- Родился я в поселке «Великий Октябрь» Среднеахтубинского района Сталинградской области. У родителей нас много детей было, я родился девятым, самым последним. Когда мне исполнилось полтора года, умерла моя мама. После этого наш отец, Яков Иванович, лет десять не женился, а потом у нас появилась мачеха. Старшей сестре уже в это время было двадцать лет и жила она неподалеку в поселке Лебяжья Поляна.
Сколько я себя помню, мы, дети, всегда работали: пасли скотину. Тогда ж больше в работе скотину использовали. Вставали очень рано, бывало еще до восхода солнца. Испекут нам на всех одну большую пышку, помажут ее сметаной, мы ее съедим и погнали стадо.
Из-за того, что у нас было много скотины, потом наша семья попала под раскулачивание. Какие из нас кулаки, когда все дети босиком бегали!? Я без матери рос, нас отец воспитывал. В 1938 году, 11 февраля, отца моего пришли, забрали и увели куда-то. С тех пор я его не видел. А где он был захоронен, я до сих пор не знаю. Когда забрали отца, мачеха пошла туда, куда его забрали и спрашивает: «Где он, что с ним?», а ей отвечают: «Мы ничего не знаем, его уже увезли». Только лет десять назад мы бумагу получили, что наш отец был расстрелян 23 февраля 1938 года и был посмертно реабилитирован в 1989 году.
К тому времени, когда забрали отца, почти все дети выросли и обзавелись семьями, только мы двое младших братьев с отцом оставались. Я был 1920 года рождения, а брат мой Александр родился в 1918 году.
- Куда подевался Ваш брат после того как отца раскулачили?
- Мы с ним оба жили у нашей старшей сестры Анны.
- Где Вы обучались в школе?
- Нигде не обучался. У меня вообще никакого образования нет. Ходил немного в школу, но ни одного класса я не закончил.
- По какой причине Вы не учились в школе?
- Я был сын «кулака». Поэтому я вместо учебы в школе нанимался пасти скотину.
- Когда Вы узнали о начале войны?
- В это время я в пойме Ахтубы жил, у сестры, в поселке Лебяжья поляна. Нас стали посылать от колхоза на различные работы. Когда началась война, мы работали на железной дороге Сталинград – Владимировка, которая шла почти до города Ленинска. Поголодать нам пришлось. Мы там носили землю на носилках и на тачанках, а потом ее скреперами закидывали на насыпь. Сначала нас было мало, потом народу прибавилось. Дошли мы до горы, а ее ничем не возьмешь! Был такой грунт твердый. Вот мы, значит, эту железную дорогу делали. Железная дорога одинарная была, однополотная. И вот мы на себе таскали рельсы, шпалы. Тогда шпалы все были деревянные. И вот мы, значит, таскали считай, покудова меня в 1942 году не забрали на войну.
- Вас призвали в армию повесткой?
- Повесткой.
- Пришлось при этом ехать домой или прямо со строительства забрали Вас?
- Я тогда у сестры жил. И вот, значит, повестку дали нам, и мы явились в военкомат в Красную Слободу. Из военкомата нас направили в Дубовый овраг, где нас распределили и обучали.
- Чему Вас учили?
- Учили с оружием обращаться: как винтовку заряжать.
- Куда вас распределяли?
- Как раз весной дело было. Поселок Дубовый овраг Вы знаете? Это от «Великого октября», считай, недалеко. Вот там мы неделю, или две даже, жили в овраге. Весной же мы обучались. А в это время в реках полная вода, через край. А мы в обмотках были, вода примерно в полколена была. Чтобы вши не появлялись, одежду регулярно сдавали в «душиловку». Все хорошо было.
А я попал в роту автоматчиков. Тогда у автомата был круглый барабан. В него семьдесят один патрон вкладывался. Автомат целиком весил пять с чем-то килограмм.
- Ваша рота автоматчиков была в составе какого батальона или полка?
- Я не помню уже. У нас в роте было девяносто человек.
- До начала битвы в Сталинграде Вы находились в Дубовом овраге?
- Да. Когда немец близко подходил, из Дубового оврага нас направили в Сталинград. Немцы уже бомбили резервуары, грохот стоял, даже Волга горела, вернее разлитое по ней горючее.
И вот меня в это время, в Сталинграде, легко ранило в руку. Нас переправили на Красную Слободу и там стали сортировать: с легким ранением – туда, с тяжелым – сюда. Я потом уже узнал, что там, за Волгой было сорок госпиталей. Меня направили в госпиталь в город Ленинск. Там я долго не задержался: быстро подлечили и вперед.
После выздоровления из Ленинска отправили меня на озеро Баскунчак. Знаете, наверное, такое озеро? От Ленинска до Баскунчака шла железная дорога. На Баскунчаке находился пересыльный пункт. Когда мы там были, то постоянно нас бомбили немецкие самолеты. Из этого пересыльного пункта меня направили в полк. Номер его не помню, кажется 174-й.
В начале сентября 1942 года под Калачом-на-Дону мы попали в окружение и командование приняло решение прорываться мелкими группами к своим. Перед тем как выходить из окружения, нам сказали так: «Там есть переправа, но к ней близко не подходите». Над этой переправой всю ночь осветительные ракеты висели. Бомбил переправу немец безбожно. Мы для переправы плоты себе собирали. Я вышел к берегу. А куда деваться? Одна дорога – вода. Командир нам сказал: «Уходите все, кто хочет жить и кто умеет плавать и сможет самостоятельно переправиться».
А я раненый уже был. Берег Дона был с одной стороны отлогим, с песчаной отмелью, а с другой стороны он крутой. А на мне еще висит лопата, автомат, весом килограмм пять, восемьсот патронов к нему и еще какое-то снаряжение, уже не вспомню. Я все это положил на плащ-палатку, связал концы в узел, нашел ветку сухого вяза, длиной в сажень. Подумал: «Он плавает и будет вес плащ-палатки держать». И поплыл. Я еще на гражданке умел плавать.
Доплыл до крутого берега, а там водоворот, крутит меня. Тут я перепугался. Ведь надо удержать и свое имущество в плащ-палатку завернутое, и самому не утонуть. Но мне все-таки Бог помог. Там у берега какое-то подобие лестницы было сделано, видимо для того, чтобы спускаться, когда уровень воды ниже был. И я зацепился за эти лестничные перекладины, ухватился за них и потихоньку поднимался выше и выше, заодно подтаскивая свой груз. Когда вскарабкался на крутой берег, там уже наши, русские, солдаты были. Они мне помогли вытащить мой груз.
У меня силы на ходьбу еще остались, потому что нам пришлось долго идти. По прибытию, я сдал свой автомат и патроны.
- После выхода из окружения Вами занимались органы военной контрразведки?
- Занимались. Некоторых людей, которые со мной выходили, до трех ночей допрашивали, а то и больше бывало. А меня только один раз допросили и все.
- О чем спрашивали?
- Спрашивали: «У немцев были?» Я говорю: «У немцев мы не были. А в окружение попали. Но бежать то мы к своим бежали».
Прошло несколько дней, а у меня рука раненая заболела и нога еще. Поэтому у меня ход плохой был.
- Куда Вас после проверки направили?
- Меня направили в Сталинград, а оттуда в Краснослободск. Немец его еще бомбил мало, налеты редкими были. Там меня приняли, перебинтовали и отправили в госпиталь в город Энгельс под Саратовом. Там нас разместили в пятиэтажке, которая находилась неподалеку от аэродрома. А этот аэродром был от завода, на котором делали самолеты. И вот немцы часто прилетали бомбить этот завод. Прилетали они в основном ночью. Кроме завода доставалось и госпиталю. И вот тревогу дадут, ночь-полночь, кто лежачий – остается лежать на месте, а те, кто ходячие, спускаются с этой пятиэтажки и бегут в убежище. Там, в госпитале, меня вылечили и отправили в Камышин на пересыльный пункт.
Там, где находился этот пересыльный пункт, раньше жили поволжские немцы. У них там были погреба хорошие, где они продукты на зиму хранили. Круглые такие отверстия в земле, в которые можно было даже заезжать на телеге. Заезжаешь, загружаешься и уезжаешь. Там даже разворачиваться можно было.
Из Камышина нас отправили назад, опять в Баскунчак, а оттуда опять на передовую, в 51 Армию.
- Вы принимали участие в уличных боях в Сталинграде?
- В уличных боях я не участвовал, только на подступах к городу.
- В 51-ю Армию Вы попали уже зимой?
- Не помню, зимой или летом – нам, воякам, все одинаково. Кажется, это октябрь был. Назначили меня в 1379 стрелковый полк 87 стрелковой дивизии.
Переправляли нас через Волгу. А обстрел был страшный! Немец топил все баржи подряд, которые хотели переправиться. Ну мы, все, кому Бог дал, переправились. Переправились и живыми остались. Нас, автоматчиков, назначили охранять снаряды для «Катюш». Вот тут я только увидел в действии эти знаменитые «Катюши». Я неподалеку стоял от подошедшей машины, которая ударила два снаряда. Его, этот снаряд, не видать, зато сзади машины пар видать от него. Они эти два снаряда выстрелили для пробы. Там такая пурга поднялась от этого выстрела: и снег летает и мусор, даже глаза открыть невозможно было.
- Как осуществлялось хранение реактивных снарядов?
- Они на телегах лежали, чтобы можно было их перевозить, не загружая. А как они заряжались, этого я не видел.
Пока охраняли склады со снарядами, я нашел себе коня смирного и сделал узду из проводов.
- Для чего он Вам был нужен?
- Да просто попался, вот я на нем и катался.
Однажды командир меня вызывает и говорит: «Вот что, у меня для тебя поручение». А в это время Манштейн уже отступать стал, он сорок километров не дошел до Паулюса. И послал меня командир на этой лошади одного, ночью, часов в одиннадцать.
- Куда послал?
- Он говорит: «Вот проедешь полтора или два километра, там будет проходить железная дорога. И вот у этой железной дороги ты будешь должен связаться с нашей разведкой. Пароль для связи – «замок», отзыв – «ключ»». И вот я, значит, доехал, нашел эту разведку. А немец уже был метрах в двухстах. Произнес я пароль, разведчик мне ответил отзыв и говорит: «Вот что, ты поезжай и скажи командиру, что немцы отступают и половину станции они уже оставили».
Поехал я назад. Только выезжаю. Навстречу пара на лошадях, везут чего-то. Возница мне: «Здорово!», я говорю: «Здорово!», - «Ты откуда?» - «Откуда, не спрашивай», - «А куда мы едем?» - «Куда, я не знаю. Но смотри, тут рядом уже немец отступает». А они, оказывается, секретные снаряды везли от «Катюши». Они говорят: «Тогда мы за тобой и поедем». Я им говорю: «Я могу вас только привести в свой полк, больше никуда».
Назад я доехал быстро, не заблудился. Дело было ночью. Мертвых в снегу вдоль железной дороги было столько, что ступить нельзя было ни коню ни мне. Приезжаю к командиру, докладываю. Тот пообещал меня представить к награде и все, и забыл.
Я поглядел на своего коня, а он у меня «и не пимши и не емши». Я его взял и отпустил на волю. За ним же надо ухаживать, а у меня такой возможности не было. Я автомат за спину закинул и пошел вместе со всеми в сторону станции. Станция называлась, по-моему, Зимовники. Там я был ранен в третий раз.
У меня командир отделения был сержант. Ранили его при мне. Я его положил на плащ-палатку и тащу. Он потяжелее меня был, поэтому я сам двигаюсь, а он нет. Потом ко мне подошел мой друг и мы стали тащить плащ-палатку вдвоем. Вдвоем-то мы его поволокли вовсю! Потом мы его погрузили в какой-то балке на «полуторку», и я дальше пошел. Идти приходилось согнувшись, ведь немцы хоть и отступали, но крепко огрызались.
А как меня ранило, я и сам не заметил. Вдарило меня в левую ногу, в коленный сустав. Я упал и пополз. И тут меня мои друзья взяли, и на себе понесли. Они вдвоем меня могли спокойно унести. И я потом уже, в госпитале, услышал, что наши взяли Зимовники. Мне еще в полевом госпитале врач вытащил из моего колена осколок размером почти в палец. Врач говорит: «Вот что, мы тебе операцию сделаем». Разрезал он мне коленный сустав и вытащил оттуда кусочки тканей от шинели и шаровар, которые попали в рану вместе с осколком. Сказал, что теперь мне должно будет стать получше. У этого врача на петлицах две шпалы были, как сейчас помню.
А в полевой госпиталь меня когда на подводе везли, рядом вели много пленных немецких солдат. Мороз был, градусов под сорок.
Награду мне, конечно, никакую не принесли, потому что все пошли в наступление.
- Приходилось ли Вам в Сальских степях сражаться с румынскими войсками?
-Нет, нам только немцы попадались.
- Куда Вас на этот раз отправили в госпиталь?
- Из-под Зимовников меня отправили в Саратовскую область, есть там такой Карабулакский район. Госпиталь располагался около кожевенного завода. Там я пролежал, вшей прокормил. Меня там один врач постоянно ругал, а за что я не знаю – люди ведь разные бывают. Они сначала не могли понять, почему у меня температура высокая держится. А температура у меня была почти неделю.
В общем, после этого ранения я уже отходился, все. Закатали меня почти по пояс в гипс, чтобы нога осталась живой. Полгода я в госпитале пролежал в этот раз.
- После ранения в ногу и лечения в госпитале на фронт Вас уже не вернули?
- Отправили меня сначала в Минеральные Воды на пересыльный пункт. А оттуда всех, кто был признан негодным к строевой, направили в Армавир. Было нас таких много, даже эпилептики среди нас были: упадет он и бьется в припадке. Однажды такой упал на камни и убился. Дали мне инвалидность второй группы, но не демобилизовали, а направили на вспомогательные работы. Из Армавира разослали нас кого куда: кого в шахты, кого на аэродромы бомбы вешать. А я попал в Новочеркасск, где нес караульную службу.
- Что за часть была?
- Я стоял на посту на сборном пункте, куда привозили и добровольцев и из тюрем народ привозили. Там я пробыл почти год.
Потом нас посадили на машины, и мы поехали. Пешком мы не ходили, нас везде возили. И мы так добрались до Украины, не знаю точно в какую местность. Вместе с нашими войсками я побывал и в Польше и в Венгрии.
- В составе какого подразделения Вы несли службу и на какой должности?
- В тыловых частях Первого Украинского фронта мы шли, 609-я отдельная рота. Я был солдат, негодный к строевой, поэтому меня на передовую не пускали. А делать нам приходилось все, что нас заставляли. В основном караульную службу я нес. Одна нога ходила плохо, поэтому прыгать приходилось.
- Войну где закончили?
- В Дрездене. Нас туда направили охранять склады. Потом еще довелось охранять склады в Чехословакии. А демобилизовался я уже из Австрии.
|
|
У складов в Дрездене. Дулин М.Я. слева |
- Вас привлекали для охраны лагерей военнопленных на территории Германии?
- Нет, немцев пленных не мы охраняли, кто-то другой.
- Что за склады Вы охраняли в Дрездене?
- Там огромные склады были, которые нашими были захвачены.
- Что в них хранилось?
- Там было восемьсот тонн табака трех сортов. Табак хранился в тюках весом по пятьдесят килограмм. Легкие сорта немцы любили, они там все курили, средние по крепости сорта наши солдаты предпочитали, а крепкие сорта было настолько невозможно курить, что ими только змей травить.
В Дрездене мы встречали наших русских женщин, которых немцы угоняли на работу в Германию. К нам на склады даже прислали несколько наших моряков, они у нас поварами были.
- Служившие в армии негодные к строевой погон не носили?
- Да, я ходил без погон. Мы ж были как вспомогательные части. Носили все, что достанем. Чтобы не нагружать раненую ногу, я обзавелся велосипедом и постоянно на нем передвигался.
Демобилизовали меня, когда мы находились в Австрии. Первыми демобилизовали тех, кто был постарше возрастом. Тех, кто старше пятидесяти лет отправили первой партией на Москву. А нас отправили уже второй партией. Перед тем, как разъехаться всем, я сфотографировался со своими друзьями на мосту через реку Эльба. Перед увольнением мне выдали десять килограмм сахара и десять метров шелковой мануфактуры.
|
|
На берегу Эльбы. Дулин М.Я. - в центре |
- Вы сразу домой поехали?
- Домой из Австрии я добирался долго. Дома у меня не было, я же последние дни перед армией жил у своей сестры. Когда мы приехали на станцию Грязи, прожили мы на станции пять дней. С нами политрук был, который постоянно нам рассказывал, что Гитлер обещал своим солдатам отдать весь Кавказ, а японцам землю до самого Байкала. Я у него спрашиваю: «Так что же, война не окончена? Опять надо будет воевать?», на что он отвечал: «Как придется». Мой друг еще и с японцами воевать поехал. И родственник мой тоже там воевал.
|
- Какие фронтовые награды Вы имеете?
- Никаких. Только одна Благодарственная грамота от командующего Первым Украинским фронтом Конева. И все.
Автор выражает огромную признательность за помощь в организации интервью Лидии Федоровне Николайчук, председателю общества инвалидов Среднеахтубинского района Волгоградской области.
| Интервью и лит. обработка: | С. Ковалев |
