14582
Пехотинцы

Жуков Владимир Максимович

Родился я 4-го февраля 1926 года. Деревня Поповка Кудринского сельсовета Мещевского района, ныне это Калужская область. Но в Поповке я только родился, а жили мы на станции Кудринская, до которой от села всего один километр. Там стоял большой дом, в котором жили сразу две семьи: наша и младшего папиного брата – дяди Матвея. А всего у отца было восемь братьев и одна сестра. Но все братья кроме отца и дяди Матвея жили в Москве.

- Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни вашей семьи.

- Семья была большая, я был самым старшим из шести человек детей: четыре брата и две сестры. Но получилось так. В 1938 году мама родила девочку, но видимо когда стирала, простыла, и заболела воспалением легких. Отец отвез ее в больницу в Мещовск, а 21-го февраля отцу сообщили оттуда, что мама выздоровела, и он может ее забрать. Он поехал, а в больнице ему и говорят: «Ваша жена умерла. Вечером была здорова, а утром уже все…»

В общем, 23-го февраля, в день Красной Армии, отец привез маму, но никто из людей не верил, что она умерла. Совсем как живая… Целую неделю она дома пролежала, ничего не менялась, даже щеки розовые. И так и так пробовали определить, может живая, ничего. И только тогда похоронили…

А сестренка же грудная, ее молоком грудным кормить нужно, в общем, и она через неделю умерла. Разрыли мамину могилу, и сбоку ее похоронили…

Отец, как и все его братья, тоже работал в Москве по строительству, но где-то в 1932-33 году решил вернуться домой и его назначили заведующим базой «ПлодОвощ» на станции. Принимал на хранение со всей нашей округи овощи и фрукты, и отправлял их вагонами в Москву.

Потом дядя Матвей построил себе дом в Поповке, и мы там же себе начали строить. Считай, почти закончили, осталось только крышу доделать, окна вставить, но как мама умерла, отец стройку забросил. Снял нам квартиру в Поповке, и там мы жили. Женщины нам помогали по хозяйству. И вдруг война…

Чуть ли не в первый же день из сельсовета пришел посыльный с повестками. Я лично пошел и взял в колхозе повозку, посадил в нее отца, дядю Матвея, еще двоих, и повез их в Козельск. Отправил и все. Больше мы не виделись…

Так мы остались одни, я за старшего. За нами люди приглядывали, но когда пошли бомбежки Сухиничей, и два раза пробомбили нашу станцию, то из Мещовска приехали и трех братьев и сестренку забрали в детский дом. Увезли, я даже не знал куда. И когда остался один, то перешел жить к тете Кате – жене дяди Матвея. Помогал ей по хозяйству.

Вдруг мне приходит повестка – «Срочно явиться в Гороно!» Собрали таких как я, целую группу, и отправили на учебу в ФЗО аж в Свердловскую область на станцию Богдановичи. Стали там строить бараки для эвакуированных, но вскоре получаю от тети письмо: «Приезжай, мне одной тяжело!» У нее же четверо детей, старшей из которых всего семь лет. Пошел к директору ФЗО, но он естественно отказал: «Не имею права!» Тогда я решил уехать самовольно. И когда услышал по радио, что под Москвой началось контрнаступление, немцев погнали, и освободили Сухиничи, то сбежал.

Поехал поездом, но в Буе меня поймали и отправили работать на местный завод, который делал лыжи. Недели две там поработал, но как получил каких-то деньжонок, сразу сбежал.

Приехал в Москву, знаю, что у меня там много родных, но адресов-то ничьих нет. Пока ходил, меня задержал милицейский патруль, и отправили в Электросталь. Там определили на завод, где делали корпуса для танков. Устроили в горячий цех, ботинки деревянные выдали. Но месяц там поработал и опять сбежал. В общем, приехал к тете только в июне 42-го. Стал помогать ей по хозяйству, но вскоре опять получил из военкомата повестку. Собрали в Мещовском военкомате таких же подростков, и всю группу отправили в Козельский леспромхоз.

Проработали на заготовке дров для паровозов до августа месяца, вернулся домой, а в сентябре опять забрали в леспромхоз. Но в начале декабря снова вызывают в военкомат с вещами. Прозанимались там декабрь и январь: изучали всякое оружие, рукопашный бой. Отрывали окопы в снегу, изучали, как строить эскарпы и контрэскарпы. А еще до войны в летний период на нашей станции располагалась саперная рота, и мы с ребятами со станции у них дневали и ночевали. Научился тогда всему: и стрелять, и как устанавливать и снимать мины, и нормы ГТО сдал, в общем, все умел. А в конце января 43-го нас отправили в часть.

Приезжаем в деревню Песочня у Вязьмы. Нас с района приехало человек сто, на поляну выводят и говорят: «Вот вам ломы, кирки, стройте себе лагерь!» Оказывается, там находилась школа младших командиров. 23-й полк 18-й запасной дивизии. А еще когда я окончил курсы в военкомате, мне выдали справку – «инструктор рукопашного боя и марша». Недели три тут прозанимались, и мне присвоили высшее солдатское звание – ефрейтор и назначили командиром отделения в этой школе.

Школу окончил, но на фронт просись, не просись, не отправляют. Ходил и к командиру полка – майору Байдукову, но он всякий раз отказывал: «Нет, приказа командира дивизии!» И вот там я занимался подготовкой новобранцев аж до марта 44-го. За месяц готовили маршевые роты и сразу на фронт. С пожилыми, конечно, приходилось тяжелее. Они сами признавались: «Мне легче новый двигатель машины изучить, чем эту винтовку!» А нам самое главное чему научить? Чтобы умел маскироваться, отрывать окопы, смотрел, где мина может быть. Как подготовили, комиссия проверила и на станцию.

- Фактически все ветераны вспоминают время, проведенное в запасных полках, едва ли не с содроганием.

- Не то слово. Условия ужасные, поэтому и дезертиры были. Зато дисциплина строжайшая. Шаг влево, шаг вправо – сразу трибунал. Помню, в апреле построили всю дивизию, могилу вырыли, зачитали приговор трибунала – расстрел. Тут же его и закопали… Но было жалко, человек все же… А все почему? Потому что кормили очень плохо. Многие ходили на помойку и собирали там картофельные очистки. Но некоторые до того ослабели, что не могли даже выбраться из этой помойной ямы и замерзали там…

А я хоть и командир, но питался вместе с солдатами за одним столом. Ко мне приезжала тетя Катя, но что она могла привезти? Только сухари. Но и их ведь тоже сам не поешь. На всех делили. Но нам выдавали махорку, и мы ходили с ней в село и меняли на хлеб. Так и жили, впроголодь… Тем более я служил в соревнующемся взводе – все время какие-то марши совершали. В общем, до того невмоготу стало, что я все-таки отпроситься, и в марте 44-го поехал на фронт с очередной маршевой ротой.

Погрузились на станции Людиново, и, не доезжая Минска, нас выгрузили и распределили по частям. Так я попал в 1350-й полк 234-й стрелковой дивизии. 3-й батальон. Командир полка - подполковник Мележников. Командира батальона не помню, потому что и не видел его ни разу. Командир роты – капитан Николаев. Командир взвода – лейтенант Сибирцев.

До Минска дошли своим ходом и уже только там вступили в бои. А по дороге видели сожженные дома, повешенных людей… Но сам Минск взяли почти без боя. Немцы сами побежали, потому что боялись остаться в окружении. Причем так побежали, что мы не могли их догнать. Мы ведь пешком, а они на технике. Но разбит был Минск страшное дело…

А потом нас погрузили на баржи, и отправили освобождать Пинск. Но немцы и оттуда уже побежали. Оставляли только заслоны, чтобы задержать нас. Вот тут меня включили во взвод во главе с лейтенантом Лакомовым, высадили и отправили в областной военкомат. Военком ставит задачу: «Поедете в город Столин проводить мобилизацию!»

Приехали, а городок почти пустой. До войны в нем жили в основном евреи, но в оккупацию их всех извели под корень. Оставшиеся жители города рассказывали нам, что немцы их раз обобрали, второй, а на третий, как ничего не собрали, вывели из города и всех расстреляли…

И рассказывали, как в Столин в свое время с рейдом заходил Ковпак. Всех полицаев построили, но Ковпак их ни словом не попрекнул, только спросил: «Кто пойдет с нами воевать?» Все до единого сделали шаг вперед. Но он им так сказал: «Я никого не беру, у меня и своих партизан хватает. Но если еще раз приду, и хоть один опять попадется – сразу расстрел!»

В общем, пришли в военкомат, и военком разъяснил ситуацию: «Мы разослали повестки, но никто не явился!» Распределили по селам и нам достались Глинки и Рухся, которые были разбиты на десятидворки. Председатель сельсовета Горегляд пообещал: «В помощь вам я выделю бывших партизан!» Распределили, кому куда идти.

Меньше трех не ходили, там же по лесам шастало много разных бандеровцев. Три-четыре солдата, с ними один бывший партизан и так ходили по хуторам. Но если идешь нормально, по дороге – точно никого не застанешь дома! Поэтому всегда подходили с тылу, с сопровождающим. Но если только собака залает, все, в дом можно и не ходить – уйдут. Другой раз на рассвете приходишь, а там только женщина с детьми. – «Где муж?» - «В карчи ушел, - т.е. на болота. - А куда, не знаю…» А другие, бывало, заберутся на чердак и прячутся. Фонариков у нас не было, так я своей немецкой зажигалкой чиркал. Вот так вот соберем группу человек 10-12 и отправляем пешком в Пинск. А там военный трибунал их сразу в штрафные роты. Они же дезертирами считались.

Целый месяц этим занимались. А я остался за старшего, потому что лейтенанта Лакомова ранил наш же солдат. Взводный выпивкой злоупотреблял, нашел себе там подружек и только говорил мне: «Ты давай, командуй!» И что-то он выпивший полез на солдата, а тот как врезал из автомата ему по ногам. Отвезли в госпиталь, но не знаю, чем закончилось.

А одного солдата у меня убили бандеровцы. Мы его уже мертвого нашли. Ильичев такой был. Молодой, может, с 1925-26 года. Они его за ноги привязали к телеге и повезли… А как получилось, что его схватили?

Они втроем пошли на хутор, но кругом же болота, трясина, и они разошлись. А там же не только мы за бандеровцами ходили, но и они за нами…

Уже после войны мне довелось в Тернопольской области участвовать в облавах на них. Помню, у города Броды ходили, искали их стоянки. Как-то нашли схрон, а там и хлеб запасен, и сало. Но такие схроны было очень трудно найти. Нужно щупы иметь. Если провалился щуп – стой, надо раскапывать.

В общем, целый месяц уклонистов ловили. В последний раз собрали двенадцать человек, моих шестеро и пошли в Пинск. По дороге река. Если обходить, то очень далеко, пришлось вплавь. На той стороне стояли два дома. А у них такие сараи, в которых хранят сено, зерно, и я их всех туда на ночь расположил. Охрану выставил, но не догадался соломенную крышу проверить.

Утром построились, одного нет. Через крышу сбежал… И где его искать? Привожу в военкомат, а военком мне и говорит: «Ну, товарищ старший сержант придется тебе вместо него идти в штрафную!» - «Раз придется, пойду…» Но потом он подумал еще: «Ладно, мы еще двадцать таких поймаем!»

Дали нам машину и мы свой полк догнали уже перед самым Люблином. Вот там уже пошли сильные бои. Так-то боев было мало, в основном стычки с заслонами. Но очень нас мучила немецкая авиация. От нее больше солдат погибло, чем в боях.

А серьезные бои начались только в Люблине и его пригородах. Там немец постоянно выставлял заслоны – пулеметы, танки. А уличные бои это я вам скажу, самые сложные и тяжелые. Можно сказать, целое искусство. И мы его постигали на собственной шкуре… Помню, идем, лежит бедняга, живот распорот, он руками его зажимает, чтобы кишки совсем не вывалились и прямо кричит: «Пристрелите!» А чем ты ему поможешь? Не хочу об этом говорить…

А в Люблин мы ворвались через железнодорожную станцию, и настолько стремительно, что врасплох их застали. Даже захватили там три вагона полных наших людей, которых должны были отправить в Германию.

В общем, немцы бежали до самой Варшавы и только там мы остановились. Три месяца там простояли в обороне на Висле. Но сами не понимали, почему остановились – морозов ждать? Вот там и получил контузию.

Я как раз из блиндажа выходил, когда в угол его ударила мина, и меня бревном по голове… До сих пор не понимаю, как живой остался. Но санинструктор осмотрел, оказалось, даже лоб не пробит: «Ведите его в санбат!» Походил на перевязки туда, и только шрам на лбу остался.

А когда началось наступление, запомнилось, как мы переходили Вислу по железнодорожному мосту. Какая-то его часть была разрушена, но саперы соорудили переход из досок, и наша рота прошла нормально.

В Польше многие города стояли почти целые, но вот Варшава была вся разрушена. Мы идем, и то тут, то там в нас стреляли с последних этажей. Но мы даже не останавливались. Дадим только в ответ из пушки и сразу тишина…

С боями дошли до самого Одера, но у нас от роты осталось всего тринадцать человек… А командир полка приказывает оборонять участок полноценной роты. Ротный просит: «Давайте пополнение!» - «Нету!» (Некоторые подробности этих боев можно почерпнуть из наградного листа на командира 1350-го стрелкового полка 234-й стрелковой дивизии Мележникова Алексея Федоровича, по которому он был награжден орденом «Красного Знамени»: «Подполковник Мележников в период наступательной операции с 1-го по 3-е марта 1945 года, во взаимодействии с поддерживающими подразделениями, своим полком форсировал две реки – Ина и Крампель и с боями занял девять населенных пунктов на Штеттинском направлении: Инау, Гюмтеробек, Шзаненбек, Заделов, Зуков, Шаненберг, Хансвельде, Мексико и Цахан.

4-го марта полк тов.Мележникова совместно с 1642-м полком ворвался в город Штартгард и во взаимодействии с танковыми частями очистил его от противника. В этих боях тов.Мележников проявил высокое командирское мастерство, в результате чего противник потерял убитыми и ранеными до 200 солдат и офицеров, и пленными 42 человека.

Полком были захвачены трофеи: пушки – 2, пулеметов – 32, автоматов – 16, винтовок – 145, автомашин – 184, мотоциклов – 80, велосипедов – 160, складов ПФС – 4, складов ОРС – 4, повозок с различным имуществом – 30, лошадей – 20 и пр. – прим.Н.Ч.)

А Одер разлился километра на три, и все окрестные населенные пункты оказались затоплены до крыш. И мы видели, как немцы ходили от островка к островку, но с карабина же не достанешь…

Потом подготовились, пошли в атаку, но в лесу нам немцы устроили засаду и много людей потеряли. Помню, когда на кладбище расположились, то в роте оставалось всего двадцать шесть человек… А меня ранило в мягкое место. Переползал где-то, и пуля попала сюда. Чувствую горячо, и сразу темно в глазах. Но как перевязали сразу обратно. Потому что попасть в новую часть – это гиблое дело. Никого и ничего не знаешь. Так что если попадаешь в санбат, самое главное – вернуться обратно в свою часть.

Потом пополнение получили и стали готовиться к наступлению на Берлин. Устроили занятия - один взвод в обороне, а мой в наступлении. В то время я уже 2-м взводом командовал. И один из моих бросил РГД-3, и двоих ранило. Одному в переносицу осколочек, а другому в бедро.

Но когда началось наступление на Берлин, то мы прошли в обход чуть севернее. А там в предместьях сплошные дачи. И помню, зашли втроем в один ресторан – я и два белоруса: Данилюк и Барсук. Отличные ребята, мы вместе всегда ходили. Заходим, вроде никого нет, но на плите все стоит еще теплое. Вдруг, услышали, что на втором этаже кто-то ходит. Пошли туда, открываем одну комнату, а там за ширмой сидят женщины. Наши девчата. Спрашиваем – «Откуда вы?» - «С пид Харькива…» В разных комнатах человек семь-восемь их пряталось. И войну мы закончили на Эльбе.

- Какие у вас награды?

- Непосредственно за фронт только медаль «За отвагу». Но мне ее вручили уже после войны.

- На сайте www.podvignaroda.ru есть наградной лист, по которому вас ею наградили.

- Интересно.

- «… представляется к награде стрелок стрелковой роты 1350-го полка красноармеец Жуков Владимир Максимович, за то что он 29-го апреля 1945 года в бою в районе гор.Одерберг, выполняя приказ командира, под сильным огнем первым ворвался в траншею врага, гранатами уничтожил огневую точку противника, и уничтожил при этом 4 немцев».

- Насколько я помню, там было несколько по-другому. Мы атаковали, а из какого-то дома, со 2-го или 3-го этажа строчил пулемет. И мне пришлось кинуть туда гранату. Физически я был крепкий, и гранаты метал очень здорово. Бросил, и пулемет замолк. А после того, как пошли в атаку, у пулемета нашли двух убитых немцев.

- Как сами думаете, что Вам помогло остаться живым?

- Видимо судьба такая. В армию уходил без дурных мыслей, и на фронте почему-то верил, что останусь живым. И своим подчиненным внушал – «Применяй маскировку! Идешь в атаку – смотри, держись за танком!» Как говорится, изучил военное дело – применяй его смело!

- Говорят, на фронте атеистов нет.

- О Боге я не думал, и сейчас не думаю.

- Многие ветераны признаются, что им на прощание мать или бабушка давали или крестик, или какой-то амулет.

- Меня тетя Катя провожала, до самого военкомата со мной поехала, но ничего такого она мне не дала.

- А вы не знаете, допустим, сколько ваших односельчан, одноклассников погибло?

Сколько из нашей деревни воевало и погибло, не знаю. Знаю только про некоторых. Был у меня дружок детства – Жуков Митя, так он погиб. Он был на год старше меня. И был Жуков Илья – гармонист. Тоже постарше меня был.

А на фронт мы уходили вчетвером. Витька Жуков, мой однофамилец, вернулся домой израненный и вскоре умер от ран. Валька Жилин – тот попал на Дальний Восток. Вовка Туманов – мой одногодка и я.

- А из родственников?

- Давайте считать. Отец погиб. (По данным ОБД-Мемориал Жуков Максим Васильевич 1903 г.р. погиб в бою 20.03.44 г. Похоронен в парке г.Новоукраинка Кировоградской области.

На сайте www.podvignaroda.ru есть наградной лист, по которому ездовой батареи 45-мм пушек 292-го Гвардейского полка 97-й Гвардейской стрелковой дивизии гвардии ефрейтор Жуков М.В. был награжден медалью «За боевые заслуги»: «В боях 12-го и 13-го августа 1943 года под ураганным огнем противника обеспечил своевременную подачу лошадей и передвижение орудия на новые огневые позиции. Тов.Жуков любовно ухаживает за лошадьми и при любых условиях содержит их в хорошей упитанности» - прим.Н.Ч.) И четверо его родных братьев погибли в войну: Матвей, Григорий, Федор, Иван... (В базе данных ОБД-Мемориал есть сведения только об одном из братьев Жуковых. Жуков Матвей Васильевич 1908 г.р. числится пропавшим безвести с мая 1942 года…) Дядю Никиту не призвали по возрасту, но воевали двое его сыновей. Сергей вернулся живой, а вот Иван погиб где-то в Прибалтике…

Пехотинец Жуков Владимир Максимович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец- А у жены отец воевал и вернулся инвалидом. Маша, расскажи лучше сама.

(Рассказывает Мария Васильевна Жукова). - Мой папа – Лядункин Василий Иванович 1904 г.р. вернулся с войны полуслепой – один глаз совсем не видел. С виду нормальный, но он им ничего не видел. После ранения ему в госпитале врачи хотели вырезать этот глаз, но папа категорически отказался. Тогда ему пригрозили: «Если не дашь вырезать – отправим на фронт!» - «Лучше на фронт поеду, но глаз вырезать не дам!» И папу опять отправили на фронт… А потом его тяжело ранило в голову, у него на черепе была дырка размером 4х5 сантиметров, которую закрыли металлической пластиной. Но папа никогда не жаловался. Он был очень добрым человеком. И еще я хочу рассказать про двоюродного брата, который погиб на фронте. Можно?

- Нужно!

- Федя был сыном папиной сестры. Их было три сына, и воевали отец и два старших сына. Они тоже жили в Орджоникидзе, правда, далековато от нас, и Федя окончил пехотное училище у нас в городе. Помню, как-то он был у нас в гостях, но только вышел, как началась бомбежка. Мы бросились в щель, а бомба упала прямо у ворот и не взорвалась… А когда Федя погиб, его матери с фронта привезли его форму. А как он погиб…

Он же приехал после ранения в отпуск, весь в орденах, герой, и засватал девушку из дома напротив. Сыграли помолвку, но когда уже вошли домой у них загорелся сарайчик, и все расценили это как дурной знак. Он уехал на фронт и вроде бы даже не доехал до своей части – погиб…

(По данным ОБД-Мемориал командир 1-го стрелкового батальона 723-го полка 395-й стрелковой дивизии майор Ватухин Федор Андреевич 1923 г.р. погиб в бою 7.11.44 г. Похоронен в окрестностях с.Гозлице Сандомирского района Польши.

А на сайте www.podvignaroda.ru есть наградные листы, по которым Федор Ватухин был награжден орденом «Красного Знамени», двумя орденами «Суворова» и орденом «Отечественной войны» 2-й степени. В одном из этих наградных листов командир 723-го СП подполковник Карпов представлял его к званию Героя Советского Союза. Вот что в нем говорится: «После четырехдневного марша в условиях весенней распутицы батальону майора Ватухина была поставлена задача – в районе с.Марковцы форсировать р.Буг и захватить плацдарм для дальнейшего наступления.

В ночь на 12.03.44 батальон быстро форсировал реку и продвинулся вглубь обороны немцев до 500 метров. На протяжении с 12-го по 16-е марта немцы предприняли 17 контратак, но потеряв свыше 350 человек, так и не добились успеха.

В этих боях майор Ватухин с ручным пулеметом четыре раза лично отражал группы гитлеровцев по 30-40 человек, которые пытались зайти в тыл ротам. В критические моменты на КП батальона мобилизовывал всех до единого человека на отражение яростно наседавшего противника.

Несмотря на применение немцами танков, самоходных орудий, шестиствольных минометов и авиации, плацдарм батальоном был удержан».

А вот что говорится в наградном листе на орден «Отечественной войны»: «6.11.44 в 22-00 майор Ватухин ушел с КП батальона к месту, где должна была действовать разведгруппа. Придя на место, выдвинулся один вперед и сразу же наскочил на немецкую разведгруппу.

В завязавшейся рукопашной схватке майор Ватухин успел застрелить одного немца из пистолета, но двое других успели его схватить за плечи и руки, и повалить на землю. В дальнейшей борьбе майор Ватухин дрался с исключительным ожесточением, но немцы нанесли ему три кинжальных раны в голову, и подавили все внутренние органы.

Подскочившие разведчики убили боровшихся с ним немцев, а его полуживого затащили в траншею, где он через несколько минут и скончался…» - прим.Н.Ч.)

- В наших огромных потерях принято винить Сталина. Как вы сейчас к нему относитесь?

- Раньше я к Сталину относился благосклонно, но как узнал, почитал, сколько он безвинных людей уничтожил… С одной стороны, если бы не Сталин, не его воля, может, не случилось бы и Победы. А с другой стороны, сколько он народу положил… Ярый человек был в этом отношении. У меня в голове не укладывалось, ну как можно так относиться к бывшим военнопленным? Вернулся из плена – его наши сажают… Это же ужас! Надо же людей беречь! Война ведь такая кончилась, мужчин не хватает. Их надо беречь, так нет - сажали… Ну разве это порядок? Так что в этом отношении я Сталина осуждаю и не могу его однозначно оценить. Противоречивая фигура и своеобразный человек. Недаром грузин. Но когда Сталин умер, я сильно переживал. Тогда весь народ горевал.

- А на фронте с людьми, каких национальностей вам довелось вместе воевать?

- У нас в полку и узбеки были, и казахи, и молдаване, но в основном, конечно, славяне. Русские, украинцы, много белорусов было. Казахи – хорошие, ничего не скажешь, а вот узбеки по-русски совсем не понимали. Если кого-то ранили, сразу вокруг него земляки собираются и плачут. А по ним тут же огонь… И слышал, что про них говорили, мол поднимают руки из окопов, чтобы их ранило.

И был у нас один Гершензон, но все думали, что он грузин. Никто ж не различал. А кроме него я на фронте евреев не помню. Вот после войны я их много встречал. В Павлограде у меня в батальоне служил один. И как-то он позвонил на пост – «Я застрелился!», и только потом в себя выстрелил. Я как раз лежал в санчасти, у меня через трубку брали на анализ желудочный сок. Только проглотил, тут приезжают: «Товарищ подполковник, солдат застрелился!» Сразу, конечно, кинулся туда. Кровь идет, а его даже не перевязали толком. Он якобы стрелялся в сердце, но только зацепил немного легкие.

А после госпиталя его комиссовали и даже не судили. По закону если стреляешь в корпус, а не в конечности, то нельзя судить. А потом я как-то ездил в Киев на партийную конференцию. В перерыве пошел купить мороженое, а продавец мне говорит: «Берите, товарищ подполковник!» Он самый…

- А на передовой случаи трусости вам приходилось видеть?

- Вроде не припоминаю. Например, в соседнем взводе у одного были больные ноги. Бывает же такое. Всегда последним, но идет.

- А вы чего-то больше всего боялись на фронте?

- Остаться калекой. И за других переживал. Если у меня во взводе человек погиб или ранен – это целое горе.

- Вы же были младший командир. Вот скажите, как людей поднимать в атаку, на смерть?

- Если сам не пойдешь, солдат еще подумает – идти или нет. Поэтому сам первым вперед! И политработники, считаю, проводили большую работу. Постоянно среди солдат - «Коммунисты и комсомольцы – вперед!»

- Многие ветераны вспоминают о них не очень хорошо.

- Худого не скажу, мне в основном хорошие люди попадались.

- Немцев как солдат оценить можете?

- Они все разные, но самые ярые среди них были мадьяры. Запомнилось, что снайпера у них здорово работали. Если в первый раз промахнулся, то во второй уж наверняка… А наши снайпера не знаю, где были. Я их и не видел.

- Сейчас Красную Армию принято выставлять в виде дикарей. Мол, в Германии только что и делали, как грабили и насиловали.

- Нас заранее строго-настрого предупредили – никого и ничего не трогать! Но мы когда в Германию вошли, гражданских немцев и не видели – они все попрятались. Только белые флаги, простыни везде висели. Зато каких только народов там не встречали: и греки, и итальянцы, и французы. В городе Кириц был такой случай.

Идем по городу, а у одного дома прямо очередь собралась из наших солдат. Спрашиваем: «В чем дело?» Оказывается, какая-то француженка оказывала платные услуги… Рассказывают: «Одному дала, сейчас пойдет, подмоется и дальше…» А чтобы немок ловили, такого не было. Только один случай вспоминаю.

Был у нас такой разведчик Надъярный, боевой, заслуженный, награжденный орденом «Красного Знамени». И однажды где-то он подпил. А мы жили на 2-м этаже, а немцы на 1-м. И он спьяну пошел к одной немке. Я ее и не видел, не знаю, какая она. Прошел на кухню и стал ломиться в закрытую дверь – она не открывает. Тогда он схватил пень, на котором мясо рубят и как ударил в дверь и сломал… Но кто-то успел сообщить, приехал патруль. Меня в Германии просто поражало, как у них работала осведомленность. Где что-то случилось, комендатура моментально знает. И его судили. Дали два года, и отправили в Россию. Но ходили разговоры, что там осудят, а в России отпустят. А так все было спокойно.

Мы после войны жили в доме на 2-м этаже, а на 5-м Ирика. Молодая девушка совсем. Парней гражданских я там вообще не видел, а девчата были. И когда сборная нашего 7-го офицерского полка играла в футбол, то эта Ирика спокойно к нам приходила, и ее никто не обижал.

- Вообще, какое впечатление на вас произвела Германия?

- Все красиво, конечно. Но хорошее в чем? В самом устройстве. Село не отличишь от города, одинаковый уровень жизни. На каждой калитке – звоночек. На фермах уже тогда стояли автопоилки. А какая там чистота… Да и сами немцы к нам нормально относились. Вот поляки мне совсем не понравились. Этот народ что-то затаил на нас…

Пехотинец Жуков Владимир Максимович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец- Были у вас какие-то трофеи? Все ветераны вспоминают, что почти у всех были часы, бритвы, пистолеты.

Бритвы я даже не смотрел, не брился еще тогда. Вот что я искал, так это хорошую зажигалку. Часы да, были у всех. Обычно как? Если гражданские немцы попадутся, идут с колясками, со скарбом, наши солдаты подходят: «Ур есть? Снимай!» А нам как-то в магазине попалась коробочка с десятью золотыми часами. Карманные, с крышечкой. По штуке всем раздали, и я их до самого Глазова берег. И были у меня у меня еще часы «Павел Буре». Большие, серебряные. Я их потом дяде Никите подарил. Что еще. Перед Берлином, когда пошли дачи, я в одной нашел треугольную пирамидку с охотничьими ружьями. Шикарные двустволки, и я себе взял одну - «Зауэр - три кольца». Оно складное было, сложил в вещмешок. И где-то подобрал еще хромовое лайковое пальто. Мягкое, шикарное. Но почти сразу их и выбросил. Хоть и апрель, но уже жара, а мы в ватных брюках. Куда их нести… Помню, на каком-то кладбище их выбросил. А один подобрал, и потом хвалился, что отправил домой посылкой. А я ничего не посылал. Некому было.

Но в домах что прежде всего смотрели? Белье. У нас же вшей было столько, страшное дело. Хоть горсть бери… Ни стоять, ни сидеть, ни лежать спокойно нельзя. Помыться ведь негде. Так искали белье, а оно у них так накрахмалено, что аж крахмал летит… И запомнилось, что мыло у них какое-то с песком что ли. Шершавое.

- Многие ветераны признаются, что даже с убитых немцев снимали сапоги.

- Некоторые, да, снимали, но это ведь не от хорошей жизни. Если своя обувь совсем рассыпалась, то где взять новую? У меня тоже был случай.

Как-то нас отправили в разведку, разузнать, где немцы. Мост перешли, а там стоял одноэтажный домик, и мы в нем прихватили несколько немцев. Смотрю, один из них сидит в хороших хромовых сапогах. А мои ботинки совсем разваливались. Говорю ему: «Снимай!» Но я потом все проклял. Они были польского фасона, а у них высокий задник, и я ими так ноги натер, страшное дело. Ходить не мог. Думал, лучше бы я в своих ботинках остался.

- Оружие?

- Да, оружие у них было отличное. Пулемет у них какой… А я в конце войны с их автоматом воевал. Мне вначале выдали «мосинку», но она же выше меня. Потом я ее на карабин сменял, а заканчивал уже с автоматом. Он чем хороший – легкий. А наши ППШ, ППД и тяжелые, да еще чуть песок попадет уже не стреляют.

И еще я в каком-то месте снял с убитого офицера «вальтер». Шикарный пистолет! Сразу спрятал его в вещмешок и никому не показывал. Потому что знал, только покажу, сразу отберут. И даже привез его в Союз. У нас ребята в каком-то театре содрали занавеску, распороли ее на рулоны и на границе я сунул его в один рулон. И уже только в Бершетских лагерях обменял его одному офицеру то ли за литр, то ли за два, спирта.

- А на фронте вы выпивали?

- Водку выдавали, но я не пил, а всегда отдавал старикам. Они к нам относились очень хорошо. И еще нас предупреждали, что много случаев отравлений древесным спиртом. Помню, когда по Польше шли, на какой-то станции напились из цистерны спирту, и кто ослеп, кто умер… Но с нашей роты там никто не пострадал. Потому что комроты Николаев очень строгий был. И за каждого солдата драка была. Людей не хватало… Поэтому что бы ни нашли, нам ничего ни пить ни есть не разрешали. Хотя в Германии почти во всех домах мы находили запасы. Увидели тогда впервые закрутки. И не только компоты, они даже гусей в банки заделывали. Причем крышка на резиночке, потянешь – откроется.

- Кормили, кстати, как?

- Если обоз не отстал – кормежка хорошая. Ближе к концу часто стали выдавать американские консервы. А если остались без питания, некоторые срезали с убитых лошадей мясо и как-то готовили.

А вот немецкое я не пробовал. Только хлеб в пергаментной бумаге. Черствый, его надо подогревать.

- Женщин на передовой встречали?

- В запасном полку у нас был целый женский взвод – санитарки. Их командир взвода признавался, что с ними одно сплошное мучение – «И в самоволки бегают! Рвутся хуже, чем солдаты. И вату, бинты им дай. А где все это достать?»

И на фронте были – нормальные. Бывало из боя выйдем, отдыхаем, тут санитарки едут, сразу крик – «По щелям!»

- Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

- Как Берлин взяли, 5-го мая меня вызвали в штаб: «Вы во главе команды из девяти человек поедете на курсы младших лейтенантов в Кириц». Там стол штаб нашей 61-й Армии.

Приезжаем, человек двести нас построили, и начальник курсов подполковник Эркаев объявил: «Учиться будем три месяца!» А в этом городке как раз располагался фильтрационный лагерь, через который в Союз отправляли угнанных в Германию. Мужчины отдельно, женщины, и как-то раз мы, человек пятнадцать, пошли к женщинам в самоволку. А там что бы солдат ни сделал, немцы сразу доносили в комендатуру. И подполковник сразу нашел нас. Построил: «Не отставать от моей машины!» И мы за ним побежали… Потом разобрался и кое-кого посадил на гауптвахту. В том числе и меня. А на гауптвахте перины и подушки пуховые…

Занимались, но перед самыми выпускными экзаменами вдруг нас строят и объявляют: «По приказу командования курсы расформированы, а вас направляем в нормальные училища». И нас всех в Берлин, в 7-й офицерский полк. Пока ждали распределения, жили в обычных домах. Причем, интересно. На 1-м этаже немцы, мы на 2-м, на 3-м тоже немцы. Там я встретил капитана, который отправлял меня на фронт из Мещовского военкомата. Наконец, подали эшелон, поехали через Брест, мимо Москвы, и вдруг на какой-то станции узнаем, что война с Японией закончена.

Приехали под Пермь в Бершетские лагеря. Построили всех и говорят: «Вот представители училищ, выбирайте, куда поедете учиться!» И дают на выбор четыре: 1-е Ленинградское, 2-е Ленинградское, Смоленское снайперское и Урюпинское. Дай думаю, 2-е Ленинградское. Ленинград вроде как поближе к Москве, а там у меня много родных.

Ладно. Офицеры пришли, посадили в эшелон, но едем почему-то на Восток. Оказывается училище эвакуировано в город Глазов в Удмуртии…

Приезжаем, а училище располагалось в здании сельхозтехникума. Заходим в актовый зал, а там весь командный состав училища во главе с начальником - генерал-майор Раковский. Он начал выступать, так и так, будем заниматься. Вдруг кто-то задает вопрос: «Говорят, у кого есть два ранения или контузии, будут демобилизовывать!» - «Ну, это бабка надвое сказала…» А среди офицеров сидел капитан, на столе перед ним лежала фуражка с васильковым околышем. Тут он поднимается: «А что, вам не нравится советская власть?» А ведь все были фронтовики, все награжденные…

В общем, стали заниматься. Но месяца через три, бах, расформировывают нас, и отправляют в Киров в артиллерийскую бригаду. Туда как раз с проверкой приезжал бывший маршал Кулик, которого Сталин разжаловал в генерал-майоры. Офицеры его боялись, не знаю как…

В 47-м нас переводят в пехотную бригаду в Саратов. Эта бригада состояла из отдельных батальонов, и меня назначили в 55-й батальон старшиной роты. А командиром батальона был подполковник Огольцов, который раньше был начальником боевой подготовки округа. Но его за пьянку понизили. Умнейший человек, и солдаты его любили, но пил страшное дело. У солдат деньги занимал…

Прослужил там до июня 48-го, когда с проверкой приехал сам маршал Воронов. Но как увидел, что мы разуты, раздеты, только и сказал командиру бригады и заму: «С вами я буду разговаривать в Москве…»

Сразу порядок навели, прислали новое обмундирование, но тут как раз приходит разнарядка на двух человек в военно-тыловое училище в Виннице. И меня с одним парнем туда отправили. Приехали в Винницу, а училища там уже нет – переехало в Черновцы.

Приехали в Черновцы, заходим в училище к начальнику учебного отдела, и там выясняется, что назавтра экзамены по химии. А какая может быть химия, если я только семь классов закончил до войны? Я сразу говорю: «Я химии не знаю!» Нас таких трое оказалось, и нам начальник отдела кадров сказал: «Поезжайте в свою часть!» Ладно.

Идем на вокзал по улице Садовой, а там по пути около парка стоит 4-этажное здание, в котором раньше располагалось польское кадетское училище. И у его проходной полковник стоял. Мы его поприветствовали, а он вдруг мне говорит: «Товарищ старшина, идите все за мной!» И заводит нас прямо к начальнику училища. Генерал-майор Чижов. Он нам был как отец… Все ему про себя рассказали. - «Ничего сынки, будете учиться! Срок обучения – три года». Оказывается, там располагалось закрытое общевойсковое училище, перебазированное из Сталинграда. Но на воротах написано – воинская часть. В группе двадцать три человека уже было, и нас трое. Все до единого – фронтовики. Командир взвода – старший лейтенант Хаустов.

Год прозанимались, тут при училище организуются одногодичные курсы. Мы сразу к генералу: «Хотим туда!» - «Нет, у вас есть боевой опыт, все три года будете учиться!» В училище люди учились по два года, а наш взвод проучились три с половиной. Нам и спецподготовку давали, и среднее образование там получили. Приходили гражданские учителя и учили нас.

Пехотинец Жуков Владимир Максимович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотецВот так я остался в армии. Училище окончил в 1951 году и прослужил до 1971 года. А потом решил - хватит. Заканчивал службу командиром батальона - подполковником. И так получилось, что на мое место приехал служить офицер из Кишинева, а я уехал на его квартиру.

А в Кишиневе мы с женой устроились на завод «имени Калинина» при ВПТИ. Работал на должности начальника секретной части и занимался подготовкой повышения квалификации рабочих. А в 1977 году перешел на работу в должности инженера качества продукции министерства мясо-молочной промышленности. Работал бы и дальше, но в 1985 году по состоянию здоровья пришлось оставить работу.

- Большая у вас семья?

- Мы с Марией Васильевной живем вместе уже 63 года. У нас два сына, три внука, внучка и три правнука.

- Война вам потом снилась?

- У-у-у, и сейчас снится. Раньше по ночам и «Ура» кричал. А сейчас немцы снятся, каких-то пленных ведем, диву даешься…

- При слове война, что сразу вспоминается?

- Война как война, но я до сих пор себя виню, что так с братьями получилось. Но не было у меня возможности их найти и забрать. А получилось как?

Они были отправлены в Алексин – красивейший город в Тульской области. А оттуда их куда-то отправили, я и не знал куда. И я написал письмо Ворошилову. Быстро пришел ответ: «Ваши братья находятся в селе Новый Дол Ульяновской области». Написал в этот детдом и одна воспитательница мне ответила: «Ваши два брата ходят по селу – просят милостыню…» Думаю, что же делать? Неужели опять Ворошилову писать? Написал дяде Никите, он посоветовался с братом и написал в детдом. И через некоторое время оттуда ответ – «Братья одеты, обуты - все в порядке!» Но потом у них все нормально сложилось.

Старший брат Михаил работал шахтером и прожил 80 лет. Сестру Раису забрал к себе в Москву дядя Никита. Она всю жизнь проработала маляром. Заслужила почетное звание «Заслуженный строитель России».

А Петр после детдома приехал ко мне в Днепропетровск, и я его устроил на работу в домостроительный комбинат. Он был замечательным плотником, настоящий мастер «золотые руки», и со временем его взяли обучать молодежь. Но производство вредное, он заболел раком и в 42 года умер. Его хоронил весь завод… А последний брат Толя жил на Украине в селе Полтавка. Работал трактористом. Тоже был мастером на все руки. Вот такая вот наша жизнь…

Интервью и лит.обработка: Н. Чобану

Наградные листы

Рекомендуем

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus