Никандров Иван Васильевич

Родился 22 мая 1925 года в деревне Камушки Кудеверском районе Великолукской области (теперь — Бежаницкий район Псковской области). До войны работал в колхозе, в том числе какое-то время — бригадиром. С 1941 года до самого призыва в армию находился на оборонительных работах. 27 марта 1944 года был призван в ряды Красной Армии. На фронте — с 2 мая 1944 года. Воевал в составе 69-го гвардейского стрелкового полка 21-й гвардейской Невельской стрелковой дивизии. 2 июля 1944 года был тяжело ранен в ногу. После излечения по ранению был направлен пулеметчиком в состав 29-й кавалерийской дивизии, в ее составе прошел путь от Белоруссии до Германии. Был награжден медалями «За отвагу» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» В 1948 году демобилизовался из рядов РККА. Служил в органах милиции в Великолукской области. Затем оказался в Эстонии, в городе Йыхви. Работал на шахте № 10. В 1975 году вышел на пенсию. После работал в торговой базе, в магазине.

- Иван Васильевич, скажите, сами откуда вы родом вообще?

- Я с Великолукской области, с Кудеверского района. Потом его переименовали на Бежаницкий район. Вот, была Великолукская область такая. А сейчас это Псковская область. Сам я с 1925-го года.

- Вы, значит, из крестьянской семьи?

- Да-да-да. Ну колхозники были мы. Крестьянская была у нас семья. Но семья небольшая была. Сколько нас было? Две сестры, я, мать и отец. Пять человек!

- Как коллективизация у вас проводилась, помните?

- Да я тогда еще маленький был. Но помню, что приходили, там списывали все это, как говориться. Собирали этот скот. Вот это все было.

- Вы до войны работали в колхозе?

- Работал. Даже бригадиром был.

- А как так получилось, что вы бригадиром стали? Ведь вам, как я понимаю, всего ничего лет-то было...

- А так получилось, что у нас разъехались мужики, и все. А у меня отец работал девять лет бригадиром в колхозе. Потом он уехал в Ленинград и устроился там, в Ленинграде, работать. А я ходил в пятый класс. Четыре класса была у нас школа в деревне своей. А надо было за семь километров ходить, чтобы дальше учиться. Ну я ходил. И меня правление, ну председатель, как-то вызывает однажды. А я молоко возил. Молоковозом был, в общем. Собирал я молоко и на завод возил. «Хватит, - говорит председатель, - тебе с молоком возиться, мы найдем какую-нибудь женщину или девчонку для этого. Пускай ездит. А ты давай-ка бери борозды, шагомер свой и будь бригадиром.» И мне дали бригаду. Я вот был бригадиром.

- Тяжело ли было работать?

- Ну как? Ничего. Привыкший я был к этому делу. Я же там же работал в колхозе. И знал все эти работы. Так же пахал, так же косил, так же познавал все это дело. Хотя молодые были. Но те, которым было по 13, 14, 15 лет, уже считались как трудовые люди.

- Много ли в колхозе вас там работало?

- Много! Как вам сказать? Много, много людей было. Колхоз большой был.

- Войну вообще ждали?

- Нет. Не ждали, да и не думали об этом. А вот только как она началась, то сразу всех забрали в армию. Вот возраст старший был, и вот тех, значит, забрали. А нас оставили.

- А много было призвано?

- Много. Почти все. Остались старики да бабки старые, да женщины. Так что все...

- А вы помните день начала войны? Как вы вообще узнали о ее начале?

- Никакого объявления не было. Но у нас деревня такая глухая была. Далекий был от района и от сельсовета наш колхоз. Но потом вдруг появились солдаты. Стали они появляться. Стали отступать от границы. Тогда нас всех, молодежь, человек 15-16, всех забрали и на окопы погнали. Ну на оборонные работы, короче говоря. И меня как бригадира туда направили. «Вот, - говорят, - тебе команда, и все.» И вот мы копали противотанковые рвы сперва, потом точки огневые делали, блиндажи строили. Ну делали все мы, чтоб солдаты как пришли, чтоб все было готово. Вот так!

- Работами кто-то руководил?

- Военный руководил. Был у нас сначала капитан. Потом старший лейтенант какой-то приехал.

- Вообще большой объем был работ?

- Да, работы много было. Очень много! Сами лопатой да кайлом работали. И то - кирку, лопату привозили нам, давали. А у нас в деревне что там было? Лом, да топор, да пила, вот и все. А ведь нам надо было и лес валять, где шел овраг. Тяжело было, в общем, работать.

- Немцы не бомбили вас тогда?

- А как же не бомбили? Еще как бомбили. Как налетят, бывает. Они же видели, что там шевелятся люди, что они что-то делают. Так они старались бомбить. Так прежде чем начать работу, дырку выкопаешь, в эту нишу спрячешься, как уже объявляют: «Тревога!» Так туда раз, и все — как вроде никого и нет. А как самолеты полетят, тогда уже опять все снова.

- Никто не пострадал во время этих бомбежек?

- Не, не было. Как-то удачно все обошлось: что сколько я был, все было удачно.

- Что было после копания окопов? В деревню вернулись?

- Нет, все дальше и дальше мы шли. Мы примерно делали так: копаем тут, километров за 40, там еще вглубь, все это рассекаем, и там, значит, скрываемся. В общем, на оборонных работах мы были. Потом, не знаю, что там дальше было, а меня взяли в армию.

- А ваша местность оккупирована была?

- Да, наша местность была оккупирована. И между прочим, я свою местность освобождал, когда уже в армии был. А получилось это так. Случайно, когда меня на пополнение гнали, а это, значит, на передовую, боев тогда что-то не было, а были оборонные какие-то работы... Меня и взяли на оборону. И ко мне и мать приходила, когда мы в обороне стояли. Вот так! А получилось вот что тогда. Когда нас гнали, в том числе и меня, на этот участок, на пополнение, сперва меня в запасной полк направили. И там, значит, нас тренировали, учили как ходить и петь, и все на свете. И потом погнали. И когда отправлять стали, старший лейтенант нас собрал команду, человек 70. Ну он собрал нас как пополнение на передовую. И вот встретился мне там один старшина. Галок этих он гонял: не стрелял, но гонял. Там как бы Михайлов погост был, там церковь была, ну и село стояло. А у нас тоже привал был. Я подошел к нему и говорю: «Слушай, дорогой мой, ты откуда сам то? Где ты стоишь?» А он и рассказал. И так получилось, что он в моем доме, оказывается, и стоял. Он как рассказал, что две сестры и мать. Я говорю: «Я оттуда.» Он: «Аааа. Ну что?» Я говорю: «Передай им привет всем, а нас гонят на передовую.» Ну я подошел к этому лейтенанту, говорю: «Товарищ лейтенант.» «А что?» - спрашивает. «Да вот в моей деревне стоит этот старшина.» Он говорит: «Я тебя отпустить не могу, а то ты сбежишь, не придешь. Меня посадят, уволят куда-нибудь.» Не сказал, что его расстреляют. А меня могут и дезертиром посчитать пришла. И мать пришла. Когда меня гнали на пополнение, то я уже весь маршрут уже знал. И я ей сказал, что мы там пойдем. И она пришла к нам. Ну когда я встречался с ней, там еще двоих, сержанта и ефрейтора, поставили следить за мной: чтоб, говорят, не убежал. Ну мать чего? Молочка принесла бидончик да и сухарей. Тогда такие сухари, что я сейчас не только не съел бы, а и смотреть бы не стал на них. Черные они все были такие.

- А призвали вас в армию когда?

- В 1944 году я уже был на фронте.

- А в армию когда попали?

- А меня в армию и не призывали — сразу на фронт отправили. Подучили, как говориться, как стрелять, как ходить, маршировать. Ну обращаться с оружием, в общем. А до 1944 я на работах оборонных был. Меня гоняли, мы же отступали все. А уже когда стало пополнять то нечем, тогда года уже стали подходить. А уже мне 17-й, 18-й год стал идти. Тогда меня уже взяли на передовую. Ну что? Вот я 1925-го года. А тогда не только 1925-й, но и 1926-й, и 1927-й года даже брали. Вот такие дела.

- А как вы попали на фронт, помните?

- Так а как же я не помню? Пригнали нас к этой к линии фронта. Нас распределили по взводам. Сказали примерно, что вот тебе один взвод, тебе — другой. Там подошли еще, и так и остался я солдатом.

- А вы попали в какую часть?

- В пехоту я попал. В пехотную часть, была такая 21-я гвардейская стрелковая дивизия.

- А первый бой где у вас был?

- Первый бой у меня был между Полоцком и Витебском. В Витебске окружили группировку 30-тысячную, вот. А нашей дивизии дали такое задание: от Полоцка до Витебска перерезать дорогу. Занять. Вот здесь первый бой был. И меня ранило в этом же первом же бою, в левую ногу.

- А как вас ранило?

- Осколком. Он с миномета как начал лупить. В общем, там так получилось, что впереди меня был знакомый, он от меня недалеко жил. Мы с ним так держались друг друга. И вот когда стали наступать, ему миной попало, и все его внутренности на кусты повесило. Жуткое дело было. А командиру взвода, лейтенанту, ногу оторвало, ну стопу вот так. И мне в ногу осколком попало. Мне их вытащили, эти осколки-то, во Ржеве. Вот в городе Ржеве я лежал. А потом меня так погнали-погнали. И догнали до Коврова. В кавалерию потом заперли. Комиссию прошел. Все, врачи смотрели. И взяли в кавалерию. На конях мы, значит, после уже воевали. Я уже потом был на тачанке пулеметчиком был. И так мы в Германию пришли. Все наступали.

- Как называлась кавалерийская часть, в составе которой вы воевали?

- Ну как? Дивизия 21-я кавалерийская была. А там еще 69-я дивизия в кавалерии была.

- Основное предназначение кавалерии какое было, если так говорить?

- У нас какое было предназначение? А наступать мы должны были. Артподготовку вот сделают, как говориться, оглушат противника, и мы сразу. Или наоборот, когда они пойдут, а кавалерия — уже туда. С шашками, с саблями. Это ужас что было. А меня потом на тачанку посадили. Сначала сперва был просто кавалерист, а потом меня уже взяли туда. «Хватит, - говорят, - тебе ездить, вот садись на тачанку и...» Ну потому что на занятиях я хорошо все понимал, ну и оружие знал, меня на тачанку посадили.

- В атаках кавалерийских приходилось участвовать?

- Нет, особо не было. А так приходилось. А вот уже когда пулеметчиком стал, вот тут я построчил.

- Как пулеметчик по каким целям стреляли в основном?

- По живой силе. Конечно! По танку ж не будешь стрелять. А было такое, что танки, и машины идут. Это надо в них было или с пушки стрелять, или гранаты бросать. Или же как? Снайперы там были. Но снайперы — те по живой силе стреляли. И нам, значит, живую силу надо было бить. Самое главное для нас было — живая сила.

- Какие-то бои запомнились вам?

- Да как сказать? Они все запомнившиеся. Стычки везде были такие. Но, правда, скажу честно, не было у меня таких боев, как под Сталинградом или как Курская дуга. Или, допустим, как под Ленинградом в блокаде. Это были местные, такие легкие бои. Вот нужно взять такую-то нам деревню. Раз — туда. Вот освободим деревню. Или хутор. Выбьем этих немцев. Вот такие бои были.

- А потери у вас были?

- Были. Даже вот когда на фронт-то гнали нас пополнением, я уже стал настоящим солдатом. И один еще тоже с Сибири, с Омской области, был со мной. Мы пошли других солдат менять. А мы менялись там. Вот стоишь примерно 8 часов так, потом идешь в землянку, отдыхаешь, а тот — на твое место. И вот пришли его менять. А ему даже, помню, разрешило командование отпуск дать. В войну. А было такое, случалось, что отпуск давали в войну. И вот его прямо снайпер в лоб убил. Вот снайпера эти очень опасные были. На них все время надо было смотреть, чтоб не погибнуть, вот такие дела.

- Лошади выходили из строя?

- У нас не было потерь лошадей. У нас были моя лошадь, и второго номера, и ездового, это три лошади. На тачанке мы были. И мы так и ездили. А было как? Как приедем, сразу мы пулемет сымаем, а ездовый с тачанки уедет, спрячется дальше. А мы уже тут со вторым номером волочим его с собой. Он тяжелый был.

- Ветеринарная служба как была организована?

- Ну а как же? Была. Раз лошади были, так и ветеринары были. И кузнецы были, подковывали лошадей. И повара. И, как говориться, строители были даже: крыши крыли и все ремонтировали.

- Значит, вы и в Германии были, как я понял?

- Был.

- Какое население к вам там относилось?

- А слушай, нормально. Ничего у нас враждебного не было к ним. Нам не разрешали, чтоб обижать местных людей, ничего и все.

- А через какие города вы проходили по Германии?

- Я даже ихние города не знаю. Но знаю, что до Эльбы дошел. А потом и война кончилась. Дрезден, помню, был, - мы недалеко около Дрездена шли. Какие-то там еще города были, но их я уже и не помню.

- Союзников встречали?

- Мне не пришлось с ними встретиться. А соседняя дивизия, следующая там, говорили, что встречалась. А мы нет, не было этого.

- Окончание войны чем вам запомнилось?

- А запомнилось то, что нас отвели на отдых, чтоб переформироваться. И вдруг прибегает кто-то и говорит: «Слушай, война кончилась!» Говорю: «Как война кончилась?» Это было слышно, канонада, все такая была. И вдруг - нет войны. И все - глухо. И ни выстрелов, ничего не слышно. И тут послышались крики: «Ура-аа!» Как говориться, пилотки кверху. Кто стреляет. Вот так было.

- Как вас кормили на фронте?

- Нормально. Кухня у нас была специальная. У эскадрона, значит, своя кухня была. Носили в бачках себе все. И каждого кормили. Каждый вот взвод выделял для этого дела двух человек. И было такое, что один несет хлеб, второе. Второй несет суп в бочке. Все это разливали. Кормили нормально.

- А выдавали 100 грамм вам на фронте?

- Да, выдавали по 100 грамм. Я примерно не пил, отдавал. А мне примерно дадут сахару побольше да кусок сала.

- А много ли таких отказывалось?

- Мало. Это только вот мы, пацаны, которые новички были. Мы же не избалованные были этим делом. А те, которые были избалованные, так те и пили.

- Обычно перед боем выдавали?

- Ну всякое бывало. Бывает, перед боем, бывает — после боя. Но вообще все больше старались так на ночь. Вечером, или утром. Когда как.

- Махорку тоже выдавали?

- Да, да, обязательно махорку давали. Вот курить-то я и привык там. А сейчас не курю уже. Все! Бросил.

- Награждали ли вас на фронте? У вас вообще награды были?

- Да, награждали. У меня есть медали и «За отвагу», и «За победу над Германией», и «Отечественная война».

- А «За отвагу» за что вам дали?

- А вот за этот бой, где меня ранило.

- Вас вообще как награждали, часто или редко?

- Ну после каждого боя. Если жив остался и ты, как говориться, представлен был к награде, ты получишь ее. А «За победу над Германией» нас только троих и наградили. Я помню, стоял тогда.

- То есть, не всех?

- Не всех. Только фронтовиков. А я фронтовик был. И у меня значок есть такой - «Фронтовик».

- Более высокие награждения были в вашей кавалерийской части?

- Наверное, были. Но у нас примерно одинаково наградили. У нас же бои местного значеняи были, небольшие. Не такие, как под Кингисеппом, или под Ленинградом, или под Москвой, или под Сталинградом, или на Курской дуге. Таких не было! Хотя стычки с немцами были.

- Женщины были на фронте?

- Ну а как же? Санитарки были, и врачи. Врач была у нас женщина. Ну были прачечные, там белье стирали, - так это тоже женщины обслуживали. А так-то нет.

- А такого не было явления, чтоб у командиров жены были на фронте?

- Не знаю.

- Кого из командиров помните?

- А был хороший командир у нас, учитель. Лейтенант. А вот фамилию не помню. Сам он с Волги откуда-то. Или с Саратовской, или с какой-то другой области, вот оттудова. Хороший был мужик. И ему то ногу оторвало. Так он и пошел в госпиталь. Меня в госпиталь направили, и его - в госпиталь. Шесть месяцев валялся.

- Вообще госпиталя, где вы лечились, были переполнены?

- А я сейчас обо всем по порядку расскажу. Там так дело было. Вот после этого боя, когда меня ранило, нас было трое: вот этот лейтенант, которому ногу оторвало, был еще один, которого в задницу чисто ранило, так, что аж сорвало штаны, чуть ли не голое тело было, и там кровь шла. И нас было трое... «Давай, - говорит один, - поползли.» И вот мы поползли. Потом подскочил этот санитар на тележке. И нас на телегу погрузил, и повели. Привезли на площадь. Там их, я не знаю, но, может, тысяча раненых была. А бои идут кругом. И прямо на чистую поляну вывели. И сгрузили нас там. Думаю: еж твою мать, сейчас самолет налетит, и все. Каша будет! Но не было, не подпустили наши самолеты, они же были тоже. И сразу там палатка тоже была поставлена. Один там нашелся хороший такой мужик, уже старый вояка. Он и говорит: «Слушай -ка, парень. Давай-ко поближе к палатке. Можешь ползти?» Я говорю: «Да я наверное подползу.» Говорит: «Выйдут, нас возьмут, тогда куда-нибудь и отправят. А так мы можем и заваляться.» Им же тоже не успеть так много было обработать людей. Нас, правда, сразу раз, и так быстро, один за одним. И быстро врачи раз и раз, обработали эту рану, и железку такую согнули такую лыжу, и к этой лыже прикрутили ногу. И все, я чурка стал. В общем, ногу эту согну, а эта другую нет: так она и прет. И сразу на повозку подвезли к вагону. И в вагон меня положили и повезли. Привезли в Москву — мест нет. Все забито везде было. И тогда повезли в Ивановскую область. И вот не доезжая Горького был город Ковров. Вот в этот Ковров нас положили. И так я после этого госпиталя стал в этой кавалерии служить.

- В домах останавливались, пока шли?

- Нет, не приходилось нам. Потому что после госпиталя на Украину потом сразу нас повезли. В кавалерию меня как определили, так на Украину сразу и повезли. Под Житомир туда, значит, в Первую Конную Армию. Командовал Конев фронтом. И мы там пошли в Польшу. Там Бреслава какая-то, помню, была, там еще что-то. Потому что было? Где-то еще везли меня. Около Витебска, ага. Там было разбито все.

- А поляки встречались вам?

- Поляки даже с нами воевали вместе против немцев. Мы едем. Лейтенант идет. Я говорю: «Товарищ лейтенант, что это за солдаты появились какие-то?» «Это же, - говорит, - союзники наши. Поляки. Так что будьте с ними поосторожнее. Одно дело делаем.»

- Показательные расстрелы проводились ли у вас во время войны?

- Был один. Только где вот был, не помню. Но где-то недалеко от фронта. Подняли нас, строй выстроили солдат. Вдруг приводят одного осужденного — дезертира. Так называется это. И один зачитывает приказ: дезертир, и все это. И расстреливают. И солдаты это делают. Три солдата с винтовками стояли. И огонь открыли! И его расстреляли. Но вот тут показательное было действительно что-то. Аж мороз по коже шел. Но это неприятное такое было событие.

- А особисты встречались ли вам во время войны?

- Ну а как же? У нас каждого прочистили, как говориться, прошуровали. Через их вся шла проверка. СМЕРШ это называлось. И меня тоже вызвали. Ну а как же? Они же должны знать, кто, откуда, чего, где и как. Они вежливо говорили. Все нормально было.

- А политработники вам встречались на фронте?

- А у нас в каждом подразделении политработник был. Есть специальный в полку замкомандира по политчасти. И такие проводят и занятия, и газетки почитают, и рассказывают, где, что, какие удачи, и все такое.

- А как к ним относились вообще, к политработникам?

- Солдаты? Ну а как можно не относиться? Хорошо относились.

- Когда в кавалерии служили, сами ухаживали за лошадьми?

- Ухаживали. Каждый за своей лошадью ухаживал. Вот у меня была лошадь. И я ее кормил, и поил, и чистил. И все. А кто ж? Там некому за нами было ухаживать.

- Каким было во время войны отношение к Сталину?

- Отец родной. Вождь и учитель, вот кто. Ура, за Родину. За Сталина! Но я в атаку по-честному не ходил. Потому что некогда. Мне только надо было стрелять с пулемета. Вот с пулемета мне приходилось стрелять.

- Под обстрелы, бомбежки попадали?

- Мы? Под обстрелы попадали, это да. В одном месте нас так засыпало почти. Это снаряд разорвался. Говорю: еще потолще было, там были бы там. Так что это тоже опасная штука была. А под бомбежки?... Бывало. Бывает, разбежишься, туда-сюда смотришь. Видишь верх, что он летит. Вот бух, что-то упала.

- Большие перемещения были у вас на фронте?

- Да, походы большие были. Вот поход был с этой Великолукской области до Белоруссии, где Витебск стоит. Там все мы шли. Бомбили нас. Вот самолеты, бывает, как летят как, так все: разбежимся , и все, никого. Вот полетит, покидает бомбы, может, заметит. Они даже стреляи в людей. Вот идут женщины там. И они с самолета стреляли. Их расстреливали. Опускались и расстреливали.

- Когда вы проходили через Белоруссию, насколько сильно местность была разрушена немцами?

- Да, было это дело. Много было пожжено. Было такое, что одна только печка стоит - труба. Знаете, как это было? Много этого было. Бывает, посмотришь: ежь сто двадцать, эти маленькие дети здесь вылезают откуда-то с подвалов. Грязные такие, закоптевшие. Голодные. Дак вот последние сухари у нас у каждого были. НЗ это называлось. В рюкзаке-то трехдневный запас. Вот поделишься с ним, дашь ему в рот.

- Нацмены воевали вместе с вами?

- Воевали. Были киргизы, узбеки, таджики, украинцы, белорусы. Вот у меня второй номер был белорус.

- Как межнациональные отношения строились в те годы?

- Между собой у нас отношения очень хорошие были. Вот казахи были. Это очень хорошие люди были. Стойкие и уже честные. Уже надеяться на такого человека можно было.

- А евреи были?

- Были и евреи. Но у нас было два еврейчика в нашем взводе. Так они сбежали. А че они сбежали, не знаю.

- Возраста тоже самого разного были те, с кем вы воевали?

- Возраста? Да-да-да. Начиная от 18 и до 60 с лишним лет. Такие возраста были.

- Страх испытывали на фронте?

- Ну а как же? Везде это было. Вот колотит, аж всего передергивает. Был страх, конечно. Вот некоторые говорят, что ой, этого нет, не было. Я не верю. И не поверю никому, кто это скажет, потому что я прошел все эти чудеса на фронте, и мне было страшно. Тут же немец бомбит, снаряды рвутся, блиндажи разламываются, и всех убивает.

- В Германии немцы вообще насколько сильно сопротивлялись?

- На нашем направлении не очень. А в Германии они уже подвыдохлись, наверное. Мы один лагерь освободили. Там пленных или как их было! Там девушки были, и женщины, и мужчины. Мы их освободили. Они полуголодные были, как говориться. Но не очень такого хорошего вида.

- А вот вшивость была на фронте?

- Нет. У нас насчет этого строго было, проверялось все время. Врач проверял. И бани все время организовывались. На машине организовывались. Эта жарилка для этого была специальная, и там шинели, и, как говориться, белье все это обрабатывали. Все это санобработку проходило. А ты в это время моешься. Потом одеваешься во все чистенькое.

- Трофеи приходилось брать?

- Ну приходилось так это брать. Ну что мы брали из трофеев? Ну там продуктов возьмешь, бывает. Консервированных. Там у них это было. А мы понятия об этом не имели. Как это все дело идет, консерванты эти.

- От американцев приходили посылки? Допустим, консервы, тушенка...

- Не, не было этого. Не знаю, куда-то, может, и приходило, но мне лично не приходилось встречать.

- Пулемет заклинивало? Случалось ли такое?

- Нет.

- Какой пулемет у вас был?

- «Максимка». А ручником, «Дегтяревым», я не работал, я на «Максимке» был. В команде 4-5 человек было. Отделение — 7 человек. Потому что во взводе у нас было 33 человека вместе с командиром взвода. Во взводе было три отделения.

- Вооружены вы чем были?

- У меня был пистолет. Как у первого номера. А я так рядовой был. А так давали карабины или автоматы.

- А отец тоже на фронте был?

- Да, в Ленинграде. Он и погиб где-то там под Ленинградом. И не знаю даже, где похоронен, где что.

- Много ли с вашей деревни не вернулись с войны?

- Да нет. Все как-то вернулись. Трое человек не вернулось, в том числе и отец. И сверстник мой такой, одногодка, тоже пропал где-то на войне. Так человека три или четыре у нас не пришли с войны.

- Штрафников встречали?

- Нет. Но встречали мы этих власовцев. Вот этих встречали.

- Где это было?

- Это было в Белоруссии где-то. И говорили: «Вот здесь эти власовцы.» По русски шпарят, говорят, хорошо.

- Видели их?

- Ну пленных приходилось видеть. А этих власовцев не видел.

- А как к ним относились?

- Не знаю. Не скажу и не буду говорить.

- А вообще сами с пленными имели дело?

- А как же? Брали солдаты. Потом стали не такие.

- После войны вы в армии служили?

- Да, я служил. И до 1948 года я в армии служил. В 1945-м война закончилась, а я до 1948 года служил. Я говорю: «А че так?» «Так, - говорят, - кадровую надо отслужить тебе.» Я говорю: «Так я воевал!» Они говорят: «Нет, это уже не считается.» И так до 1948 года, до февраля месяца, я в армии служил.

- Кстати, а где вы служили?

- Служил я в Оренбурге, в бывшем Чкалове. Под Чкаловым в 12 километрах от него мы стояли. А потом нас погнали с Японией воевать - на Дальний Восток. И вот, пока нас везли, там уже война кончилась. И воевать не пришлось. Лошадей своих мы сдали в Чите. Нам дали монголок, маленьких лошадок, и мы на этих монголках поехали. И в Корею приехали. Вернее, нет, сперва на эту китайскую территорию мы попали. Как она называлась, не помню. Надо посмотреть по книжке. Там я и служил. Мы шли там, воевали. Но, вернее, не воевали уже. Просто шли. И нас потом оттуда убрали, перевели, и пошли мы в Корею. В Пхеньян повели. И в Пхеньяне мы там стояли. И там в школу меня направили в артиллерийскую уже. Уже кавалерию я свою сдал: и лошадь свою сдал, и тачанку сдал, и все сдал. И меня направили в артиллерию. Там 150-миллиметровые орудия были. Здоровые такие пушки были. У нас там обслуга была девять человек. И меня поставили вторым номером. И так я там служил, покамест не стали выводить войска. И нашу часть вывели сюда, на берег Японского моря. Но школу я не окончил, ликвидировали это дело.

- А в каком звании вы демобилизовались?

- А рядовой. Потом у меня одно только звание появилось: старший сержант милиции. Месяца три, наверное, тренировали меня для этого дела.

- Как сложилась ваша жизнь после службы в армии?

- Работал, значит, после армии я в милиции. Потом я перешел работать фельдъегерем секретным. Вот секретчиком, значит, я работал. И потом меня направляли, уже когда там у нас Великолукскую область ликвидировали, в Таллин. Конечно, там некоторые говорили мне: «Куда ты поедешь? Тебя там скоро подберут.» Говорю: «Ну как подберут? Никто не может меня подобрать.» Говорят: там банды такие орудуют, у тебя и оружие отберут. И потом, говорят, надо язык знать. А язык-то я их не знал. А потом приехал, думай: ай. Взял расчет и в Ленинград уехал. И хотел устроиться. И думал о том, как бы устроиться опять работать в милиции. Там, думаю, скорее пробьешься. Ну а потом начальник милиции мне и говорит: «Слушай, я еду в Москву. Приеду, тогда мы с тобой и поговорим.» А я в это время раз - и сюда в Эстонию приехал. С нашей деревни с колхоза два человека здесь были. Жили они и работали в шахте, в Кохтла-Ярве. Я приехал к ним. Они мне говорят: «Ооо, пошли с нами работать.» И сразу - на шахту. И на работу меня отправили. Я там 10 дней поучился, и после этого спустили меня вниз в шахту. Боже ты мой! Я посмотрел, думаю: бежать надо, тут еще страшней, чем на войне. Но так я в шахте и отработал. Ушел на пенсию. Когда возраст пришел мой, 50 лет, так и ушел. Работал навалоотбойщиком, проходчиком. С проходки я ушел. И взрывником был. Работал я на шахте Сомпа, или на 6-й шахте, как раньше она называлась. В 1975 на пенсию вышел. Потом на тарную базу устроился работать. Ящики делал под консервы и все. А потом я оттуда уволился и перешел грузчиком в магазин работать. Около церкви был этот магазин.

- Трудовыми наградами были отмечены?

- Трудовых наград меня не было. Есть только знак один - «Победитель соцсоревнований». А до остального не дотянул, наверное. Да там были и постарше, кого награждали.

- Спасибо, Иван Васильевич, за интересную беседу.