Белянкин Григорий Васильевич

Летали мы, выполняли задания. В тыл к партизанам, выбрасывали в тыл наших диверсантов. В Гродно, в Белоруссии. Большинство в леса сбрасывали. Мы садились там ночью, партизаны костры разводили. Забирали раненых партизан, а туда привозили оружие. Это наша такая работа была. У нас каждый фронт старался взять к себе в армию самолеты Ли-2. Перекидывали с фронта на фронт. На всех фронтах был.

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Со вторым батальоном 707 полка прервалась связь. Заместитель командира полка П.Н. Туманов послал автоматчика В.Ф. Ходосока на поиски комбата. Боец исползал весь передний край но батальон не нашел. Среди редких тоненьких березок он увидел множество трупов, будто толпу скосили пулеметные очереди. У «максима» окапывался пожилой солдат, рядом лежали два мертвых красноармейца. Ходосок спросил пулеметчика, где второй батальон. Какой тебе батальон, - ответил тот, - ты мне лучше ящики с патронами,- видишь вон немцы накапливаются, я один остался, передай там, если «фрицы» пойдут мне одному не устоять.

Солнце уже садилось, когда увидел, что параллельно с нами идет колонна немцев. До Умани еще 3-4 километра, далеко! Они нас заметили, но, я думаю, что посчитали, что мы тоже немцы. Я дал команду не давать о себе знать, и начал под углом сближаться с этой колонной, пока не приблизился на расстояние прямого выстрела. Это полтора километра, не больше. Вот тогда я открыл огонь сразу по всей колонне немцев. Нас было десять танков Т-34; по два танка, а то и по три получилось на каждую «немецкую самоходку». 

В боях под Белгородом мне пришлось сражаться с немецким “Тигром”. Мы вышли на поляну, а с бугра в нашу сторону стали стрелять немецкие пушки и танки. Мы у них были как на ладони, а нам в них прицелиться было трудно. Но наваляли мы друг другу в тот день хорошо. Я “Тигру” порвал “ленивец”, он сначала завертелся на месте, а затем, остановившись, влупил мне своим снарядом и разбил триплекс на моем танке.

Под каждые два орудия батареи было выделено по одной деревянной барже: четыре орудия - две баржи. А посередине между баржами размещалась еще одна баржа, на которой находился командный пункт, прибор ПУАЗО-2 с личным составом, взвод разведки, связь и блок питания. На корме баржи был установлен крупнокалиберный зенитный пулемет. С этого времени мы находились в плавучем состоянии и со своей баржи вели огонь по немецкой авиации. Подобным образом были размещены на баржах и другие батареи. Расстояние между батареями в Финском заливе составляло километров пять или семь.

Кошмарные дни. Люди почти не показываются на улицах. Видны клубы черного дыма от разрывов у Лазарева за городским лесом. Был у Николая. Он роет убежище, так как погреб недостаточно надежен. В.И. Кузнецов говорил, что наши якобы были в порту и, что Зубцовский и Старицкий фронт соединились. Якобы есть приказ о том, чтобы выехавшие немецкие части опять вернулись в Ржев.

Танк вспыхнул, закружился на месте и из него сразу выскочило два горящих наших танкиста. Обоих мы успели заманить к нам в нору, они пылали. Садовым ножом, что был в сансумке, распороли комбинезон на спине, оголили их. Но было уже поздновато: у обоих тело на спине, животе и руках было в пузырях. Мы их держали у себя в щели до темна, голыми: они кричали: Жарко, жарко, печет.