Масенков Николай Федорович

Я родился 21 августа 1923 г. в г. Севастополе, мой отец Масенков Федор Сергеевич всю жизнь проработал строителем на 30-й береговой батарее, а мать Анна Семеновна была просто рабочим человеком. До войны я окончил 5 классов, и сразу пошел работать на завод. Но 22 июня 1941 г. началась война, город бомбили:

В декабре 1941 г. я продолжал работать на заводе, но говорили, что ситуация на передовой становится все сложнее и армии нужны добровольцы. Тогда я пришел в заводскую контору, объяснил, что буду идти в военкомат, поэтому нужен расчет. Мне в ответ заявили, что пока еще меня никто не призывал и надо работать, а не о расчете думать. Ну что же, пошел я в военкомат, там интересно дело было поставлено - мне дали бумагу, сказали от одного стола подойти к второму, я подошел, сидевший за столом военный, я тогда еще в званиях не очень разбирался, приказал подойти к третьему, и только этот пишет в бумаге, мол, 25 декабря 1941 г. меня призовут в армию. Возвращаюсь в контору и говорю: "Немедленно меня рассчитайте, потому что я иду в армию". А наш бухгалтер уперся, мол, нет и все, приходи завтра или послезавтра. Как же так, я завтра иду в армию, а уволиться не могу. Тогда я прямо из конторы позвонил в военкомат. Поднявший трубку военный отвечает: "Военкомат слушает". Я ему говорю: "Меня не увольняют, тянут резину, чтобы я завтра подошел, а у меня в повестке завтрашний день стоит как призывной". Военный в ответ говорит: "Передай трубку главному бухгалтеру". Я подозвал его, сам стою рядом и слышу, что бухгалтер только стоит и говорит в трубку два слова: "Есть!" или "Слушаю!" Так что часа через полтора меня уволили. Полностью рассчитали, на другой день я пришел прямо в военкомат, откуда нас забрали и повезли на распределительный пункт. Во время поездки я успел рассмотреть Севастополь, город уже постоянно бомбили, везде были побитые дома. Грустно.

Распределительный пункт находился где-то в черте города, я за ночь был направлен в 12 различных рот. Как это было? Выйдут к строю, читают, мол, рота такая-то одной дивизии, через полчаса новую бумагу читают, мол, мы приписаны к роте такой-то уже другой дивизии. В конце концов, нас определили во 2-ю роту 1-го батальона 456-го сводного пограничного полка войск НКВД под командованием подполковника Рубцова, будущего Героя Советского Союза. И прямо в ночь на фронт послали, на том вся учеба и закончилась. Мы попали под небольшой населенный пункт Балаклаву, кстати, этому факту были очень рады, говорили между собой, что не в каменоломни Инкермана попали, а все-таки знаменитую Балаклаву защищать будем. Там уже находились наши войска, мы проходили мимо различных частей, пришлось топать до своих позиций весь день, только к ночи нас пригнали куда надо. Вокруг горы, мы разместились на вершине одной из них. Смотришь вниз, а там трассирующие пули только мотаются и ракеты поднимаются. Красиво. Мне было 18 лет, все так интересно, но вскоре стало понятно, куда я попал. В ту ночь без отдыха мы начали копать окопы, и занимались этим целую ночь. Выкопали в полный рост, только наладились отдыхать, думаем, вот сейчас наберемся сил. А уже некогда, нас снимают с линии, и бросают на передовую. Только притопали туда, нам отдают приказ (как раз начинался Новый Год) идти в наступление, мы должны были идти в наступление без предупреждения, соответственно и без артподготовки. Такая вот атака, ни орудий, ни самолетов, только масса неподготовленных вчерашних призывников. Конечно. мы старались идти тихо, но как тут не шуметь, если нашему батальону довелось карабкаться на гору, она называлась "высота 212". Стали мы подниматься, и как сейчас помню, внезапно немцы открыли шквальный огонь, я шел и слышал, как прямо над головой свистят пули, вокруг сверкает все. И только слышишь, как мины летят, ведь когда мина летит на тебя, ее не услышишь, а когда она идет дальше и падает за тобой, ее слышно. Но всего этого я тогда не знал. И все равно, ведь я был молодым, казалось, что все очень красиво вокруг. Всю ночь мы пытались подняться на высоту, но немцы не давали, к рассвету уже начали спускаться вниз, так что ничего у нас из этого наступления не получилось, а только в нашей роте погибло 54 человека. Справа от нас стоял другой полк, он пытался взять "высоту 386", и тоже неудачно.

