Путылев Василий Петрович

- Здравствуйте! Что Вы хотите от меня услышать?

- Я хотел бы побеседовать с Вами о Вашей фронтовой жизни.

- Да вряд ли я Вам что-то смогу рассказать. Мне ведь уже девяносто четыре года, сами понимаете, с памятью уже совсем плохо. Я порой не могу вспомнить, что я ел на завтрак, а Вы хотите, чтобы я вспомнил то, что было больше семидесяти лет назад. Я только вчера из госпиталя вернулся. Ну, хорошо, давайте попробуем. Сразу предупреждаю, много я Вам рассказать вряд ли смогу. Ну, поехали…

Родился я 8-го декабря 1924 года в селе Новопскове Луганской области. Нас у матери было тринадцать детей. Жили мы на берегу речки Айдар, на Меляной горе. Эта гора состояла из мела, и мы рубили из этого мела кирпичи. Поэтому стены нашего дома были выложены из такого мелового кирпича, а крыша у дома была соломенная.

В 1933 году голодовка сильная была. Пять детей у нас умерло. Умерших мы хоронили прямо в своем саду: у нас было пятнадцать соток земли.

Родители мои, и отец и мать, работали в колхозе за трудодни. На трудодни давали зерна: когда по килограмму, когда больше, смотря какой урожай.

Потом захватили нас немцы… Нет, сначала, еще перед немцами, нас, семнадцатилетних пацанов, мобилизовывали. То есть угоняли нас из деревни, чтобы немцы не захватили нас.

- Как Вы узнали о том, что началась война?

- Я в это время был - у себя в саду ковырялся. Услыхал, что война. Ну, война значит война.

И нас быстро мобилизовали и погнали километров за семьдесят.

- Куда вас гнали?

- Эвакуировали. Куда-то севернее, в сторону Москвы, наверное. Нам же об этом не говорили. И мы, пацаны от пятнадцати до семнадцати лет, шли пешком.

А потом говорят: «Все, приехали, хлопчики! Возвращайтесь назад. Мы в окружении». Немцы всю Луганскую область почти сразу окружили, мы даже не успели за ее границы выйти. И поэтому до февраля 1943 года я был у немцев в плену.

- В оккупации, наверное?

- Да, в оккупации.

- Вы вернулись по домам?

- Да, вернулись в деревню, нас по домам разогнали. Мы же еще скот угоняли от немцев, чтобы им не досталось, а когда оказалось, что мы в окружении, то со всем этим имуществом вернулись домой.

Когда я вернулся домой, у нас уже хозяйничали немцы. Они у нас были в районе, но приезжали, забирали нас и мы для них копали окопы. У нас неподалеку был аэродром, на котором раньше были «кукурузники», и мы на нем копали такие траншеи, чтобы туда самолеты заходили. Гоняли нас на работы везде, правда, не всегда гоняли. Бывало, жили мы и спокойно.

- У вас в деревне немецкий гарнизон стоял?

- Не, не. Только в районе, километрах в ста от нас. В нашей деревне немцев не было вообще.

- А полицаи со старостой были?

- Полицаи были. Полицай у нас был такой, что гонял нас.

- Из местных он был?

- Местный, конечно.

- Кем он до войны был?

- Кем? А хрен его знает. Потом его немцы выгнали и поставили вместо него другого.

- Сами немцы выгнали?

- Да. Они же заезжали иногда к нам в деревню на мотоцикле с люлькой, по два-три человека. Приедут, «погудят», заберут у кого кур, у кого мясо, у кого яйца. У кого-то свинью зарежут, машину туда подгоняют и забирают все. Все увозили. А нас заставляли помогать им все это собирать и грузить.

- Расстрелы немцы в деревне устраивали?

- Ну, если кто-нибудь против них что-нибудь «гавкнет», то они стреляют. Одна женщина стала на них кричать: «Откуда вы взялись, паразиты! Ах вы, гады, понаехали сюда. Мы до вас тут нормально жили, мирно!», так ее сразу на месте и застрелили. При мне это случилось: они ее «бах!» - и все. Тех, кто не отдавал им кур, мясо, или поросенка – тоже убивали. В общем, издевались они над людьми.

Как только освободили нас от немцев, я добровольно ушел в армию. Забыл сказать: когда немцы отступали, они заехали в нашу деревню на мотоцикле, зажгли факел на палке и сунули его под крышу. И почти всю нашу деревню в тридцать восемь домов они спалили.

- Кроме вас, местных ребят, для различных работ использовались ли немцами пленные красноармейцы?

- А их у нас там не было. Деревня у нас глухая была.

- После того как вашу деревню спалили дотла, куда подевалось население?

- А кто его знает. Кто куда: кто землянки копал. У многих землянки уже и раньше были заготовлены, как будто они чувствовали. А другие в подвалах жили. У нас, например, подвал под домом был, мы в нем спасались.

Когда наши пришли, мне было уже почти восемнадцать лет, и я по собственному желанию пошел в военкомат. Хотя там даже и не спрашивали, сколько мне лет: вместе со мной забирали и шестнадцатилетних и семнадцатилетних.

- Сколько вместе с Вами призвали парней из Вашей деревни?

- Человек восемь, наверное.

- Все тоже добровольно пошли?

- Да кто его знает. Кто добровольно, а кого и забирали. Что там, спрашивали что ли?

- Военкомат где находился?

- В районе, в Новопсковске.

Сначала нас, призывников, человек восемьдесят, отправили в Луганск и разместили в каком-то общежитии или школе. Там нас стали разбирать по войскам, кто куда желал. Я изъявил желание стать снайпером. И меня направили в Луганск, в школу снайперов, которая там была недавно организована. Где-то месяца полтора или два я там изучал снайперскую винтовку, а потом меня сразу направили под Донецк, где я уже начал воевать.

- Снайперскую винтовку изучали на основе винтовки Мосина или СВТ-40?

- СВТ-40 мы учили, с оптическим прицелом.

- Что можете сказать об этой винтовке?

- Ну, тогда оружие было, конечно, не то, что современное.

- С мосинской винтовкой Вы можете ее сравнить?

- Не могу. Потому что я с «трехлинейки» не стрелял ни разу. У меня потом автомат был.

Уже там, на Украине, в Пятихатках я был ранен. Сквозное ранение в ногу у меня было. Когда Донецк мы освобождали, немец ночью отступал по километров пятьдесят или сорок, когда как. А мы «пешачка» идем за ним ночью, занимая на отдых их окопы.

- Немцы отходили без сильных боев?

- Нет, бои были! Немцы воевали хорошо!

Когда меня ранило, я месяца полтора в госпитале там же пролежал.

- По окончании школы снайперов Вы сдавали какие-нибудь экзамены?

- Сдавал. Матчасть винтовки сдавали: устройство и как из нее стрелять. Ну и контрольные стрельбы были, само собой.

- В какую часть Вы попали после окончания школы снайперов?

- В 73-й стрелковый полк, 2-й Украинский фронт.

- Из вас, снайперов, было отдельное подразделение сформировано в полку?

- Да нееет! Мы так же, вместе со всеми, в роте были. Только когда рота в ночное время оборону занимала, солдаты роют окопы отдельно, а я должен был вылезти метров за шестьдесят и там для себя выкопать окоп и замаскироваться. Это в ночное время все делалось. Если там какая-нибудь трава была, бурьян, должен был все это использовать для маскировки, чтобы только один оптический прицел оттуда торчал.

- Маскировке учили в школе снайперов?

- А как же! Жестко это требовали!

До самых Пятихаток, где меня ранило, я убил четыре немца. За это меня, после возвращения из госпиталя, сразу забрали в разведку.

- Госпиталь где располагался?

- Да там же, в районе Пятихаток. Обычный полевой госпиталь. На одном месте полежал полмесяца, потом госпиталь передвинули вперед, на новом месте полежал немного и опять вместе с госпиталем вперед двинулись. Немцы уходят, а мы вслед за ними.

Хочу сказать, что в полку за нами, снайперами, наблюдали: скольких я убил, как убил. Даже кого убил: кто-то вышел с котелком, кто-то голову показал.

- Первого своего убитого немца помните?

- Помню. (смеется)

- Расскажите, как это было.

- Немец перелезал в другую траншею: вылез и пополз. А его так хорошо было видно, недалеко же.

- После Вашего выстрела Вашу огневую точку сразу старались засечь и подавить?

- Обязательно! Если в ночное время, то сразу начинали освещать, ракеты одна за одной пускались.

Вот меня за храбрость и боевые заслуги взяли в разведку.

- После госпиталя Вы попали в ту же самую часть?

- Да, я догнал свой полк и в том полку я пошел в разведку. Разведчиком быть было еще хуже, чем снайпером. Я только что в наступление вместе со всеми не ходил. Все время нас «закидывали» за линию фронта, приходилось нам заползать.

Вот, к примеру, стоит передовая, а мы должны пролезть вперед и обнаружить, где там у них стоят войска, где танки, где железная дорога. А если надо было, мы ту железную дорогу должны были взорвать, чтобы танки к нам не прошли.

- То есть, перед вами ставились не только разведывательные, но и диверсионные задачи?

- Везде нас кидали! Мы брали с собой минеров, с ними разминировали проходы в минных полях. Все мы делали.

Потом, в Румынии, меня тоже ранило. Но там уже ранило тяжело. Там, в Румынии, я заработал орден Славы. Сопка девятьсот метров была. Наши ее уже освободили, уже наши вперед прошли. А на этой сопке окопались пять, кажется, немцев. У них там пулеметы и их никак не могли оттуда сбить: и с пушки стреляли и мины туда кидали, дырки там понаделали. Там метров с тридцати по всей сопке начинались вырытые траншеи. Эти траншеи были вырыты вокруг этой сопки по спирали. А наверху у них там окопы вырыты. У них там даже питание было.

Наши уже далеко ушли, уже черте где, а он, немец, у нас в тылу на вершине сидит и как только увидит кого, так сразу из пулемета лупить начинает. Убивали они многих.

- На вершине был ДОТ или простые земляные укрепления?

- Да, там ДОТ был, в котором они расположились и выжидали момента, когда стрелять!

Собрали нас, семь человек разведчиков, и дают нам задание. Нам еще двоих саперов придали. И мы, значит, ночью, около полуночи, поползли по этим траншеям.

- В траншеях никого не было?

- Конечно нет. Там только продукты немецкие валялись, консервы - бери что хочешь. И как только мы туда добрались, кричит мне один из наших: «Эй, Вася, скорей сюда!». Я заметил, что он накрыл немца шинелью, пулеметчика этого. Тот, видно, дремал, и первого пулеметчика накрыли шинелью. Сразу мы его взяли. Около него было пять штук коробок с патронами, так что ему там было чем стрелять.

Слышим, другой наш кричит: «И я тоже поймал!». Там сразу троих немцев заловили, а двоих убили. Позабирали мы у них все оружие, что при них было, и много еды набрали. Из оружия у них там, в основном, пулеметы были.

- Еду немецкую забрали себе?

- Да, мы, в основном, немецкой едой чаще всего и питались. А кто нам что даст? Еда у немцев была из разных стран: и румынская и венгерская и польская.

- Что, в основном, вы брали из продуктов?

- Консервы, колбаса была копченая. Но в основном консервы: рыбные, мясные, тушеночка была. Мы на фронте питались почти только этим. Когда там к нам могла подойти кухня, да и куда она подойдет? Если мы стояли где-то в обороне, вот тут-то кухня подходила: они готовили что-нибудь и кормили нас. Мы за едой с котелками к ним ходили. А когда в наступлении, то питались только тем, что у немцев достанем.

Так вот, в Румынии, как я говорил, меня ранило. Пуля в стопу влетела и разорвалась. Мне ногу потом собирали: стопа просто висела на ноге. Но все срослось, мне же всего восемнадцать лет было, все срасталось быстро.

После этого я опять долго лежал в госпитале. Да у меня справки до сих пор некоторые сохранились, о том, что я лежал в госпиталях. Ранение было серьезное и с ним я уже пролежал месяца четыре.

- Где этот госпиталь находился?

- Госпиталь находился в Румынии, в городе Тимишоара.

- Госпиталь тоже находился недалеко от передовой?

- Да недалеко он был.

- Но это уже был, наверное, хирургический госпиталь?

- Да, это был уже хирургический. Врачи там были хорошие. У меня вот фото с госпиталя есть, я на нем со своим боевым товарищем. Тут я сижу в румынском кителе, потому что мою форму, видимо, выбросили, а вместо моей дали вот такую вот, «трофейную». Наверное дали то, что было на складе. На него только пришлось погоны прицепить. У меня еще оттуда одна фотография была, с румынкой. Хорошая девчонка была, бежала за мной, когда я оттуда уезжал. Все хотела, чтобы я остался там. Там, наверное, где-то в Румынии и ребенок мой сейчас растет.

В госпитале

- Как в госпиталях с кормежкой было?

- Хорошо кормили. Даже в полевых.

После госпиталя я попал аж в Будапешт. Но попал опять в ту же дивизию и в тот же полк. Мы к тому времени Буду взяли, а Пешт еще нет. И вот нам пришлось спасать один мост, который соединял Буду и Пешт. Мост был полностью заминирован. Вот, когда мы спасали этот мост, меня снова ранило. Теперь уже серьезно, в грудную клетку. Могу показать, если хотите. У меня и ребер нескольких нету и в легких два осколка.

- Это под мостом Вас ранило?

- Да, под мостом. Меня вытянули обратно и в госпиталь отправили по-быстрому.

- Вы в воду упали с моста?

- Нет, я под мостом был, но до воды еще не успел дойти. Снаряд рядом со мной взорвался. Осколки у него летят веером, вот они мне по спине и прошлись. Вот там для меня война и закончилась. За тот мост мне орден Отечественной войны дали, за то, что мы спасли этот мост. Наши пошли вперед, а меня в госпиталь опять направили.

- В этот раз сколько пролежали в госпитале?

- Да месяцев пять, наверное.

- На лечение отправили в Советский Союз?

- Да. Кажется, это был город Махачкала. Там уже госпиталь располагался не в палатках, а в здании. После госпиталя мне дали третью группу инвалидности и отправили домой.

- В Вашем наградном листе на орден «Отечественной войны» про мост ничего не сказано. Там говорится следующее: «В бою 15 апреля 1945 года при наступлении на высоту с отметкой 339 действуя старшим группы по овладению высотой с правого фланга группы взвода, незаметно подполз к траншеям противника, в гранатном бою уничтожил обороняемых двух немцев стремительно ворвался на высоту и водрузил красный флаг, означающий занятие высоты».

- Да, так и было. Только я не первым флаг водрузил. Тому, кто первым водрузил, Героя дали.

- Где это было?

- Да, наверное, в Венгрии. Я уже и не помню.

- Я продолжу читать Ваш наградной. «Когда немцы пошли в контратаку в составе 17 человек, тов. Путылёв один отразил контратаку противника, при этом лично уничтожил 10 фашистов, а остальных обратил в бегство, этим самым обеспечив успех боя и обладание высотой. Правый фланг высоты тов. Путылёв удержал один до подхода наших разведчиков. Достоин правительственной награды орден Красного Знамени. Командир 715 стрелкового полка полковник Громов».

- Не Красного Знамени, а Отечественной войны!

- Вас представляли на Красное Знамя, а дали Отечественной войны.

- Вот видите, Вы и так обо мне очень много знаете, даже то, что я уже давно забыл. Я «верхушки» помню и все, а Вы вон как точно все рассказываете!

- Расскажите, пожалуйста, поподробнее про высоту, на которую Вы флаг водружали. Вас всего двое там было?

- Нет, нас было пятеро или шестеро. Мы ползли наверх, а назад нас вернулось… Да все мы и вернулись назад! Мы там только флаг поставили и немцев уничтожили, пулеметчиков, которые стреляли по нашим.

- Зачем на этой высоте необходимо было водрузить флаг?

- Мы сами это придумали. Чтобы нам за это звание дали хорошее или орден хороший. Раз флаг показал другим, значит я – первый.

- Наградили за это всю группу?

- Конечно, всех. Обязательно! Мы ж все там работали: кого-то задушили, кого-то пристрелили. А они скольких наших там положили! Они ж подготовились, место себе оборудовали, сидели там, на верхушке: сделали себе ячеечки, у них пулемет там стоит. В него снизу не попадешь из автомата и гранату туда не закинешь.

- Какие основные задачи ставились перед вами, разведчиками?

