30048
Пехотинцы

Киркевич Геннадий Александрович

После окончания Киевского индустриального института в 1940-м году, (позже стал называться Киевским политехническим институтом), я был направлен в город Горький на авиационный завод в качестве инженера по скоростному монтажу электропроводки. В этой должности я работал до ноября 1940-го. Это был военный завод, и поэтому я был освобожден от призыва в армию. Однако в военкомате мне сообщили, что, скорее всего, меня будут призывать на службу в армию. Дело в том, что намечался спецпризыв в армию людей имеющих высшее образование. Скорее всего, речь шла о нехватке военных кадров с высшим образованием. Мы знаем, что в те годы большая часть военного командования была репрессирована. Я чувствовал, что скоро мне предстоит служба в вооруженных силах, и решил уехать из Горького в Киев, чтобы побыть немного дома с родителями. По спецпризыву 15 ноября 1940-го года я был направлен в Бессарабию. Бессарабия была незадолго до этого присоединена к СССР и получила название Молдавия. Я был зачислен в 8-й инженерный полк, который базировался в поселке Флорешты недалеко от города Бельцы. Зачислен я был в спецроту для людей с высшим образованием. Нас призывали из разных городов - из Днепропетровска, Одессы, Киева, других городов. Все мы проходили военное обучение. В мае-июне 1941-го года мы уже чувствовали, как обстановка становилась напряженной. Некоторые воинские подразделения начали передислоцироваться с востока на запад. Да и нам самим, молодым солдатам, казалось, что окружающая обстановка становится гнетущей. Хотя у нас бывали свободные от занятий дни, которые мы проводили на Днестре: купались и загорали, ходили в лес, фотографировались. Фотографии я посылал домой в Киев, благодаря этому, они сохранились. В общем, отдыхали на природе. Но все это происходило в каком-то гнетущем напряжении. Мы ощущали: что-то должно произойти.

Киркевич Геннадий (слева)

(Из архива Киркевича Г.А.)

На рассвете 22-го июня 1941-го мы увидели несколько самолетов, которые летели над нами. Что это были за самолеты, мы не знали. Потом наши командиры сообщили нам, что началась война с Германией. Наша часть, 8-й инженерный полк, была рассредоточена на отдельные батальоны. Некоторых из нас поставили командовать ротами, даже батальонами. А меня назначили командиром взвода и приказали выйти на намеченные позиции. Все это произошло в воскресенье 22-го июня 1941-го года. Уже поздно ночью командир роты сообщил мне, что в лесу высадился немецкий десант, и необходимо прочесать лес, чтобы обнаружить этот десант. Задача нам показалась сложной. Идти ночью прочесывать лес… Местность мы не знали… Чего можно было ожидать в такой ситуации? Но мы получили приказ и должны были его выполнять. Поиски немецкого десанта ничего не дали. Потом нам сообщили, что в населенных пунктах обнаруживают немцев, переодетых в форму нашей милиции. Они проводили работу с населением. Это осложняло наше положение тем, что это была Молдавия, которая меньше чем полгода была территорией СССР. Местное население относилось к нам по-разному. Были и враждебные настроения. В моем взводе было несколько молдаван, которых призвали в эти дни, но по ним трудно было судить об отношении местного населения к русским. Мы двигались в сторону Дубоссар для соединения с нашими частями - к пограничной заставе 572-го укрепрайона. Здесь мы заняли боевые позиции и приготовились к своему первому бою. На рассвете мы вступили в бой. Нас обстреливала немецкая авиация и артиллерия, а потом появились немецкие солдаты, которые двигались цепью. Мы вели бой, но постепенно отходили, так как у немцев было преимущество в боевой технике. Мы заняли позиции на возвышенности вблизи Дубоссар. Возвышенность была покрыта небольшим лесом, но немецкая авиация наши позиции видела и давала наводку немецкой артиллерии. Огонь был непрерывный и очень сильный. Мы всегда считали, что пушки стреляют по принципу: недолет - перелет - цель. Но немцы просто обстреливали всю местность квадратами. Это напоминало сенокос, но вместо травы были деревья, которые падали повсюду. Когда разрывы снарядов стали приближаться к нам, то мы решили броском перейти на другие позиции. Более того, нас еще и сверху обстреливали "Мессершмиты". Самолеты были вооружены кроме пулеметов еще и воющими сиренами, чтобы влиять на психику. Во время пикирования самолетов раздавался вой сирен. На многих моих бойцов это сильно действовало. Помню: перекошенные лица и выпученные глаза. Но я им приказал лежать лицом к земле и ждать моего сигнала к броску. Особенно никак не мог угомониться один татарин, не помню как его звали, он кричал от ужаса. Пришлось ткнуть его штыком в зад. В подходящий момент мы перебежали на другую позицию. В помощь к нам должна была подойти артиллерия, но помощь все равно была недостаточная. Наконец нас заменили какие-то артиллерийские части и другие воинские соединения, а мы начали отход от Дубоссар.

Пока мы передвигались по населенным пунктам, мы беспрерывно подвергались обстрелу немецкой авиацией, а наших самолетов почти не было. У немцев также было численное превосходство, к ним присоединились румынские военные соединения. Но наступали они очень своеобразно. Впереди шли румынские части, а за ними следовали уже немцы. Это делалось для того, чтобы румыны не отступали. Мы постепенно отступали и сдавали населенные пункты - Тирасполь, Желтые Воды, и др. Так мы дошли до Каховки. Мы под постоянным обстрелом двигались на машинах к Каховке. А из Каховки нас тоже обстреливали какие-то немецкие части, переодетые в форму советских солдат.

Под Каховкой был очень тяжелый бой. Немцы решили форсировать Днепр, а наша задача была вместе с другими частями держать оборону. В районе Софиевки и Любимовки под Каховкой мы видели наши бомбардировщики ТБ-3. Это была устаревшая техника, и мы видели как их расстреливали немецкие самолеты, и как наши летчики выпрыгивали с парашютами под обстрелом немцев. Мы направились в их сторону, чтобы прикрыть наших летчиков. Здесь мы разместили свои позиции на стыке двух дивизий, и должны были прикрывать левый фланг одной из них. Вечером мне сообщили, что по данным разведки немцы уже форсировали Днепр, и нужно было готовиться к обороне. Нам была назначена определенная высота, где мы должны были принимать бой, и мы туда направились. Со стороны немецких позиций нас заметили, и нас беспрерывно обстреливал пулеметчик. Мы добрались до указанной высоты и приступили к рытью окопов. Окопы рыть было довольно трудно из-за каменистой почвы. Мы смогли выкопать только отдельные ячейки для каждого стрелка, но соединить эти ячейки было очень трудно, и мы на этом остановились. На рассвете на Днепре мы заметили несколько силуэтов возле бакенов, а наша артиллерия начала обстреливать немецкие позиции. Потом появилось стадо коров, которое двигалось в нашу сторону. Артиллерия переместила огонь в сторону коров, и, когда коровы разбежались, мы увидели немцев. Они двигались цепью. Мы стали обстреливать немцев, а наша артиллерия нам помогала. Со стороны немцев тоже шел интенсивный обстрел, к тому же нас бомбили немецкие самолеты. В общем, утренний рассвет опять превратился впотеми. Мы продолжали вести огонь. Справа от нас находился другой взвод. Я заметил, что они стали выскакивать из своих окопов и отступать. К нам прибежал связной, и сообщил, что наш батальон стал отходить, и в ближайшем населенном пункте уже никого нет. Нас это привело в уныние, поскольку перед выполнением задачи перед нами выступал комиссар, который говорил, что нужно стоять до последнего солдата, не отступать и т.п. Как-то все это не соответствовало тому, что происходило во время боя. Тем не менее, мы продолжали вести бой. Так получилось, что наш взвод остался один на занятых позициях. Слева и справа наших уже не было, а немцы оказались уже позади нас. Оставлять наши позиции тоже не имело смысла, поскольку мы хоть как-то были защищены местностью, а вокруг все пространство простреливалось. Более того, наша артиллерия, которая вела обстрел наступающих немцев, достигла своим огнем уже наших позиций. А немцы, увидев наше сопротивление, решили не терять на нас время, и ушли вглубь нашей обороны. Теперь нам не было смысла сидеть в наших ячейках, и мы решили покинуть наши позиции и направиться в сторону наших частей. От нашего взвода осталось всего семь или восемь человек.

Мы решили дождаться в овраге наступления темноты, потому что оказались в немецком тылу, и нам незаметно нужно было догнать наши части. Как только стемнело, мы в полном вооружении начали двигаться в направлении боевых действий. Нам помогали ориентироваться трассирующие пули. Мы шли по пересеченной местности, а потом вышли на дорогу и пошли по ней. На дороге показалась автомашина, которая ехала навстречу нам. Мы укрылись в лесополосе, и какое-то время шли по ней. Впереди показался огонь, вероятно, горел подоженный стог сена. В свете огня мы увидели немецкий танк, направляющийся в нашу сторону. Мы залегли в траве и стали наблюдать за перемещением танка. В зависимости от движения танка, нам нужно было или выскочить, или продолжать лежать в траве. Вокруг было очень темно, и легко можно было наскочить на немцев. Но с другой стороны мы могли воспользоваться той же темнотой, чтобы проскочить мимо немцев незамеченными. И мы поступили правильно, не торопясь подняться. Недалеко от нас, примерно на расстоянии 5 - 7 метров, появились немцы. Оказывается, они сидели или лежали на траве, и поднялись для построения в шеренги. Потом они повернулись и строем пошли в сторону горящего стога сена и танка. Поскольку мы тоже были в военной форме и касках, то я решил пристроиться к немцам сзади, и таким образом пройти эту зону, мимо танка и немецких подразделений. Идея мне показалась заманчивой, и мы уже решили присоединиться к немцам, но все-таки это было опасно, и мы остались на месте, дожидаясь пока немцы уйдут. Потом мы встали и пошли. Шли мы до наступления рассвета. Солнце уже стало припекать, воды у нас не было. Впереди показалась немецкая автомашина с противотанковой пушкой. Трава была высокой и нас хорошо прикрывала, хотя мы и шли в полный рост: немцы нас не заметили и проехали мимо. Где-то к полудню мы вышли в расположение наших частей, которые занимали оборону. Мы к ним присоединились. Через некоторое время подошли немцы, и начался бой.

Киркевич Геннадий

(Из архива Киркевича Г.А.)

Это было в районе села Акимовка. В бою я был ранен в ногу. Меня подобрали санитары. Мои семеро солдат остались, а меня увезли на машине в госпиталь прямо в Мелитополь. В госпитале мне сделали переливание крови и перевязку. В госпитале я находился два или три дня, пока к Мелитополю не подошли немцы. Тогда нас погрузили на санитарный поезд и повезли в сторону Осипенко (Бердянска), и потом в Ворошиловград. В поезде было очень много раненых, и мы ехали до рассвета, пока нас не атаковало звено "мессершмитов". Они видели, что этот поезд вез раненых, но все равно обстреливали поезд. Многих ранило. Я выполз из поезда и забрался под колеса вагона. Обстреливали нас дважды. Потом, все-таки нас погрузили и привезли в Ворошиловград. Госпиталь разместили в бывшем здании школы. Я прошел курс лечения и понемногу стал ходить, после чего меня перевели в так называемый "выздоравливающий батальон". Располагались мы на окраине Ворошиловграда. Еда была очень плохая, а силы поправлять нужно было. Хорошо, что рядом были кукурузные поля, и мы могли дополнительно подкрепляться кукурузой. Мы ее обжаривали на костре и ели. В конце сентября немцы уже занимали Донбасс и подходили к Ворошиловграду.

В это время была создана ударная группа при 12-й армии примерно в 300 человек, и командир этой группы взял меня к себе адъютантом. Нам выдали летнее обмундирование, потому что другого не было, но уже было холодно, и даже начинались заморозки, и приказали занять место на стыке двух дивизий, где мы должны были занять оборону. Это было возле села Степановка. Там мы находились до конца ноября 1941-го года. Само село было в низине, а мы на возвышенности, и мы получили приказ выбить немцев из села Степановка. На вооружении у нас были только пулеметы и винтовки старого образца. Это было ночью, луна светила очень ярко, кругом был белый снег, на котором нас в нашем темном летнем обмундировании было хорошо видно. А мороз был такой, что влажные портянки просто примерзали к ноге. Единственное, что оставалось делать, это ползти к стогу сена неподалеку и там снимать сапоги, растирать ноги и перематывать портянки, а потом ползти назад. Сначала мы, чтобы согреться, стучали каблуками, но звук раздавался такой громкий, что немцы тотчас же открывали огонь на этот звук. Такое было впечатление, что сторож ударяет в колотушку. Наконец, к рассвету мы выбили немцев из села Степановка. Правда, это было очень трудно. Наши бойцы были плохо обучены, частично состояли из милиционеров, призванных на фронт, из неопытных новобранцев. Они не понимали специфики ночного боя, кричали "ура", и вообще многое делали неправильно. Комиссаром этой ударной группы был Максим Фокич Гришко, мой преподаватель политэкономии из Киевского индустриального института, вот такое совпадение. Он питал ко мне особое расположение, поскольку я уже бывал в боях, имел опыт, умел принимать решения. Он со мной часто советовался. А командира ударной группы ранило миной, и на его место поступил новый командир с хорошими волевыми качествами и целеустремленностью. Он тоже ко мне хорошо стал относиться. Он видел во мне человека не только имеющего высшее образование, но и опытного бойца, прошедшего школу боевых действий от самой границы. Тем временем немцы продолжали наступление, и даже помощь нашей артиллерии и дополнительных воинских соединений не могла противостоять немецким танкам и другой технике. Немцы все же имели техническое превосходство в авиации и артиллерии.

Так мы сражались всю зиму и весну 1942-го года. Наши войска постепенно отступали, сдавая населенные пункты и взрывая шахты. 5 мая 1942-го года при сильном артиллерийском обстреле меня контузило. Из своей части, которая теперь называлась не "ударная группа", а "отдельный стрелковый батальон", я уходить не хотел, и меня поместили в санитарную часть при дивизии. В санбате меня хотели эвакуировать, но я наотрез отказался. Мне не хотелось расставаться со своим комбатом. Это был опытный командир, который пользовался большим уважением среди подчиненных, чего нельзя было сказать о моих двух предыдущих командирах. Первый был тупой и ограниченный человек, изрядно пил, и не располагал к себе, ни внутренним содержанием, ни внешним видом, такой же был и комиссар. Согласно информации однополчан в районе Софиевки (вблизи Каховки), где наша рота вела неравный бой о противником, он якобы погиб. Второй командир, в прошлом служивший в спецлагере НКВД, пил меньше чем первый, обладал волевыми качествами, а в остальном мало чем отличался от первого. Он был ранен б декабре 1941г. в Луганской области и попал в госпиталь.

Ранение левой голени в 1941-м году и контузия привели к заболеванию сосудов, что-то вроде тромбофлебита. Было обострение, я ходил с палкой, но просился назад в свой батальон. Так, со своим батальоном мы постепенно стали отступать в сторону Ростова. Мы отходили, а по пути нашими войсками взрывались угольные шахты и предприятия. Картина очень удручающая, сопровождаемая грохотом артиллерийской конанады. В направлении Ростов-на-Дону двигались многие армейские соединения 9, 12, 57, 56 и др. армий. Наша авиация плохо прикрывала отход войск, а немецкая авиация беспрерывно бомбила, забрасывала листовками о нашем якобы окружении и предлагала сдаваться в плен.Мосты через Дон были разрушены, и действовала только одна переправа на окраине города в Нахичевани, и то очень примитивная - для малотоннажных автомашин..М двигались на машинах по улицам Ростова в три - четыре ряда и очень медленно. Немецкая авиация беспрерывно нас бомбила. Разбитые машины оттаскивали в сторону и продолжали движение к этой переправе. После переправы наш батальон сосредоточился на другом берегу.


Киркевич Геннадий Александрович 20.04.41. Флорешты.

(Из архива Киркевича Г.А.)

Я получил приказ комбата переправиться в Ростове, и прибыть в район Ново-Кузнецовки, где наша дивизия должна была занимать оборону. Я, старшина и два бойца въехали в Ростов на полуторке и продвигались к переправе через центральные улицы города. Автомашин ехало к переправе огромное количество - по 4 -- 5 в ряд, которые двигались очень медленно через центр города. Немецкая авиация непрерывно нас бомбила. Поврежденные от бомбежки автомашины оттаскивали в стороны и их место занимали другие, движущие за ними. Какой-то порядок старался навести начальствующий состав милиции города, рядовых милиционеров видно не было.

Вся эта картина в своем движении больше напоминала траурную процессию, а не отход наших войск. К вечеру мы были у переправы, она часто разрушалась от бомбовых попаданий немецкой авиации. Переправившись через Дон мы ехали медленно, так как заднее колесо автомашины было повреждено

Неожиданно в небе появилось звено Юнкерсов. Заметив нашу автомашину, самолеты вошли в пике. Мы мгновенно остановили машину, отбежали от нее и легли на землю. Юнкерсы один за другим пикировали на нас, ведя массированный огонь с крупнокалиберных пулеметов. Нас выручил небольшой бугорок, за которым мы залегли. Пулеметные очереди прошли рядом с нашими головами. Автомашину немного продырявило, но ехать можно было

В районе Ново-Кузнецовки мы присоединились к нашему батальону, который занимал оборону совместно с нашей дивизией. После занятия 24 июля 1942 г. немецкими войсками Ростова часть их войск продвигалась в сторону Ново-Кузнецовки, где завязался бой. Первую атаку противника наша дивизия отбила. Немцы получили подкрепление танков и выбили нас с этого населенного пункта. Немецкие автоматчики, находящиеся на танках, преследовали наши подразделения. Наша небольшая группа, увидев впереди овраг, спустилась в него, чтобы укрыться от массированного огня автоматчиков и гусениц танков, которые находились на расстояние не более 30 - 35 метров от нас. Мы пригнувшись бежали вдоль оврага, а автоматчики на танках по-прежнему преследовали нас и продолжали вести огонь. Однако несколько залпов нашей артиллерии приостановило их движение. Разбитые части 261 стрелковой дивизии, в том числе и наш батальон, отступали в разных направлениях. Нас было всего несколько человек из нашего батальона, в том числе и комиссар этого батальона (кстати он в 1940 г. был преподавателем политэкономии в Киевском индустриальном институте, в котором я учился) присоединились ко 2-му батальону 974 полка нашей дивизии, который отходил в направлении к г. Сальску, Ростовской области.

Комиссар, который натер себе ноги и передвигался очень медленно, просил меня его не оставлять и я вынужден был приспосабливаться к его ходьбе. Немцы двигались за нашими войсками по пятам, и поэтому медленное передвижение грозило нам пленом. Для того чтобы ускорить наше движение, я для комиссара достал лошадь, на которую его усадил, но и лошадь ели плелась. У меня тоже с ногой было неблагополучно, ноющая беспрерывно боль не позволяла быстро идти. Чрез некоторое время комиссар сообщил мне, что решил не идти дальше и остаться в одном из ближайших населенных пунктов. Двигаться вперед он категорически отказался. Он отдал мне лошадь, на которой я поехал верхом. У меня ранее была возможность присоединиться к подразделению «Катюш», но из-за комиссара, которого я не хотел оставлять одного, я эту возможность не использовал. Дальнейшую судьбу комиссара я узнал, случайно встретив его в 50-х годах на Крещатике. Он кратко сообщил о себе: после освобождения оккупированной территории он попал в штрафной батальон действующей армии. После окончания войны снова читал политэкономию в Политехническом институте г. Киева. В 1965 г., как я узнал, он умер.

Я продолжал медленно на своей лошади двигаться в направлении к г. Сальску вместе со 2-м батальоном 974 полка. Однако 1 августа 1942 г. немецкие танковые соединения заняли г. Сальск, и мы очутились в окружении.

Учитывая создавшуюся обстановку, мы решили сделать прорыв левее г. Сальска в сторону поселка Шаблиевка. Мы находились примерно в 4 км от г. Сальска, где уже было большое скопление немецких частей. 0ставшаяся часть солдат 974 полка и нашего батальона выбралась с лесопосадки и двинулась в сторону заданного направления, но была обнаружена немцами, которые окружили нас танками и мотоциклами. Почти весь состав военных был захвачен немцами и только незначительная часть наших бойцов, в то числе и я, сумели замаскироваться от немцев. Более двух дней мы находились в лесополосах без воды и еды, обсуждая, что нам предпринять в такой обстановке. Значительная часть решила возвращаться домой. В основном это были те, которые проживали на территории уже занятой немцами. Несколько человек, в том числе и я, решили пробиваться к нашим войскам. 0днако для этого необходимо было иметь гражданскую одежду. В середине дня со стороны г. Сальска верхом на лошади показался мужчина средних лет, к которому мы подошли и обратились с просьбой достать нам гражданскую одежду. Он пообещал выполнить нашу просьбу, но при этом сказал, чтобы мы подошли ближе к городу. Однако спустя некоторое время вместо него появился отряд немецких мотоциклистов. Они оставили мотоциклы и стали прочесывать местность, где мы находились. Мы с трудом успели скрыться в бурьянах между лесополосами. Немцы разыскивали нас, они дважды проходили мимо того места, где мы лежали, но видно фортуна была на нашей стороне. Немцы не теряли надежду нас обнаружить и решили сделать засады, для чего недалеко от нас начали копать окопы. Мы вынуждены были лежать и не двигаться, чтобы не дать себя обнаружить, несмотря на то, что огромное количество комаров беспрерывно нас кусали. Недалеко от нас немец продолжал копать окоп. Нам необходимо было дождаться ночи, чтобы вырваться из засады. Кто-то из солдат не из нашей группы напоролся на засаду. Последовало несколько выстрелов и крики - видимо он был ранен немцами. Как стемнело, мы ­начали медленно передвигаться в противоположную сторону от немцев. Начало рассветать, нас мучила жажда. К колодцу, который был недалеко от нас, подойти было невозможно из-за немецких автоматчиков, которые выжидали момента, когда появятся наши солдаты. Мы обнаружили немного в стороне площадку, где обычно молотят зерно, там стояла бочка. На дне ее было немного воды. Вода в бочке видимо находилась длительное время, так как цвет ее был зеленоватый и в ней плавали какие-то насекомые. Жажда мучила нас, и мы, завернув конец гимнастерки, превратили ее таким образом в фильтр для воды. Каждому досталось по несколько глотков. Основная группа, которая решила идти домой, осталась в лесополосе, а мы с лейтенантом из 37 армии решили все-таки пробиваться к нашим войскам. Для этого мы решили раздобыть у местных жителей гражданскую одежду и идти по дороге прямо через расположение немецких войск. В военной форме мы бы сразу же попали в лагерь военнопленных, расположенный в г. Сальске.

Мы начали осторожно передвигаться по лесополосе в сторону города, надеясь на встречу с местными жителями, у которых мы могли бы достать одежду. Один раз нам не повезло, но другого выхода не было. Спустя некоторое время я увидел женщину, которая ехала на подводе, запряженной бывшей моей лошадью. Я вышел из лесополосы к ней навстречу. Она испугалась, увидев меня в военнойфрме, но я ее успокоил. Я сказал ей, что лошадь, которая запряжена в повозку принадлежит мне, но она мне не нужна. Взамен я попросил, чтобы женщина привезла гражданскую одежду для нас двоих. Она сообщила, что в Сальске в лагере военнопленных много людей, и некоторых освобождают, если показывают их фотографии местные жители. Она спросила, имеется ли у меня фотография, чтобы взять ее в случае, если я .попаду в лагерь, но я от этого варианта отказался, и еще раз попросил у нее одежду. Она все время оглядывалась по сторонам, боясь что ее увидят немцы рядом с нами. Женщина обещала привезти одежду, но сказала, чтобы мы подошли ближе к городу. Через некоторое время она привезла брюки, рубаху и кепку. Мы поблагодарили ее и она сейчас же уехала. Я взял брюки, а лейтенант рубаху. У меня были личные документы, кандидатский билет члена ВКП(б), печать батальона, которую отдал мне комиссар и ряд других документов. Как быть с документами? Уничтожить кандидатский билет (получил я его только в мае 1942г.) и другие документы я не решался. Партийных и комсомольских билетов много порванных лежало на дорогах и в лесополосах. Это удручающе действовало на меня. В лесополосе я нашел среди брошенных вещей, фуфайку. Оторвал у нее воротник и в промежутках, где она была стеганая, вложил печать батальона (только резиновую часть). Сложил первый листок кандидатского билета, удостоверение личности и другие документы. На нижнюю рубаху надел фуфайку с документами. Взял мешок, положил туда полотенце, бритву и другие предметы, и был готов к движению в сторону г. Армавира, где я предполагал догнать наши отходящее части. Мой попутчик - лейтенант не видел и не знал о моем изобретении с документами. На рассвете мы двинулись в луть. Сальск решили обойти с западной стороны, так как в городе уже действовали полевая жандармерия и комендант, которые уже наводили «порядок». Из лесополосы мы вышли на дорогу, которая вела к станции Трубецкой. Пройдя немного, мы увидели большую группу военнопленных, ремонтирующих мост. Их охраняли автоматчики. Немцы пристально поглядывали на нас, а пленные видно догадывались кто мы. Лейтенанта я предупредил, чтобы он шел уверенно, не оглядывался и не реагировал на окрики со стороны немцев. Нервы наши были напряжены от той ситуации, в которой мы оказались и от того, как первоначально пройдет это испытание зависело все в дальнейшем. Но мы его выдержали и благополучно прошли этот участок дороги. После ст. Трубецкой мы подошли к Зерносовхозу. Навстречу ехали немецкие автоматчики на мотоциклах. Мы на них уже реагировали более спокойно. Передовые части немцев меньше обращали внимание на людей в гражданской одежде, чем полевая жандармерия, комендатура или полицаи из нашего населения. Поэтому основным принципом движения по дорогам и населенным пунктам для нас было движение рядом с передовыми немецкими частями и, при этом, не задерживаться в населенных пунктах, из которых уже ушли немецкие передовые части.

Согласно нашему маршруту, мы должны были пройти через населенный пункт Сысоевка-Александровка, а для этого следовало переправиться через р. Егорлык. На той стороне речки находился мужчина с лодкой. Но он не решался переправить нас, так как заметил колонну людей, направлявшихся к речке, которых сопровождали немецкие автоматчики. Мы оторопели, когда увидели, что прямо на нас движется группа военнопленных около 300 человек в сопровождении немцев. Положение было критическим. Мы знали, что немцы пополняли ряды выбывших пленных, не способных идти дальше, за счет людей со стороны. Пленных, оказывается, привели к речке, чтобы они напились воды. Рядом были и мы. Нам пришлось пережить очень тревожные минуты. После того как пленные утолили жажду, немцы дали команду построиться и они ушли. Тогда лодочник решился переправить нас чрез речку. На подходе к станице по дороге встретили местного жителя и спросили его - есть ли немцы в станице? Он ответил, что их нет. Однако, когда мы поднялись на бугор, то у самой станицы рядом с дорогой находилось подразделение немцев с радиостанцией. Поворачивать назад было поздно, и оставалось только пройти мимо них, и при этом не проявлять растерянность. У нас стал вырабатываться иммунитет к таким ситуациям, мы стали менее остро реагировать на встречи с немцами.

Ночевали мы обычно возле хат на сене, еду временами давали местные жители. В разговорах с населением говорили обычно, что идем домой после рытья окопов, а сами, якобы жители г. Армавира. Мой попутчик - лейтенант решил дальше по нашему маршруту не идти и сказал, что пойдет домой в г. Ворошиловск, хотя тот находится на оккупированной территории. Мои доводы и уговоры продолжать пробиваться к своим его не убедили, и я остался один. По пути встретил группу мужчин и женщин, которые шли к Сталинграду. Я предложил им свой маршрут, убеждая их, что наши войска не допустят противника к Кавказу. Они не согласились со мной и пошли по выбранному маршруту.

Уже была середина августа 1942г. и я прошел много станиц: Развилы, Ивановку, хутор Жуковку, Летник, Привольное, Ново-Александровку, Григорье, Павловск, хутор Зеленый - более 500 км по территория занятой немцами. Иногда за день я проходил до 50 км. При ходьбе пользовался ритмическим дыханием йогов (4 шага при вдохе и 4 при выдохе). Я на практике убедился в полезности этой системы. Она позволяла при моем состоянии осуществлять такую физическую нагрузку.

По дорогам моего маршрута я встречался с передовыми частями немцев, но среди них также попадались румынские и итальянские части. Каждый день и час вызывал напряжение нервов, так как в любое время тебя могли разоблачить. Кроме того, еще постоянная боль в левой ноге - последствия ранения и контузия - все это отражалось на моем общем состоянии, но меня укрепляла только одна мысль - прорваться к своим.

В ряде указанных населенных пунктов уже приходилось сталкиваться с полицаями и с лицами, которые усердно прислуживали оккупантам. Приходилось давать объяснения, когда тебя задерживали, спрашивали: кто ты, и куда идешь. Для подтверждения ответов, я написал себе справку, где указал, что я работал на окопах и возвращаюсь домой. Указанную справку я заверил печатью, которая была при мне. Печать я сделал нечеткой, чтобы нельзя было разобрать ее текст. Пройдя Прашнакоп и Красную Поляну, я на дороге нашел немецкую газету, в которой было написано, что в ближайшее время в помощь немецким войскам должна была выступить со стороны Кавказа Турция. Это произвело на меня, удручающее впечатление, так как я двигался в сторону Кавказа. Учитывая, что я был недалеко от кавказских гор, я все же решил продолжать идти в этом направлении.

В сторону г. Армавира, куда я шел, двигались крупные танковые и артиллерийские соединения немецких частей. Такое крупное передвижение войск подтверждало сведения о том, что германское командование решило овладеть Кавказом. Недалеко от города, возле моста через р. Кубань стоял немецкий офицер, который руководил движением воинских подразделений через мост. Чтобы попасть в город я должен был пройти мимо него, другого выхода не было. Он остановил меня и спросил, куда я иду, и почему двигаюсь с воинскими частями? Я начал ему объяснять, что я сам из города Армавира и возвращаюсь домой, где живет моя семья по адресу ул. Ленина 3 квартира 5. Я знал, что в любом нашем городе улица Ленина есть. Он потребовал паспорт. Немецкому офицеру я сказал, что паспорта у меня нет, и показал ему справку о том, что работал на окопах и возвращаюсь домой. Говорил я ему на немецком языке, хотя знал его слабо. Немецкому языку нас учили в институте, но на знание его особого внимания не обращали. Офицер махнул рукой и сказал, что можно идти. На подходе к городу навстречу мне двигалась большая колонна наших военнопленных в сопровождении немецких автоматчиков. Ситуация была довольно сложной. Вдоль дороги лежали убитые, слегка присыпанные землей. В любую минуту можно было ожидать, что немцы заставят меня стать в эту колонну, но этого не случилось, и я прошел мимо них. В центр города я не заходил, а прошел по его окраине и вышел на дорогу в сторону станицы Советской и дальше в направлении к Туапсе. По пути пришлось проходить возле немецкого аэродрома, охрана которого пристально смотрела на меня. Местный житель станицы сообщил, что дальше мне не пройти, так как черкесы и ингуши организовали банды и не пускают русских в горы, а даже убивают. Пришлось задуматься, как быть дальше. Выступление турков на стороне немцев, а тут ингуши, все это осложняло задачу идти на Кавказ. Взвесив все эти обстоятельства, я решил двигаться в сторону Минеральных Вод. Подойдя к станице Невиномысской, мне нужно было проходить через мост, усиленно охраняемый немцами, другого варианта не было. В это время мимо меня проходили местные женщины. Я быстро пристроился к ним, и завел разговор, чтобы со стороны казалось, что это мои знакомые, хотя женщины не были этим довольны. Немецкая охрана смотрела на меня, и похоже было, что хотела меня остановить, но все прошло благополучно.

Переночевав в станице, я рано утром взял направление в сторону Курсавки (60 км от Минеральных Вод). В поселке недалеко от Курсавки я выполнил работу по ремонту сарая у местного жителя, за что получил от него продукты на дорогу. Здесь же встретил ленинградцев, которые жили тут после эвакуации из Ленинграда. Утром хозяин, у которого я работал и ночевал, сообщил, что в соответствии с приказом немецкого коменданта, все посторонние лица, находящиеся в поселке, должны пройти регистрацию в комендатуре. После этого сообщения хозяина я утром ушел из поселка, и взял направление на Сталинград через станицы Султанское, Петровское и Дивное. Приказ немецкой комендатуры о регистрации посторонних лиц в населенных пунктах усложняло мое передвижение к намеченной цели. Необходимо было быстрее идти, чтобы не задерживаться в станицах, где уже начали действовать комендатура и полицаи, а также полевая жандармерия.

Пройдя часть территории Калмыцкой автономной республики, мне пришлось приостановить движение из-за отсутствия еды, воды и не особенно дружелюбного отношения калмыков. Приходилось в зной пить горькую воду в озерах и небольших речках, после чего жажда еще более усиливалась.

Взяв курс восточнее, возле населенного пункта Котельниково, встретил молодого парня по имени Виктор, который также решил выходить из окружения. Переночевав в Котельниково, мы пошли дальше по дороге. Внезапно из лесопосадки выскочила группа немцев и приказала следовать за ними. Мы зашли в лесопосадку и увидели примерно 10 человек, похожих на нас. Оказалось, что это была полевая жандармерия, которая задерживала на дорогах всех подозрительных лиц. Возглавлял эту группу офицер, который тут же проводил допро помощью переводчика. Допрашивал он каждого по отдельности. Когда дошла очередь до меня, я сбросил свою фуфайку с документами и подошел к нему. Он спросил, кто я и куда иду. Я как всегда ответил, что работал на окопах и возвращаюсь домой. Отвечал я на немецком языке, но не особенно четко. Он спросил, знаю ли я немецкий язык, я ответил, что слабо. После допроса я возвратился к своим вещам и фуфайке. После того, как офицер всех допросил. Нас всех посадили на автомашину и привезли на железнодорожную станцию. На станции нас погрузили на железнодорожные платформы для отправки в лагерь, расположенный в станице Морозовской. Уже стемнело, когда поезд тронулся в путь. Погода была плохая, моросил дождь. По краям платформы впереди и позади нас стерегли немецкие охранники. Некоторые из нас договорились, что в подходящий момент мы спрыгнем на ходу поезда. Когда наступил удачный момент, мы спрыгнули с платформы. Началась беспорядочная стрельба по нам из автоматов. Мы с Виктором не пострадали. Немного отдохнув, мы двинулись дальше, и увидели недалеко от нас дом, в окне которого горела лампа. В дом мы решили не заходить, опасаясь, что в доме могут быть немцы. Недалеко был стог сена, где мы устроились на ночлег, зарывшись поглубже в сено. Мы изрядно продрогли, потому что были мокрые от дождя, который беспрерывно лил. Утром на рассвете двинулись в путь. Подошли к населенному пункту и осмотрелись, нет ли здесь немцев. Когда мы проходили мимо одной из улиц, нас подозвала женщина и пригласила зайти в дом, где дала нам поесть. Мы стали ее расспрашивать, есть ли в поселке немцы. Она ответила, что здесь нет, но сказала, что в этом доме живет немецкий комендант. Мы настолько растерялись, что чуть не подавились. Она нас успокоила и сказала. Что он уехал недавно и будет не скоро. Но мы все равно решили поскорее уйти из этого населенного пункта.

Мы взяли направление на поселок Нижние Курманы, где думали переправиться через р. Дон. Пройдя поселок, мы предварительно расспросили у местных жителей, есть ли на мосту немецкая охрана. Они ответили, что как будто нет. Я знал, что проходить через мост при его охране было всегда очень трудно и опасно. Уже вечерело, но мы решили идти. Да и спешить нужно было, ведь был уже сентябрь, да и по информации местных жителей фронт был уже недалеко, что вселяло в нас бодрость. Выйдя из хутора в направлении хутора Солонецкого, мы спустились с бугра дороги к реке и увидели мост, на котором стояла немецкая охрана. Два автоматчика стояли на мосту, а в конце моста на берегу находился опорный пункт охраны. Немцы смотрели на нас, и похоже ожидали, что мы будем предпринимать в такой ситуации. Поворачивать назад было уже невозможно, надо было идти через мост, скрывая ту растерянность, которую мы внутренне испытывали. Мы уверенно шли по мосту навстречу охране. Подойдя к ним, я обратился по-немецки и сказал, что мы идем домой к своим семьям, которые живут в хуторе Солонецком. Они проверили мой мешок, где лежали личные вещи, и разрешили нам пройти. Шли мы по мосту не оглядываясь, хотя несколько очередей из автомата немцы сделали в нашу сторону с целью проверить, как мы на это будем реагировать. На хуторе мы переночевали и встретили еще троих, которые, как выяснилось, тоже собирались переходить линию фронта. Один из них - Евгений Савченко - был политруком разведроты 51 Перекопской дивизии 9 армии, второй - старший лейтенант - начальник инженерной службы полка, третий - бывший секретарь райкома, у которого была задача организовать партизанский отряд.

Утром мы решили двигаться по направлению населенных пунктов: Девятка, Кутельниково, Поповка, при этом мы разбились на две группы. Я шел вместе с Савченко, а Виктор со старшим лейтенантом и бывшим секретарем райкома. Держали интервал 100 - 200 метров. На поворотах дорог и когда видимость была недостаточная, мы делали на земле условный знак, чтобы не потерять друг друга в пути.

Пройдя поселок Поповку, мы услышали стрельбу. Оказывается наших товарищей остановили румыны, ехавшие на подводе. Румыны сделали несколько залпов из винтовок в нашу сторону, чтобы мы остановились, но мы, воспользовавшись пересеченной местностью, скрылись от них. На дороге мы оставили условный знак, некоторое время подождали, но наши товарищи так и не появились. В поселке Великие Лучки мы переночевали в надежде, что наши товарищи еще подойдут к нам, но они так и не появились. Здесь мы встретили полицаев, которые расспрашивали нас - откуда и куда мы идем. Потом они сказали, что недалеко фронт, и находиться тут запрещено. Мы вышли из поселка и направились в сторону Дона, где должен был быть фронт. Уже вечерело, шел дождь, но мы продолжали идти. Изредка доносилась канонада артиллерии. Навстречу нам шел полицай, который сказал, что дальше идти нельзя, так как здесь недалеко передний край обороны. Мы ответили, что сбились с дороги и сейчас свернем в другую сторону. Когда он отошел, мы свернули с дороги в кукурузное поле по направлению доносившихся периодических залпов артиллерии. Передвигаться по кукурузному полю было тяжело, к тому же еще лил дождь, но мы продолжали движение. Шли всю ночь под дождем и к рассвету подошли к оврагу. Дальше идти было уже нельзя, так как стало светло, а территория, по которой мы двигались, хорошо просматривалась и нас могли обнаружить. Мы были насквозь мокрые и замерзли. Решили сесть на землю, прижавшись спинами друг к другу, чтобы немного согреться. Все-таки уже было 15 сентября. Так мы просидели целый день до ночи без еды и воды. Как только стемнело, мы осторожно стали продвигаться в направлении доносившейся до нас стрельбы. По пути попадались окопы, но в них никого не было. Мы периодически чередовали ходьбу с передвижением «по-пластунски». Подойдя к одному из окопов, мы мгновенно припали к земле, увидев в нем двух немецких солдат. Услышав звук наших шагов, они вылезли из окопа, оглядываясь по сторонам, прошли мимо нас, и вернулись в свой окоп. Немного погодя, мы проползли возле них и потом пошли дальше по переднему краю расположения немцев. По нашему мнению, наши части должны были быть за Доном.

Всю ночь мы медленно и осторожно передвигались по расположению немецкой обороны. В посевах пшеницы, где была расположена линия обороны, я нашел нашу солдатскую шинель, которую захватил с собой. Так мы передвигались по линии обороны немцев всю ночь в надежде дойти до берега реки Дон. Начался рассвет, и дальше идти уже было нельзя. Нужно было замаскироваться в посевах пшеницы и ждать еще одной ночи.

Мы легли на землю и накрылись шинелью. Мы лежали неподвижно в ожидании ночи. Спустя некоторое время я выглянул из под шинели, и привстал, чтобы сориентироваться на местности и определить, далеко ли до Дона, чтобы за ночь успеть дойти до реки. Через некоторое время мы услышали почти рядом с нами немецкий разговор. Кто-то возле нас стучал ложкой по котелку. Я приподнял шинель и увидел немца, который чистил котелок после еды. Мы оцепенели, оказывается мы находились возле линии немецких окопов, и в любую минуту нас могли обнаружить. Финал был бы плачевным. С раннего утра и до ночи мы находились в стрессовом состоянии. Когда стемнело и наступила ночь, мы медленно «по-пластунски» начали передвигаться. Рядом находился окоп, в котором находился дремавший немец. Это нас в очередной раз спасло, до него было всего полметра, и он бы нас обязательно заметил. Я когда вспоминаю как нас не обнаружили, то считаю происходившее настоящим чудом. Мы по-прежнему передвигались «по-пластунски», и так доползли до оврага, сползли в него, но идти по нему не решились, так как обычно такие овраги минируются. Мы выползли из оврага и попали на проселочную дорогу, которая похоже вела к Дону. Решили идти по этой дороге, ориентируясь на трассирующие пули, летевшие по направлению нашего движения со стороны немецких окопов. Поскольку в нашу сторону периодически стрелял немецкий пулемет, мы поняли, что переднюю линию немецких окопов мы миновали. Шли мы поднявшись во весь рост. Хоть это было и опасно, но нам хотелось успеть за ночь попасть в расположение переднего края нашей обороны. Стрельба немецкого пулемета в нашу сторону все продолжалась, а навстречу нам велась стрельба трассирующими пулями из линии обороны наших войск. До того места, откуда велась стрельба, было уже близко, а до Дона было еще далеко. Через некоторое время мы увидели, что трассирующие пули пролетают почти рядом с нами. Мы легли на землю и стали следить, откуда ведется стрельба. Определив направление стрельбы, мы «по-пластунски» стали продвигаться к этому месту, пока не увидели окоп, в котором сидел наш стрелок. Приблизившись к нему со стороны его спины, мы убедились, что это наш солдат. Мы подошли к нему и попросили вызвать командира. Через некоторое время показался командир взвода, которому мы сообщили кто мы. Попросили дать нам поесть, так как несколько дней не ели. Нам принесли ведро вареной пшеницы и мы плотно поели.

Линию фронта мы перешли в 3 часа ночи 17 сентября 1942 г. в расположении 3-го батальона 862 полка 197 стрелковой дивизии в районе поселка Баски возле станицы Вешенской. Эту дату я хорошо запомнил как дату своего второго рождения.

Оказывается, нам очень повезло. Только на этом участке наши части форсировали Дон и заняли плацдарм на возвышенности, где мы перешли линию фронта. Командир батальона в разговоре с нами сообщил, что на этом участке они не могут взять «языка». Мы предложили ему поручить это нам, поскольку мы хорошо знали расположение немецких окопов и подходы к ним. О нас было доложено штабу дивизии, и с нами беседовали предстаиели особого отдела. Учитывая, что у меня были убедительные документы и кандидатский билет члена ВКП(б), нас в дивизии не задерживали, и направили для проверки в спецлагерь НКВД на станции Рада возле г. Тамбова, где мы находились около 10 дней. У моего попутчика Савченко документов при себе не было, но его проверку облегчило то, что он со мной переходил линию фронта.

После лагеря нас направили на пересыльный пункт станции Павловская возле Камышина, где мы находились около одного месяца. На пересыльном пункте нас кормили очень плохо, а мы после выхода из окружения сильно отощали, и наш организм требовал усиленного питания. Поскольку еды не хватало, то мы сами организовали себе подкормку. Мы руками выкапывали картошку на колхозном поле и пекли ее. Соли не было, поэтому ели без соли.

В середине ноября 1942 г. нас направили в штаб Приволжского военного округа (ПРИВО) в г. Саратов. Уже наступили морозы и выпал снег. Пока доехали до Саратова сильно замерзли, потому что одежда была настолько ветхой, что было видно голое тело. Организм тоже ослабел от длительных недоеданий и нервных переживаний. Когда приехали в г. Саратов, пришлось спать на вокзале на холодном полу, прикрытом клочками газет. После посещения штаба ПРИВО меня направили на курсы командиров батальонов. При Саратовском военно-пехотном училище. С Савченко я связь потерял, он как будто получил направление на Сталинградский фронт. Спустя два месяца учебы, моя раненая нога на показательных занятиях дала сильное обострение, и я не мог продолжать дальнейшую учебу. Гарнизонная медицинская комиссия ПРИВО признала меня ограниченно годным с иcпользованием на штабной работе. Я получил направление для работы в Ростовский облвоенкомат. До Ростова пришлось добираться со сложностями, на всех видах наземного транспорта. Немцы были в Батайске, и их авиация часто бомбила Ростов. В течение двухнедельного пребывания в Ростове мне работу не нашли. Нужно было ждать вакансии, поэтому мне предложили работу на выезд, в один из городов Ростовской области. Я выбрал г. Сальск, возле которого я был в 1942 г., но так в него и не попал. Меня направили на должность старшего инструктора Сальского райвоенкомата. В конце февраля 1943 г. я приехал в Сальск. В мою обязанность входило обучение молодежи призывного возраста военному делу. На этой работе после действующей армии и окружения я смог поправить здоровье и успокоить нервную систему. Полученное новое обмундирование также немного улучшило мой внешний вид. Эта работа продолжалась примерно один год. Мне стало как-то скучно, опять тянуло на фронт, где решалась судьба нашей Родины. Мне удалось разыскать своих фронтовых друзей, связь с которыми прервалась после моего ранения и госпиталя в июле 1941 г. Я написал им письмо с просьбой сделать мне вызов в действующую армию. В феврале 1944 г. на имя Сальского райвоенкома пришло секретное письмо от командира Отдельного саперного батальона с просьбой откомандировать меня в действующую армию в 896-й Отдельный саперный батальон 2 Гвардейского Краснознаменного стрелкового корпуса. Райвоенком был весьма удивлен этому письму, поскольку там указывалось о моей личной просьбе перевести меня на фронт. Таких желающих среди работников военкомата не бывало, обычно на фронт направляли проштрафившихся работников.

Поскольку поступило официальное письмо от командира воинской части, военком был вынужден принимать решение. Он направил обращение в штаб Северо-Кавказского военного округа (СКВО). Меня вызвали в штаб, и я прибыл в Ростов 10 мая 1944 г. к начальнику 2-й части. Он ознакомился с моим личным делом, и стал уговаривать остаться работать в штабе СКВО, а я настаивал на своей просьбе отправить меня в действующую армию. Тогда он направил меня на гарнизонную медицинскую комиссию для окончательного решения. Военно-медицинская комиссия признала меня ограниченно годным 2-й степени. На основании решения комиссии меня уволили 13 мая 1944 г. в запас, и вместо действующей армии меня направили в Киев для работы в промышленности. Но это уже совсем другая история.

 

Интервью:

Александр Киркевич

Лит. обработка:

Александр Киркевич


Наградные листы

Рекомендуем

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus