Родился я 25 ноября 1922 года в многодетной крестьянской семье в д. Котегово Белохолуницкого района Кировской области.
А. Б.: Как для Вас началась война?
22 июня я был уже в училище, поскольку юношей 22 года рождения призывали в этот несчастный год. Я был зачислен на призывной комиссии кандидатом в военное училище по путевке комсомола. Дальше я сдал вступительные экзамены; нам сказали, что после экзаменов, кто будут зачислены, тех отправят домой до очередного призыва, то есть до осени 41 года. Тогда призыв был один раз в год осенью. Кто не сдал вступительные экзамены, тех отправили домой, а нас оставили. Сказали, что будете учиться. Так война и застала в стенах военного училища.
Я был в 3 батальоне, 3 рота, командиром ее был старший лейтенант Алексеенко. Из остальных помню только командира взвода Токанова, по национальности казаха. Алексеенко - украинец. Командный состав Львовского пехотного училища был в основном из украинцев. Я учился в обычной стрелковой роте; у нас в батальоне готовили и минометчиков и пулеметчиков. Меня готовили на командира стрелкового взвода.
Занятия начались не сразу. Львовское пехотное училище было эвакуировано в Киров. Нас сначала повезли на запад и обратный путь следования занял много времени, нам навстречу попадали составы с военной техникой, личным составом. Поэтому нас ставили в тупик и мы ждали, когда они пройдут. Нам объявили, что там пройдут учения Киевского и Белорусского военного округов, поэтому наши казармы потребуются для размещения войск. Нам предложили, что вывезут в другие районы. Район не называли, а приехали мы в Вишкиль Котельнического района. Там мы готовили землянки для проживания. Сначала палатки раскинули, а потом землянки выкопали. Осенью нам сказали, что останемся здесь и будем учиться в Кирове. В Киров нас привезли в октябре. Дело в том, что надо было построить нары, там где раньше была духовная семинария. Получилась задержка, так как мы должны были в сентябре переехать, но не успели провести перепланировку всех помещений под учебные классы. Продолжали мы учебу до 2 мая 1942 года.
Начались занятия с уставов, затем стрелковое дело, Боевой Устав пехоты. Дальше автобронетанковое дело - изучали "танки в обороне", "танки в наступлении". Т-34 были, нам пригоняли их на территорию училища, рассказывали. Но это общее понятие, поскольку мы не танкисты, а стрелки. Боевое построение танков - общеепредставление.
Лыжной подготовке очень большое внимание было уделено. Тревоги ночные были, вылазки на дальнее расстояние на лыжах. Физическая подготовка. Изучение материальной части оружия: пулемета "Максим", "Дегтярева", винтовки СВТ, гранаты противотанковые, пехотные. Срок у нас был двухгодичный, а мы год учились - в мае начали и в мае закончили. А после нас уже были шестимесячные курсы подготовки младших лейтенантов. Нас выпустили в звании лейтенантов, но программа, которая предусмотрена, была полностью закончена, поскольку мы занимались 12 часов в сутки.
1 мая мы участвовали в празднике на площади в Кирове. 2 мая зачитали приказ о присвоении званий и распределили, кто куда. Экзамены сдавали. У кого был общий балл "4" и выше, звание лейтенанта присваивали, а пониже - младший лейтенант. Я получил звание лейтенанта. В тот же день нам выдали денежное содержание по должности командиров взводов. Мы расписались в получении и тут же на полную сумму подписались на заем. Все это в фонд обороны сразу отдали.
А. Б.: Как Вы считаете, на что упор в обучении делался?
Тактика, огневая подготовка и главным образом физическая подготовка, выдержка. Моральные качества. Марш-бросок - преодоление расстояний на лыжах, пешком. Пешим порядком было до 70 километров, 35 туда и обратно по Советскому тракту. И на лыжах туда же. На лыжах мы ходили у кирпичного завода, где сейчас вертолетное училище и на Октябрьском проспекте, там было поле. Делали круги по 10 - 15 км., несколько их сделаешь и обратно.
Минометы мы изучали только по обзорным лекциям, с материальной частью тоже знакомились, но использование в тактических условиях мы не применяли. Стрельба учебная была из них на полигоне, а больше не было, поскольку мы не в минометной роте. Стреляли из пулемета "Максим", "Дегтярев", винтовки СВТ с прикладным штыком, тогда появились и противотанковые ружья. Были учебные стрельбы. Стрельбище не могу точно сказать где было, но недалеко от училища, в сторону кирпичного завода.
А. Б.: Как Вы оцениваете свою подготовку в училище? Она была достаточной для условий фронта?
Для фронта надо было больше уделить внимания практической подготовке командира. Например, по должности командира взвода я должен был пройти стажировку в какой-то части, а этого не было. В этом отношении мы были слабо подготовлены. Командный язык надо отработать, тоже этому мало уделялось внимания, поскольку времени уже не хватало. Материальной частью вооружения занимались.
У нас очень хорошо был моральный дух поднят. Когда немцы под Москвой были, нас, видимо, готовили туда отправить - были завезены полушубки, валенки - мы находились в готовности № 1. Потом утром после такой готовности построили и объявляют, что немцев под Москвой разгромили и мы переходим на нормальные занятия. Миф о непобедимости немецкой армии был разгромлен, кроме того, второй успех был на Ленинградском фронте, забыл я где. Немцы хотели окружить вторым кольцом Ленинград, перерезать Октябрьскую железную дорогу и выйти на соединение с финскими войсками в районе Петрозаводска. Не удалось это им. Когда мы по распределению уже ехали, это место видели - сплошные кресты. Немцы хоронили с крестами и сверху каска. Целое поле было занято такими захоронениями.
А. Б.: Во время учебы в училище Вас в увольнение отпускали?
В редких случаях, я даже представить не могу, поскольку очень насыщенная программа подготовки была. Если только приезжали родные - у нас в роте были курсанты из Владимирской, Ивановской области. Из Кировской было меньше. В увольнение отпускали примерно на 3 - 4 часа.
А. Б.: Как тогда Вы можете описать настроения курсантов? Знали они о потерях 41 года?
Да, но у нас патриотизм преобладал. "Враг будет разбит, Победа будет за нами" - в основном этот лозунг был в душах у каждого курсанта.
А. Б.: Что Вы думали о Москве, когда немцы подошли уже к самому городу?
Какое-то представление было, что никак они не войдут, на подступах к Москве они получат поражение. Зима была морозная - нам часто показывали кинофильмы, как они боялись этой зимы, заматывали себя чем попало, отбирая у населения вещи. Как пугало были, их так снимали. Зима 41 - 42 года была очень суровой. У нас даже во время лыжных занятий были случаи незначительного обморожения. Принимали все меры, чтобы такое случалось реже.
А. Б.: Какое обмундирование у Вас было в училище?
Шинель, теплое белье, валенки. Валенки - только в особо морозные дни, по команде надвали а так сапоги кирзовые и носки меховые. Портянки само собой, поверх наматывали. Слободская меховая фабрика шефствовала над училищем, помогали с теплыми вещами.
А. Б.: Как кормили?
По условиям военного времени, прямо можно сказать, что хорошо. В тот период времени курсант получал 800 г. хлеба, масло к чаю, мясные блюда. Физическая подготовка этого требовала - расход энергии больше, не лишним было бы и добавить. Во всяком случае для поддержания физической силы вполне хватало. Молодой организм все перемелет, ему давай-давай.
А. Б.: Что Вам писали из дома про жизнь в тылу?
Писали все, что справляются с сельскохозяйственными работами. Работают все, кто в состоянии, - дети из школ после уроков собирали колоски, копали картошку, - и все взрослое население.
А. Б.: Зимой 41 - 42 года какое лично у Вас было отношение к Сталину и Советской власти?
Исключительно хорошее. Мы знали: что сказал Сталин, это будет исполнено. Когда прослушали его речь 3 июля 41 года, мы тогда поверили, что враг будет разбит. Советскую власть мы представляли, что это Сталин, их не разделяли.
Наша рота попала в Чернышовские казармы, в резерв Управления кадров НКО; и там каждый вечер было построение, зачитывали кто куда. Старший команды приезжал с фронта, принимал пополнение. Вот мы так в течение недели ожидали распределения, 3 - 4 человека на фронт.
Я попал на Волховский фронт 10 мая 42 года, он тогда именовался Северо-Западный, а позднее, в июне 42, этот фронт разделили на Волховский и Ленинградский. Попал в 8 армию, 265 стрелковую дивизию, 941 стрелковый полк командиром стрелкового взвода. Когда мы подъезжали к фронту, мы выбегали из вагонов, видели раскиданное немецкое трофейное вооружение. Выходили посмотреть, потрогать руками - это первое впечатление. Потом уже когда добрались, нас высадили на станции Жихарево Октябрьской железной дороги. На ней ничего не было, станция располагалась в землянках. К военному коменданту - нас там покормили, утром дали сопровождающего и направились в штаб 8 армии. Потом оттуда с сопровождающим до штаба 265 СД и дальше, до полка и батальона, потому что они были рассредоточены.
В полку меня встретили в крестьянской бане. Там располагался начальник штаба, на скорую руку ознакомился с личным делом и с сопровождающим направил сразу же в батальон. Во взводе представил командир роты, командира взвода не было, за него был помощник [командира взвода] старший сержант Морозов, уроженец Новгородской области. Он был кадровым военным, мне в этом отношении очень повезло. Мне в союзе с ним пришлось вступать в боевые действия.
Наступления как такового не было, а только держали оборону. Были вылазки наступательные, а немцы в ответ контратаковали и все проходило с переменным успехом. Борьба была за улучшение боевых позиций. А позднее стали готовиться к прорыву блокады Ленинграда, в августе 42. Это была первая попытка прорвать блокаду Ленинграда, Синявинская августовская операция. Как уже потом стало известно, эта операция была задумана для отвлечения внимания немцев. Они имели успехи на Южном фронте, и когда мы их начали беспокоить на участке блокады, то испанская "Голубая дивизия", предназначавшаяся сначала для действий на Южном фронте, была переброшена на наш участок. Из числа захваченных пленных языки подтвердили, что эта дивизия воюет против нас. Лично мне не приходилось с ними сталкиваться, это стало известно из данных разведки.
Синявинская операция была как-то слабо подготовлена: танки в болотистой местности не могли дать нужного результата. Авиация у нас тогда была малочисленная, это был самый тяжелый фронтовой год. Вооружения было мало, особенно боеприпасов. Например, на ротный миномет давали 6 мин в сутки. Пулеметы "Максим" были не у нас, а в специальных пулеметных ротах. В батальоне была всего одна рота автоматчиков, автоматов тогда еще мало было. Мы пользовались винтовками, командиры пользовались карабинами. У меня был карабин и личное оружие - пистолет ТТ. На отделение была одна винтовка СВТ. В моем взводе в каждом отделении была такая, там 10 патронов закладывается в магазин.
Оборону фашисты готовили очень тщательно. Они настроены были там надолго остаться, загоняли наше население на строительство укреплений. Хотели уморить город Ленинград голодом, поэтому особой активности не проявляли в наступлении. Наступали для уничтожения Ладожской линии, по которой эвакуировали население и в какой-то мере подвозили продовольствие, боеприпасы. Когда в 42 году они отмечали годовщину успехов на Восточном фронте, 22 июня разбрасывали с агитсамолетов листовки. Эти листовки приходилось в руках держать, там было обращение Гитлера к своим войскам: мы имеем большие успехи на Восточном фронте, наша задача окружить Ленинград вторым кольцом, захватить город, провести парад на Дворцовой площади. Затем стереть с лица земли город, Кронштадт затопить водой и таким образом покончить с колыбелью революции. Летит самолет, выстрел и целый снегопад этих листовок.
Наш полк занял поселок Эстонский № 2, это мы на 5 км. вклинились в глубь обороны немцев. А там было кольцо [расстояние до войск Ленинградского фронта - А. Б.] 12 км, 7 км. мы не смогли проскочить. Со стороны Ленинградского фронта не могли пробиться нам на встречу. В результате нашего успешного наступления соседние части не могли продвинуться, перешли к активной обороне. Когда впоследствии немцы сориентировались, что наш полк захватил поселок Эстонский, через 3 дня наш полк попал в окружение. К этому времени я был ранен и меня вывезли. Когда кольцо окружения замкнули, я был уже в полевом госпитале.
Меня ранило в ягодицу, обе ноги не работали. Тяжелое ранение это было, а про первое ранение я пропустил. Еще когда мы вылазки делали, меня ранило в левое бедро. В полевом госпитале, молодой организм - рана быстро заросла и на передовую. Первое ранение легкое, а второе тяжелое. Я с ним 9 месяцев по госпиталям ездил: Войбокало, Волховстрой, Сясьстрой - поселок Бумажная фабрика, затем Рыбинск, Ярославль. Довезли нас до Кирова в санитарном поезде, где простояли трое суток. Так разгрузят вагон-два, где госпитали были. Где они переполнены были, готовили другие помещения для приема раненых. Я был не в состоянии двигаться, лежал только на спине - в моем поле зрения был только потолок вагона. Видимо я заснул и наш поезд привезли в Слободской. Медицинская сестра, москвичка, по гражданской специальности чертежница в конструкторском бюро, как она мне рассказывала, адрес дала, но я его где-то затерял в таком состоянии. Не помню, как ее зовут, очень внимательная, уважительная, платочек … Видно, понравился ей. Не удалось с ней поддерживать связь. Когда приехали в Слободской, она говорит, что наш вагон будут разгружать. Приехали на телегах, я слышу наш говор. Женщины кричат, лошадей понукают, иногда мат слышно было.
Привезли в бывшую 7 школу, это здесь близко, в квартале от рынка, сейчас гимназия, разместили в госпитале. Я 3 месяца там лечился - у меня была операция сложная по удалению 2 осколков. Ранение было слепое проникающее в левом паху. Помню врача Захарова, терапевта, ленинградца. Хирурга, тоже ленинградца, помню очень хорошо, но сейчас фамилия из головы вылетела. Майор медицинской службы. Госпиталь был эвакуирован в Слободской из Смоленской области, г. осавля, - медсестры все были оттуда, а врачи почему-то из Ленинграда. Нас постоянно навещали шефы с меховой фабрики, приходили с концертами, подарками. Я на костылях очень долго ходил. С родными увидеться не удалось - тогда ведь сообщение такое было, получалось ехать только на лошадях; транспорт автомобильный был мобилизован. Я редко видел проходящую машину в городе. Кто-то бы из родных приехал, но все так были заняты работой, что не до выездов было.
Это был уже 43 год; битва под Курском завершилась успехом наших войск. Был такой восторг, по радио передали, что был первый победный салют в связи с этими успехами. Раньше этих салютов не было, после каждого успеха они начались.
А. Б.: Как можете описать состояние жизни здесь?
Люди брали с пивзавода дробинку, добавляли ее в пищу. Кто работал на пивзаводе, с теми рассчитывались брагой. Потом рабочие продавали брагу на рынке и покупали хлеб. 600 г. рабочие получали на заводах и фабриках, а так 400 г.
А. Б.: Случаи саботажа, вредительства, критики помните?
Нет, не помню. Почему-то такой настрой был, что я даже представить не мог: люди всем жертвовали, чтобы Победа была за нами. Теплые вещи сдавали, деньги вносили в фонд обороны, кроме заемных денег. Трудно было поверить, что кто-то мог быть недоволен.
Я выписался 8 сентября 43 года. Поскольку я был офицер, меня прямо из госпиталя отправили в распоряжение облвоенкомата. Пакет в руки - и в облвоенкомат. Я почему-то тогда думал, что меня направят в какой-нибудь военкомат. Тогда в военкоматах работали те, у кого руки не было или на костылях, у кого глаза не было. Я тогда с палочкой ходил, костыли уже были не нужны. Я в военкомат прибыл, мне сказали подождать в приемной. Я подождал, выносят пакет:
- Киров знаете?
- Примерно знаю, - поскольку учился и строем мы ходили по городу. Примерное расположение знал.
- Улица Ленина, 96. Туда прибудете, сдадите пакет.
- А что это такое?
- Высокое здание серое, туда пройдете. - здание это было УНКВД.
Я пришел, сдал вахтеру пакет. Вахтер вызвал офицера. Офицер с пакетом ушел, потом приглашает меня поговорить:
- Будете работать у нас.
- Как у вас? Я офицер, строевой командир.
- Война не закончилась. Разговоров о том, где Вы желали бы работать, не может быть. - Я сначала не мог понять, почему я там должен был работать. - Облвоенкомат Вас направил для работы в органах НКВД. - Тогда еще НКВД называлось.
- Я представления не имею об этой работе.
- Будем учить.
Так получилось, что действительно учили - 6 месяцев на оперативно-чекистских курсах при Управлении. Нас набрали таких 25 человек, после фронта. Пока мы там учились, нас лечили в санчасти - у кого что болело. Это на Дрелевского, 15, где сейчас музыкальное училище, там была санчасть УНКВД. В тыльной части здания, на втором этаже было наше общежитие.
А. Б.: Что на марше обязательно носили, а от чего старались избавиться из снаряжения, оружия?
- Всякий пехотный командир очень хорошо знал заповедь Александра Васильевича Суворова: "В походе иголка тяжела". Все лишнее и в карманах даже не держали. Избавиться от чего-то невозможно - это все пригодится в походе и в бою. Но себя приучали к тому, чтобы выкладка была сохранена полностью, вес 30 с лишним кг. в вещевом мешке. В училище для этого использовали пакеты с песком. На фронте - противогаз, вещевой мешок с продовольствием, боеприпасы, диски с патронами. Вещевой мешок был заполнен, потому что чем больше боеприпасов, тем себя чувствуешь увереннее. Противогаз не выбрасывали, так как нас все время предупреждали о возможности применения немцами газов. Мы старались их сохранить. Лопата саперная обязательно на поясном ремне. Кто пренебрегал окапываться, тот быстро попадал, ранило или погибал. Как только ложились, сразу в первую очередь лопата. Окапываться, чтобы хотя б голову сохранить.
А. Б.: На сколько бойцов отрывали окоп?
Окопов предусмотренных уставом, таких глубоких, нам не приходилось копать, а просто сколько могли достать малой саперной лопаткой, углублялись в землю.
А. Б.: Траншеи?
Ходы сообщения делали, когда прекращался обстрел или бомбежка. Сразу закапывались в землю, потом если позволяла обстановка, ходы сообщения соединяли взвод с ротой. По ним после нам доставляли боеприпасы, пищу, когда приезжала кухня. Кухню быстро разобьют, тогда выручал сухой паек.
А. Б.: Какое наше стрелковое оружие Вам нравилось, а какое не нравилось?
В стрелковых подразделениях, главным образом, это пулемет Дегтярева. В его диск надо было 71 патрон снять и зарядить. Случались у него перекосы при автоматической стрельбе. Не так часто, но были такие случаи. Это автоматическое оружие, в основном, выручало, выпустить 71 патрон. 2 номер заряжает и готовый диск вставляешь, потом снова. Были к нему большие диски, были и малые.
А. Б.: Как Вы оцениваете винтовку СВТ?
Были задержки, если где-то в нее попадет песок. Потом их заменили, в 43 году их уже не было. Она хуже мосинской. Ненадежная была. В условиях фронта, - земля, песок, снег, вода, - все это влияло на скорострельность.
А. Б.: Какой лучше пулемет - ДП или немецкий MG?
Я даже в руках не держал немецкое оружие. У нас и в батальоне никто немецким оружием не пользовался. Был эпизод такой. Когда мы занимали поселок Эстонский, то мне как командиру взвода была поставлена задача. С одной стороны поселка был овраг; я со взводом должен был по нему пройти с западной стороны поселка для того, чтобы при атаке оттуда подняться и с фланга обеспечить наступление. Когда мы туда выдвигались, команду голосом нельзя было подавать, чтобы пройти скрытно. Мне пришлось вести за собой взвод и команды подавать рукой: подтягиваться, не отставать. Вдруг несколько выстрелов, мою каску задело, звон. Карабин был у меня на плече, пуля второго выстрела ударилась в его ствол и оплавилась. Брызгами расплавленного металла шею обожгло.
А у меня был связной, башкир по национальности, занимался охотничьим промыслом дома. Потом он мне говорит негромко:
- Товарищ командир, снайпер! Я его сейчас на мушку, - и в глубину оврага укатился.
Как он его заметил, я не знаю, но со второго выстрела снял. Снайпер был на дереве, замаскировался. Снайпер с дерева как мешок соскользнул. Когда его другое подразделение потом взяло, то оказалось, что он был финн, шутцкоровец. У них снайперская служба была отработана очень хорошо, еще со времен 39 - 40 года. Эту кукушку он снял. Я все старался запомнить фамилию: в Башкирии есть известный курорт с кумысолечением. Его фамилия совпадает с названием того курорта.
А. Б.: Что Вы можете сказать о ручных гранатах, советских и немецких?
Наши гранаты РГД, Ф-1 более надежны, чем немецкие лимонки, так их называли. Они легкие и дальность броска небольшая, может, из-за сопротивления воздуха. Нашей, если размахнулся, она хорошо летит. И убойная сила наших гранат больше.
А. Б.: Были у Вас гранаты ударного действия?
Таких не приходилось встречать.
А. Б.: Чему-то Вы учились у немцев в тактике, организации службы?
С высоты командира взвода это трудно оценить. Если бы я был командиром батальона, полка, то можно было что-то такое понять - работать с картой расположения немецких войск, как они оборону строят. Я бы мог получать информацию от захваченных языков. Командир взвода был далеко от этих возможностей. Командиром роты меня назначили после первого ранения в августе 42, когда я из полевого госпиталя прибыл. Меня встретили очень доброжелательно, считалось, что я уже обстрелянный офицер - каждой пуле кланяться не будет.
Интервью и лит.обработка: А. Бровцин
