Бригарь Виктор Васильевич

Родился я 15-го октября 1925 года на Украине. Село Хмелевое сейчас это Маловисковский район Кировоградской области. Семья у нас была небольшая: родители и трое детей. Я - самый старший, сестра Рая 1933 г.р. и брат Леонид 1936 г.р. Правда, после меня в 1930 году родился Александр, но он ещё маленьким умер от тифа.

Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни.

Что сказать, жили как все. Родители работали в колхозе. Обычная крестьянская жизнь.

Голод 1932-33 годов помните?

Мучились как и все, но в семье никто не умер, потому что у нас была корова. Только благодаря ей и выжили. А вот в селе умерло много людей. Идёшь по улице и видишь, что там под забором лежит человек, там, там… И людоедство было. Детям запрещали далеко отлучаться от дома, и по одному нельзя было уходить. Такого никогда не было. Но потом жизнь наладилась, и уже перед самой войной жили неплохо.

Помните, как узнали о её начале?

По радио, наверное, услышали. У нас к тому времени уже в каждый дом провели электричество, и висела такая чёрная сковорода. А день был, знаете, тихий, мрачный какой-то, и люди все ходили як убитые…

Когда фронт стал подходить народ стали гонять за 22 километра от нашего села на рытьё противотанковых рвов. Помню, старался, выкопал свою норму, а потом чуть не упал в него… А к вечеру налетели немецкие самолёты и стали нас бомбить. Но наши старания оказались бесполезными, потому что немцы обошли этот ров стороной, и пошли на Кировоград напрямую.

Уехать не думали?

А куда нам ехать? Да и немцы пришли так быстро, что мы и подумать об этом не успели. Ведь нас оккупировали уже в начале августа, как раз только начали косить хлеб. У нас в округе даже боёв не было, наши бегом ушли.

В последнее время принято представлять ситуацию так, что на Украине народ немцев с радостью встречал.

Нет, я такого не видел. Они же как хозяева себя вели. Сразу прошлись по домам. Забирали всё, что им нужно, никого не спрашивая. К нам в дом тоже заходили, лазили везде, что-то искали, но вроде ничего не взяли. У нас ведь коровы уже не было. Её при отступлении вместе с колхозными наши угнали за Днепр, и мы остались без ничего. В нашей районной больнице обустроили свой госпиталь. Но там раненых почему-то плохо кормили, потому что они ходили по домам и выпрашивали поесть. А где не давали, сами забирали.

Против активистов советской власти, коммунистов, какие-то репрессии проводили?

Председатель колхоза уехал, его не было. А старосту, которого избрали, он побыл год, но ему люди прямо сказали: «Если хочешь жить – уходи!» Хотя он ничего плохого людям не делал. Но ему же надо исполнять немецкие приказы, а людям это не нравится. Он ушёл из села, никто не знает куда, и больше не вернулся. Насколько я знаю, за время оккупации в нашем селе немцы никого не расстреляли, не повесили. Нет, втайне они что-то такое сделали, потому что полицаи рассказывали, что одного или двух человек немцы убили. Но кого и за что я не знаю.

А с евреями, допустим, как?

В нашем селе их немного жило, семей пять, и они все успели уехать до прихода немцев. А вот у жены в соседнем немцы всех забрали и расстреляли. И малых, и старых, всех…

Из односельчан кто-то стал сотрудничать с немцами?

Немного, но нашлись и такие. Потом этим полицаям, кто жив остался, всем дали по 25 лет. Человека три-четыре. Хотя к народу они нормально относились. То, что немцы им приказывали, делали, но не лютовали.

Рассказывает Раиса Николаевна Бригарь (Тупчий): Некоторые даже предупреждали заранее о том, что пришла разнарядка угнать столько-то человек. Одному-другому скажут, и от них уже все люди знают заранее. Поэтому у нас в Петроострове мало кого в Германию угнали.

А из вашего села многих угнали?

Всех, кто не смог спрятаться, всех подбирали и в Германию. Но многие потом вернулись. Вот у нас сосед – Павло Ковалёв 26-года, его угнали, и он только после войны вернулся. Рассказывал, что работал в хозяйстве у какого-то бауэра. Честно признался: «Если бы я там начал саботировать, меня бы сразу кончили. А кормили так, чтобы не сдохли и могли работать…» Но тем, кто оказался в хозяйстве у бауэра, тем полегче жилось. Там что-нибудь да покушаешь. А вот тем, кто попал на заводы, тем не позавидуешь.

А были такие, кто сам захотел поехать?

Я про таких добровольцев не слышал. Уверен, если бы такие нашлись, о них бы сразу раструбили на всё село. Наоборот, вся молодежь от немцев попряталась и убежала. Это началось уже во второе лето. В Златополье организовали лагерь и туда со всей округи сгоняли молодёжь. А уже оттуда эшелонами в Германию. Меня ведь тоже должны были угнать. Первый раз забрали, но я сбежал домой. Тогда отца прямо предупредили: «Или мы тебя расстреляем, или пусть он явится». И когда в такие условия поставили, или ты, или сын, он меня сам отвёз и сдал…

А я там переночевал, но когда нас по десяткам выводили, шурнул в темноту… Но дома я больше не появлялся. То в одной деревне переночую, то в другой, в третьей. Везде же знакомые, наши люди. Но чаще всего прятался у дедова брата в Орделевке, это в восьми километрах от нас. Сидел в погребе всё время. Он весь заваленный хворостом, и я думал – немцы даже не станут вытягивать, зажгут просто и всё… Ночь мог переспать в комнате, а утром обратно в погреб. А на улицу даже не выходил, чтобы никто из соседей не видел. Но и у него я не постоянно жил, набегами. Если немцы в деревню заедут, я сразу оттуда улетаю в другую. Так и спасался до самого прихода наших войск. Дома ни разу не был.

За счет чего жили в оккупацию?

Ну, как… Колхоз наш немцы не разогнали, а заставили работать. Но весь хлеб, что собрали, поездом в Германию отправляли. А людям ничего не платили, поэтому люди сами воровали и этим жили. Целый день работаем в поле, а ночью все с мешками в поле крадутся… Немцы выставили охрану, и ловили, и наказывали, и что хочешь, но всё равно воровали. А как же спасать семью?!

А в вашей округе действовали подпольщики, партизаны?

Партизанский отряд у нас был. Только не у нас, а в лесах. Мы про них не только слышали, но и видели. В декабре что ли 42-го через наше село проходило соединение Ковпака. На рассвете, прямо строем прошли и двинули на Западную Украину.

А вообще, в оккупации вы знали, что в мире творится, где фронт находится?

Знали, как же не знали? Во-первых, кое у кого остались радиоприёмники. Они хоть и дохлые, но всю обстановку на фронте мы по ним знали. Это вначале войны была неразбериха, всё же быстро менялось, а когда фронт обратно покатился, день и ночь у приёмников сидели. А от одного уже все знают.

Помните, как ваше село освободили?

Наши пришли весной 43-го. Это был конец марта, самая распутица, а немцы же все на машинах и как пошла оттепель, все машины застряли. По дороге на Умань всё побросали, и пешком бежали. Где-то что-то подожгли, взорвали. А вот госпиталь они заминировали, но взорвать не успели.

А как наши пришли, буквально через несколько дней началась мобилизация. Отца сразу мобилизовали. Он остался жив только потому, что попал в часть химзащиты. Так что отец вперёд пошёл, а я ещё два или три дня дома побыл.

А не знаете, сколько всего из вашего села призвали, сколько погибло?

Не знаю, не хочу врать. Но допустим, в классе нас примерно десять ребят училось. Так все повоевали, кто-то погиб, но большая часть вернулась. Ковалёв Иван Сергеевич вернулся. Он жил потом где-то под Киевом, в 80 лет ещё живой был. Тасенко Леонид тоже остался жив. В позапрошлом году только умер.

Волко тоже жив. Они с 24-го года.

Вот не вернулся Леонид … выскочила сейчас фамилия… Его при мне убило на Сандомирском плацдарме. Попал под артналёт при Стопницы. Мы пошли за «катюшами» вперёд, а их, раненых и побитых, вывозили на повозках. Я видел, как его положили и увезли…

Ещё Червяк Гриша тоже вернулся домой. (На сайте http://podvignaroda.ru есть наградной лист, по которому разведчик пешей разведки 39-го стрелкового полка 13-й Гвардейской дивизии гвардии сержант Червяк Григорий Иосифович 1925 г.р. был награжден медалью «За отвагу»).

Щербак Андрей вернулся с фронта без ноги. А один, забыл фамилию, вернулся без руки. Вот это те молодые ребята, с которыми я вместе уходил на фронт. У жены вот отец погиб.

Рассказывает Раиса Николаевна Бригарь (Тупчий): Отец два раза уходил на фронт. Як война началась, его призвали, но вскоре он вернулся. Где-то они попали в окружение, но утекли из плена.

А после освобождения, его не сразу призвали, потому что он работал директором МТС. А потом получилось так. Как раз жнива, и как раз дедушка умер, и отец остался на похороны. Но приихав инспектор, а отца на работе нет, и он приказал его перевести в другий район. Но отец сказал, что он никуда не поедет: «Лучше на фронт пойду!» И ушёл на фронт и не вернулся…

Единственное, что знаем, что он лежал в госпитале после ранения в руку. Потом его должны были выписать и все… Больше ни письма ни було, ничого… Только повестка пришла – «пропал безвести». (По данным сайта https://www.obd-memorial.ru Тупчий Николай Ильич 1908 г.р. числится пропавшим безвести с мая 1945 года.

На сайте http://podvignaroda.ru есть наградной лист, по которому командир отделения 2-й роты 32-го стрелкового полка 12-й Гвардейской дивизии красноармеец Тупчий Николай Ильич в феврале 1945 года был награжден медалью «За отвагу»).

Наградной лист на отца жены

Прошли комиссию и всех нас направили в сторону фронта. Дошли до села Валя-Гуцулово, это уже север Молдавии. Там в запасном полку простояли месяца два. Обучали нас всему, что должен уметь солдат: учились стрелять, в том числе из пулемёта, изучали новейшие автоматы, пулемёты. Даже фаустпатроны изучали. Обучались ночному бою, как обращаться с ножом. Кормили там хорошо, потому что эти места немец не успел разграбить. Местное население жило прилично и наш полк хорошо кормили.

А потом нас забрали в 13-ю Гвардейскую дивизию. Я попал в 42-й полк, которым командовал Герой Советского Союза Половец. В этом полку нас всех молодых: 24-й и 25-й год, отобрали в только что сформированную роту автоматчиков. Эта рота подчинялась непосредственно командиру полка, была у него вроде резерва, который должен закрывать все прорывы. Если 60 человек с автоматами ударят, да ещё с гранатами, там никто не устоит.

Днестр мы перешли в районе Рыбницы. Ночью переходили, а переправа же ни черта не подготовлена. Кто на досках переправлялся, кто на брёвнах… Вначале долго стояли в обороне. И только в конце августа, когда началась Ясско-Кишиневская операция, пошли вперёд. Помню, на территорию Румынии вступили ещё до рассвета. В темноте двигались настороженно, вдруг в стороне раздался подозрительный шорох. В ту сторону как дали очередь из ДШК, всё затихло. Когда рассвело, пошли дальше. Смотрим, а там бык убитый лежит. Прямо рассекло его…

Вот так по фронту шли и шли, прочёсывали окрестности. Что интересно, первые три или четыре дня румын вообще не видели. Кого угнали, кто сам попрятался. Заходим в деревню или в город, везде пусто, никого нет…

Но когда в Румынию углубились, нас остановили. Оказывается, пришёл приказ нашу 5-ю Гвардейскую Армию перебросить в Польшу. Эшелонами переехали на Вислу, и прямо сходу в бой. Переправились с пехотой на Сандомирский плацдарм, а там у немцев танки, но у них нет снарядов. И они нас как прижали, хотели сбросить в Вислу. С нашей роты осталась примерно половина, ну, думаю, конец… Дошло до того, что командир роты предупредил: «Если немцы совсем прижмут, бегите в ближайшую деревню, хватаете лошадь, и в воду…» Но пока так решали, наши подтянули артиллерию, и как стали стрелять… Залп за залпом, тут тебе и пушки, и «катюши»… Вот так мы и остались там до середины января. Бои шли постоянно, но мы уже закрепились. Днём отбиваемся, а ночью копаем траншеи.

А 12-го января началось наступление. Перед этим столько сил собрали. Через каждые 15 метров стояла пушка на прямой наводке. А солдат столько, что негде было стать. И потом как ударили и пошли-пошли наступать во все направления. (Выдержка из наградного листа, по которому командир 13-й Гвардейской дивизии гвардии полковник Комаров Владимир Николаевич был удостоен звания Героя Советского Союза: «В наступательных боях с 12.1.45 гв.полковник Комаров хорошо и умело организовал наступление частей дивизии на прорыв глубоко эшелонированной и сильно укрепленной линии обороны немцев. Несмотря на ожесточенное сопротивление противника, дивизия вышибла его с занимаемых позиций и обратила в бегство. К концу января дивизия прошла с боями свыше 250 километров, заняла сотни населенных пунктов, форсировала реку Одер и закрепилась на захваченном плацдарме. При этом дивизия нанесла противнику большие потери в живой силе и технике» - http://podvignaroda.ru )

По Польше шли, а там бедность хуже нашей в десять раз. По сравнению с Украиной – трущобы! А когда вошли в Германию, тут уже заметно всё отличалось. Граница и сразу начинаются кирпичные дома.

В Германии шли на Бреслау, Дрезден. Наша рота вышла на окраину Дрездена, а дальше идти нечего. Американцы и англичане там такие карусели наделали, что города не стало. Ничего не осталось, одни руины… Ну, мы по этим камням походили, и вдруг по нам начали стрелять. Американцы. Они-то не знали, что мы подошли. Ну, наши подтянули войска, и как вдарили. По американцам… Так они двое суток бежали оттуда. А мы пошли вдоль Эльбы на Берлин.

Но когда уже подходили к Берлину, всего километров восемьдесят оставалось, нас развернули на Прагу. Поэтому мы закончили войну 13-го мая в Чехословакии. Там же осталась крупная группировка, и немцы хоть и понимали, что войне конец, но они стояли насмерть. Причём, там же не только немцы, но и власовцы, и кто хочешь. Со всех государств, кто не хотел сдаваться, туда сбились. Так что в Праге не бои шли, там резня была… А как с ними надо было поступать? Поэтому кто мне под руки попался – от меня не ушёл… Вот и всё! Тем, кто сопротивляется до конца, что на них смотреть? Там каждый спасал свою жизнь, не ты его, так он тебя…

А вам лично приходилось убивать?

Так, а зачем я на войну пошёл? Но сколько, я не считал. Я другое скажу. Если в траншее сидела наша рота автоматчиков, то впереди никого не оставалось. Ни одного человека! Представь, когда 60 автоматов и пулемётов бьют перекрёстным огнём… Там ничего не оставалось, пустота! Только танк мог пройти. А чтобы немцы прошли, такого ни разу не было. Но разве там кто-то считает, ты убил или кто-то другой? Вот если заскочишь в дом, а они на втором этаже, там уже видно. А на передовой ничего не разберёшь.

У нас служили два брата Кривенко из Петроострова, один в нашей роте, а другой в батальоне. Так один из них за два дня боёв получил орден «Ленина». Он стоял с пулемётом на правом фланге, и так стрелял, что никого не оставалось! Хоть там руки поднимай, хоть ноги, никого… Его уже свои просили: «Перестань!» А он говорит: «Не могу остановиться!» ( На сайте http://podvignaroda.ru есть наградные листы, по которым наводчик 120-мм миномета 42-го Гвардейского стрелкового полка гвардии сержант Кривенко Василий Павлович 1925 г.р. был награждён орденами «Славы» II-й и III-й степени, «Отечественной войны» II-й степени. Вот, что говорится в одном из них: «21.1.45 при форсировании реки Одер вместе с пехотой переправился на подручных средствах на левый берег, развернув миномет, открыл огонь по противнику, уничтожив за день 2 огневые пулеметные точки и до 16 гитлеровцев. За время боев 24-24.1.45 тов.Кривенко во взаимодействии с пехотой отразил 9 контратак противника, чем способствовал успеху по закреплению плацдарма нашими частями». )

У нас же в основном «максимы» были. Но под конец войны их уже почти все поменяли на ручные пулемёты, те уж больно тяжёлые. Так этот Кривенко свой «максим» почти всегда сам таскал. Ствол на плечо, а коляску в руку. А помошник таскал ленты. И что интересно, они оба вернулись живыми. Когда после войны я окончил техникум, он уже председателем колхоза работал.

А вообще, из первоначального состава роты до Победы много осталось?

Думаю, что половина. Я считаю, что это весьма умеренные потери. Потому что обычно три атаки и нет батальона…

А вы с кем-то больше всего сдружились?

Я старался держаться нашего командира роты. Старший лейтенант Васильев, а как звать не помню. Сам он из Сибири. Это был такой человек, который умел преодолевать страх. Всегда шёл свободно и никуда не прятался. Он меня в Праге провожал в училище: «Я голосовал за твою кандидатуру!»

А вот командиры взводов постоянно выбывали из строя. Только из училищ прибывали, а им же надо всем пример показывать. Только выскочит, его сразу хлоп… Вот тебе и показал пример…

А вы на фронте верили, что останетесь живым?

Я хотел остаться живым, поэтому и остался. Но разве сам себе предскажешь? Идёшь в бой вместе со всеми, а там как получится. Если бомбёжка идёт, только снаряд разорвался, сразу перебегай в ту воронку. Остановились – сразу копай себе окопчик! И вот лежишь и копаешь. Это многих спасло. Но столько копали, что я всем говорю, что прокопал траншею от Кировограда до Берлина… Только встали, солдат сразу должен копать. Это - закон войны! А не выкопал, тебя обязательно убьют или ранят.

Вот когда перед школьниками выступаю, мне часто вопрос задают – страшно было на фронте? Столько раз задавали, что я уже стандартно отвечаю. Страх это природная самозащита для человека. Но если это боевое задание, это уже совсем другой страх. Человек же понимает, что он идёт под пули. Но один это принимает и поглощает в себе, а другой в панику впадает и поворачивает обратно. Но он же далеко не уйдёт, ему просто не дадут. Садись обратно! Так что страх это такое, что его надо разделять. Вот ты себе представляешь, что такое врукопашную драться?

А вам пришлось?

У-у, это сколько угодно… Если патронов уже нет, только так. У нас ведь не просто рота автоматчиков, но и как разведрота. Надо, так и в разведку идём. Если прорыв, то пускают вперёд по 5-10 человек. Они прошли в то место, возвращаются, а дырка уже закрыта. Вот и начинается с двух сторон… Бросаешься сзади, спереди, как тебе удобнее. Знаешь, что сам режешь…

И часто вы в разведку ходили?

Ну, если все разведки посчитать… Бывают же разные разведки. Бывает, положат тебя за дерево – и ты уже корректировщик. Смотришь в бинокль и говоришь по телефону – в таком-то направлении стоит пушка или танк.

А в обычную разведку я ходил раза четыре. Далеко вперёд заходили, но не за «языком», а разведать, где находятся артсклады. Один раз нас пошло восемь человек. Второй раз – пять. Убитых не было, только двое раненых вытягивали.

Вот в Польше попалась нам такая деревня – Пиченоги. Это на плацдарме что ли. Так вот, пошли мы в разведку, догнали отступающих немцев, и вдруг появились их танки. Они развернулись и на нас… А у нас же только автоматы. И мы отступали до этой деревни. Потеряли там человека четыре. А потом ещё сзади, когда уже передали по радио, что нас теснят танки, ударили «катюши», и прямо по нас… Вся деревня моментально сгорела, одни печные трубы остались стоять… Немцы остановились, а нам куда деваться – лежим… Только стали углублять траншею, прямо до воды.

Пошло нас тогда человек тридцать, а в итоге осталась половина. Поэтому я эти Пиченоги хорошо запомнил…

А как вы считаете, могли мы победить с меньшими потерями? Знаете, как говорят, мол, завалили немцев трупами.

Ну, чтобы командиры людей зря гробили, я такого не видел. Но я скажу, почему не получилось победить с меньшими потерями. Потому что у немцев была отличная техника со всей Европы. Ведь они всю Европу захватили, в их руках всё оружие, все заводы на них работали. А у нас вначале ничего не было. Пока заводы построили, заработали, они уже до Москвы и до Волги дошли… Но ведь и они какие потери понесли. Когда мы у них всех молодых да рьяных выбили, они стали всех подряд призывать. А какой из него солдат? Это уже не солдат, это так…

Как сами считаете, что вам помогло выжить? Все-таки столько времени на передовой, в пехоте, и даже не ранены.

Просто повезло. Я же вам рассказывал, как этот Кривенко всех немцев вырезал из пулемёта. И тоже не был ранен, а вернулся домой и стал председателем колхоза. А ведь только пулемёт заработал, в него сразу все стреляют. А он выбил всех, и на второй день его позвали и вручили орден. Ни разу не раненый вернулся домой живой и здоровый. Так что повезло и ему, и мне. А погибнуть я мог в любой момент, таких случаев было каждый день… Вот тебе самый простой пример.

Где-то мы шли ночью строем, и вдруг налетел самолёт. Сбросил бомбы. Я и ещё несколько человек скатились в воронку. А рядом бомба упала, рвануло, и у меня с носа и ушей пошла кровь… Ранений у меня не было, только эта контузия.

Многие ветераны вспоминают, что на передовой люди волей-неволей задумывались о Боге. Многие признаются, что мама или бабушка подарили им на прощание крестик или святое письмо.

Нет, мне ничего не давали, потому что у нас семья была совсем не набожная. И я о Боге совсем не думал. Об этом больше думали те, кому под пятьдесят. А молодёжь, я думаю, об этом не задумывалась.

А приходилось видеть, чтобы кто-то из солдат молился?

Другое было. Как-то к нам в роту с пополнением попали солдаты с Западной Украины. Три человека, молодёжь нашего года. Ну, пришли они к нам, начались занятия, но когда стали изучать оружие, они отказались брать его в руки. Говорят так: «Любую работу будем выполнять, но оружия в руки не возьмем!» Сектанты какие-то. Ну чего, их водили-водили, уговаривали, а они ни в какую. Потом командованию это надоело: «Хватит! Копайте яму!», и расстреляли перед строем…

А вам их было жалко?

Я там никого не жалел… А чего их жалеть, если они отказываются принимать оружие? Чего от них можно ждать?

А вам с особистами приходилось иметь дело?

Нет, мы их и не видели. От нас же в штрафную роту никого не отправляли. С молодых в штрафную никто не попадал. Хотя я однажды чуть не загремел...

Где-то нашу роту вставили между двумя частями, закрыть разрыв. Наступила ночь. А ведь целый день в грязи, в воде, и только чуть затишье, сразу клонит в сон, начинаешь кемарить. А автомат же не будешь постоянно в руках держать. Положил его на бруствер, только чуть что, сразу хватаешь его. И от немцев с одной стороны выстрелили, потом с другой, и попали в бруствер. А там же земля, глина, очередь прошла и автомат покатился. Я схватил его за шейку и сразу выстрел. Да так упорол, что почти полдиска выпустил… Но рядом же со мной наши разведчики сидели. А если бы я его не удержал и чуть повернул прямо в траншею, сколько бы человек погибло? Автомат же полагается держать в руках, а я его положил на бруствер, руки решил потереть.

Как оцените ППШ?

В то время он был хорош. Я, правда, за ним так ухаживал, чуть не до дырок натирал. Чтобы там ни песчинки не было. Потому что у него слабость была – только в затвор песок попал, всё, стрелять не можешь. Тут же, никуда не ходи, затвор вытянул, тряпкой протёр, и снова вставил.

Немецкий тоже пробовал, но считаю, что ППШ лучше. Да, немецкий легче, но ведь у ППШ в диске 71 патрон. А у того рожок на тридцать.

А политработники какие вам попадались? Спрашиваю потому, что некоторые ветераны говорят, что они только языком болтать горазды, а в бой не ходили.

И я так скажу. Вот, допустим наш замполит полка – майор Лезман. Кстати, единственный еврей, что я видел на фронте. Хороший он или нет, не знаю. Я их всех обходил дальней дорогой. Потому что захочет, найдёт придирку любую. Так вот, я его помню, что он всё время выступал, где можно было. Последние известия читал, но в бою я его ни разу не видел. ( На сайте http://podvignaroda.ru есть наградные листы, по которым заместитель командира по политчасти 42-го гвардейского стрелкового полка гвардии майор Лезман Иосиф Самойлович 1904 г.р. был награжден орденами «Красного Знамени», «Отечественной войны», «Красной Звезды», медалью «За оборону Сталинграда»).

А к Сталину у вас сейчас какое отношение?

Конечно, у него были ошибки, но я считаю, что без Сталина мы бы не победили в войне. Я за Сталина шёл в бой. Поднимаемся в атаку и кричим: «За Родину! За Сталина!» Я всю жизнь убеждённый коммунист, и до сих пор являюсь членом партии.

Говорят, при нем крестьянам плохо жилось.

А сейчас хорошо? Крестьянам всегда тяжело живётся…

Победу как встретили?

Ну, 9-го нам объявили, что война кончилась, но мы же их ещё несколько дней выковыривали. Говорю же, они стояли насмерть, и до 13-го числа мы резали подряд всё… Пока боеприпасы у них не кончились, добровольная сдача не началась.

Кстати, во время этого объявления много народу погибло. Потому что от радости стреляли куда попало. Помню, рядом с нами стоял батальон, и когда узнали про победу, солдаты как подняли стрельбу. Все кричали, что вверх. А один ездовой даже не стрелял, положил свой автомат на повозку, а потом захотел сверху сам сесть. А затвор на предохранитель не поставил, и его напополам… Вот тебе и дождался Победы… И таких случаев много было.

А когда бои закончились, как-то отметили?

Вроде ничего не было. Поварам только отдали приказ устроить усиленный ужин. Чтобы люди почувствовали, что война закончилась. И всё.

Потом всех стали распределять по домам, и нас пятерых определили к одному чеху. Фермеру. Его жена из наших продуктов готовила что-то покушать. А он сразу объявил: «Ребята, пива пейте сколько хотите! Бесплатно!» Придём на обед, садимся, он приносит ведро пива: «Пейте всё, я обратно в бочку не вылью!» Ну, мы один день пили, второй, а потом всё, кружку выпьем и хватит. А в Праге по всему городу висели объявления, чтобы всех солдат пивом поить бесплатно.

А «наркомовские» часто выдавали?

Зимой каждый день. Но я не пил. Сливал всё во фляжку, знал, что если меня ранит, сразу заливаю водкой и перевязываю. Так что, кто хотел, выпивал, но я не пил. Вот вино пил. Когда захватывали немецкие склады, бутылку возьму, выпью. А водку не пил.

Почти все вспоминают про случаи отравлений в конце войны.

Пьяных я видел. Даже видел утонувших в вине. Помню, захватили какой-то городок, а он винодельческий. Там полные бочки с вином. А солдатня же не лезет открывать, наливать, он автомат в бок – тр-р-р и потекло. И некоторые пили о тех пор, пока пьяные не свалятся в эту лужу… Вот такое я видел.

А кормили как?

Нашу роту лучше всех снабжали, мы же – затычка. Чуть что, нас сразу туда. Мы, кстати, всю дорогу ходили в американских ботинках. Хорошие, красного цвета. Я считаю, что ботинки лучше, чем сапоги. Легче – это одно. А второе – быстрее в них ходишь.

Но что интересно. Чем дальше мы удалялись от Родины, нам казалось, что будет сложнее. Ведь труднее же организовать снабжение. А оказалось, нет. Налажено всё было отлично. Чуть ли не на передовой разгружали боевую технику, и с платформ открывали огонь.

А по продовольствию – мы там не страдали от недоедания. Мы там делали то, что немцы делали у нас. Зашли в деревню, ну и кормись сам. Не ходили до кухни, которая отстала на пять километров. А вот пока не вышли с Польши, было плохо. Только на своей кухне питались.

Были у вас какие-то трофеи?

У меня только «вальтер» был. Вот он на фотографии. Лёгкий, удобный пистолет. Я его снял с одного офицера сбитого мной. Так получилось, что мы столкнулись, он шёл прямо на меня, но я его первый стрельнул… Мне несколько раз говорили: «Ты его сдай!» Но я отказался, только на проверках показывал, что патроны все целые.

Я же и в Киев приехал с этим «вальтером». А все же фронтовики, у того нож, у того пистолет, у кого граната, так в один из первых дней посреди казармы расстелили одеяло: «Всё оружие сдать!» Но никто не сдаёт. А чего сдавать, если мы ещё даже комиссию не прошли? Может, мы обратно поедем? Говорим: «Вот пройдём медкомиссию, тогда и будем сдавать!» Согласились… Но после комиссии опять одеяло расстилают, только уже не в казарме, а на плацу: «Сдавайте!» Ну чего, пришлось сдать. У кого финки красивые, у кого что…

А посылки домой посылали?

Да что я мог послать, если у меня кроме автомата и патронов ничего не было? У каждого ведь за плечами вещмешок, там пачки с патронами, банка консервов и булка хлеба на три дня, вот и всё богатство. И куда мне ещё что-то брать? Я же говорю, что от Кировограда до Берлина носом рыл траншеи… Сколько за день пройдёшь, это всё твое. Только пешком. Вся армия шла пешком. Вот те, кто на машинах, танкисты, те могли чего-то нацапать. А из пехотной части никто ничего не посылал. А как носить? Ведь посылки не каждый день принимают, так что я буду месяц это таскать? Конечно, нет. Вот те, кто на машинах ездили или на танках, те посылали. Это мы не только слышали, но и видели. Особенно эти женщины-медики. Они же всё время позади, вот они эти тряпки и собирали. А из солдат этим никто не занимался. Чтобы он бросил товарищей на передовой и пошёл собирать тряпки, такое отпадает. А женщины или командиры, те брали.

Ну, вы же знаете, что в последние годы принято представлять ситуацию так, что наши солдаты чуть ли не поголовно занимались мародерством.

Брехня! Я ещё раз повторяю. Барахло собирали те, кто имел возможность возить. А те, кто непосредственно на фронте, те спасали свою душу. И как он пойдёт с передовой в тыл искать тряпки? Максимум что в пехоте позволяли себе, часы снимали с убитых. С пленных. Этого добра понабрали себе все и потом ходили, менялись не глядя. У меня тоже часы были, только стекло потерял от них. А по домам никто не ходил, потому что там ничего не найдёшь. Люди же всё ценное попрятали.

А как насчет «поголовного изнасилования немок»?

Я такого ни разу не видел. Мы же как вошли в Германию, немцев вначале и не видели даже. Как в Румынии румыны все попрятались, так и там. Все сбежали, куда-то попрятались. Потому что боялись, что мы начнём мстить. Но когда они увидели, что ничего такого нет, они все повылазили. Мужчин не видно, а женщины с детьми дома.

Помню, в каком-то пригороде стояли. Мы вчетвером устроились в одном доме. Брали свои продукты у повара и сами себе готовили. Так немка-хозяйка нас совершенно не боялась. Говорила, не скрывала: «Муж мой на фронте!» И представляешь, живут, считай в деревне, но каждый день идёт в магазин, стоит в очереди, и получает по карточкам продукты. Даже зелень: лук, огурцы, петрушку, всё по карточкам. А возле дома всё выкапывали и сдавали туда. Не имели права ничего оттуда себе взять.

Но в целом в Германии вам понравилось?

Понравилось, как жили бауэры. Когда только вошли, увидели, что у них в каждом доме сквозной дымоход. И в каждом дымоходе висит копченая свинья, разрубленная на две части. В каждом доме! А у нас я даже на Украине такого не видел. У каждого свой участок земли, скот, техника. Но вот скажем, с кем сравнивать достаток этих бауэров? Понятно, с колхозниками их нельзя ровнять. А те немцы, что работают на заводе, они такого не имеют. У этих в подвале вина стоят по 15-20 лет, а те гораздо скромнее живут.

А Чехословакия как вам показалась?

Словаки очень хорошо встречали. Они же славяне, почти украинцы. А чехи, это считай, те же немцы.

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

Когда мы ещё в Праге стояли, как-то утром приходит командир роты и говорит: «Кого назову, приготовьте свои документы!» Оказывается, набирали людей в Киевское танковое училище. В результате, отобрали несколько человек, в том числе и меня. А я думал так – хоть в военное училище, хоть куда, лишь бы скорее на Украину вернуться. Но потом оказалось, что из училища даже в отпуск не пускали. Только через год я на неделю съездил домой.

В училище

Но училище я не окончил. Меня по болезни комиссовали. Отказала правая нога. Как-то зимой выехали на вождение, и мой танк заглох. Замёрзла водяная помпа. Ну, полез я под танк её отвинчивать. Пока отвинтил её, полежал на правой стороне. Пока отогрели её, полез обратно устанавливать, ещё полежал, а вернулись в училище и всё – ногу отобрало…

Полежал в санчасти, не проходит. Нога ничего не чувствует, даже если колешь иголкой. А потом собрали комиссию, и мне сказали: «Ты нормально ходить не будешь, нервная система атрофировалась». Всё, и комиссовали меня…

Ну, приковылял я домой, рассказал, так и так… А ещё была жива моя бабка. Она и говорит матери: «Приноси песку, и насыпай его на печку толстым слоем». Ну, мать стала его носить, я же почти не ходил. Когда насыпали слой сантиметров пятнадцать, бабка велела топить печку: «Топи до тех пор, пока песок не закипит!» Когда песок закипел, бабка полезла, разок его перемешала, и меня зовёт: «А теперь ложись сюда этой ногой, и лежи до тех пор, пока не скажу!» Не помню уже, сколько пролежал там, суток двое-трое, песок кипит, а я не чувствую ничего. Голой ногой на песке лежал, и не чувствовал… Она меня только спрашивает: «Ну как?» А я лежу спокойно, значит, не чувствую ничего. И вдруг меня как заколет, я даже закричал. Оп-стоп! Повернись! Повернулся, начали меня растирать. Когда охладился немного: «Ложись ещё!» И так я полежал, пока моя нервная система не заработала. Стал понемножку ходить-ходить, и поправился. Военная комиссия признала меня полностью негодным, а бабка вылечила… Но всё равно с ногой я всю жизнь мучаюсь. Как только перемена погоды на дождь, сразу болит. И не просто болит, а судорога хватает и потом печёт прямо.

А как вылечился, встал вопрос, что делать дальше? Ведь специальности нет никакой. Всё что умел, это с автоматом и ножом… А я ещё с детства мечтал стать строителем. Потому что нашу школу строил наш знакомый прораб, и я там вокруг него вечно крутился и мне это дело нравилось. Поступил в строительный техникум в Одессе. Учился хорошо, но это же 47-й год, такой голод, почти как в 33-м. Мы в техникуме по карточке получали всего по 250 граммов хлеба…

Три года отучился, и меня направили на работу в Кировоград. Отработал там мастером, сколько положено и поступил в инженерно-строительный институт. Окончил его в 1955 году, тут как раз приехал замминистра из Москвы – Тимофеев. Поздно вечером нас вызвали и говорят: «Вас - 25 человек мы направляем в Стерлитамак для строительства большой химии!» Вот так мы приехали сюда в феврале 56-го года, и на всю жизнь остались.

Меня сразу прорабом назначили на строительстве ТЭЦ. А рядом строился завод синтетического каучука, и я там работал старшим прорабом. Потом, как закончили первую очередь, меня назначили на строительство нового химического завода. Я там с начала и до самого конца оттрубил - 11 лет. Получил один орден, второй. Потом меня направили главным инженером треста в Нижневартовск. Когда вернулся, до самой пенсии работал заместителем управляющего треста по производству и экономике.

В наши дни

Большая у вас семья?

У нас с Раисой Николаевной две дочери и трое внуков. И два правнука уже есть.

Война потом снилась?

Снилась, да ещё как… Ночью, особенно в Киевском училище и вскакивал, и вскрикивал. А бывало, что подхватишься и не знаешь куда идёшь, пока дневальный тебя не толкнёт… Но потом постепенно это всё отошло. Одного только до сих пор не пойму – как я жив остался…