10564
Пехотинцы

Столяров Михаил Маркович

Я родился 26 марта 1923 года в поселке Канавино Горьковской области. Мой отец Марк Венедиктович трудился фельдшером, мама была домохозяйкой. Имелся у меня младший брат Николай, 1927 года рождения. В войну он ушел на фронт и с концами, по всей видимости, погиб.

Только окончил 10 классов, и тут 22 июня 1941-го началась Великая Отечественная война, о чем объявили по радио. В душе всколыхнулись патриотические чувства. Сразу пошел в военкомат, где уже состоял на учете. В то время боялись, что японцы на Дальнем Востоке начнут провокации, поэтому нас сразу же скорым поездом отправили туда. Но к концу 1941-го стало понятно, что японцы не выступят. Меня определили рядовым бойцом в 308-й стрелковый полк 98-й стрелковой дивизии 59-го стрелкового корпуса Дальневосточного фронта, которую к августу 1942-го перебросили в состав 62-й армии Юго-Восточного фронта. Воевали в Сталинграде. Бои страшные, подробностей не помню. Был тяжело ранен под грудь осколком. Контузило. Еще и ногу перебило другим осколком.

Очнулся, а по полю, где мы атаковали, уже ходят немцы. Кого добивают, а кого подбирают. Мне повезло: взяли в плен. Отвели в кубанскую станицу. Охраняли нас наши полицаи-казаки. Издевались они над нами страшно, воды не давали, и кушать не давали. При мне, я видел, как умирающим отчаявшиеся от голода и жажды пленные разрывали раны на животе и вытаскивали печень, которую сырой ели. А полицаи смеялись, глядя на такое отвратительное людоедство. Если бы еще немного там побыл, то и мне пришлось бы погибнуть таким вот образом. Вшей вокруг полно, смертность массовая. Мерли люди как мухи.

Затем нас, тяжелораненых, повезли на подводах куда-то, я с подводы сполз и спрятался в кусты. Охранники не заметили, подобрала казачка. Призналась, что я лицом очень походил на ее сына. Сначала у нее дома жил, но немецкий офицер к ее дочке ходил и что-то заподозрил. Казачка была фельдшером, знала немного врачебное дело, а у меня из-за осколка торчали наружу ребра, да и контузия давала о себе знать. Поэтому от греха подальше казачка отправила меня в госпиталь, который разрешили при лагере открыть немцы, наш персонал работал. При нем и находился. Дочка казачки спуталась с немецкими офицерами, а я ей кисеты подписывал. У меня был хороший почерк, она их вышивала по моей подписи и продавала этим офицерам. На заработанные деньги меня подкармливали, за счет этого и выжил.

Когда наша армия начала контрнаступление и освободили станицу, то стали спрашивать, где и чего был. Хотели ногу отнять, которая была перебита осколком. Один шустрый хирург решил ампутировать, потому что она посинела, а второй посоветовал мне не даваться. Стали мне ставить примочки, в итоге отлегло. После выздоровления попал в фильтрационный лагерь на госпроверку, работал в шахтах. Труд каторжный, прямо на вагонетках засыпали люди. Утром встаешь, соседа нет, его увели уже. Из-за последствий ранения после проверки меня в действующую армию не взяли, а послали на охрану Печорлага. Биография была чистая, так что стоял сначала на вышке, вокруг морозы. Затем стал при штабе старшим писарем из-за 10 классов образования, ведь для того, чтобы на вышке стоять, образования не надо. Вообще, должен сказать, что в охране лагеря было много своего рода проходимцев. Что собой представлял Печорлаг? Большие лагеря были, много людей в них находилось, ведь в то время за два слова давали по десять лет. Сидели всякие: и уголовники, и политические. Уголовники не пытались свои порядки вводить – слишком жесткая была дисциплина. Зато сидело много интеллигенции. Везде слышалась одно: 58-я статья УК РСФСР. Враги народа. Например, Титов из Ленинграда имел родителей-помещиков, образованный и культурный человек, сидел из-за отца. После освобождения стал председателем колхоза, а я у него работал главным бухгалтером. Кормили заключенных прямо в бараках, с голоду они не умирали. Вши там были, но я не видел, как с ними боролись, ведь отдельно находился.

Меня демобилизовали в конце 1944-го. Женился, остался в Печоре работать главным экономистом крупного овоще-молочного совхоза «Печора». Климат суровый, но меня ничего не брало, закаленный был. Меня беспокоил и райком партии по учету и экономике, планированию. Окончил курсы бухгалтеров, и экономистов. Жена Майя Федоровна болела из-за сурового климата, так что решили переехать. Встал вопрос, куда? Крым – благодатный край. В 1965-м перебрались в крымское село Митяево Сакского района, трудился главным экономистом в совхозе «Дружба».

Интервью и лит.обработка:Ю.Трифонов

Рекомендуем

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus