Я родился 10 сентября 1923 г. с. Суходол (ныне Пионерское) Новосветловского района Луганской области. Рос в обычной крестьянской семье, в хозяйстве была корова, а вот саней не было. Отец был частником, когда началась коллективизация, он поначалу не захотел идти в колхоз, но ему сказали, мол, если ты не пойдешь в колхоз, то будешь жалеть. Факт, но он все равно не пошел, уехал в другую деревню, там работал плотником и животноводом. До войны я окончил 8 классов, мы, мальчишки, часто гоняли в футбол, был у нас такой специальный самодельный мяч, точнее тряпками, набитая такими же тряпками. Особенно мы радовались наступлению лета, дело в том, что наше село было рядом с местом отдыха городских жителей, там же располагался пионерлагерь, так что туда приезжали мальчишки с кожаным мячом, и мы с ними играли, деревня на город.
До войны в селе мы смотрели фильмы "Чапаев" и "Мы из Кронштадта". И все время думали, как же идет звук, думали, кто же из-за экрана говорит там. Большое удивление было, как же так, не просто показывают картинку, да еще и разговаривают. Интересно. Чапаев для всех нас был настоящим героем. Так что село было захолустное, для нас даже радио стало настоящим открытием. Вообще же к патриотическому воспитанию отношение в то время было очень серьезным. Наша семья после отъезда отца жила в с. Пархоменко, которое раньше называлось Макаров Яр, рядом с селом протекает речка, на другой стороне расположены леса. При царской власти там скрывались Ворошилов с Пархоменко, а местный дед на лодке перевозил им продукты, он остался в селе жить, жена умерла, он сам в доме находился. Так вот, мы как пионеры всегда к нему приходили, поздравляли с праздниками, дед рассказывал нам, как он встречался с героями революции. Кстати, когда немцы взяли село, никто не рассказал, мол, дед революционер, он в оккупации прожил, его никто не тронул.
Разговоры о войне в селе велись, было и такое, что мы видели в Германии агрессора, думали, что война все-таки может быть. Поэтому у нас в школе был заведен такой порядок - кто 4 значка получит в ДОСААФ, тот поедет в поход. Это были значки: Ворошиловский стрелок, ГТО, ПВХО и ГСО. Комиссия принимала показатели и выдавала значки, у ребят со всеми значками был настоящий авторитет, от и до, им все завидовали.
22 июня 1941 г. я уже работал на конвейере Харьковского тракторного завода. Это был выходной, воскресенье, недалеко от нашего рабочего городка протекала небольшая речка, и я пошел туда, по дороге билет взял в кино, смотрю, люди катаются на лодках, город большой, красивый, интересно. Захожу в кино, но толком фильм смотреть не начали, как встает один мужчина, выступает и говорит: "Товарищи, ночью началась война!" Тогда мы и узнали о начале войны. Вы знаете, первые мысли были связаны с чувством патриотизма, появилось какое-то желание поскорее попасть в армию, ведь настроение в обществе было такое, что нашу армию не победить. Если бы кто-то сказал, что скоро немцы будут в Харькове, ему бы просто не поверили, даже разговоров таких не было. Мы начали работать на заводе в три смены. В первые дни люди собирались и высказывали свое мнение. Что уж скрывать, с началом войны осмелели, некоторые люди, были ведь и недовольные советской властью, говорили, мол, если немец придет, может, даже лучше будет. Но когда в Харьков пришли первые беженцы, начали рассказывать, что это за немцы, как они себя ведут, тогда все поняли, что нас ждет в случае поражения. Работать становилось все труднее, как начинается ночь, так не дают смене трудиться, летают самолеты и бомбят. Мы работали в темноте, только лампочка над станком слабо светит, как услышишь сигнал тревоги, надо все бросать и уходить в убежище. Кроме того, нас ставили по ночам дежурить на крышах цехов и сбрасывать зажигалки, причем делали так: если есть возможность, то кидали ее в воду, иначе зажигалку надо с крыши бросать.
Немец рвался вперед. Когда началась защита Одессы, мы восхищались, как наши войска боролись за город. В это время на наш завод приехал Буденный, по такому случаю был организован митинг, поставили 5 тракторов, обыкновенных, только впереди и по бокам затянули их в броню, установили впереди пулемет, только сзади была специальная дверца, через которую залезают тракторист и пулеметчик. И вот собрали рабочих, выступают, мол, немец такой-то, надо побольше трудится, мы в качестве первой помощи фронту даем 5 бронетракторов, стоят хлопцы в военной форме, залазят в машины и мы их провожаем с территории завода. Через некоторое время бронетракторы попали под Полтаву, оказалось, что первые же пули их выводили из строя, поэтому с фронта на завод написали, что такая техника не годится, немцы ее моментально уничтожают. Тогда мы стали танкетки делать, но конвейер-то идет, трактора выпускаются, остановить его сразу нельзя, а надо весь металл, который положен для выпуска мирной техники, направить на военные нужды. Испытатели стали делать так - готовый трактор вышел, его заводят, цепляют гусеницы, проедут по двору на нем, после снимают гусеницы и ставят трактор в проход, так что вскоре во всех заводских проходах один на одном стояли тракторы.
Осенью немец начал наступать к Харькову, мы решили, что будем защищать город. Но когда кинулись разрабатывать план обороны, ведь это же такой огромный город, оказалось, что для защиты нет сил, поэтому начали эвакуацию. Я был комсомольцем, мы как активисты и днем и ночью ночевали в цеху, срывали станки, грузили их в вагоны и отправляли в тыл. Там мы недели 2 работали. Станки эвакуировали следующим образом: кранами в цеху до заводских дверей доводишь, а потом катили на трубах до станции, уже там новый кран грузил их на платформу, в конце станок крепили проволокой. Так что работы было, Боже мой. Кроме того, сверла и инструменты надо было промотать в солидоле, чтобы при транспортировке они не испортились. К счастью, немец почему-то не разбомбил ТЭЦ, которая давала свет, это нам облегчило работу. Одновременно началась эвакуация населения, все уезжали семьями, в те дни пойдешь в рабочий поселок, в доме большинство квартир свободные, живи, мебель вся осталась, а люди уехали. В итоге получилось так, что немец уже подходил к Харькову, когда нас, молодежь, собрали и отправили в военкомат, оттуда мы сразу же пошли в армию.
Я попал в десантную часть, в запасном полку не служил, нас начали обучать на месте, в лесах у г. Тейково Ивановской области. Там располагались десантные бригады, но пробыл я десантником недолго, только начали учить прыжкам. Это было интересно - в специальной корзине 4 человека, 3 курсанта и инструктор, поднимаемся по тросу на высоту 600 метров в первый раз, оттуда прыгали. Десантные парашюты тяжеловаты, парашют главный сзади, а запасной впереди, главное, покрепче лямки закрутить. Когда в первый раз корзина с нами поднималась, инструктор нас успокаивал: "Вы не смотрите вниз, а прямо перед собой, как будто на земле находитесь". Но все равно, глянешь, а там люди такие маленькие на земле. Что бы тебе ни говорили, а все равно страшно. Потом он командует: "Курсант, приготовиться к прыжку". И смотришь вдаль, зацепляешь крючком за корзину, инструктор тебя толкает, и ты прыгаешь, а глаза-то закрыты! Потом автоматически дергаешь за кольцо, хлоп, и ты уже раскрыл парашют. Опустился, вроде все нормально получилось, только тогда сердце в груди начинает стучать быстро-быстро, потом успокаивается. Вот так. Кстати, мы все три прыжка так и не укладывали себе парашюты, это делали инструкторы, показывали и учили нас как правильно укладывать. Сначала мы прыгали с 600 метров, потом с 800 метров, третий прыжок был из самолета. И выбрасывали нас одного за другим, помню только одно слово: "Пошел!" Надо сказать, что молодежь не так сильно переживала, но у нас было несколько пожилых людей, смотришь, до прыжка он был черноволосый, а после приземления седоволосый стал.
Враг подступал к Москве, поэтому нас направили как пополнение в стрелковую часть. Я попал во 2-ю роту особого батальона 359-го стрелкового полка знаменитой 50-й Краснознаменной стрелковой дивизии, участвовавшей еще в Финской войне. Готовилось контрнаступление, но зима, декабрь 1941 г., пробежишь метров 100, снегу навалом, дело плохо, люди выдыхались, тогда привезли лыжи, и давай нас учить на лыжах ходить. И я, и многие другие в роте понятия не имели об этих лыжах. Нас объяснили, почему решили поставить нас на лыжи, дело в том, что против нас воевали финны-добровольцы, они умели великолепно ходить на лыжах, и командование считало, что именно с этой частью нам предстоит столкнуться. Ну что ж, учили лыжному делу, у кого получалось, у кого нет. Признаюсь честно, мне лыжи не сильно понравились, ведь при стрельбе надо сразу падать, а лыжи мешают, одну ногу выкручиваешь, потом вторую, пока освободишься от них, тебя 10 раз подстрелить могут. Я был рядовым бойцом, сначала мне дали винтовку СВТ, знаете, в бою я проклял ее, потому что сильно перекашивала пружина, в результате приходилось все снимать и выравнивать пружину. В общем, недостатков у нее было много, хотя автоматический огонь это, конечно, неплохо, но слишком много недостатков. Потом, уже в боях, я подобрал автомат ППШ. А так, чем мы были вооружены? Вот в нашем взводе было 40 человек, на всех 2 автомата, СВТ 2 штуки, и ротный миномет. А у остальных только длинные трехлинейки со штыком. Все. И вот иди в атаку. Единственное было хорошо в том, что с патронами проблем не возникало. Надо сказать прямо, что у нас вооружение до 1943 г. было слабее немецкого.
В первый бой мы вступили под деревнями Блиново и Цветки, когда шли в атаку на немцев под Москвой, то видели, что они все сжигали, и мы не могли ни потушить, ничего, было очень тяжело смотреть на головешки, оставшиеся от домов. Так что от первых деревень, которые мы должны были освободить, только головешки остались. Артиллерия сделала подготовку, и мы пошли в атаку, много у нас полегло в первом же бою, а второй раз мы далеко не продвинулись. Тогда на наш участок прислали откуда-то более 300 проштрафившихся чем-то солдат, и их бросили в атаку, а мы должны на лыжах пройти на взятые ими позиции и погнать немцев дальше. Но немецкие позиции были сильно укреплены, перед вражескими траншеями располагалось серьезное естественное препятствие - небольшая река, поэтому, когда штрафники бросились вперед, то смогли добежать только до воды, там их побили всех, хотя бы они в маскхалатах были бы, как мы, в белом на снегу удобнее, а они же все в шинели были одеты, на снегу прекрасно видно. Их там очень много положили. Потом нас снова в атаку бросили, но все-таки кто-то решился доложить о ситуации командованию, и атаку приостановили, но все равно, нам тоже от немцев крепко досталось. Факт в том, что тогда не сильно заботились о людях, надо взять рубеж и все. Закон такой. Если неудача, то начинают офицеры друг на друга кричать, мол, надо выполнять приказ. Особенно опасен для нас оказался немецкий пулеметный огонь, он не давал голову поднять. И вот сравнение - когда немцы шли в наступление, насколько сильное было у них вооружение, и самолеты летят в небе, и артиллерия бьет, повсюду на поле боя слышна трескотня автоматического оружия, это страх был один. Я после первого же боя прибился к пожилым солдатам, они мне сказали: "Ванька! Ты смотри, как мы делаем и учись". Так что я у них перенимал воинскую мудрость. Многое они показывали, как выжить на фронте. Все-таки в итоге удалось взломать оборону, и мы пошли дальше, нам крепко помогли крепкие ребята сибиряки, которых прислали на усиление.
В итоге зимой 1942 г. нас поставили в оборону на Можайском направлении, наступление было прекращено, видимо, не хватало сил, на нашем участке стали периодически готовить отряды лыжников для прохождения ночью в тыл врага. Вечером мы набирали продуктов и дня на 2-3 уходили в тыл немцев. Перед нами в первую очередь ставились задачи по дезорганизации тыла противника, кроме того, в прифронтовой полосе оказалось много предателей, надо было нанести удары по ним, и показать мирному населению, что еще существует Советская власть, и она вернется. Конкретных приказов, я, естественно, не знал, как солдату мне говорили, что надо сделать, я выполнял. Даже отдавали приказ следы заметать, тогда ты елку возьмешь, и таскаешь за собой, чтобы следов было не видно. Особенно трудно в вылазках приходилось пулеметчикам и разведчикам, снега большие, разведчики идут первыми, км 2 пройдут, дальше сил уже не хватает дорогу пробивать, значит, другие вперед пойдут, периодически так менялись. Пулеметчики же тащили пулемет, 4 человека тащат, впереди 2, и двое сзади толкают, также трудно миномет нести.
Но особенно трудно было тем, кто впереди шел, ведь если ты идешь по накатанной тропинке, то только палками от земли оттолкнешься - и уже метров на 10 тебя понесло. В общем, хорошую шумиху мы проводили в немецком тылу, и однажды достали ценного языка. Помогало то, что для немцев было все-таки чересчур холодно, морозы, поэтому они не стремились нас искать, у них и подходящей одежды не было, поэтому они старались отсидеться в землянках, кто-то дежурит с пулеметом и периодически постреливает, так что мы заранее слышали стрельбы и обходили их огневые точки. На засаду мы ни разу не нарвались, хотя у немца сила все еще была. Вот с партизанами и с десантниками мы не связывались, в нашем районе их не было. Вскоре я попал в дивизионный госпиталь по ранению, разрывная пуля попала в ногу, сильно растащило ногу. Находясь в госпитале, я услышал, что высадили десант под Вязьмой. Конечно, каждый раненный после такой новости рассчитывал, что какое-то изменение в обстановке будет. А так в госпитале было не лучше чем на передовой, холодина страшная, поэтому хлопцы раскалили бочку докрасна дровами, вроде так лежишь, тепло, но все равно из-под низа холод идет. Кормили нельзя сказать, что плохо, но хлеба мы не видели, все сухари, а такие морозы, повара что-то варили, но очень мало, так что в основном были только сухари, 450 гр. в день на человека. Пролежал я там месяца два, потом вернулся назад в свою часть.
Весной 1942 г. мы стояли в обороне, наш участок находился где-то в 20 км от ст. Бородино. В траншеях размещались периодически - сутки дежурим мы, потом другая часть заступает, а мы занимаемся обучением. Так мы простояли до 1943 г., пытались где-то пробиться, но немцы так сильно укрепились, что были большие потери, но, с другой стороны, немцы тоже не пытались нас атаковать, сил не хватало, особенно их оголили после Сталинградской битвы. Зато все время шла вражеская агитация. Пошли мы как-то втроем по дрова, надо было землянку топить. Насобирал я дров, уже поздновато было, кинулся, нет никого, начал им кричать, но уже время позднее, не стал их искать, думаю, сами придут хлопцы. В землянку зашел, ребят нет, меня спрашивают, где остальные. Я ответил: "Кричал им, кричал, не было никого". Оказалось, что они ушли прямо к немцам. Дело в том, что к нам в окопы постоянно кидали листовки, мол, кто пойдет, тот отпускается домой хозяйничать, все равно, война уже закончена, немцы на днях возьмут Москву. Так что ребята пришли к немцам, те подготовили им выступление, и они кричали в рупор, между нашими передовыми позициями было метров 100, не больше. Там леса, слышимость неимоверная, но такого еще не было, чтобы твои же однополчане выступали, по-фамильно называли комроты и взводного, обращались прямо к знакомым солдатам, мол, бросайте службу, война проиграна, немцы обещают и действительно отправляют нас домой, к семье. Хлопцы-то семейные, я же еще холостяком был. Призыв был сильный. Но отразилось их предательство на нас, хотя украинцев было мало в нашей части, поползли разговоры, мол, хохлы Украину продали, теперь же хотят Россию продать, сильная рознь пошла после этого выступления. Было всякое, снова пытались перейти к немцам, а мы их ловили, всяко было. А вот немцев я видел только в качестве "языков", которых приводили наши разведчики, причем они себя вели очень нагло, считали, что они все равно уже победили, раз высшая раса, то они должны победить. Говорили нам, что Гитлер сказал всем немецким военным на Востоке, выбирайте себе места, где вы будете жить, вас будут местные люди обслуживать. Они так рассчитывали на это, думали даже в плену, что так и будет, представляете. В листовках же немцы больше всего гнали на большевиков.
Также мы в обороне больше всего ненавидели этих женщин финок, ... дочек, они очень метко стреляли. Сволочи, вообще среди финнов-добровольцев было много снайперов, они точно били, когда выдали полушубки комсоставу, так кто на передовой в нем покажется, финские снайперы его обязательно снимали, тогда офицеры вынуждены были снять полушубки и ходили в шинелях. Ведь мы как раз стояли в лесистой местности, очень удобной на ведения снайперского огня.
В 1943 г. нас подняли по тревоге, и мы прибыли своим ходом до ст. Бородино, т.е. протопали 20 км, где успели осмотреть памятники Отечественной войны 1812 г., надо сказать, что тогда было все заброшено. После погрузили нас в эшелон, и мы сутки летели без остановок прямо к Украине, выгрузились в Ростовской области.
Практически сразу же после выгрузки мы перешли в наступление, на Можайском направлении мороз был 30 градусов, так что мы с лыжами приехали, а тут снег оказался мягким, лыжи не годятся. Мы пошли в направлении г. Старобельска, оказалось, что немецкие части бросили фронт и отступили к городу, наступая им на пятки, мы в одном селе под ст. Чертково, захватили крупный продовольственный склад, в итоге освободили Чертково, и отдали там лыжи. Тем временем немцы уже успели укрепиться, и надо было наступать уже на подготовленные немецкие позиции, мы пошли в атаку как танковый десант, но нас встретил сильный артиллерийский огонь, и много танков погорело. Наш танк не повредили, но что с ним случилось дальше, мы не знаем, потому что как только артогонь начался, спрыгнули с него и залегли. Но в это время немец как лупанул особыми термитными снарядами, прямо землю жгли, так что в первый раз наша атака, скажу прямо, захлебнулась. Потом силы у нас стало побольше, и хотя немцы обстреливали нас сильно, во второй раз удалось прорвать оборону, мы подготовились капитально, знали, где боевые точки и били по ним артиллерией и "Катюшами", тогда немец не выдержал нашего удара и побежал, так что в итоге мы освободили Старобельск. Население нас не особо встречало, дело в том, что в городе остались много немецких эшелонов, мирные жители таскали себе продукты. Хотя кто останавливался, последним с нами делился, но мы не задержались в Старобельске, ведь немец бежит, надо его догнать и уничтожать.
Так мы наступали до г. Славинска, но в это время началась оттепель, везде грязь, и наступать уже стало сложно. Распутица, нет горючего для танков и боеприпасов, в это время Гитлер был в Запорожье, он дал 5 дивизий для обороны Донбасса, немцы перешли в контрнаступление, мы не удержались и отступили до р. Донец. Для того, чтобы обороняться, у нас банально не было боеприпасов, тылы поотставали, кухонь не было, так что делать нечего, но пришлось отступить. Мы отошли примерно на 100 км, сначала даже за р. Донец отошли, но потом вернулись. Особенно тяжело было то, что немцы против нас очень много танков использовали.
Потом к осени 1943 г. мы начали освобождать Донбасскую область, в сентябре освободили г. Сталино (ныне Донецк), шли с боями, немец сильно рассчитывал удержать город, вообще в боях за города нам было очень сложно, ведь многие дома были превращены в опорные пункты, тут мы подходили со смекалкой. Надо было точно знать, где находятся огневые точки, вызываешь на себя огонь, засекаешь, откуда немец огонь ведет, после из пулеметов и орудий мы разбивали опорные точки. Но брала здания все-таки пехота, мы врывались или из подвалов, или сразу на первый этаж, страшное дело. После освобождения г. Сталино мы двинулись дальше, но тут меня тяжело ранило в правый бок пулей. Ее вытащили в медсанбате, но им надо переезжать, чтобы не отстать от наступающих войск, я в тяжелом состоянии, куда меня девать, к счастью, рядом стоял санитарный поезд, меня в него погрузили. Ехали мы целый месяц, кормили неплохо, перевязки делали, отправили аж в Красноярский край, оттуда в г. Абакан, где меня вылечили, и я был направлен в запасной полк.
Попал в Барабинские степи учить призывников. Учили мы пару месяцев, очень интенсивно, с утра чуть рассветет и дотемна. Выжимали все. Фронтовиков там было трое, через 2 месяца мы не в силах стали терпеть все это, ведь кормили ужасно, по третьей норме, так что мы попросились, чтобы нас отправили на фронт. После запасного полка я попал в г. Омск в 104-й запасной полк, где стали учить на артиллериста. Нас учили на длинноствольном 45-мм орудии, из которого мы стреляли всего-то 2 раза, а так все в классе проходили, на воздухе же в основном тактика, надо было копать позицию для орудия. Месяца три мы учились, кормили тоже плохо, давали овсянку, ее желудок не перерабатывал, мы так охиляли там, что ужас. Тогда был введен такой порядок, что в какой области находятся запасные части, те и должны снабжать, а область была слабая, нам мало доставалось. Так что в итоге мы были рады скорее на фронт попасть, чем там находиться. Офицеры к нам, фронтовикам, строго не относились, им ведь тоже бедным доставалось. Всем было голодно.
Направили меня в 2001-й полк ПВО 70-й зенитной дивизии на 37-мм орудие. Когда мы были уже на фронте, стало тяжело, приказ давали так - к утру орудие должно быть в земле, и маскировка сделана. Если расчет здоровые хлопцы, то спокойно выполнишь приказ, но если 2-3 негодных, то из-за них не успеваешь, так трудно. Окопались, вроде все сделали, к утру присылают машину, прицепляют пушку и надо в другое место ехать. Страшно обидно было.
Сначала я был наводчиком, потом мне присвоили сержанта и сделали командиром орудия. Нас придали 5-й ударной армии 3-го Украинского фронта в начале 1944-го г. Вскоре начались воздушные бои, мы прикрывали станции, начали под Житомиром, стреляли по самолетам, но там интересно давали цели, кому надо стрелять, а кто стоит в обороне и ждет. Немцы летят, а нам не разрешали стрелять. Вскоре нас перебросили ближе к передовой, где нам довелось столкнуться с танками противника. Нашей батарее дали участок дороги, рассчитывали, что немцы смогут пойти в атаку только по ней, мы установили орудия с разных сторон, и вот пошли немецкие танки, первый и второй расчеты, я был во втором, открыли огонь. Мы попали в гусеницу первого танка, другое орудие ударило в борт, танки закрутились. Всего мы остановили три танка, а их шло штук восемь. Но немцы не решились атаковать нас и повернули. Танкисты же из подбитых машин выскакивали, выскакивали, и, прижимаясь к земле, убегали, мы по ним из автоматов стреляли.
Оттуда мы дошли до Молдавии, там меня ранило, в руку попало, я сам не знаю, или от пушки, или от бомбы осколком зацепило, я сразу к хлопцам кинулся, они мне бинтом завязали правую руку, но пальцы уже оторвались. После санбат, затем госпиталь. Когда я выздоровел, то был комиссован, попал в г. Новороссийск, работал на строительстве завода "Пролетарий". Затем работал на "Октябре".
- Какое в войсках было отношение к партии, Сталину?
- Партия пользовалась самым высоким доверием, меня в 1944 г. приняли кандидатом в члены партии, до того я был комсоргом, как активиста пригласили в партию, хотя я отказывался, считал, что не дорос. А Сталин был нашим всем, нашей Победой.
- Как поступали с пленными немцами?
- Мы не издевались так, как они издевались над нами, они же, ... сыны, творили ужасные вещи. У нас был пулеметчиком Островский Николай, на Донце на сопке пулеметы были поставлены на фланги, его также туда поставили, спать охота ночью, видимо, он задремал, мы же пошли пока на разведку в деревню, вдруг слышим крик: "Помогите! Спасайте!" Тут командир взвода кричит: "Это Островский, давай к нему". Мы побежали на фланг, темнота неимоверная, бежим, на возвышенность выбежали, кричим Николая, никто не отвечает, так его и не нашли. Только через 2-3 дня увидели труп изрезанного Николая, нос и уши отрезаны. Сволочи. Самое главное, мы с ним еще под Москвой были, хороший парень. Мы вообще очень боялись в плен попасть. Было такое, что когда мы шли в бой, то договаривались, мол, когда ранят меня или случится что, чтобы товарищ вынес, главное, только к немцам не попасть. Мы же пленным немцам по морде давали, но живые, такого, чтобы уничтожать, у нас не было. Я всю войну боялся страшно попасть в плен, вот убьют, то черт с ним, а плен страшен.
- Слышали ли Вы что-то о больших потерях в Красной Армии?
- Мы получали газеты, радио слушали, были в курсе дела, понимали, какими средствами даются победы. Но я все равно, хоть и мало понимал, молодой совсем, прислушивался к взрослым людям, видел, как они рассуждают. Так что знал, чтобы ни случилось, как бы трудно не было, нас немцу не одолеть.
- Как складывались взаимоотношение с мирным населением на Украине?
- До наступления мы жили в основном на сухарях, в обороне никаких трофеев нет, и когда начали освобождать Украину, нам офицеры говорят: "Слушайте, вы ничего не берите у населения, они были под немцами, могут отравить вас!" Но когда мы встретились с мирными жителями, они кто молоко, кто сало с картошкой несут. Каждый брал, ел и благодарил. Отношение было самое хорошее, они же всегда рассказывали нам, своим освободителям, как несладко им пришлось при немцах.
- Самое опасное немецкое оружие?
- Шестиствольный миномет "Ванюша".
- Как мылись, стирались?
- В обороне очень быстро завелись вши, холодина, в землянке ляжешь, а они по спине ползают, не дают уснуть. Откроешь шинель и вроде стряхнешь их, но не помогает. Стало до того невыносимо, что решили выстроить баню, посредине поставили железную печку, вешаем одежду над ней, топим докрасна и моемся. И что вы думаете, пошли мы в баню часов в 10, до нее было с полкилометра, валенки, шапки и одежду повесили, и вдруг пламенем как взяло все, а мы законопатили разной мелочью дырки, так что все загорелось. Пришлось нам бежать голяка до землянки, подняли старшину, тогда привезли нам новое белье. Те вши, что сильно заедали, погорели. Но надо же было додуматься, чтобы не было никакого помещения на фронте, где люди могли бы нормально вымыться. С другой стороны, нас непостоянно перебрасывали, в наступлении мы вообще стали непостоянными людьми, на одном месте на засиживались. А когда приехали в Ростовскую область, то нас расселили к людям, сержант из Ташкента и я, нас вдвоем поселили у одной женщины, муж которой находился на фронте, она сказала: "Хлопцы, снимайте все белье". Мы залезли на печь, она достала казаны, постирала все. Когда наутро встали, то все уже было поглажено, оделись, знаете, как заново на свет народился. А так было плохо.
- Как кормили на фронте?
- В основном концентратами, в 1943 г. из-за распутицы не успевали вообще ничего подвезти, тогда нам дали по полстакана растительного масла и по стакану муки, мы заболтали их вместе, выпили и пошли в атаку, рассчитывали на то, что у немцев что-то возьмем. Обстановка была такая.
- Наших убитых как хоронили?
- Смотря где, особенно трудности были под Москвой, ведь земля промерзала до 40 см вглубь, а то и больше. И вот попробуй что-то сделать, лопатами же не возьмешь, тогда делали так - костерчиком подтопим, потом противотанковой гранатой взрываем землю, только тогда лопатами роем. И то под низ веточки положим, потом в плащ-палатках складываем убитых, накрыли, и все. Наверху крест березовый поставим, информации нет. А дошли ли похоронки к семьям или нет, никто не знает, от смертников же, это были такие маленькие бумажки с личной информацией, многие отказывались, мол, меня не убьют, потому я и не беру его. Кроме того, офицеры иногда боялись, что немцы могут смертник найти, а там часть указана. Я, например, никогда в атаку с собой этот смертник не брал.
- Женщины в части были?
- Были, относились к ним по-разному, офицеры, конечно, сильно любили ухаживать за ними. Это были санитарки, связистами у нас служили мужчины, а также прачки были, всем остальным занимались мужчины.
- Получали ли Вы какие-либо деньги на руки?
- Я ничего не получал, раз или два что-то давали, но мы на это не обращали внимания.
- Приходилось ли Вам воевать с власовцами?
- Не пришлось, хотя мы слышали о них, проводились разные политбеседы. Но заговорили о них тогда, когда я уже попал в зенитную артиллерию, а тут мы к передовой части не относились, наверное, потому и не сталкивались с ними.
- Как бы Вы оценили финнов по сравнению с немцами?
- Послабее они немцев, хотя против нас были отборные финские части, они верткие в зимний период. А вот летом слабоваты, немцы все-таки были главными противниками, и сражались хорошо.
- Ваше отношение к комиссарам?
- Самое доброжелательное. Это были наши отцы, заботящиеся о солдате.
- Ваше отношение к особистам?
- Я к ним не имел никакого отношения. Однажды у нас попались два или три таджика, так они, чтобы не идти в наступление, простреливали через хлеб себе ноги или руки, но ими сразу же занимались особисты, я же их судьбой не интересовался.
- Что всегда носили с собой, а от чего избавлялись?
- Конечно, многое выбрасывали. Противогаз бросали, а так перед атакой старались избавиться от всех не самых необходимых вещей, рассчитывали, что заберем, когда вернемся. Бывало, что даже котелки и лопатки выбрасывали. Вот ложку нет, она всегда с тобой в голенище сапога.
- Использовали ли Вы немецкое оружие?
- Я лично не использовал, у меня был автомат. В пехоте, когда в наступление пошли, случалось такое, что мы подбирали трофейное оружие, особенно автоматы. Если пистолет, то его забирали офицеры, им он нужнее был. А вот немецкие пулеметы мы не брали, нашего Дегтярева вполне хватало, он в наступлении сильно помогал.
- Что Вы можете сказать об эффективности гранат наших и немецких?
- Ф-1 была самая лучшая граната, и при движении удобная, и при взрыве большой разброс осколков. А немецкие гранаты имели долгий запал, мы даже успевали их назад немцам бросать.
- На сколько бойцов вырывался окоп?
- Смотря по обстановке, вырывали сначала ячейку, а так старались вырывать траншеи зигзагами, но все зависело от земли, была такая, что не то, что лопатой, ломом ее не пробить.
- Где находился командир роты или взвода?
- Взводный был в 25 метрах от передовой сзади, а ротный в 50 метрах. Смотря по обстановке, но так они на передовой часто были. У нас ротные менялись. Первый командовал батальоном, и за что-то его понизили до ротного и прислали к нам, молодой хлопец был. Так когда мы отдыхаем, он заведет нас в лес, костер разложим и ротный начинает нам рассказывать свои мирные похождения. Мы солдаты, смотрим, смеемся, он был зятем командира дивизии, его жена из Москвы приезжала к нам проведывать мужа. Красивая, в туфельках. Факт в том, что москвичи сильно развитые были, мы все-таки мало знали о том, что они видели. Так что ротный много чего рассказывал, только часового ставил и предупреждал строго: "Если кто будет идти, то сразу свиснешь!" Как занятие, так он нас и заводил в лес. Потом его сменил капитан Соколов, это был очень хороший офицер, на груди носил Орден Красного Знамени, башковитый, он более серьезно относился к своим обязанностям, и требовал от людей, учил, чтобы не попасться на войне под пулю. Молодец. И про тактику рассказывал, добросовестно подходил к своему делу.
- Как организовывалось передвижение на марше в разные периоды войны?
- Мы машинами не пользовались. Только пешком, в зимний период на лыжах, но так только пешком.
- Как пополнялся боекомплект?
- Скажу прямо - проблемы были, если растратил, то все, пока еще привезут. Если идем в тыл немцу, то расписываешься за продукты и боекомплект, сколько патронов и гранат берешь. Учет велся от и до.
- Кто обучал вновь прибывшее пополнение в части?
- Люди выбывали, надо было учить, на Украине при освобождении деревень выделили людей, которые сразу призывали местных жителей. Десять дней быстрой учебы, и во взвод. Бывало так, что сегодня они пришли, завтра наступление, на следующий день бабы едут на санках забирать своих с поля боя.
- Как Вы были награждены во время войны?
- У меня первой была медаль "За боевые заслуги", за поход в тыл немцев вручили Орден Красной Звезды, мы тогда привезли ценного "языка". Остальные награды послевоенные. Я вам так скажу, я был ранен, хотя меня представили к награде, но я из части выбыл. Да и вообще награды нас не интересовали, к концу войны появилось больше наград, в начале же войны почти не отмечали. Когда отступали, как можно говорить о каких-то орденах.
После войны в начале 60-х гг. в Крыму начали строить канал, я был членом партии, узнал, что в Херсоне решили развивать сельское хозяйство, как раз после войны была засуха, людям не хватает продуктов. Когда я прочитал план орошения юга Украины, то понял, что если эта мечта сбудется, пойдет настоящее изобилие продуктов. Поехал на Украину, начал работать мелиоратором. Так и работал до пенсии, сейчас являюсь заслуженным мелиоратором Украины. Конечно, много было трудностей, когда начали строить Северо-Крымский канал, в Донбассе воды не хватало, нас на год пригласили помочь области, мы и там построили питьевой канал в 100 километров. Потом вернулись сюда, достроили Северо-Крымский канал, ведь раньше в Северном Крыму была бледная степная местность, никакого сравнения нет с тем, что сейчас, так что после постройки канала сказали, что теперь в Крыму рукой проведешь под деревом, под каждым листом орехи. Такая вот урожайная крымская земля.
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
