Родился 5 июля 1904 года. Седьмой ребёнок из 10-ти в семье Кунегиных. Единственный из мужчин и женщин семьи, кто участвовал в ВОВ с оружием в руках. Призван в возрасте 38 лет. Дома остались жена, 7-летний сын и годовалая дочь. Служил в пехоте рядовым. В июле 1942 фашистским осколком ему оторвало кисть левой руки. Инвалид ВОВ 1 группы. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1988 года награжден Орденом Отечественной войны 1 степени. Скончался 21 февраля 1993 года.
Приведенные воспоминания записаны Кунегиным С.И. самостоятельно примерно в 1975 г.
После 3х недельного пребывания в г. Новороссийске, где нам было поручено сбивать фашистские бомбардировщики; командование армии решило наш полк перебросить в Крым, а в Крым можно было попасть только через Тамань. И вот в конце июня 1942 года из Новороссийска мы пешим маршем, в полной боевой готовности (вооруженные винтовками и гранатами) пошли в Тамань, которая находилась от Новороссийска в 175 километрах. Туда мы шли 4ре ночи, днем было идти нельзя, так как за нами охотились днем Гитлеровские самолеты. Из Тамани мы должны были попасть в Керчь, но Тамань от Керчи отделяется 25 километрами (Керченским) проливом. В Тамани в это время войск было неисчислимое количество. Солдат из Тамани в Керчь перебрасывали на пароходах по очереди. Мы (наш полк) ждали свою очередь на пароход 4 дня. Жили мы это время, в ожидании очереди, у самой пристани. Нас расквартировали по индивидуальным (личным сараям) и просто на кладбище, находившееся у пристани. Настало время, когда наш полк подвели к пароходу. Отправкой войск пароходом распоряжался комендант г. Тамани. Нас построили колоннами у парохода. В первой колонне был наш командир дивизии, которого комендант спросил: «Полковник, твоя часть в полном составе»? но он не успел сказать - да, и в этот миг подбежал к полковнику командир батальона и сообщил, что в нашем полку нет одной роты. Это возмутило коменданта, и тот закричал на полковника, ты что же, идешь в бой, а войска растерял и стал угрожать ему расстрелом и сразу скомандовал отменить посадку. На пароход пустили другую войсковую часть. Нам же пришлось искать свою затерявшуюся роту и вставать в новую очередь на пароход. Еще три дня мы ожидали свою очередь. Теперь наш полк был в полном составе. Нас погрузили в пароход рано утром, провезли нас в пароходе километров 10 и пароход повернул назад, потому что на шум из Керчи по Тамани стали стрелять из дальнобойной артиллерии по Тамани (это было I/V 1942 года).
Переправа войск в Керчь из Тамани была приостановлена. Это объяснилось тем, что враги (нацисты) в Крыму сосредоточили большие силы всех родов войск; выслали 3 тысячи самолетов и вытеснили оттуда все наши войска. Нас высадили с парохода опять в Тамани и командир полка повел нас берегом Азовского моря на пристань «Сенную». На эту пристань к нашему приходу стали поступать из Крыма пароходы и катера с ранеными солдатами и военным имуществом, которое удалось сохранить при отступлении с Крыма. Картина отступления была жуткая; солдаты и командиры наши спасались кто как мог плыли на автомобильных камерах, воротах и прочем. На пристани «Сенная» нам было приказано из пароходов и катеров выносить тяжело раненых солдат, и их было много. Потом мы выносили из пароходов имущество и продовольствие, которое не удалось забрать врагу. Закончив работу по разгрузке, нас здесь заставили грузить на пароходы ящики со снарядами, которые подвозили сюда грузовые машины из Краснодара. Снаряды и всякие боеприпасы пароходы доставлялись Черноморскому флоту, который давал «жизни» засевшим в Крыму немцам. Погрузкой снарядов мы занимались дней пять, а потом нас вместе с уцелевшими солдатами повели в станцию Славянскую на Кубани. Здесь нас переформировали в новые подразделения (части). Та часть, в которую я попал, была отправлена пешим ходом в город Тихорецк. В Тихорецке мы стояли дней 30. Занимались военной подготовкой, а по ночам несли патрульную службу, т.к. г. Тихорецк в это время был на военном положении. Местом нашего расположения был большой колхозный сад, в котором нами же солдатами были сооружены под открытым небом несколько печей с вмазанными в них большими котлами, в которых нам готовили пищу. В одни из вечеров нам было приказано сниматься (уходить) из этого места.
Мы выломали из печей котлы, собрали палатки, собрали свои вещевые мешки. Все это было уложено, кроме вещевых мешков, на подводы и пошли в ночь на станцию, которая была в 5-ти километрах от нашего расположения. Здесь на станции железной дороги под нас уже был подготовлен состав (состав), в котором мы должны были ехать на фронт. Грузились в поезд не долго. Всю ночь нас везли очень быстро, так что от большой скорости вагоны бросало то в одну, то в другую сторону. Было даже жутко от возможного крушения. На рассвете рано утром наш состав остановился у какого-то железнодорожного разъезда, вблизи Сталинграда. У разъезда был лес с проходящей по нему балке. Начальство подало команду быстрее разгружаться, что бы не попасть под бомбёжку вражьих самолетов. При разгрузке орудий и вагонов по трапам (подмостков) по неосторожности было задавлено 2 солдата. Придя в балку, командир полка сказал нам: «вот здесь, мы дня три отдохнем, а потом пойдем бить врага». Облюбовав себе в балке места, мы стали заниматься каждый своими делами. Не прошло и часа времени, как раздалась команда: «Становись, стройся». Мы выстроились и командир полка подал команду: «смирно, вольно». Далее он обращается к нам и говорит: «Товарищи Вы знаете куда мы приехали, мы приехали бить врага (были в дали слышны оружейные выстрелы), и вот среди нас есть такие, которые не желают выполнять долг перед Родиной ». И в это время подвели два арестованных солдата. Их перед строем командир расстрелял. И вот за что; когда нас стали грузить в маршевой поезд на фронт 2 солдата сговорились убежать, чтоб не быть на фронте, но их патрули поймали и они были к нам доставлены на дрезине. Слова о трех дневном отдыхе здесь не оправдались. Во второй половине дня нам старшины принесли чистое белье и в ночь мы пошли к передовой.
Шли всю ночь и день сальскими степями по направлению к Дону. На этом фронте, где мы должны были вступить в бой незадолго до нашего прихода немцы перешли Дон и заняли на левом берегу Дона огромную станицу Богучары. До нас здесь были ожесточенные бои с расчетом выгнать фашистов за Дон, но это не удавалось нашим частям. И вот мы пришли ночью на место недавних боев теснить немцев за Дон. Рано утром до восхода завязался ожесточенный бой за то, чтобы выгнать Гитлеровцев из Богучар и отбросить их за Дон. Шел ожесточенный бой мы все же хотя и с большими потерями отогнали немцев километров на 5 к Дону, но овладеть станцией нам не удалось. К концу этого сражения наши части вплотную подошли к Богучарам. До селения мы и я бежали с ведением огня частыми перебежками; бежишь и падаешь и лежа в след врагу стреляли. При перебежках моих соседей справа и слева постигала неудача, один был убит на повал, а двое сильно ранены (одному оторвало ногу, другому руку до плеча). Мне же два раза засыпало лицо землей от рвущихся снарядов. В 10 часов примерно моя рота продолжала вести бой и мы подошли почти вплотную (осталось метров 50), до очень длинного скотного колхозного двора. Здесь мы залегли в густой высокой траве. Нас из роты в 100 человек осталось всего 28 человек, остальные выбыли из строя, убитыми и ранеными. Нам оставшимся дана команда окопаться (сделать окоп лежа) и держать оборону. Я стал копать себе окоп лежа на животе, длинный в рост человека и глубокий сантиметров 40, и вот в готовый окоп не приподнимаясь решил повернуться через бок и в этот момент около меня разорвалась мина, пущенная фашистами с чердака скотского двора. Осколок мины попал мне по руке и отрубил кисть руки правой. Она висела на жиле. Сначала я. боль не почувствовал. Как будто она у меня отломалась. Я схватил другой рукой закричал соседу; иди помогай меня ранило. Кровь же из руки у меня лилась, как у гуся с отрубленной головой. Сосед мой по окопу снял с меня поясной ремень зацепил как хомут на шею замотал руку в оказавшиеся у меня запасные кальсоны. Через эту тряпицу кровь скоро пробилась. Мне стало дурно, из глаз словно сыпались искры я даже потерял ориентир куда уходить. Само собой было понятно надо было уходить от скотного двора, что я и сделал. И так в полный рост было нельзя, так как все время с чердака стреляли враги пулеметами и миномётами. Едва ли я отполз от места ранения на 40 метров, как здесь над нами появился немецкий мессершмитт, который пикируя над нами стрелял из пулеметов. Один из пикирующих самолетов угодил мне по ногам. Пуля прошла вдоль правой ноги разорвала мне брюки и кальсоны и на ноге сделала длинную царапину; вторая пуля мне попала по левой ноге, сильно повредила мне левую ногу выше колена. Я покачал ногой, она все же действовала, кровь из раны сильно текла. Оказалось фашисты стреляли из самолета разрывными отравленными пулями дум – дум, так как рана от них очень долго не заживала и гноилась. После второго ранения я продолжал ползти из поля боя; прополз метров 200 под уклон в лощину и нашел здесь полевую санчасть, где оказывали ранеными помощь. Здесь уже было человек 30 раненых. Здесь мне перекрутили руку веревкой, что бы из руки не фонтанировала кровь.
Вложили штык от винтовки в болтающуюся на жиле кисть руки, прикрепить его (штык) к локтевой части и повесили мне руку на шею. После этого сказали: «иди вон туда, там военно-полевой госпиталь и там есть врачи». Здесь же работали медсанитары. На расстоянии 2х километров отсюда я нашел со своим проводником солдатом полевой госпиталь, который занимал полевой колхозный бригадный стан. Здесь нас раненых скопилось не меньше 200 человек. Здесь врач, посадил около меня своего помощника, который должен был регулировать мне такт крови (то затягивал жгут, то ослаблял его). Это длилось часа 2, пока не приостановилась кровь. Вечером сюда подали под раненых пять студебеккеров (американская автомашина), в которые погрузили нас и повезли степью ближе к станции железной дороги (ст. Зимовники) в настоящий госпиталь, но полевой. Везли нас километров 50 и на пути нас все время преследовали фашистские стервятники (самолеты). В этом госпитале в деревне мне сделали ночью ампутацию руки, после чего днем следующего дня нас погрузили в санитарный поезд и привезли в Сталинград, из которого потом нас перебросили в Саратов. В госпитале я лечился 1,5 месяца. Ранен был 28/VII – 1942 года. В бою я расстрелял немцев из ручного пулемета марки Дегтярева и глушил их ручными гранатами (лимонками). Точно не учел, но я сразил не менее 6ти вражеских солдат.
Награжден орденом Отечественной войны I степени в честь 40-летия Победы. № наградного документа 73.
