Лёвин Александр Дмитриевич

Родился я 26 августа 1923 года в селе Большое Окулово Навашинского района Горьковской области. Я был самым старшим из четырех детей, были еще две сестры и самый младший - брат.

Расскажите, пожалуйста, немного о довоенной жизни. Где вы учились, как жила ваша семья?

Нельзя сказать, что жизнь до войны была уж совсем плохой, нет, скорее сносной. Родители преимущественно работали в нашем колхозе "имени Сталина", но перед войной отец перешел на работу на завод №342 в Навашино, что в трех километрах от нас.

А я учился в Навашинской школе. Учился нормально и насколько сейчас вспоминаю, подумывал после школы поступить в военное училище. Даже попробовал поступать в Вольский ШМАС (школа младших авиаспециалистов), но что-то там не вышло с документами.

А после окончания 9-го класса я поехал на каникулы в Москву, где жили мои дядья - дядя Ваня и дядя Вася. Для чего? Просто так, без всякой цели, чтобы посмотреть город. Помню, дядя Вася даже сводил меня на завод, на котором работал. Но в Москве я пробыл совсем недолго, потому что наступило 22 июня и по громкоговорителю мы услышали выступление Молотова… Это известие, конечно, оказалось совсем неожиданным, словно снег на голову. И не только для меня, но и для всех.

В первые же дни войны меня сразу отвезли на Казанский вокзал, и с большим трудом отправили домой. Потому что уже началась определенная паника, очень много людей стремилось уехать подальше от Москвы, поэтому мне пришлось ехать на крышах вагонов…

А оба моих дяди в первые же дни войны добровольно вступили в ополчение. Дядя Ваня - Мишин Иван Александрович, который работал в Красноармейском райкоме партии пропал безвести во время тяжелых боев под Москвой… А дядя Вася - Мишин Василий Александрович под Старой Руссой был тяжело ранен и на всю жизнь остался инвалидом…

Но и я, после того как вернулся, тоже совсем недолго пробыл дома. Потому что мы, трое неразлучных друзей, решили убежать на фронт.

С родителями хоть успели попрощаться?

Конечно, попрощались. Они плакали, но что могли поделать? Уговаривать нас не идти сражаться за Родину?.. А бабушка, Анна Михайловна, даже тайком положила мне в котомку иконку. Всю войну я ее носил с собой, конечно, не афишировал это дело, и когда вернулся домой, то вернул ее своей любимой бабусе.

В общем, добрались до Москвы, и сразу пошли на сборный пункт. Помню, нас встретил какой-то здоровущий старшина, а мы же просто с ума сходили с фильма, в котором звучала песня "Три танкиста, три веселых друга", поэтому хотели не просто на фронт, а попросили, чтобы нас всех троих включили в один танковый экипаж. Но он решил совсем по-другому: "Ты - здоровый, поэтому пойдешь в артиллерию. Ты, широкоплечий - в пулеметчики, а ты Лёвин - в пехоту…"

И как сложилась судьба ваших друзей?

Николай Шамшин погиб, а Колька Питеров вернулся с фронта без руки…

А вы куда попали служить?

А меня в марте 1942 года зачислили курсантом во 2-е Московское пехотное училище, которое располагалось в Филях.

Расскажите, пожалуйста, о времени проведенном в училище. Как вас там готовили, как снабжали, какие ребята вместе с вами учились?

Процесс обучения, я считаю, был поставлен очень хорошо. Тактические занятия проводились на знаменитой ныне Поклонной Горе и надо вам сказать, что мы ее утюжили буквально день и ночь. А вот кормили нас слабо, порой даже отвратительно… Но после того, как кто-то пожаловался по инстанции к нам в училище с проверкой приехал не кто-нибудь, а сам Климент Ефремович Ворошилов. И мы потом еще очень долго как анекдот вспоминали его слова, которые он сказал, когда проверял кормежку на нашей кухне. Попробовал суп: "Супец - наебец!" Подчерпнул кашу: "Каша - на большой палец…" И только после нагоняя, который он устроил, нас стали кормить гораздо лучше.

Училище мы окончили в первых числах сентября 1942 года и меня в качестве командира взвода направили в Серпухов, где формировался 844-й полк 267-й стрелковой дивизии. (По данным "Википедии" 267-я стрелковая дивизия формировалась в Серпухове с 12.09.1942 по 09.11.1942 года - прим.Н.Ч.) Получил там солдат, но так помню, удивился. Ведь у нас в училище учились такие же молодые ребята, как и я, недавние выпускники школ, а тут получил таких людей, что думал, что таких даже не призывают. Кто в два раза старше меня, кому вообще по пятьдесят лет, и не только русские, но и из Средней Азии. Но какие были, с такими и занимались. Наверное, пару месяцев, что мы там пробыли, обучал их всему тому, чему сам успел научиться в училище: и тактика, и огневая, и строевая.

А потом нашу дивизию отправили в район Среднего Дона, и включили в состав 6-й Армии Юго-Западного фронта. (По данным "Википедии" 267-я сд заняла рубеж на левом берегу Дона - напротив Дерезовки и восточнее неё, в ночь на 12.12.1942 - прим.Н.Ч.) И вот там, у излучины Дона, я и получил свое боевое крещение.

Мы стояли в обороне, но однажды моему взводу поручили провести разведку боем. Нужно было переправиться на западный берег Дона и завязать бой, чтобы выявить огневые точки немцев. Эту морозную ночь я не забуду никогда… По льду мы передвигались медленно, ползком и короткими перебежками, но оказалось, что из-за быстрого течения у самого берега льда нет, поэтому пришлось прыгать в эту ледяную воду… Выбрались на берег, а он был настолько крутой, наверное с четырехэтажный дом, что мы оказались для немцев в мертвой зоне, поэтому они стали нас забрасывать гранатами. А мы, мокрые, замерзшие, только немного отдышались, выжались и бросились по склону наверх. Но какой же огонь открыли по нам немцы… Зато свою задачу мы выполнили, немецкие огневые точки были выявлены и когда через два часа началась артподготовка и общее наступление, то их успешно подавили.

Какие потери у вас были в этом бою?

В своем взводе я потерял семь человек…

А как вы считаете, насколько такой метод разведки оправдан?

Если ты жалеешь солдат, хочешь их сберечь, то вначале надо как следует все разнюхать.

Но ведь в разведке боем потери иногда бывали очень большие.

Что поделать, это война и без потерь она не бывает.

Но у вас на фронте не было ощущения, что мы воюем с неоправданно высокими потерями?

Тогда об этом некогда было думать. Мы осмысливали только то, где бы получше спрятать свою задницу. Конечно, сейчас уже глупо отрицать, что советский народ очень дорого заплатил за Победу. В том числе и потому что своей кровью искупал и преодолевал провалы, просчеты и даже откровенно преступные приказы командования. Но мы же и тактику перестраивали и много чего меняли, чтобы воевать более эффективно. А вообще это очень сложный вопрос, в котором нужно учитывать различные факторы: какие обстоятельства сложились в конкретный период на конкретном участке, ведь в начале войны вон сколько народу потеряли. Поймите, на войне без потерь не обойтись, но хороши они, если только оправданные. Но могу сказать, что лично я за все время на фронте напрасных не видел ни разу.

Но вот, например, вы знаете, сколько ваших односельчан погибло на фронте, или сколько ваших однокашников по училищу?

Насколько я знаю, из нашего села на фронт ушли почти все мужчины, но вернулись всего двое из каждых десяти… А вот данных по ребятам из училища у меня никаких нет.

Сколько вы провоевали в 844-м полку?

Получается, что совсем недолго ведь 22 января 1943 года меня где-то в районе Калача ранило в ногу. Но ранение хоть и было нетяжелым, я всего где-то месяц только провалялся в медсанбате, но за это время моя дивизия ушла вперед, и поэтому меня направили служить командиром взвода в 4-ю мотострелковую бригаду 2-го Танкового Корпуса 3-й Танковой Армии. Нас кидали в прорывы, развивать наступление, а вы знаете, что такое идти в атаку на танках?! Это хоть и случалось преимущественно в ночное время, но все равно страшно… Потому что всякий раз враг встречает тебя плотнейшим огнем. Было такое ощущение, что навстречу, словно красно-белые голуби летят, и, кажется, что именно в тебя… Ты максимально прижимаешься к танковой броне, изо всех сил стараешься держаться, но бывало и так, что человека уже нет, а только руки его висят на скобах…

Многие ветераны утверждают, что танковые десантники - это были самые настоящие смертники.

Наверное, это так и есть, но если бы не было таких смельчаков, то не было бы и никаких наступательных операций.

Как долго вы провоевали в 4-й мотострелковой Бригаде?

Тоже совсем недолго, потому что в марте 43-го при освобождении Харькова меня ранило, причем, опять в ногу.

Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее.

На территорию знаменитого завода "Серп и молот" даже на танке заехать было нельзя, потому что там кругом были сплошные руины. Мы спешились и начали выкуривать фашистов. А там стояла здоровенная труба из красного кирпича, а слева от нее четырехэтажное здание, откуда немцы нас брали на мушку. Метров пятьдесят, или чуть больше, между нами было, и вот началась своеобразная дуэль. Я из своего автомата даю по ним очередь, а немец или немцы меняли позиции, и стреляли по мне из разных окон. А я укрывался за трубой, и то с одной стороны стреляю, то с другой. Так мы перестреливались на протяжении 5-10 минут, пока меня все-таки не подстрелили в ногу. Я скорчился, упал, и говорю солдату, который был рядом: "Дайте огня по четвертому этажу!" - "Сейчас дадим", побежал к танку и из пушки как дали по окнам, что стрельба оттуда сразу прекратилась.

Меня посадили на танк и вывезли в сторону Чугуева, село Малиновка что ли. И только мы проехали мост через Северский Донец, как его за нами взорвали, и все части на том берегу, в том числе и наш батальон, остались в окружении…

Но и в этот раз ранение оказалось легким, и я лишь короткое время лечился в медсанбате. Потом опять 200-й запасной полк, а там меня в числе нескольких офицеров отобрали в 8-й Отдельный батальон при управлении контрразведки 3-го Украинского Фронта, в котором я командовал ротой до самого конца войны.

Чем занимался ваш батальон?

Выполняли самые разные спецзадания. Начиная от конвоирования пленных и до зачистки прифронтовой территории от немецких лазутчиков. Ведь всякого рода шпионов, агентов, радистов и авиационных наводчиков было очень много, надо отдать им должное, эта работа у немцев была поставлена неплохо. Правда, больше их было на нашей территории, а за границей уже стало полегче, потому что большинство из них были из числа предателей и действовали под видом наших офицеров и солдат. Например, особенно много мы их ловили во время подготовки к Ясско-Кишиневской операции. Помню, в районе Терновка - Ближний Хутор поймали в виноградниках двух агентов, которые сидели под плащ-палаткой и радировали.

А вам ставилась задача уничтожить их или взять живыми?

Конечно, захватить живыми, чтобы потом можно было из них выжать всю информацию. Но случалось и так, что приходилось и уничтожать.

Можете привести пример какой-нибудь операции?

Например, вспоминается, как в Румынии мы ловили одного матерого немецкого агента. Некий Абдуллаев если не ошибаюсь. Это был очень опытный агент, который под видом офицера забрасывался в наш тыл десятки раз. Под Фокшанами его все таки поймали, но когда он сумел сбежать из-под ареста, то нас подняли по тревоге и поставили задачу найти его во что бы то ни стало. Мы начали прочесывать все станции, особенно, узловые, и все-таки поймали его. Нашли его в вагоне одного из эшелонов, и он даже не оказал сопротивления, потому что во время побега сильно повредил ноги и лежал спрятавшись за тюками сена.

А вас как-то готовили для такой специфической работы?

Нет, на ходу обучали. Конечно, что-то и подсказывали, но если ты уже обстрелянный солдат, повоевал на передовой, то тут действуешь больше по собственному опыту.

Где вы встретили Победу?

9 мая застало нас в австрийских Альпах, где мы уничтожали разрозненные группы эсэсовцев. Наш батальон, кстати, расположился в одной из резиденций Геббельса - замке у местечка Форхтенау. Только вернулись после ночной операции и уснули мертвецким сном, как вдруг нас разбудила сильная стрельба. Похватали свое оружие и на улицу, а нас там обнимают: "Все, конец войне! Победа! Ура!" Настроение словами не передать… Вокруг солнечно, свежо, фруктовые деревья цветут, птицы поют, в общем настоящий библейский пейзаж. Это было лучшее утро в моей жизни…

Какие у вас награды?

Первая моя награда - медаль "За отвагу", которую мне вручили еще когда я воевал в пехоте. Вот когда моего отца в I-ю Мировую наградили "Георгиевским крестом", то в аннотации к нему было четко написано: "… первым бросился на противника и зарубил его", а нам даже ничего не говорили, за что награждают. Наверное, за успешные бои.

А вскоре после войны, когда я уже вернулся домой, то меня вызвали в военкомат и вручили орден "Отечественной войны" I-й степени. За что даже не знаю, но думаю, что за Харьков, потому что в этих тяжелых боях наша Бригада уничтожила 32 единицы немецкой бронетехники.

И немного обидно, что мне так и не вручили медаль "За оборону Сталинграда", видимо потому что как раз в это время я находился в медсанбате. Ведь именно под Сталинградом были самые тяжелые бои, в которых мне довелось участвовать.

А вы не испытываете обиды, что у вас так мало наград? Ведь вы столько воевали и, наверное, вас могли бы наградить и пощедрее.

Я считаю, что все нормально, меня не обделили. Некоторые вон воевали и вообще без наград возвратились и ничего. Мы же не за награды воевали, а за идею… Но у нас, кстати, более почетной наградой считалось иметь нашивки о ранениях. Две у меня есть и хватит, потому что третья точно стала бы последней…

Вы можете вспомнить самый явный случай, когда могли погибнуть?

Вы знаете, что такое воевать командиром стрелкового взводи и роты на передовой? Это значит, что можно погибнуть в любой момент и поверьте, таких случаев у меня было сколько угодно. Но сейчас почему-то вспоминается такой эпизод.

Когда освобождали Венгрию и под Секешфехерваром немцы нанесли мощный контрудар, пришлось отступать. Нас прижали к Дунаю и помню над нами крутятся "мессера" и беспрестанно бомбят… Честно говоря, управления войсками в это время не было никакого… А у переправы гуляла какая-то лошадь. Сел на нее, потому что подумал, что на ней быстро догоню наших, а она не идет. И тут мне один старик подсказал: "Старшой, сними с себя гимнастерку и одень ей на голову". - "Зачем?" - "Одень, она же боится!" Я так и сделал и перевел ее на ту сторону. Ехал на ней потом всю ночь, и под утро даже уснул на холке. Но я все вспоминаю, сколько же там людей осталось в Дунае…

А чью смерть вы тяжелее всего переживали?

Больше всего я переживал, когда погиб мой командир роты. Если не ошибаюсь, это случилось в боях за Белый Колодезь. У нас на пути оказалось село, от которого остались только обгорелые печные трубы, а вкопанный немецкий танк буквально не давал понять головы. А мало того, что зима, страшный мороз, метель, так еще и дня три у нас во рту ни крошки не было. И тогда помню, наш командир роты младший лейтенант Деев, который нам рассказывал, что до войны работал директором хлебозавода в Туле, вдруг мечтательно говорит: "Эх, какой же вкусный хлеб мы пекли на нашем хлебозаводе… Вот вернусь с войны, первым же делом съем целую буханку горячего хлеба". Но не довелось ему этого сделать, потому что вскоре его смертельно ранило… Оттащили мы его за какую-то хатку и он мне говорит: "Вот что взводный, принимай роту. И обещай мне, что после войны станешь печь хлеб для людей…", и умер у нас на руках… У нас сложились отличные отношения, но сейчас я к сожалению, даже имени его не помню…

А вам самому приходилось убивать?

Я думаю, что даже в пехоте очень немногие могут точно сказать, что им приходилось убивать. И я тоже не могу с полной уверенностью это утверждать. Но я всю жизнь хорошо стрелял, любил это дело, и когда мы стояли на Дону в обороне, то одно время я даже повадился ходить "на охоту" со снайперской винтовкой. Меня даже наш комбат журил за это: "Прекрати эту порочную практику! Смотри, чтобы больше я не слышал, что ты оставляешь свое подразделение". Я отвечал: "Слушаюсь!", но все равно поступал по-своему. И вот во время тех "охот" я, наверное, все-таки попадал. Кстати, там же на Дону я однажды из противотанкового ружья удачно влепил по немецкому блиндажу. Заметил, что приблизительно в одно и то же время из него появляется дымок, и под него как дал им торпеду, что дымок сразу прекратился, а по окопам забегали немцы…

Как вы можете оценить немцев как солдат?

Хорошие вояки, хорошо вооруженные, отлично организованные, но разве Красная Армия хуже? Да, вначале они были гораздо опытнее нас, и именно это, на мой взгляд, предопределило их успехи в начальный период войны. К тому же среди них было немало фанатиков: стойких, убежденных в своей правоте и превосходстве над нами, и мне самому не раз приходилось видеть, как пленные немцы категорически отказывались давать показания.

И что в таком случае с ними делали, били?

Зачем бить? Отвел на тридцать метров в сторону, посек из автомата и все… Ну а что еще с такими делать?!

Насколько этот пример показателен?

Совсем не показателен. Я же вам говорю, что так могли поступить только с пленными немцами, которые на допросе отказывались отвечать. Да и то не всегда, а в тех случаях, когда некогда ими было заниматься. Думаю, что гораздо более показательным может служить такой довольно курьезный случай.

Как-то на Украине, если не ошибаюсь, на узловой станции Кантемировка, нам поставили задачу прочесать местность, и в подвале одного из домов мои солдаты нашли дрожащего от страха итальянского солдата. Молодой, правда, чуть постарше меня 24-25 лет, но он настолько перетрусил, что даже не догадался бросить свою винтовку, а так и держал ее в своих руках. Но сразу отправить его на пересыльный пункт по какой-то причине не получилось, и я решил оставить его в расположении моей роты, что называется при интендантстве. Чистил на кухне картошку, помогал что-то поднести, наколоть дров. А у нас в роте остался бесхозный аккордеон, хозяин которого незадолго до этого погиб в бою, и, увидев его, итальянец заметно оживился. Попросил на нем поиграть, но наших песен он не знал, и мои солдаты начали ему напевать мелодию песни "синий платочек". Со временем итальянец разучил не только ее, но и другие наши песни и часто нам их наигрывал в минуты передышки. И вполне естественно, что к нему все относились прекрасно. С нами он дошел до Болгарии и там мы ему показали в какой стороне находится Италия и отпустили: "Иди домой!", а он стоит и плачет…

К сожалению, не помню, как его звали, но до сих пор вспоминаю нашего итальянца и вот бы узнать, жив ли он, как сложилась его судьба…

А как наши войска встречали за границей?

Мне пришлось освобождать Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, Австрию и могу вам сказать, что везде кроме Венгрии нас встречали с радостью. А цветов сколько нам дарили… Лучше всего, душевнее нас встречали болгары и сербы. С удивительным радушием приглашали нас на постой, чем могли, угощали. И в экономическом смысле мне больше всего понравилась Болгария, красивая страна. А в Австрии я хоть и был, но толком ее и не повидал, поэтому какого-то особого впечатления она у меня не оставила.

В газетном очерке о вас я прочитал, что в Румынии вы подружились и потом долго переписывались с одним румыном.

Вскоре после войны нашу часть перевели в Констанцу, и как-то я шел по городу, и вдруг увидел, что румынский офицер что-то выговаривает солдату, потом дает ему одну оплеуху, вторую… Я к нему подошел: "Что вы делайте? Пошли!" Привел его в комендатуру, объяснил в чем дело и попросил разобраться. И в это время туда зашел этот самый Мерикэ Петре, коммунист, который работал в порту. Вот так мы с ним познакомились, и сразу как-то прониклись симпатией друг к другу, что он мне предложил жить в его квартире. Я до сих пор помню адрес, где жил у него и его жены Лили - улица Иона Рациу, 119. Вместе с ним мы как-то даже сходили в "бисерикэ милитарэ" (военную церковь), и я там поставил свечки за наших погибших товарищей. А чтобы я туда не ходил в своей советской форме Петрикэ дал мне свой костюм. И потом я как оттуда уехал и с ним и с его соседкой Марией Михалаке еще лет десять, наверное, переписывался.

У вас были какие-то трофеи?

С войны я привез только штык от немецкой винтовки, и малокалиберную винтовку "Маузер", которую подарил брату. Подобрал их где-то на поле боя, а как говорится, что на поле боя взято, то свято. И больше у меня ничего и не было. Даже часов не имел, хотя они были, наверное, у всех солдат, но это были дешевые штамповки и их не ценили и постоянно ими обменивались: "Махнем не глядя!" Никогда я себе ничего не брал, тем более с мертвых, потому что есть такое народное поверье: "У мертвых ничего брать нельзя, а иначе сам погибнешь!" Я вспоминаю, что за все время на фронте единственный раз позволил себе, когда потерял свой карандаш, то приказал солдату Илюхину найти что-то писучее: карандаш или ручку, и вот тогда ему пришлось обыскивать погибших.

Как вы считаете, институт политработников оправдал себя во время войны?

Я считаю, что политработники были нужны, потому что люди в армии разные, а всех нужно объединить общей задачей. Помню, у нас даже такой анекдот ходил "Для чего нужны политработники? Чтобы щекотали подмышки", в том смысле, чтобы они не давали людям киснуть, приободряли их.

И я сталкивался с людьми, которые были, что называется, на своем месте. Помню, одно время у нас обязанности замполита временно исполнял бывший ректор тульского университета (вероятнее всего здесь имеется в виду тульский механический институт - прим.Н.Ч.). Так люди про него с таким огромным уважением отзывались, даже говорили примерно так, что он так доходчиво рассказывает, словно мамка-кормилица малыша кормит.

Правда, когда я служил в 844-м полку, то к нашему замполиту майору Кирееву у меня была обида. Почему? Потому что когда мы пошли в ту разведку боем, потом сразу началось наступление, и мы с ним увиделись только через какое-то время, когда прошли километров сорок. И когда он меня увидел живым и здоровым, то не смог скрыть своего удивления: "А вы здесь откуда?" Оказывается он не потрудился проверить данные и написал моим родителям извещение о том, что я погиб смертью храбрых… И, конечно, мои уже немолодые родители, получив похоронку, испытали потрясение, которое стоило им массы нервов и нескольких лет жизни…

Как вы сейчас относитесь к Сталину?

Отношение к Сталину у меня не поменялось и уже не поменяется. Я не говорю о том, что у него не было недостатков или ошибок, а у кого их нет? Разве у нас с вами, например, их нет или может быть где-то есть безгрешные люди? Про современных руководителей я вообще молчу. У них недостатки всегда будут перевешивать… А тут человек столкнулся с такой трагедией, такая колоссальная нагрузка выпала на него, и все-таки он справился. Конечно, глупо отрицать, что и у него самого были большие недостатки, ошибки и даже преступления, но я считаю, что основная ответственность за неудачи должна лежать на Политбюро, ЦК, Пленуме, ведь там же столько людей работало, так почему все шишки валят на него?

Мне почти все ветераны говорят одно и тоже, что без Сталина мы бы войну не выиграли.

Нет, не только благодаря одному Сталину мы выиграли, ведь какой у нас был генералитет, какие таланты, настоящие самородки: Жуков, Рокоссовский, Мерецков, Малиновский и многие другие, так что ему было с кем посоветоваться. Но, конечно, без всех этих людей и Сталина в первую очередь, мы бы точно войну не выиграли.

С особистами вам приходилось сталкиваться?

Никакого компромата на них я вам не расскажу, это были самые обыкновенные люди.

Вам попадались правдивые книги, фильмы о войне?

Да, встречал. Например, совсем недавно я уже в третий раз перечитывал повесть Виктора Некрасова "В окопах Сталинграда". Поверьте мне, в этой книге - настоящая ПРАВДА о войне, и этим все сказано. Кроме того, я сейчас с большим интересом перечитываю переписку Сталина с Рузвельтом и Черчиллем.

А если говорить о кино, то любимый мой фильм о войне - "Освобождение".

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

После войны я хотел продолжить службу, но родители постоянно болели, и им нужно было помогать. Поэтому в конце лета 1947 года пришлось демобилизоваться, и из Констанцы я поехал домой. Но я очень боялся потерять целый год, поэтому вышел в первом же городе, попавшемся на пути, им оказался Кишинев, и поступил в пищевой техникум.

После его окончания работать начинал в аппарате министерства торговли МССР, а потом сорок с лишним лет проработал начальником производственного управления потребительской кооперации Молдавии. И работал, смею сказать хорошо. В 1985 году в Москве за сверхплановый выпуск продукции в течение всей пятилетки меня наградили "Золотой медалью ВДНХ". Даже написал книгу "Все для блага человека", в которой рассказал об уникальном опыте работы потребительской кооперации МССР. А в 2003 году за долголетний плодотворный труд и значительный вклад в развитие пищевой промышленности Молдавии меня наградили орденом "Gloria Muncii". Так что последнюю просьбу Деева я выполнил…

Кроме того, с моей Марией Семеновной создал большую, хорошую и дружную семью. У сына Виктора трое детей: Александр, Лена и Богдан, а у Дочери Анны - Ирина и Ольга. И у Ирочки растет мой первый правнук - Дима.

Часто потом вспоминали войну, может быть, она вам снилась?

Бои не снятся, а вот боевые товарищи очень часто… Приходят ко мне и вспоминаем с ними пережитое… И часто во сне встает, прямо всю повзводно вижу мою роту… Старшина Берлев начинает перекличку: Шапран, Капранов, Донич, Миронов, Апраксин, а правофланговый отвечает: "Они погибли в боях за нашу Советскую Родину…" Не только они, а все павшие в Великой Отечественной войне останутся для меня чистыми и святыми, и каждый год я обязательно хожу в храм и ставлю свечи в их память…

А мне самому до сих пор не верится, неужели мне выпало такое счастье - пройти всю войну, пройти через ее кромешный ад и все-таки выжить… Но сегодня мой девиз, которому я стремлюсь соответствовать - не доживать, а жить! Живу заботами и хлопотами, но, конечно, не о себе, а о близких и пенсионерах, которые остро нуждаются в помощи и внимании. Уже не один год я возглавляю комиссию по социально-правовым вопросам совета ветеранов сектора Ботаника и еженедельно веду прием людей, так что я рад, что, несмотря на почтенный возраст по-прежнему активен и востребован. Участвую в различных дебатах и телепередачах, встречаюсь с молодежью.

И если бы мне вдруг пришлось все начать сначала, то никаких корректив в свою судьбу я бы не вносил. Считаю, что жизнь моя состоялась, и осознание этого делает меня счастливым…