9285
Пехотинцы

Смоляков Петр Алексеевич

Родился в 1927 году в станице Ильинская Ново-Покровского района Краснодарского края. Окончил 6 классов школы. В 1942 году поступил работать в колхоз. В 1944 году был призван в ряды Красной Армии. В составе своей части принимал участие в боях с бандеровцами в Львовской области. После войны окончил школу младших авиаспециалистов по специальности моторист, служил в частях ВВС Черноморского флота. В 1950 году демобилизовался в звании старшего матроса. После армии жил в поселке Нарва-Йыэсуу Эстонской ССР. Работал в рыболовецком колхозе «Октообер». В Нарва-Йыэсуу в настоящее время и проживает.

- Для начала, Петр Алексеевич, мне хотелось бы расспросить вас о вашей довоенной жизни. Вы где и когда родились?

- Родился я 6-го апреля 1927-го года. Значит, сейчас мне 75 лет, будет — 76. То есть, в апреле 76 лет исполнится (Запись воспоминаний делалась в 2002 г. - Примечание И.В.). Родился я на Кубани, в станице Ильинская Краснодарского края. До войны жили мы очень бедно. Но бедно почему мы жили? Без отца ведь росли. Отца в 1933 году забрали, и отец, в общем, в тюрьме там и погиб.

- Это во время коллективизации, значит, было?

- Да, во время коллективизации. Отец-то был и член партии, и колхоз этот делал, а потом эта как-то перевернулась власть и на него написали там донос, что якобы он имел рабочую наемную силу. И отца забрали. И нас даже из хаты выгнали, как врагов народа. И мы очень бедно жили после этого. Но семья какая у нас была? Я и моя сестра.

- На Кубани у вас перед войной носили казачью одежду?

- Тогда, когда я жил, уже нет. Но, правда, перед самым началом войны было такое, что казацкие отряды создавались. Я помню, что даже скачки колхозы проводили. Были, конечно, времена и хорошие, и плохие. Но перед началом войны люди уже более-менее, конечно, жили.

- До войны вы учились?

- Да, учился. Шесть классов я окончил. А в 1942 году, значит, я уже пошел работать в колхоз.

- В колхозе какую вы работу выполняли?

- Какие работы делали? Да всякие. Я в основном горючее возил. Я, знаешь, в тракторной бригаде тогда работал. И я помню, что и сеял хлеб, и пахал, и все было. Короче говоря, все работы делал. Ну что можно в колхозе делать было, то и делал. И на лошадях работал, и на быках, и на всем. Горючее возил. Тракторная бригада, значит, у нас была такая. Вот уж как немцев выгнали, так сразу в тракторной бригаде я и стал работать.

- Немцы долго у вас были? Как они к вам, к местному населению, относились?

- Ну как тебе сказать? Немцы у нас только тогда были, когда ихние передовые части, знаешь, мимо нас проходили. Потом власть восстановилась, и наши к нам, значит, обратно пришли. Я говорю: у нас даже, когда немцы пришли, и колхозы-то не распустили. Так колхозы и остались. А потом где-то через пять-шесть месяцев прибыли наши войска и их выгнали.

- Было ли такое, что немцы что-то забирали у вас из имущества?

- Где-то, наверное, такое и было. Но мы так бедно жили, что у нас нечего было и брать. Помню, как-то немец к нам домой пришел. А у матери, это я хорошо помню, сундук был такой, знаешь. Но еще, видать, старинный был этот сундук. Он, немец, этот сундук поднял, лазил-лазил, а там ничего так и не было. Ну мы очень бедно же жили. Без отца росли. Этот немец посмотрел-посмотрел, забормотал, поругался, плюнул и ушел.

- Как вы на фронт попали?

- В армию меня призвали в 1944 году. Но, видишь ли, сам я был не на фронте, а за фронтом. Я в Западной Украине с бандеровцами воевал. А они, видишь ли, что делали тогда? Они, как бы сказать, «за самостийну Украину» воевали. Они даже в атаку шли и кричали: «За самостийну Украину». Ну это имелось в виду, что они выступают за самостоятельность Украины. Вот им сейчас и дали самостоятельность. Действительно, можно так сказать, что сейчас у них есть самостоятельность. Сейчас и Восточная Украина, и Западная — все объединились. Сейчас вплоть до Черноморского побережья теперь самостоятельность у них. Вот они сейчас и есть «Самостийна Украина». Но, знаешь ли, сейчас не так давно вручили мне памятный знак - «60 лет освобождения Украины». Так я его не ношу. Отдал внуку: пусть играется. Ведь с этим трезубцем, когда я с бандеровцами воевал, они шли в бой против нас. Так почему я должен носить его?

- Какие контакты у вас и у ваших командиров были с местным населением?

- Население как относилось? Могу прямо сказать, что оно очень плохо к нам относилось. Они так и называли нас — москали, москали. Как чуть что происходило, так говорили всё: «Ой, москали идут». И тогда, конечно, сразу прячут все. Если они говорят «москали», то это у них значит, что все прятать надо. В общем, как они встречали нас? В основном встреча была такая: когда проческу мы делали, то ты, как правило, или оружие ищешь, или ищешь место, где, может, бандеровца они где-то спрятали. Там тоже, знаешь, было не все так просто. А население относилось к нам, знаешь, тоже так нехорошо, недружелюбно. Очень плохо оно к нам относилось. Нам приходилось с этит людьми туго, нелегко. Даже было так, что имелись, знаешь, эти самые вольнонаемные на кухне у нас из числа этого местного населения. И однажды батальон чуть не отравили у нас они. Пошли, значит, вечером, покушали. Вдруг один говорит: что-то плохо, товарищ старшина. Второй говорит: тоже плохо. Старшина был у нас родом с Канска. Он был, знаешь, у нас такой, что еще когда-то с Колчаком воевал. В общем, здоровый такой парень. Ему в то время лет было достаточно. Нам-то что было в то время? По 17, по 18 лет было. А ему где-то, наверное, уже сорок было. Он нашим и говорит: «Нет, не может быть, чтобы там что-то было». Потом через некоторое время и он тоже отравился — его потянуло. «О-о-ой, - говорит он нам, - это что-то не того» Сразу пошел в санчасть, там давай брать соду и давай содовую воду делать. И начал нас поить. Мы как козлы все стояли, травили все у себя там внутри. Но потом на второй день командир полка всех этих вольнонаемных выгнал оттуда части. Видать, из них кто-то что-то подсыпал там нам. Был такой вот, знаешь, случай. Но видишь: это же были люди из Западной Украины. Восточная Украина — там да, там люди относились по-доброму к нам. А это была Западная Украина — Львовская область так называемая. Вот они, бандеровцы, сейчас там, как бы сказать, герои. А мне пришлось с ними воевать. Ну не мне одному, конечно, а всем нам. Я помню, как мы в первый раз с ними встретились. Они командира роты сразу же у нас положили. Они, гады, засели как «кукушки». Поставили на это самое дерево. Они знали, что мы придем, они ждали нас. Вот и «кукушек» на ветках посадили. И вот эти самые «кукушки» тогда очень здорово лупили-то наших. А в то время было еще так, что сразу-то не определишь, кто там есть какой. А они там еще такой массированный ураганный огонь открыли с Дегтярева-пулемета. Тут, конечно, растеряешься, не знаешь, что и делать. Ну а потом все-таки решилось. Я во взводе был. У нас три ручных пулемета было, автоматы были. Потом мы тоже как дали по ним и подавили их. А так местное население что? Они бандеровцев содержали все. Это ихние все люди были. Они же там местное как бы население было. Это ихние, этого населения, понимаешь, люди были. А мое, конечно, дело было солдатское. Плохо они относились к нам. Этот народ был против нас настроен. Они на нас ругались, знаешь, так, говорили — москали такие сякие.

Ну что еще сказать про население? Конечно, контрразведка работала. И были случаи, когда действительно кого-то вербовали... Ну там контрразведка что делала? Специально агентура у нее была. Они, контрразведчики, где-то местного жителя, знаешь, ну по подписке, видать, вербовали. Вот он, значит, работает, сообщает нам, что нужно. Сообщает, что какая банда где скрывается, какое, значит, там количество. Были, знаешь, такие вещи. Война, конечно, с этими бандеровцами была подпольная. Это я прямо могу сказать, что такая война там на львовщине была, что это был ужас один. И наших солдат они, например, вылавливали. Был случай такой, что четверо солдат попали к ним в плен. Ну это уже, правда, не с нашего пополнения было. Это были те, которые были старше нас. Они пошли там к девкам, знаешь. К ним какой-то полковник приходит. Форма у него - полковника. Он одного разоружил, второго, третьего и четвертого. Всех разоружил. Посадил их потом в хату и говорит: «Если вылезете, будете вылезать — расстреляю». И ребята решили что сделать? Они сделали так, что разобрали печь и через трубу вылезли. Вылезли и ушли опять в расположение части. А как раз на второй день была назначена операция. А они-то ведь были даже безоружные. А оружие же им их не отдали. Так они что сделали? Они — безоружные. И у них один - двух, второй - трех, четырех человек задавил голыми руками. Вот так было, такие случаи были. И никакой жалости к ним не было. А что их жалеть? Если враг тебя бьет, как можно его еще и жалеть?

Но там, видишь, у нас была еще такая штука, что наши наше оружие бросали с самолетов партизанам, а они перехватывали это оружие. И нашим оружием против нас воевали. Вот я помню, что когда мы неожиданно с ними встретились, один их, гад, с Дегтярева пулемета как раз нас и лупил.

- Какие были ваши потери во время войны?

- Примерно с нашей роты в тот раз, когда нас они застигли врасплох, человек 20, наверное, а может, даже и больше, погибло. Такое, знаешь, было.

- Чем вам запомнилось окончание войны?

- Ну там же, в Западной Украине, и застал меня конец войны. 9-го мая я помню как раз очень хорошо. Помню, был у нас такой старшина Василевский. Он хотя был ранен, но в госпитале не лежал. Его в задницу ранило и он лежал так там у нас у окна. И вот, знаешь, вдруг в два часа ночи объявили, что война кончилась. И вот мы что делали тогда? С утра патроны только подносим, автомат подаем этому старшине, рожки надеваем, а он лежит и в окно стреляет. С задницей же у него проблемы и ему нельзя встать. И вот в окно, знаешь, так стреляет. Но уже, знаешь, теплая погода такая была на улице. Был я, кстати, на параде во Львове 1-го мая. Парад был, конечно, такой могучий. Война подходила к концу уже тогда.

- А в части как-то потом продолжили отмечать победу?

- А как отмечали в части? Вот в этот день нас, например, никуда не выпустили. Радовались, конечно, концу войны. Господи! Кто ж не мог радоваться? Конечно, в День Победы радость была самая настоящая. Радости было! А уже после этого, как кончилась война, все равно тоже же и на операции ходили. Бандеровцы все еще уничтожали нас. До 1957 года они все это сражались. Так нам, знаешь, тогда еще рассказывали, что они чуть ли не с 1914-го года, еще с той войны, воюют, - тогда это у них еще движение против нас было создано. Оно и сейчас, может быть, есть. Но сейчас видишь, что там происходит? Сейчас же «Самостийная Украина» у них, - значит, самостоятельная Украина. В общем, вся объединилась у них Украина: и Восточная, и Западная. Там у них все вместе: там и Закрпатская Украина, ну Предкарпатье, там и горы тоже у них. А в то время, помню, бывало такое, что на операцию выйдешь, так там, я говорю, горы такие, что носишься всё. Молодой был. Мне 18 лет еще не исполнилось, когда этот первый бой был у нас с этими бандеровцами. Если бы мы, конечно, готовились, мы бы не наскочили так внезапно на них. Нас внезапно они встретили.

- Через какие места проходил ваш путь?

- Где-то за Львовом километрах в 45 мы воевали. Там, знаешь, всю Западную Украину мы прочесывали. Там бывало уже в конце войны и такое, что недели на две, на три прочесывали. И прочесывали леса, как правило.

- Расскажите о вашей послевоенной жизни.

- Ну после войны я на Черноморском флоте. Я потом в школу в авиационную поступил — была такая школа младших авиаспециалистов. Я на моториста, знаешь, там учился. Потом работал уже мотористом я... А так после какая служба была у нас? У нас американские самолеты были - «Кобры» и «Бостоны». Вот на этих машинах я работал. А потом, короче говоря, с Черноморского флота нас перебазировали сюда, в Калининград. Дослуживал я тут в Калининграде уже. Звание у меня - старший матрос. Это когда я, знаешь, когда кончил школу мотористов, присвоили звание. А в авиации ведь если ты специалист, то ты должен школу специальную кончать. А потом я оказался здесь, в Усть-Нарве. Работал в рыболовецком колхозе.

- Кто-то из родственников воевал?

- Не было у меня больше никого. У нас в семье сестра и я только были.

- Вас награждали во время войны?

- Ну у меня только орден Отечественной войны, который дали после войны, и медали. Я ношу этот орден обычно, а знака «Фронтовик», который мне дали, не надеваю. Есть у меня медаль «За победу над Германией». Вот все, что у меня есть из наград, я и ношу на праздник День Победы.

Интервью и лит.обработка:И. Вершинин

Рекомендуем

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!