Одер Кустас Кустасович

Зовут меня Кустас Кустасович Одер. Я родился 9 июня 1925 года в Харьюском уезде Эстонии,в деревне Эллама. В ряды РККА меня призвали в октябре 1944 года. Сразу после призыва был направлен в запасной полк,который располагался в Тапа. Там мы находились примерно месяц, после проверки получили красноармейские книжки и были направлены в 354 стрелковый полк (7-я дивизия 8-й Эстонский стрелковый корпус) в Маарду. Через несколько дней, я был вызван командиром батальона, который сообщил о решении направить меня в учебный батальон. На мои слова о том, что я не знаю русского языка,майор сказал: «Что ничего страшного в этом нет, но ты парень здоровый,высокий (рост К.О. 192 см), там как раз такие и требуются,а языку быстро научат». Учебный батальон находился в Нымме (один из районов современного Таллина), учили нас русские офицеры, они были хорошие люди. Изучали стрелковое оружие, проводили учения в лесу и днем и ночью, учились рыть окопы. На все учебу у нас ушел,примерно, месяц. По окончании курсов мне было присвоено звание ефрейтор и я стал командиром стрелкового отделения. В середине февраля нашу часть ночью подняли по тревоге и отправили в Хийу - примерно 12 километров от центра Таллина,но никто не предупредил, что мы отправляемся на фронт и только в вагонах мы узнали, что место назначения - Курляндия. Через несколько дней эшелон прибыл в Литву. В каком месте нас выгрузили уже и не вспомнить, но рядом была река и старые военные лагеря,где жилища были в виде шалашей из еловых веток. Верх и низ закрывали брезентом (плащпалатками) так и спали. Точно помню, что 8 марта дивизию маршем направили к фронту (в район г.Ауце,Латвия). Передвигались ночью, а днем спрятавшись отсыпались,надо было пройти около 90 километров, идти очень тяжело-март,распутица, а ты нагружен снаряжением. Вдоль пути встречались убитые русские солдаты, которые показались из под таявшего снега . Я был молод и было очень страшно. Через несколько дней мы подошли к линии фронта, где стояли русские, там также были шалаши из ельника. Нашу учебную роту разместили недалеко от штаба 7-й дивизии. Согласно первоначальному плану наступление было назначено на 14 марта, но стоял сильный туман и дату поменяли на 17-е (5-я попытка ликвидации Курляндского котла). Русские должны были наступать слева, эстонский корпус - по центру, латышский корпус - справа. Перед нами стояла задача захватить железную дорогу, по ней перемещался немецкий бронепоезд, который создавал много проблем. Место для наступление было болотистое, а немцы располагались на возвышенностях, в траншеях и дзотах. Первую линию обороны полк захватил, но потери в первый день были большими ,нашу роту 18-го числа отправили вперед и мы видели, что трупов немцев было мало, в основном, были наши убитые. Так как передовые части пересекли железную дорогу, перед учебной ротой поставили задачу находиться во второй полосе, выдвигались ночью. Недалеко от нас находилась мыза (усадьба), которую наши захватили 19-го марта,но она горела, была взята и станция (Блидене) . По-моему, усадьба переходила из рук в руки, там постоянно шли сильные бои. При освобождении станции погиб лейтенант Кундер,которому присвоили посмертно звание Героя Советского Союза. Был получен приказ подавить одну из огневых точек и он сам пошел вперед. Один из бойцов, который был свидетелем тех событий рассказывал, что лейтенант погиб или от осколков своей гранаты или от гранаты бойца, который подобрался с другой стороны. По официальной версии лейтенант закрыл собой амбразуру.

Мы расположились в траншеях на возвышенности,которую немцы оставили и надо сказать, что готовились они очень основательно. К этому времени, из за отсутствия дорог (полоса наступления Эстонского корпуса – болотистый, холмистый край) на переднем крае стало плохо с боеприпасами, бойцам приходилось самостоятельно, а это не менее 4 километров, доставлять их на себе. За несколько дней наступления потери в полку были очень большими. 22-марта в нашей учебной роте был митинг, где был получен приказ идти вперед. Каждому солдату дали 200 грамм водки, американские консервы. Нас посылали в бой, а патронов было мало, гранат совсем не было.Я водку не пил, так как знал, что пьяные люди становятся дураками, но было очень страшно и так постоянно нервничали, не спали. Мы понимали, что скоро война закончится и нам, молодым солдатам, не хотелось умирать. Но приказ получен,надо идти. Рота начала движение вперед под командованием майора, больше офицеров с нами не было. Когда перешли через железную дорогу и вышли цепью в поле, немцы начали обстрел из минометов, мы проскочили поле и вошли в лес. Начали работать «Катюши», которые накрыли немецкие позиции так, что оставшиеся в живых бежали. Заняв позиции, нам бы остановиться - мое мнение, но наш майор был выпивший и отдал приказ идти вперед. Рота начала двигаться через лес, рядом со мной был опытный солдат, который воевал с 41 года, он дал сигнал: «немцы идут!», упал и начал стрелять из пулемета Дегтярева. Стрелял очень точно, я лежал рядом и подавал диски. Потом бойца заменил другой, хороший был парень - Ээлминг фамилия, который был убит пулей в голову. Хотел ему помочь, когда увидел, что кровь пошла изо рта, но он был мертв. Немцы отошли, стало темнеть и командир приказал идти дальше. Когда вышли на окраину леса очередной приказ - окапываться, а попробуй рой окоп в лесу, в марте. Я высокий, тело еще удавалось как то спрятать, а ноги, все равно, оставались наверху. Мы не знали, кто перед нами, оказалось – латвийские эсэсовцы, слышна была их речь .До вражеских траншей было примерно 100 метров. Так как в прорыв, в сторону латышей,по пьяной инициативе майора, пошла только наша рота, а направление удара должно было быть в другом месте, подкрепление мы не получили и оказались в окружении. Ранило командира одним из первых, он получил пулю в грудь, но ни санитаров, ни бинтов, ничего у нас не было, пришлось перевязывать его же гимнастеркой. Он сделал большую ошибку, потому что еще выпил водки, что только усилило кровотечение. Один из сержантов предлагал отойти, но майор приказал держаться, так как, с его слов, подкрепление должно было подойти. Гранат у нас не было вообще, а патронов оставалось совсем мало, но мы не отходили. Среди латышей был солдат, который говорил по эстонски и через него нам предложили сдаться, но ни один не поднялся и не пошел, мы надеялись, что помощь придет. После полудня нас начали накрывать минами, а затем появился немецкий танк и пехота. Ребята открыли огонь, но патроны закончились. Рядом со мной была воронка, где спрятался и затаился до ночи. Еще днем, обдумывая ситуацию, я обратил внимание на направление ветра и как двигались тучи, ветер не менялся. В темноте, потихоньку, ползком, ориентируясь по тучам начал двигаться к своим. Под утро удалось выйти в расположение своего полка. К 25 числу полк перешел к обороне, а 31 марта был выведен в резерв, вместе с другими частями корпуса. Потери нашей дивизии были очень большими - свыше 1000 убитых офицеров и солдат (согласно данным ЦАМО 7-я дивизия, в марте 1945 года, потеряла 3105 человек, из них убитыми 643). Из учебной роты в 140 или 160 человек,к своим, я думаю, что вышел один. Ночь в холодной воде и снегу не прошла для меня бесследно-поднялась температура, сначала лежат в лесном медсанбате, где были палатки,а потом меня отправили в рижский госпиталь,где провел время до июля 1945 года. После выписки из госпиталя был отправлен в запасный полк в Клоога (30 км от Таллина), очень хотелось увидеть брата и мать, но начальство долго не отпускало, затем строил военный порт в Копли и сланцеперабатывающий завод в Кохтла-Ярве, будучи военнослужащим 20 военно-строительного батальона. Командовал нами русский майор,хороший парень, который позволял нам ходить на танцы, занимались спортом, был создан батальонный оркестр. Среди офицеров были и эстонцы, один из них хотел стать летчиком, но не взяли из за национальности, хотя он был членом партии. В батальоне стал парторгом и периодически меня вызывал «на ковер» отчитывая, за то, что не вступаю в комсомол и всегда очень сердился, но комсомольцем я так и не стал, не хотел подписывать добровольно. Я вам так скажу, сейчас много разговоров идет о том, что среди эстонцев было много фашистов. После войны мы общались между собой и у нас в роте были бывшие пленные, которых призвали в Красную армию. Сложились нормальные отношения, нормальные ребята, но они искренне верили, что при немцах Эстония останется свободной страной, так как Советская власть допустила ряд грубейших ошибок, в первую очередь это было связано с депортацией эстонцев. Началось раскулачивание. Ну какой «кулак», если у него на хуторе 2-3 коровы и он работает и днем и ночью, чтобы обработать свою землю? А в 40-м ее совсем забрали, как и национализировали большие дома у хуторян. Арестовали банковские счета. На этом успешно работала немецкая пропаганда, поэтому мобилизованные немцами парни подписывали заявления добровольно, но были и те, кого заставляли. За годы оккупации, мы сами, немцев видели лишь несколько раз и нас они никак не беспокоили.

После окончания войны, первое время было очень плохо с питанием, мяса мы не видели, часто кормили соленой треской, да и снабженцы приворовывали. Один раз в январе привезли масло в бочке, которое было замороженное, часть его стащили, а потом залили водой и выставили на мороз. Трудно было, но что поделать, время было послевоенное. Главное - самое страшное закончилось. Демобилизовался в январе 1949, а так как дома делать было нечего, остался в Кохтла-Ярве, на кохтлаярвеском Маслоперерабатывающем заводе мастером канатных путей. Первое время было трудно, как раз, когда я пришел на работу, а это был март 49-го, на комбинате сменились начальники, вместо эстонцев поставили русских. В 50-м году начались чистки и среди городского и партийного руководства, несколько человек посадили 25+5 дали. В начале 50-х осудили, а потом расстреляли (по другой версии умер в лагере) и бывшего начальника штаба 8-го Эстонского стрелкового корпуса Лукаса (Яна Марковича). Наш завод снабжал сланцевым газом Ленинград и прислали, после московских или ленинградских институтов, много новых, молодых специалистов. В армии я так и не научился говорить по русски, поначалу, при заполнении документов, приходилось хитрить и просто копировать уже написанный коллегами ранее русский текст. Пришедшие молодые начальники сами начали учить эстонский, так как мне, как мастеру, приходилось их учить практической стороне. Постепенно сработались, я и сам выучил русский. Было нас 180 человек, эстонцев из них 32. Проработал на заводе 35 лет.

Боевых наград у меня нет. Учебную роту в том бою потеряли и забыли, когда я вышел из госпиталя, меня ни о чем не спрашивали, так и отправили в строительный батальон, хотя бойцы, воевавшие в феврале в Курляндии, получали медали. Впрочем это не важно, важно то, что я остался жив, но меня до сих пор беспокоит то, что погибшие солдаты из учебной роты до сих пор могут быть не найдены. В 70-м году я попробовал найти захоронение своих ребят и возложить цветы, но на месте боя нет никакого памятника, есть мемориал, который находится на расстоянии 4 или 5 километров от того места. Мне скоро 90 лет, а те мартовские бои и погибшие солдаты мне снятся до сих пор.