Я родился 1 января 1925-го года в г. Пятигорске Ставропольского края. Отец служил в войсках НКВД, мать была домохозяйкой, у меня имелся брат Михаил. Вскоре после моего рождения папа начал работать начальником отдела НКВД в Ессентуках. Затем мы переехали в г. Орджоникидзе Северо-Осетинской АССР, где отец служил в отделе по борьбе с бандитизмом.
До войны окончил десять классов, так как пошел учиться в раннем возрасте. В субботу 21 июня 1941-го года состоялся наш выпускной вечер в 27-й орджоникидзевской школе. Проводил праздник наш учитель Иван Малахович Луценко, это был очень пышный вечер. Я с другом Леней Сидоровым заранее знал, что военкомат направил нас в Ленинградское Краснознаменное высшее военно-морское училище им. Михаила Васильевича Фрунзе, хотя мне не было еще и семнадцати лет. Но вызов пришел и на меня, и на товарища.
На следующий день после выпускного уже утром мы узнали о начале Великой Отечественной войны, в полдень по радио услышали речь народного комиссара иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова, и встал вопрос – ехать или не ехать в Ленинград, ведь в мирной жизни все поломалось. Отец говорит: «Да две недели пройдет, и мы победим немцев! Езжайте!» И мы с Леней поехали. Но оказалось, что остановить немцев в 1941-м году было практически невозможно, и многие советские люди ошибались, думая, что врага удастся разгромить «малой кровью и на чужой земле». Все-таки немцы контролировали почти всю Европу, и умели воевать.
Итак, приехали мы в Ленинград, город готовился к войне, чувствовалось напряжение на улицах, было невооруженным глазом видно, что это уже не мирное время. Только поступили в училище, как нас тут же вывели в лагеря, расположенные под поселком Лисий Нос, напротив города Кронштадта. Я был салажонком, первый курс, а с нами находились в основном крепкие, высокие ребята-второкурсники, красавцы. Но все мы вместо морской учебы делали однообразные упражнения: «Длинным коли! Коротким коли! Прикладом бей! Танки справа, танки слева!»
Сидели в Лисьем Носу, а сами в неведении, что делается на фронте. И в один прекрасный вечер нас вывозят обратно в училищные казармы, дают пехотную форму, осталась только морская тельняшка, также выдали каски, и отправили на фронт. Только здесь мы узнали о том, что немецкие войска приближаются к Ленинграду, а наши измотанные войска не могут удержать противника. Поэтому из нас, курсантов 1-го и 2-го курсов Ленинградского Краснознаменного высшего военно-морского училища имени Михаила Васильевича Фрунзе, создали два батальона в отдельной морской курсантской бригаде. В ее состав входили курсанты нескольких военно-морских учебных заведений.
Нас расположили восточнее Кингисеппа, затем наши два батальона перебросили в район деревни Гостилицы. Впереди идут бои, слышен гул, разрывы, звуки бомбежки, а мы рыли окопы в тылу, занимали вторую линию оборону. Вырыли большие окопы и ходы сообщения, сделали специальные щели, в которые можно было залезть, чтобы укрыться от осколков авиабомб. К счастью, время для подготовки имелось.
Вскоре через наши позиции стали идти отступающие части, везли в тыл раненых, навстречу им идет подкрепление, а мы все никак не воюем. И вдруг командиры говорят: «Ушли последние стрелковые части, и перед нами только немцы!»
Ночь не спали, всех охватила непонятная дрожь, думали, что будет в бою. Утром немцы были до того уверены в своей победе, что даже не открыли артиллерийский огонь по нашим позициям, только слегка постреляли минами, и пехота противника пошла вперед с засученными рукавами, ведя сильный пулеметный огонь. Немцы бросили против нас не более двух батальонов, они даже не знали, что впереди стоим мы, морские пехотинцы, думали, что уже практически никого нет до самого Ленинграда.
Враги подошли практически вплотную к нашим траншеям, и тут мы встали во весь рост. Не помню, кто дал команду, мы пошли навстречу противнику со штыками наперевес, немцы от неожиданности перестали стрелять, и не могли двинуться ни назад, ни вперед. Они не ожидали, что на них пойдет целая лавина молодых, сильных, подготовленных ребят. Мы не просто остановили врага, буквально за 10 минут перед нами никого не осталось, и километров десять гнали немцев в тыл, даже захватили минометные позиции. А потом, когда вышли вперед, надо готовить новые позиции, а ты попробуй вырыть ночью окопы в каменистой почве. Так что вернулись на свои подготовленные позиции, и правильно сделали. Наутро началось страшное дело – земля трясется, самолеты налетали целыми волнами, бомбят и стреляют. Это ужас был, даже земля тряслась. Я выглянул – у нас окопы были дерном выложены, так, чтобы не было видно – после непрерывных бомбежек все перемешано, страшное дело, одна атака самолетов следовала за другой. Когда все прекратилось, на нас пошли танки и пехота. И немцы уже двигались не так свободно, как в первый день, а за танками. И вот тут мы уже воевали не на жизнь, а на смерть. Здесь погиб в рукопашной схватке мой товарищ Леня Сидоров. Я видел, как он умирал, но ничего не мог сделать, потому что немцы ворвались на левый фланг наших позиций, нужно было выручать товарищей и мы пошли в атаку под крик: «Взвод, вперед!» Причем все пошли, кто кричал, снова не знаю. Началась рукопашная. И в это время Леню убили, я не мог нагнуться к нему, потому что тогда меня бы проткнули штыком. Но в итоге мы отстояли свои позиции и неделю держали оборону, потом вынуждены были начать отступление, сдали Петергоф и только под Ленинградом остановили врага. Продвижение немцев сдержала беззаветная преданность людей, они не щадили себя. Немцы тогда сильные нас были, до того приучены к войне, что ужас. Но у нас имелось самое главное – вера в победу, мы шли в атаку «За Сталина! За Родину!» Умирали, и не говорили ни одного слова наперекор командирам. Думали только о том, как защитить нашу Родину от агрессора, это было наше святое дело. В этом и заключается настоящий дух. К тому времени я уже забыл, что являюсь курсантом, нас смешали с обычными стрелковыми войсками. Но вот командование не забыло, вспомнили о том, что мы курсанты, к тому времени я был ранен и лежал в медсанбате, даже оттуда вытащили. Отправили в эвакуацию, нас через Ладожское озеро вывезли на Большую Землю, мы шли прямо по льду в феврале 1942-го года. Добрались до станции Кабоны, остановились в местной церкви, я настолько выбился из сил, что мне помогал идти товарищ. После ночевки наш отряд получил приказ идти в пристанционный поселок Ефимовская. Это была единственная станция, откуда нас могли отправить эшелонами по назначению. И мы разделились на группы по два-три человека, еле дошли по станции, и я попал в госпиталь в г. Киров. Туда же прибыли остатки нашего училища. После выздоровления, так как мне все еще было мало лет, я снова попал в военкомат г. Орджоникидзе.
По направлению пошел в Орджоникидзевское военное училище связи. Эвакуировался с ним в Пензу, причем, что удивительно, во время движения нашего состава на каждой станции всегда была горячая вода, нагретая кипятильниками, имелись продпункты, там можно было получить какие-то продукты по аттестатам. Даже бани были, где мы мылись во время длинных остановок. Это училище я окончил в 1944-м году.
Так что стал не моряком, а связистом, отправили меня в г. Грозный, где женился, потом меня направили в г. Мытищи под Москву, оттуда я поступил в 1949-м году в Военную Краснознаменную академию связи им. Семена Михайловича Буденного, расположенную в г. Ленинграде, которую окончил в 1954-м.
- Как кормили в войсках?
- Нормально. Даже больше скажу – хорошо. Не так, чтобы досыта ели, но жить можно. Кстати, организация питания на передовой у нас в бригаде была довольно-таки высокая.
- Что было самым страшным на фронте?
- Что тебе сказать. До тех пор, пока бой не начался, страшно за жизнь, не хотелось умирать, и ты страшился смерти. А когда уже начиналось сражение, и когда дело идет к рукопашной или стрельбе по противнику, ты обо всем забываешь и стремишься победить, выстоять. Проходит озноб и страх. А до начала боя каждому солдату всегда страшно.
- Чем вы были вооружены на фронте?
- «Трехлинейкой», это очень хорошее оружие, и штыком удобно бить, и стреляет точно. Потом у нас автоматы ППД появились. Наш недостаток в первый период Великой Отечественной войны заключался в том, что немцы раньше поняли, как правильно использовать танки – они у них всегда атаковали при плотной поддержке пехоты и артиллерии.
- Тяжело было бороться с немецкими танками?
- Очень тяжело, коктейль Молотова применяли, но его бросали только на ближней дистанции, это не так-то просто, ведь стрелять по ним бесполезно, а вот противотанковые гранаты – действенная вещь. И многие наши курсанты, рискуя собой, ползли навстречу вражеским танкам, чтобы под гусеницу бросить эту самую гранату. Причем они сами ползли туда, никто не заставлял наших ребят. Боевой дух был на очень высоком уровне. К примеру, когда мы стояли в Ленинграде, немцы бросали с самолетов такие листовки – с одной стороны пропуск к противнику для сдачи в плен, а на другой напечатана цветная красивая картинка, на которой солдата кормят борщом и салом. И вот мы эти листовки мы не просто не читали, а даже сжигали.
- Как вы встретили 9 мая 1945-го года?
- Мне повезло быть в Москве, это был незабываемый день ликования. Я уже являлся офицером, окончившим училище, 9 мая 1945-го года все от мала до велика радовались. Люди с воодушевлением стояли по улицам, и прекрасно принимали всех военных.
После окончания академии я поехал служить в Одессу, оттуда – в Симферополь, далее по замене был направлен на Сахалин, с двумя маленькими детьми, Юрой и Колей. Восемь дней гремели в поезде, потом добрались паромом до поселка Леонидово, где стал командиром батальона связи.
Вскоре перевели в г. Бельцы Молдавской ССР начальником связи дивизии. Оттуда в Кишинев, затем в Венгрию, в г. Кечкемет. Кстати, мы часто учения проводили вместе с венграми и немцами, болгарами и румынами. Так вот – сильнее нации, чем немцы, в военном деле нет. Она наиболее дисциплинирована, наиболее физически развита и организована. Так что остановить врага в ходе Второй Мировой войны мог только Советский Союз.
Я прослужил в армии 35 лет, демобилизовался из Венгрии, сегодня живу в Симферополе.
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