Потом на передовой бои немного утихли, мы снова начали копать окопы, в полный профиль, и некоторое время продолжалось относительное затишье. В это время мне присвоили звание сержанта и назначили в разведку, но мы больше занимались не поиском "языков", а наблюдением за вражеской передовой и патрулированием местности, а также регулярно ходили в боевое охранение. Главное, что дали автомат ППД вместо винтовки, а также всегда четыре гранаты Ф-1 висели на поясе, кроме того, был пистолет и кинжал. В июне 1942 г. немец перешел в наступление, мы одну атаку отбили, потом вторую, затем и третью отбили, но уже разбили наши части сильно. Причем чувствовалось, что немцы намерены во что бы то ни стало выбить нас с позиций, атаковали при поддержке танков, перед своим наступлением немцы пустили на участок только нашей роты 6 лошадей, чтобы узнать, где расположены минные поля. Так что перед боем мы все смотрели, как несущиеся лошади наступали на мины и буквально разрывались на куски. Тяжелое зрелище. В итоге мы начали отступать. Знаете, мне просто повезло выжить, два или три раза так получалось, что я должен был умереть, но как-то оставался в живых. После начала отступление меня и еще одного солдата как разведчиков послали назад к передовой подпалить штаб батальона, нужно было, чтобы все документы сгорели. Ну что же, мы пошли, все подпалили, но немец понял, что кто-то у штаба шурудит, как начал снарядами сыпать, ужас. Мы стали отходить, пока мы со штабом возились, наших частей уже и след простыл. Идем по дороге к городу совсем одни, и тут как раз наш комполка подполковник Рубцов едет на машине, остановился рядом с нами, мы его спросили, куда войска пошли, он ничего не ответил, только показал, мол, к морю, сел в машину и дальше поехал. Что делать, мы пошли к морю. И тут смотрим, по дороге идет танк, заметил нас, гад, и погнался, выстрелил с пушки. Снаряд разорвался прямо под животом у моего напарника, парень весь синий стал и сразу умер. Я еще немного пробежал, вижу, воронка, а в ней лежит противотанковая граната, тут понял, что дальше бежать некуда, поэтому забрался в воронку, поднял гранату и бросил ее в танк, когда он подошел поближе. Взрыв, танку перервало гусеницу, и он закрутился на месте. Что делать, я начал наблюдать за люками, ведь немцы из танка будут выползать. Действительно, сначала один показался, я выстрелил, он в танк упал и все, больше никто не вылезает. Так я их продержал до вечера, а как стемнело, они все сидят в танке, тогда я над танком пролез и ушел к морю. Таким вот путем спасся.

В итоге добрался поближе к мысу Херсонес, там уже везде сидят наши солдаты, только нашел своих, меня сразу же посылают найти Рубцова, среди командования полка ходили разговоры, что мы будем переходить к партизанам. Я пошел, шукал-шукал комполка, подхожу ближе к берегу, там стоит какое-то начальство, я спросил у них, где я Рубцова могу увидеть. Тут какой-то еврей схватился за пистолет и начал кричать, что я дезертир и ушел с передовой. Тогда я автомат с плеча сдернул и наставил на него, спокойно так говорю: "Не спешите здорово, пострелять еще успеете! Меня послали отыскать Рубцова, надо в партизаны переходить, делать нечего". Так я и не нашел комполка, только видел, как некоторые солдаты сбивали на берегу плоты и отправлялись в море, а далеко ты в море на плоту уедешь?! Тем более что немцы постоянно насылали на наши позиции самолеты, сбрасывали бомбы, это страшное дело. Решил я понаблюдать и определить то место, откуда можно переплыть с мыса на другой берег, где бы можно было уйти в партизаны. И заметил скалу, на ней был сооружен какой-то навес, наших же немцы все сильнее выталкивали на берег к морю, а сами сидели наверху и только постреливали, а мы внизу под скалами. Я же лежал на выступе скалы и наблюдал, как бы удобнее переплыть с мыса, видимо, кто-то из немцев заметил меня, и начал прямо это место сильно обстреливать из миномета. Что делать, я оттуда вылез, только спустился к берегу, как мина по этому месту прямой наводкой попала. Судьба прямо отвела. Потом немцы начали обходить наши части, надо выбираться, а на мне столько снаряжения, один автомат весит около двух с половиной килограмм. Думаю, плавать могу, я ведь до войны переплывал бухту в Севастополе от центра до Северной стороны. Надо было оплыть хребет и все, я понял, что там немцев почти не было, решился лезть в воду, но или из-за спешки, или из-за страха, черт его знает, как назвать, забыл, что у меня в карманах гранаты, пистолет, и автомат с магазином. Зашел в воду, вода начала бить в рот, думаю, поплыву. Только оторвался от земли, и меня сразу же прямо потянуло на глубину. Считай, гибель. Тут какой-то паренек проходил над водой, увидел меня, бросил свою винтовку, сам ухватился за скалу, и начал меня вытягивать. Поднял меня из воду и вытолкнул, только когда вода стала примерно по пояс, только тогда я почувствовал, что могу стоять на земле. И вижу, что немцы стоят наверху и не стреляют, а что он будет стрелять, когда ты все равно топишься.

В итоге я встал на ноги, поднялся к скале, поверху лезу, представьте себе, немцы не стреляют, и я перешел с парнем хребет, правда, в другом направлении, к мысу Фиолент. Там еще остались какие-то наши части, копают траншеи, встретил меня командир моего батальона майор Кеков, и говорит: "Давай быстро занимай рубеж!" Я ему в ответ объясняю, что у меня все мокрое, и автомат, и патроны, но он не слушает, только кричит: "Давай быстро делай!" Я занял оборону, майор бегает поверху и кричит на нас, тут всего-навсего одна очередь из пулемета была дана - в майора попало сразу четыре пули, и он погиб. Дальше мы еще какое-то время держались, но уже жрать-то нечего, а немцы тем временем спокойно спустились под откос, прямо к берегу всех оттеснили. Вокруг множество раненных, но немцы не лезут на нас, а просто пулеметы поставили и били прямой наводкой, я оказался рядом с раненными. Нас на мысе накрыли, страшное дело. Я стрелял, пока патроны не закончились, оглядываюсь вокруг, а никого нет, только я и раненные, и тут я спрашиваю себя: "А где же наши войска?" Полазил, оказалось, что все уже ушли и только раненные остались, тогда и я пошел. Добрался к своим, мы потом сидели под каким-то навесом, к счастью берег был высокий. Но уже отступать некуда, все стали постепенно выходить на берег и сдаваться немцам.

- Как кормили на передовой?

- Хорошо. Кухня была своя, но в первое время пришлось пояса затянуть. Дело в том, что где не поставят кухню, прямо на это место моментально летят немецкие снаряды. Раз так получилось, потом снова и снова, тогда нам дали указание немедленно расследовать, понятно, что где-то есть шпион и он нацеливает немцев на кухню. Потому что больно точно они били. На следующее утро мы засекли, что в одной хате перед городом в деревне кто-то возится, пошли туда. Но не стали показываться, а засели в кустах и наблюдаем - только вечером кухню переставили, смотрим, не ракеты, а трассирующие пули полетели прямо туда, где кухня стояла. Мы ворвались в это помещение, а там сидит лейтенант и он корректирует огонь. Забрали его и передали в штаб. Что было дальше, я не знаю.

- Сухпаек выдавали? Что в него входило?

- Да, в основном были консервы. Кроме того, иногда водку давали, по 100 грамм на человека, кто боялся за ней ходить, я за них выпивал, так что получалось трошки больше.

- Как Вы были одеты?

- Не хорошо и не плохо, зиму были в ватниках, которые под конец совсем развалились, и мы стали походить на собак с разодранной шерстью. Вот так.

- Вас как разведчиков берегли?

- Нет, никто нас не берег, ничего особенного для нас не делали. Да и вообще на передовой кто там будет тебе удобства создавать, только когда засыпаешь, на две дырочки пояс расслабишь, и все. А одежду и даже гранаты не снимаешь. Ведь все срочно может понадобиться, поэтому на тебе все и находится. И оружие, и одежда.

- Ваше отношение к комиссарам?

- Обычное, он нужен, и должен с солдатами говорить. Мы с ними не конфликтовали.

- Политработники в Вашу работу не вмешивались?

- Нет, вмешательства не было. Правда, мы как-то задержали двух татар. В передовом охранении были, смотрим, татары куда-то идут, тогда мы возьми, и по-немецки крикнули им что-то, они сразу перевернули винтовки прикладами вниз и нацепили на них белые платочки, мол, сдаются. Мы их забрали, привели, сразу же появился комиссар, организовал военный трибунал, и татар тут же расстреляли. А так вмешательства не было.

- Рукопашному бою Вас учили?

- Некогда было учить, хотя ножи у нас были, вообще же у разведчиков все было, и пистолеты, и немецкие финки, они удобнее наших. Была у нас в медсанбате врачом одна еврейка, все просила нас принести "Браунинг". Ну что же, мы пошли на поле боя, немцы устроили разведку боем, но мы их много побили, почти всех, так что ночью с немцев повыдергали все. Вроде бы только еврейке пистолет принесли, а нас уже ждали в окопах все, кто только мог, посмотреть, что же мы принесли от немцев.

- Какое было отношение к партии, Сталину?

- За Сталина было прямо счастье в атаку идти.

- Как Вы поступали с пленными?

- Расстреливали, какого-то ценного немца могли и в штаб отправить на допрос, но на передовой что с ними возиться будешь. Так что расстреливали.

- Что было самым страшным на фронте?

- Я так скажу, я лично не боялся вообще. И не то, что я вот хвастаюсь, нет. Вот ни грамма не боялся, честно говорю.

- Как мылись, стирались?

- Считай, полгода мы стояли в Балаклаве, было затишье. Так что надо же было помыться, решили нас по очереди отпускать на мытье в баню, в Севастополь. Правда, там было много желающей тыловой военщины, но так как нас с передовой линии отпускали, то было приказано мыть в первую очередь. И вот в состав одной группы меня включили, мы решили пойти пешком мы на город. Топаем, устали, вдруг видим, идет полуторка, мы голосуем, но она не останавливается, тогда хлопцы сзади раз-раз, попрыгали в кузов, и уехали. А я один остался на дороге, что ты будешь делать, надо идти. Топаю, мне навстречу патрульные идут, останавливают, я объясняю, что хлопцы в баню уехали, а я остался. Они говорят, мол, только к начальнику поведем и все, я их упрашиваю, откуда у меня время бегать к начальнику, но они стоят на своем. Что делать, пошел я к начальнику и рассказал ему все, тот в ответ говорит: "Иди дальше". Я его попросил пароль сказать, но он отказался, это было строго запрещено. В итоге дошел я до города только наутро. К рассвету зашел в центральную часть, смотрю, идет по городу морской обход, я думаю, чтобы не встречаться с неприятностями, пойду на Северную сторону, я там жил. Патрульных я заметил вроде бы далеко, незаметно перехожу на другую строну и захожу в магазин, вышел и дальше пошел. Но тут смотрю, что и они незаметно за мной переходят. Потом опять я решил повторить свой трюк, и так раза три я переходил, и следом за мной они, не отстают, черти. Потом патрульные ко мне подошли, спрашивают: "Куда вы идете?" Я им объясняю, что в баню, показываю документы, которые мне старшина написал, патрульный внимательно прочитал все и спрашивает: "А печать где?" Да где на фронте на передовой печать найти. В итоге все-таки отпустили. Иду дальше, думаю, черт с этой баней, дома помоюсь. На пристани стоят вертушки, туда прошел, но тут никто меня не задержал. Смотрю, как раз военный катер подошел, я на нем на Северную сторону перебрался. Только вышел на дорогу к дому, тут какой-то солдат опять встрялся. Я ему рассказываю свою историю, но он все равно в комендатуру меня отвел. Прихожу в кабинет к коменданту, сидит ст. лейтенант, спрашивает, мол, куда идешь, я объяснил, что иду помыться домой, наши ребята уже в бане пропарились, а я хоть родных увижу и покупаюсь. Начал он что-то писать, думать, я не выдержал и говорю коменданту: "Ну что вы тянете резину, когда мне надо сегодня вернуться в часть!" Ну ладно, отпустил он меня. Я опять у него пароль сказать попросил, но он отказал, мол, нельзя. Добрался я к своей улице, стоят у крана две дивчины, и собачка. Вглядываюсь, вроде бы моя собачка, я ее приучил на свист отзываться. Оказалось, что это стояла моя сестра со знакомой, и другая девочка увидела реакцию собаки и говорит: "Наверное, кто-то из наших идет". В этот момент я свистнул, собака сразу взволновалась и кинулась ко мне бежать. И уже добегает, но метров 20 не добежал, останавливается и смотрит на меня. Я говорю: "Бабаник!" Так он как прыгнет, как начал целовать, не дай Бог! Обнялись с сестрой, выяснилось, что как я ушел на фронт, немцы начали бомбить Северную, разбомбили наш дом. Мать перебралась в другой дом, пустующий (мы жили возле моря, во время оккупации города немцы удаляли всех от моря, так что мать переехала в Красноперекопск, об этом я узнал уже позже, после возвращения из плена). В новом доме я помылся, там стоял на квартире какой-то майор. Тоже спрашивал, что и как, я рассказал ему свою историю. Начал спрашивать за брата, мне говорят, он в тюрьме. Как так? Оказывается, он работал токарем, и станки все убрали в тюрьму как в крепкое здание, он продолжал там точить мины. Настало время возвращаться на фронт, зашел я с матерью в тюрьму. У ворот стоял часовой, я объяснил ему, что хочу брата повидать, он позвонил по телефону, смотрю, идет братуха. Нос повесил, видимо, думает, с чего это вызывают его. Подходит, смотрит, я в военной форме и с автоматом, так обрадовался. Сказал: "Пошли, я проведу тебя, увидишь, как мы мины делаем". Начал было отказываться, надо же назад на передовую, но он все-таки уговорил меня. Идем по двору, брат просит автомат: "Дай я выстрелю". И так ему хочется, что делать, дал автомат, он поодиночке стрельнул и автоматной очередью. Успокоил я его душу. После без приключений вернулся в батальон.

- Женщины в части были?

- Нет, только что в санбате, мы с ними особо не пересекались.

- Какие гранаты более эффективны - наши или немецкие?

- Наши сильнее, у немецких гранат деревянные ручки, неудобно бросать, еще и шнур какой-то надо вытягивать перед броском. А Ф-1, так она вообще удобная, выдернул кольцо, держишь на рычагу, и она взрывается только тогда, когда бросил. Кстати, я не видел "лимонок" у немцев, только ручные гранаты с ручками.

- Какое стрелковое оружие Вам нравилось?

- Вот немецкие пехотные винтовки очень хорошие, особенно длинные старого образца. Все-таки наши были не такие удобные, нам выдали укороченные винтовки Мосина, как карабины. Мы как-то сидели в окопах, и тут видим, немец бежит куда-то, по нему наш солдат стреляет из карабина. Я не выдержал, подполз к нашему солдату, говорю ему: "Дай-ка я попробую, а то автомат не достанет". Солдат мне карабин дал, а сам сидит в каске, я же в пилотке, а каска на солнце блестит. Пока мы говорили, немец тем временем лег, пристроился, прицелился в парня, и с первого выстрела прочесал так, что как раз в череп попал, все мозги повылазили. Так я и не достал немца. Позже я пробовал стрелять из немецких винтовок, к примеру, в 500 метрах сидит на телефонном проводе птица, так с первого выстрела точно подбивал. А с наших карабинов было не попасть, у нас их плохо пристреливали, что ли. Специалисты на это дело нужны, а у нас все как-то не так было построено в войсках.

- Как пополнялся боекомплект?

- Вот от чего-чего, а от нехватки патронов мы никогда не страдали.

После сдачи в плен нас забрали с берега и погнали в Севастополь, там построили всех и начали по нациям вызывать: русские, украинцы, татары, и т.д. Все выходят и строятся, в итоге одних евреев не назвали. Тогда немцы засмеялись, евреи не выходили, и тех, кто остался, забрали и расстреляли. Потом из Севастополя нас погнали в Бахчисарай, где был овощной городок, нас там держали, причем в помещения не пускали, к примеру, я спал на дворе под мертвым, тянул его на себя, чтобы нагреться. Ночами было холодно. Днем постоянно ездили брички, но даже они не успевали вывозить мертвых. Потом нас перегнали из Бахчисарая в Польшу, где мы пробыли несколько недель, затем притащили в Германию в г. Нойбранденбург. Заставляли работать на огородах, полоть буряки и все такое. А потом нас освободили советские войска. Тут же прошли специальную военную комиссию, мне сразу же присвоили сержанта, хотя в плену я сказал, что был солдатом, боялся, что товарищи могут спросить, мол, командир и в плен попал. Выйдя из комиссии, я видел, как куда-то тащили немецкого врача, который был к пленным приписан. Он не стал уезжать и даже машину свою оставил в бараках, но его все равно куда-то потащили. Так я попал опять в армию, наша часть была в Берлине, потом объявили о конце войны. Потом нас перебросили в Россию, здесь еще служили, я демобилизовался уже в 1948 г.

- Как кормили в лагере для военнопленных?

- Хорошо, хотите отощать, идите туда, там были знатные специалисты по диетам. Давали сушеную брюкву, куда бросали какие-то консервы, видимо, негодные. И ячменный суп варили, тягучий, разве его будешь есть? А сушеная брюква это такая пища, и хочется есть, но ее есть не можешь.

- Были ли Вы все время убеждены в нашей Победе?

- Я верил, что Победа будет наша. Знаете, мы находились у бауэра в сарае, и там была масса тараканов. Так, когда наши подходили, тараканы прямо с потолка по стене спускались на пол и бежали. Мы их не трогали, они все ушли спокойно, но видите, как даже немецкие насекомые реагировали на нашего брата.

- С особым отделом сталкивались?

- Было дело, когда военную комиссию проходил, там сидели два полковника и майор, они стали спрашивать, как в плен попал. Я честно ответил: "Не один я попал, там очутились все". Тут один полковник мне и говорит: "А что ты хочешь сказать, что, и генерал с тобой попал?" Я ответил: "Нет, генерал со мной не попал, потому что он сел на подводную лодку и смылся. Вот поэтому и не оказался в плену". Майор же молчал-молчал, в конце концов говорит: "Все правильно рассказал, я там был, и все знаю, он говорит так, как действительно было".