольное.

Спешившая на фронт 92-я стрелковая дивизия представляла собой мощное, кадровое общевойсковое соединение. На вооружении частей имелись 60 танков Т-26, свыше 40 – 45-миллиметровых орудий, 140 пушек, гаубиц и минометов калибра 76 – 152 миллиметра, почти 170 станковых и 250 ручных пулеметов, 20 счетверенных зенитных пулеметных установок, 8 – 76-миллиметровых зенитных пушек, а также крупнокалиберные пулеметы, броневики, мотоциклы и другая военная техника. Сильными были и стрелковые роты. В каждой из них – более 100 человек, 2 станковых и 9 ручных пулеметов, 50-миллиметровые минометы, самозарядные и обычные винтовки. Дивизия была полностью укомплектована по штатам военного времени. Она имела более 13 тысяч человек, из них 3 тысячи приписного состава. Весь личный состав прошел хорошую военную подготовку. Кадровые воины – это преимущественно сибиряки и дальневосточники, а приписники – приморцы. Политико-моральное состояние личного состава было высокое. Все красноармейцы, командиры и политработники прониклись жгучей ненавистью к фашизму. Значительную прослойку личного состава составляли коммунисты и комсомольцы. Членов и кандидатов в члены ВКП (б) насчитывалось 1250, а членов ВЛКСМ - 4062 (ЦАМО, ф.318, оп.4651, д.13, л.1-3,18,28). Прим. – С.С.)

Два паровоза, впереди груженая платформа на случай диверсии. Полетели с дымом-гарью через всю страну, только станции мелькают. Проскочили за шесть суток до станции Хвойная под Ярославлем! (Станция Хвойная. Новгородская обл. Расстояние до Ярославля 340 км, до В.Новгорода – 180км. Прим. – С.С.) А недавно я ездил во Владивосток на фирменном экспрессе за семь дней и два часа. И это фирменный поезд называется! (Первые эшелоны дивизии начали прибывать 30 октября 1941 года на станции: Тальцы, Хотцы, Неболчи и с колёс вступали в бой с 20-й моторизованной дивизией за деревню Петровское. С этого времени, вплоть до середины декабря 1941 года, дивизия ведёт бои юго-восточнее Будогощи… 3 ноября командир 92-й стрелковой дивизии полковник А.Н. Ларичев срочно отдал первый боевой приказ, которым были определены задачи частям. 203-й полк – авангард дивизии выступал по маршруту Хотцы, Шарья, где и сосредотачивался к 14-00 4 ноября. К исходу 5 ноября он должен был овладеть Крестцами и действовать далее на Гремячево. Прим. – С.С.)

Разгрузились на станции. Дальше нельзя, дальше немцы. На станции паника, бардак. Командование хлестко рубит приказами. Дублирую их резкими короткими командами. Пошли. Продираемся по снегу сквозь непроходимый лес. Ветки, сугробы, заросли, лес, лес, лес… Плевать - ломим, не обращая внимания. Впереди уже громыхает. Перед нами мелькнуло наше боевое охранение. Хорошо. В случае чего, они свяжут немцев боем и дадут батальону развернуться. Начинаю раскачивать-накручивать себя перед боем. Рубанул командой: «Р-р-развернулись в цепь!» Уже потряхивает от возбуждения – «Сейчас, сейчас. Уже скоро…»

Перед нами районный центр, тьфу, забыл название. Вроде Крестцы. Там трещит, что-то рвётся, пулеметы захлебываются.

И вот он бой! А они твари, получается, жмут нас уже на Ярославль. Всё, отступать некуда. Смотрим – «старики» бегут без оружия. Ёб твою мать!

- Куда?! Чего?!

- Да немцы гонят. Ужас!

- Где винтовка сука?!

- Вя-а-а-й, ё-ой, не знаю.

- В строй гад! Становись без винтовки. Застрелю старая блядь! Твою-бога-душу…

Бой! С ходу ворвались в Крестцы (?). Там труп на трупе, да в обнимку. Бой в населенном пункте, это я тебе скажу… Вот тут у нас заиграла кровь, мы стали звереть. Они, тоже черти упрямые, не отходят. В общем, пленных никто не брал… После штурма от нас осталась половина, но и немцев наваляли в три наката…

(1-й стрелковый батальон 203-го полка капитана Сергиенко шел в голове главных сил. Продвигаясь в направлении Шарья, Смолино, он сбивал охранение и разведку противника. Его головная походная застава в составе 2-й стрелковой роты старшего лейтенанта Голубничего 5 ноября во второй половине дня подошла к Дидлово. До деревни было метров 500 – 600. Разведка доложила – солдаты противника шарят по домам, тащат продукты, ведут беспечно. Организованной обороны не установлено…

Противник в Дидлово был захвачен врасплох. Заметив атакующих то в одном месте, то в другом месте, он пытался пулеметным огнем сдержать их… В Дидлово были захвачены 2 штабные машины, 5 минометов, орудие, 8 пулеметов, около 30 винтовок и автоматов. Во 2-й роте потери были небольшие. Цит. ЖЕРТВУЯ СОБОЙ. Очерк о боевом пути 92-й стрелковой дивизии. П.В. Масленников, К.Е. Карцев, П.Т. Сагайдак, М.: Воениздат, 1989. – 216 с.: 4 л. ил. ISBN 5-203-00558-3)

А в Крестцах (вероятно все-таки в Дидлово - прим. С.С.) в основном деревянные дома. Пожары вокруг, все в дыму, да тут еще командира роты убило. Принял командование на себя. Со мной два связиста, пытаюсь руководить боем. Это сложно. Людей не видишь, кто где. Перепрыгиваю через изгородь, упал, побежал по чьему-то огороду. Эти двое за мной – провода тянут. Иду вдоль стены дома, вижу лестницу на второй этаж. Из окна, с автомата, мне аж в нос пороховая гарь ударила – очередь в упор! Обожгло руку и отбросило её. Рукав дымится, вата вылезла. Прижимаюсь к бревнам - он из окошка с автомата сечёт, пытается достать нас. Гранату ему туда. Связист подбегает, широким замахом забрасывает еще одну, плюхается носом в снег. Стоявший позади второй связист резко отодвигает меня, добавляет им третью. Там грохает: рамы в щепу, в ушах звон. Вбегаем в комнату, там трое лежат в лужах крови – осколками порублены. Двое - на куски, один - хрипит. Облегчили его, чтоб не мучился…

Я разделся, руку осмотрел. Нормально. Только обожгло чуток. У нас уже были телогрейки, ватные брюки. Одеты мы были неплохо, только вот вшей навалом. А у них шинельки такие, что на просвет можно было газету читать. Опять смеешься? Честно…

Выбили мы их с Крестцов (?), заняли оборону. Начал прибывать полк, эшелон за эшелоном. Перед нами нейтральная полоса, вся завалена трупами, повозками какими-то, лошади валяются, танки побитые. Мы в лесу, а они в деревне. Им в домах тепло. Мы же начнем костер жечь, так они сразу накрывают минометным огнем. Бьют собаки. Да снайпер еще появился у них. Старшина побежал. П-фух! – выстрел. Руками взмахнул и на бок в снег – готов… Откуда?!

Вызывает меня комбат Мальцев. Младший лейтенант, а уже комбат! Грамотный мужик, хороший командир, дальневосточник. Он перенаправил меня к комполка. Захожу в блиндаж, тот даже не смотрит на меня.

- Товарищ подполковник, лейтенант Болтянский явился по вашему распоряжению.

- Вот что. Или кубики будешь носить, или под военный трибунал.

- Не понял товарищ комполка.

- Ты ж на снайпера учился?

- Так точно. Сейчас исполняю обязанности командира роты.

- Он же проходу никому не дает, совсем обнаглел. Так вот тебе простой приказ. Раз ты снайпер, тебе и уничтожить его. Понял?

- Так точно!

(Враг освещал местность ракетами, прикрывал подступы к деревне огнем из пулеметов, артиллерии и минометов. Разрывы снарядов и мин были непривычными для дальневосточников. Еще необстрелянные, они осваивали боевую обстановку. Чтобы сберечь себя, они обязательно окапывались. Кроме того, это хоть как-то согревало легко одетых бойцов. ЖЕРТВУЯ СОБОЙ. Очерк о боевом пути 92-й стрелковой дивизии. П.В. Масленников, К.Е. Карцев, П.Т. Сагайдак, М.: Воениздат, 1989. – 216 с.: 4 л. ил. ISBN 5-203-00558-3)

У нас в роте был снайпер по фамилии Карагоз из Пензы. Мы с ним поначалу наблюдали. Потом на ночь стали выползать на позиции. Вечером покушаем, покурим и караулим его. Днем спали как мертвые. Займем место, смотрим до рези в глазах. Тишина! Оказывается, этот паразит сменил участок и там щелкает их как куропаток. Решили дожидаться его на нашем участке. Что-то долго мы его ждали. Вдруг как-то Карагоз говорит: «Товарищ лейтенант, огонек! Явно видел, ей-ей не показалось. Видите танк? Правее него на 30 метров. Там две лошади дохлые. Помните? Так… Чуть позади них еще одна. Ее похуже видно. Вот точно на ней видел!»

Всё, тут уже только этот сектор смотрим. Винтовочки переложили, прицелились. А у меня японская винтовка была - хорошая вещь. Оптический прицел маленький, зато 6-кратный. У нашей же оптика здоровая, но лишь 4-кратная. Я ему еще помню, приказал: «Ты пока не стреляй, если что меня подстрахуешь!» Вдруг вспышка и кто-то в наших окопах заблажил. Я тут же по этой вспышке дал… Молчок. Все, понятное дело, ждут. Сначала каску ему выставили. Тишина. Потом один вылез из окопа. Ничего! Что делать? Надо бы его взять, может раненый лежит. Пять человек разведчиков ушли проверять. Ждем… Притащили лошадь! Чуть позже еще двое волокут труп немца. Стали смотреть в окопах. Никакая не лошадь, а бутафория! Шкура выделана и обтянута по деревяшкам. Прорезь сделана, патроны лежат, харч запасен. Доложились наверх.

Но я не взял на себя. Отдал Карагозу. Мне досталась медаль «За боевые заслуги», а ему дали орден «Красной звезды».

- Почему записали на Карагоза?

- Да не взял и все. Отдал ему. Не знаю, почему тогда так решил.

- Где Вы взяли японскую винтовку?

- Еще на Хасане, у мертвого японца. Она потом хранилась в части.

- Как был одет снайпер?

- Что значит, как одет? В форму. Как еще?

- Почему не носите «За боевые заслуги»?

- Документы на нее так и не выправил. Многие получали медали прямо из рук начсостава. Потом надо было заниматься подтверждением, а мне не до этого было тогда. Пусть как память лежит. А без документов медаль носить не солидно.

А 6-го ноября рано утром на рассвете без артподготовки мы пошли в наступление. Взяли населенный пункт и меня там ранило. Осколком перебило кость ноги. Это считалось легким ранением.

(В течение ночи на 6 ноября 1-й и 2-й батальоны 203-го полка заняли исходное положение по юго-восточной опушке леса для наступления на деревню Бережок. Утром батальоны капитанов Сергиенко и Кошкина после непродолжительного огневого налета нашей артиллерии и минометов по Бережку с ходу пытались овладеть им. Противник встретил атакующих мощным огнем из всех видов оружия. Наши батальоны понесли потери и вынуждены были отойти в исходное положение. Подразделения 3-го батальона разделяло от фашистских танков метров 400-500. Между ними была пойма реки Шарья... Роты развернулись в цепь и ощетинились штыками. Пулеметы были готовы открыть огонь по щелям танков и по позициям минометов.

Атака 3-го батальона началась бесшумно, когда на противоположной стороне Бережка разгорелся сильный бой.

Вначале фашисты не заметили идущих по снежному полю бойцов, а затем обрушили по ним из танков шквал огня. Цепь начала разваливаться. Атака сорвалась. Горели копны с сеном, за которыми укрывались воины, метались раненные. Дым позволил оттянуть личный состав рот в лес, вытащить раненых. Командиры опасались, что немецкие танки пойдут в контратаку и завершат уничтожение батальона. Но враг почему-то этого не сделал.

1-й и 2-й батальоны после короткого артналета атаковали фашистов и сломили их оборону перед юго-западной окраиной. Но были остановлены сплошной стеной огня пулеметов, минометов, артиллерии и танков непосредственно из деревни. Стрелковые роты поддерживали 10 танков Т-26. однако они застревали в сугробах и становились мишенью для вражеских орудий. Цепи медленно шли, утопая в снегу. Вскоре противник подбил четыре наших танка, а роты залегли у деревни.

Последовал мощный огневой налет. 1-й и 2-й батальоны 203-го полка, усиленные танками 388-го танкового батальона, ворвались на западную окраину деревни и лесные высоты… Воины захватили большие трофеи, в том числе 5 исправных танков, которые оказались без горючего… Вероятно, упорство фашистов в обороне объяснялось тем, что они стремились уберечь танки до подвоза горючего.

Прорыв позиций врага под Бережком дал войскам ценный опыт. Командиры убедились, что наши стрелки не обучены ведению огня на ходу при атаке, артиллерия чаще стреляла по площадям, чем по целям, слабо применялся маневр силами и средствами… В ряде случаев из-за отсутствия опыта наши потери были неоправданными. ЖЕРТВУЯ СОБОЙ. Очерк о боевом пути 92-й стрелковой дивизии. П.В. Масленников, К.Е. Карцев, П.Т. Сагайдак, М.: Воениздат, 1989. – 216 с.: 4 л. ил. ISBN 5-203-00558-3)

Опять я попал на станцию Хвойная, там меня погрузили в санитарный поезд. Пока везли в Ярославль, наложили гипс. Но загипсовать загипсовали, а окно кто будет делать? Так чешется, что хоть на стенку прыгай. В эвакогоспитале на Урале уговорил врачей разрезать гипс, а там уж черви кишат, да нога еще неправильно срослась. Ну, поломали снова ее…

В общем, я пролежал до 30 декабря. После выписки получил направление в Уральский военный округ.

Вдвоем с каким-то лейтенантом добрались до станции Нижний Уфалей, устроились на квартире. Пару дней побездельничали. Какая дивизия, какой полк? Что ты, никого! На второй день прибывают трое: командир полка, его заместитель и комиссар. Объясняют, что здесь будет формироваться новая дивизия. С чего начать? Для начала решили организовать столовую. Ее разместили в церкви. В алтаре кухню обустроили, притащили баки, дрова. Тут уже и люди стали прибывать. Хочу добавить, тогда был приказ Сталина об освобождении всех желающих защищать Родину заключенных со сроками менее 6 лет. Но не путай их со штрафниками. Уголовники предателями не считались. Несудимыми ранее были только сержанты и командиры, остальной же контингент был на 100 процентов с тюремным стажем. Вот стали прибывать, а размещать-то негде… Намаялись с ними, конечно.

Формировались усиленные роты по 205 человек. Четыре взвода по 50 человек. Плюс командир взвода с замполитом. Это уже 202. Еще старшина и писарь – 204. Санинструктор – 205-я. Москва разрешила делать четыре батальона вместо положенных трех! Никогда такого не было раньше. Вот ведь, сколько народу по тюрьмам сидело.

Ну, стали потихоньку заниматься с ними. Вдруг появляется Ворошилов. Он тогда уже докатился до должности инспектора по формированию воинских частей, был со всех постов снят, как ты знаешь. Два раза я его видел. В этот раз и потом – в Саратове после ранения.

Уже надо бы отправляться на фронт, а оружия нет, обмундирования нет. Построили их на площади. А морозище! Он посмотрел-посмотрел, распустил их по казармам… Понятное дело – такая унылая картина.

Дней через пятнадцать приходит эшелон с обмундированием. Да с каким… Из неприкосновенного запаса. Там и яловые сапоги, и телогрейки с ватными брюками, и безрукавки на заячьем меху, и зимние шапки для командного состава, и рукавицы. Рукавицы не обычные, а с двумя вязаными пальцами, чтобы удобней было стрелять. В общем, одели их от и до!

Ночью скрытно погрузились в эшелон. Ну, раз так тепло одели, значит на север. А нас вдруг поворачивают на Поворино (станция в Воронежской области - Прим. С.С.) Куда же повезут? Сталинград, Воронеж или Москва? Стоим, никто ничего не понимает. Вдруг по эшелону пронеслось – Купянск! В Купянске стали выгружаться, и в нем нас уже бомбили. Тут пронесся слушок, мол, шлепнули начальника станции, потому как он был шпион и по прибытию войск давал сигнал немцам. Хорошо еще, мы быстро сгрузились, поэтому никто не погиб.

Пока шли маршем, останавливались в деревнях, занимались, стреляли. Надо же было их обучить хоть немного. Долго что-то мы шли. Меня с ротой послали вперед в боевое охранение. А батальон двигается сзади метрах в семистах. Последний пункт, который был нам указан на карте, это – село Комсомольское (?). Оно находится на берегу Северского Донца между Верхним и Старым Салтовым. Хорошее село, утопает в садах. Всё цветет, красота…

Ну что? Май месяц. Идем по дороге, пылим. Подошли к развилке. Тут меня останавливает патруль. Рассматриваю их: повязки на рукавах, палатка стоит. Проверили мои документы.

- Товарищ лейтенант, вам влево.

- Моё направление - Комсомольское.

- Выполняйте приказ!

- Так точно!

Я остановил роту, сделал вид, что проверяю колонну, а сам послал связного к комбату. Вдруг появляется батальонный «смершевец» с отделением солдат. А у него права как у генерала!

- В чем дело?

- Получил приказ сменить направление.

- Что?! Да это шпионы блядь! Арестовать немедленно!

Патруль сразу в лице изменился. Тот, что отдавал мне приказание, за кобуру было хватился, да какое там. Столько народу, разоружили их сразу. Ты понимаешь, весь полк пошел бы в ложном направлении… Вот я бы пошел и все. За мной батальон, за батальоном полк. И всё, наделали бы дел…

До Комсомольского оставалось полтора километра. В селе остановились на отдых. Пришла повозка с подарками от населения. Мне дали десять штук на взвод: варежки, платочки, кисеты с махоркой и прочее. Разделили на всех.

Потом были бои местного значения в районе известковых горок. Нам поставили задачу: выдвинуться к высотке занятой немцами и атаковать ее. Мы их атаковали с трех сторон. Вот врезался в память такой момент. Немцы бегут, а у них сапоги такие страшные, тяжелые. В сапогах магазины от автоматов. Они на ходу скидывают сапоги и тикают вниз. Мои «тюремщики» кто свистит, кто улюлюкает, кто стреляет. Я с комиссаром тут же по землянкам пошел. А там … свечи горят, вино стоит. Мы давай с ним сразу бутылки колотить, на случай если вино отравленное. А то контингент тот еще, сам понимаешь. Если уж они этиловый спирт жрали, то им это вино, даже если и отравленное - семечки… Тут прибегает старший сержант: «Товарищ лейтенант, там немец пленный!»

Подхожу – они окружили его со всех сторон. На земле лежит, озирается как загнанный волк раненый обер-лейтенант. Ему, видишь ли, задницу осколком продырявило, и он, поэтому убежать не смог. Я протиснулся сквозь толпу, гаркнул своим: «Ну-ка тихо! Это пленный! Чего ржете как жеребцы? Позовите санинструктора!» А немец еще совсем молодой парень, лицо в пыли, мокрые волосы. По лицу со лба течет пот и оставляет следы, а глаза злющие-злющие. Присел, рассматриваю его… Он вдруг как плюнет блядь. Да прямо в лицо! Мои черти поначалу аж замолкли, а потом давай гоготать. Я встал, рукавом лицо вытер, думаю: «Ах, ты сука!» Один солдат взял, штыком его к земле приколол. Он как уж вокруг палки завертелся. Тьфу, противно. Я не выдержал, заорал: «Вашу мать, пристрелите вы его! Нельзя же так!» Им как с гуся вода – стоят, гогочут…

По полку тут же всем стало известно, что лейтенанту в морду харкнул немец. Комполка не поленился, заехал к нам. На меня смотрит, а сам от смеха с трудом сдерживается:

- Ну как Вы лейтенант? Как ваше психологическое состояние?

- Все в порядке товарищ командир полка.

- Может Вас на отдых отправить?

- Никак нет!

Ну, и смех и грех…

И, по-моему, прямо на этой высотке мы встали в оборону. Меня после гибели комбата поставили командовать батальоном. На тот момент мы были переподчинены 38-й армии, командовал которой генерал-лейтенант Москаленко. Он как-то раз появился в расположении полка. Идет со свитой по окопам. Я представился командарму, отрапортовал, в двух словах обрисовал обстановку: «Разведка то-то, противник то-то, а мы вот то-то. Москаленко повернулся к свите: «Какой молодец комбат. Комполка, даю 20 минут на то, чтоб он был чисто выбрит и пах одеколоном. Понял?» - «Есть!» А я оброс, обовшивел, ой… Как бриться? Бритвы нет ни у кого. Мои «чудики» нашли бутылки, поколотили их и давай меня брить. Помочат в воде, опять скоблят. Изрезали всего, бляха, но побрили. Кровь течет, тьфу… Комполка бежит с проверкой, как глянул: «Ёб твою … да-к ты что ж? А-а-а, черт криворукий!» Я только руками развел. Ему там хорошо в штабе, а мне бутылкой брейся. А эти мои зеки на второй день учудили.

Рядом с нами стояла морская пехота. Артисты еще почище моих… Утром смотрю – кое-кто из моих форсит в обмундировании флотских товарищей. Стал разбираться с ними. В карты играли блядь! Ты подумай, раздели морячков догола… Они выделили мне телохранителя. Был такой у нас татарин Умеров. Комиссар песочит меня на собрании: «Вот смотрите, Болтянский взял себе телохранителя. Он же тебя в спину штыком в первом же бою! У этого твоего Умерова три судимости, чтоб ты знал». – «Я им всем доверяю. Они все вступили в комсомол!» Ха-ха…

- Хорошо зеки воевали?

- Нормально. Они не предатели, они - воры. У нас был один «артист» по прозвищу Ванечка. По-моему дважды судимый. Я иду по окопу, а он спит. Спрашиваю командира взвода: «Почему он спит?» Умеров мне начинает объяснять: «Товарищ лейтенант, он в карты проиграл. Его заставили ночью сходить к немцам. А в доказательство, что он там был, надо принести что-то из вещей. Сигареты, хлеб или еще чего». Самое главное Умеров уже в курсе дела. Тот еще жук был. Всегда при сигаретах, алкоголем слегка попахивает. Один раз притаскивает мне суп. Вылавливаю ложкой мясо. Вот такая зараза шерсть! (Показывает пальцами примерно 3-4 см). Ты подумай, где-то сперли свинью.

14-го числа пошли в наступление. Мы отчаянно рвались к Харькову. Застряли у какого-то небольшого населенного пункта. Стоит колокольня. На ней пулемет. Блядь, бьет так, что головы не поднять. Цепи залегли. Бьет, бьет, бьет…. Не дает подняться-а-а, не дает! Думаю: «Добраться бы до тебя, голыми руками бы разорвал!» Побежал направо, немцы обрадовались, бросили по мне пару мин. Я с разгону носом в воронку – шлеп! Что делать? Через некоторое время ко мне в «гости» переваливается тип в кожанке. Гладко выбрит, лицо приятное, открытое. В общем, девкам такие нравятся.

- Ну, чего приуныл лейтенант? Как дела у тебя тут?

- Да какие на хер дела. Башки не поднять. Долбит с колокольни.

- Ладно, не бзди пехота, сейчас решим.

Улыбается мне во весь рот, а зубы белые-белые. Выпрыгивает из воронки и зигзагом бежит к следующей. Ну и всё, ушел. Больше я его не видел. Через некоторое время у меня вдруг мурашки по коже. Прямо над нами диким воплем вспороло воздух: «В-у-у-у, в-у-у-у-у, в-у-у-у, в-у-у-у…» Ёб твою мать, волна огня! Смотрю – колокольня утонула в клубах разрывов. Доски, кирпичи, деревья, земля – все полетело в стороны. Пыль оседает, а колокольни нет (смеется). Вот так тип в кожанке! Я так для себя понял, что это был командир дивизиона «катюш».

Стали нам ставить задачи по захвату объектов в Харькове. Мне показывали фотографии объектов, которые я должен был взять: вокзал, с правой стороны стеклянный почтамт и управление железной дороги с левой стороны. Такое серое, каменное здание.

Говорят, в Харькове есть район Холодная гора. Там группировался немецкий танковый корпус. Вот он как дал по нам! Перед Харьковом были бетонные каналы. Мы в них сидим, а на нас идут танки и чуть позади пехота. И как она нужна, так артиллерии нет. Мы что можем? У нас же винтовки! Да что тут говорить…

Нам был намечен сборный пункт за Северным Донцом. Побежали к реке. Переправы нет. На чем плыть, как? Кто за бочку, кто так, тьфу… Беда. Командира полка нет, комиссара нет, начальника штаба нет. Собралось, наверное, человек сто пятьдесят.

- 150 человек из полка?!

- Да, не больше. Так окружение же… Ну слушайте, там же попало около сорока пяти тысяч в окружение. Мы вырвались, а сколько осталось…

Снова переформировка. От моего батальона осталось человек семнадцать. Получили немного пополнения, пошли снова отбивать Салтов. И вот здесь меня ранило в голову. Тяжело ранило. Осколком. Пластинка теперь стоит в черепе. Каждые пять лет я езжу во Владивосток, там мне меняют пластиночку. Здесь в Крыму я боюсь это делать. Там уже привык, всех знаю. И они меня знают, я же служил там долго.

А тогда меня и еще одного раненого на кукурузнике повезли в Воронеж. В Воронеже сели, почему-то не разгружают. Пришла телеграмма о том, что единственный «черепник» Юго-Западного Фронта находится в Саратове. Опять самолет, а в Саратове сразу на стол. Три раза меня резали.

Многие сохранили свои справки о ранениях, документы, фотографии. А с меня срезали гимнастерку и вместе со всеми документами выбросили. Какие справки?.. Кто знал тогда, что я до пенсии доживу. Боже мой… Вот у дальней артиллерии есть справки. Или у летчиков. Танкисты? Это тоже смертники. А у нашего брата из пехоты, это… Да что тут говорить.

Как делали мне операцию, не знаю. Помню, что набили полный рот ваты. Стали мне голову долбить Бог ты мой… Лучше умереть, чем второй раз выдержать такое! Словно душу из тебя выколачивают… Я еще сестру взял за руку. На второй день она зашла ко мне, а у нее запястье черное…

Почти четыре месяца там провалялся. Заново учился ходить, есть, говорить.

Весной вывели меня на солнышко. Озираюсь вокруг – кто, чем занят. Кто у стенки стоит, кто курит, кто в домино режется. Вдруг шепоток пробежал: «Ворошилов! Ворошилов!» Один день он лежал в госпитале. Был проездом, но его чего-то с сердцем прихватило. Все встали, кто смог, конечно. Он замахал руками: «Сидите, сидите! Как у вас дела?» - «Хорошо, товарищ маршал!»

После выписки меня направили в Балашов. Болтался в лагере, где формировались маршевые роты. Какой-то майор отправил меня в учебный батальон командиром взвода. Я возмутился: «Товарищ майор, я округом назначен командиром роты. На фронте командовал батальоном! Я провинился у Вас?! Почему Вы меня понижаете?! А если не нужен, отправляйте меня в округ!» - «Ладно, не горячись. Приходи вечером». Такая обида меня взяла, ничего не мог делать, ходил ни с кем не разговаривал…

После этого лагеря попал в город Вольск. Там при ШМАС открыли снайперские курсы. Меня назначили командиром снайперской роты. Готовили сержантов-снайперов. Девками командовал! Ну, блядь лучше тысяча зеков, чем десять баб. То слезы, то еще чего… Ой… Выдали винтовки. А СВТ, я тебе скажу, полное говно. С фронта их выкинули. Ствол мягкий, боек мусор. Четыреста выстрелов и все. То ли дело трехлинейка! Боек выкрутишь, он как новый. Все пробивает как шило.

Шесть месяцев их учили. Ну что? Можно сказать пятьдесят на пятьдесят. Половина могла воевать, а половина научиться стрелять так и не смогла. С винтовкой надо нежно обращаться. Только ее пристреляешь, они на тактику сходят и все, опять пристреливай.

Приехала инспекторская проверка. Возглавлял ее маршал Кулик. Два артиста: Кулик да Ворошилов. Кулик приехал к нам уже генерал-майором (смеется). (16 февраля 1942 года Верховный Суд СССР приговорил лишить Кулика Г. И. званий Маршала и Героя Советского Союза, а также лишить его орденов и медалей Союза ССР. Кулик Г. И. обратился в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой об отмене приговора. Президиум отклонил просьбу Кулика Г. И. и 19 февраля 1942 года вынес следующее постановление: "В соответствии с приговором Специального присутствия Верховного Суда СССР лишить Кулика Г. И. воинского звания "Маршал Советского Союза", звания Героя Советского Союза, трех орденов Ленина, трех орденов Красного Знамени и юбилейной медали "XX лет РККА". И.В. Сталин, Сочинения в 16 томах, Том 15, ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СССР. Очень интересны предъявленные обвинения: «… установлено, что Кулик во время пребывания на фронте систематически пьянствовал, вел развратный образ жизни и злоупотреблял званием Маршала Советского Союза и заместителя наркома обороны, занимался самоснабжением и расхищением государственной собственности, … внося разложение в ряды нашего начсостава. Кулик Г. И., допустив в ноябре 1941 года самовольную сдачу противнику городов Керчи и Ростова, нарушил военную присягу, забыл свой воинский долг и нанес серьезный ущерб делу обороны страны - прим. С.С.) Нахал, хам – страшное дело… Мне досталось 3-е упражнение - это стрельба на 250 метров в мишень 20х20 сантиметров. Достаточно трудное упражнение. И вот тут я дал маху!

Два снайпера на линии огня. Ложится первый. Бах, бах – ноль! Ложится второй. Тоже ноль. Я уже мокрый лег к винтовке. Стреляю. Мимо, мимо, мимо… Подходит Кулик: «Как дела снайпера?» - «Товарищ генерал, плохо». Он как начал орать: «Снять с командования ротой! Снять со стрельбища! Устроили балаган».

Начали разбор. Называет мою фамилию - я поднялся. Как встал, так полтора часа и стоял, не садился. Я же не могу сесть без его разрешения! Потом он вроде поуспокоился: «Приеду еще раз тебя проверю. Садись!!!» Месяца через четыре снова приезжает проверка на выпуск роты. Кулика в ней, слава богу, не было, но и я уже серьезно подготовился: пристрелял пять винтовок, а свою поставил в ящик под стекло. Никто ее не касался! Я лезвие бритвы сбивал с сорока метров. Выбрала комиссия пять человек. А у каждого своя винтовка. Вот тут я схитрил. Они по двое подходят, а им пристрелянные винтовочки в руки. Отстрелялись на «хорошо»! На ха-а-р-а-ш-о! Командир полка меня премировал даже. Вот такое дело.

Был на курсах усовершенствования в Ульяновске. Потом снова поехал на Дальний Восток. Служил в морской пехоте Тихоокеанского флота. Демобилизовался в 1972 году. Заместитель командующего флотом помог получить квартиру в родной Феодосии. Вот такие дела, дорогой ты мой корреспондент. Приезжай ко мне летом в Крым. Бери детей, жену. Отличный отдых у нас. Что вы все по «Турциям» да «заграницам»? У нас же лучше. Не забывайте про нас!!!

- Спасибо Вам огромное, Михаил Дмитриевич.

Сердечно благодарю за организацию поездки в Крым Артема Драбкина, Юрия Трифонова, а так же Кальченко Валентину Антоновну за неоценимую помощь в организации встречи с ветеранами г. Феодосии.