- Надо было всегда все узнавать. Мы и эшелон даже однажды подорвали. Мы, когда линию фронта перешли, зашли в первую деревню, там встретили старух. Спрашиваем у них: «Бабушки, где тут немцы?» - «Немцев в деревне нет, но железная дорога проходит, сынок, вон там-то и там-то». Ага. Мы залегали в кустах около железной дороги, выжидали и взрывали поезд.

- Не было случаев, когда мирное население сдавало немцам ваши разведгруппы или хотя бы просто отказывалось с вами общаться?

- Да как Вам сказать… Оно то понятно, что они под немцами живут и боятся их. Да, вроде, не было таких случаев.

- Для минирования железнодорожного полотна мины с собой таскали?

- Конечно. Надо же было что-то подкладывать под полотно.

- Вы сами умели с минами работать или вы в составе группы обязательно был сапер?

- Сапер обязательно с нами был, обязательно.

- Сапер тоже числился разведчиком?

- Нет, он был обычным сапером.

- При награждении за удачно выполненное задание награды все получали одинаково, или саперам наград меньше доставалось?

- Одинаково, наверное. Мы и «языков» притаскивали. Однажды немецкого офицера притащили. Через две линии немецких окопов его пришлось нести. Мы были в тылу у немцев и узнали, где немецкие офицеры на постое стоят, два или три их там было. Сумели часового, который их охранял, накрыть шинелью и придушить. А офицера какого-нибудь в этот момент из постели стянули, хватнули, тряпки какие-нибудь ему в рот сунули, и потом его через две линии немецких траншей тащили.

- И как вам это удалось?

- Вот так и перетаскивали. В ночное время. А немцы осветительные ракеты кидают одну за одной. Самое главное – пересечь первую линию, ту, где проложена колючая проволока. А она там разная была: и спиралью закручена и просто проволокой натянута. А немцы спиралевидную проволоку всегда старались замаскировать. Вот там очень трудно было немца перетягивать! Резать ее некогда было, так мы немцу плотно рот закроем, чтоб не орал, и человека два или три его тащат сквозь эту проволоку.

А немцы сразу шум поднимают, как только узнают, что мы утащили кого-нибудь. Сразу всю передовую освещать начинают.

- Вы в тот раз целенаправленно ходили за «языком» или случайно захватили?

- Специально за ним ходили, нам задачу такую поставили.

- Если группа взяла «языка» и при отходе группы немцы случайно его подстрелили, как поступали в этом случае?

- Нет, у нас такого не было. Моя группа только двоих «языков» притаскивала.

- Того часового, которого вы шинелью накрыли, вы его ножом уничтожили?

- Зачем нам нож? Мы закрыли рот ему, накрыли шинелью, чтоб не орал, на другую шинель положили и тянем.

- Я не про офицера, а про часового, который их охранял.

- А часового просто накрыли и задушили.

- Ножами вы не работали?

- Нет, у нас даже не было ножей.

- А вообще, какое снаряжение было у разведчиков?

- Как и у всех. Автомат был и костюм такой, под ветки. Маскхалат.

- Гранаты с собой брали?

- Обязательно! Гранаты две – три всегда были с собой.

- Предпочтение отдавалось каким гранатам?

- Нашим. Но я ими не часто пользовался.

- Помимо автомата пистолет у Вас был?

- Нет, не было. Я их даже в качестве трофея не брал, да и не старался брать. Самое главное, автоматик у меня был.

- Какой автомат предпочитали: наш или немецкий?

- Наш, ППШ. С немецким даже ни разу не довелось. Из иностранного мы в основном видели только еду. И немецкую и американскую. Да и техники тогда уже много было американской. Пушки, например, уже в основном таскали американскими машинами. А то раньше приходилось вручную: пять или шесть человек вцепятся в орудие и тащат его.

- Вы, разведчики, жили отдельно?

- Да, у нас отдельная землянка была. Но жили мы вместе со всеми, можно сказать.

После окончания войны нас гоняли километров за пятнадцать в населенные пункты, и мы там забирали русских, которые работали у помещиков. У нас задача такая была: забирать русских и отправлять их к железной дороге, где их грузили в вагоны-«телятники» чтобы отвезти домой. А некоторые женщины не признавались, что они русские, чтобы их не отправляли. У нее спрашиваешь: «Русская?», а она: «Нихт ферштеен». Тогда на нее автомат направляешь: «Бл..ь, русская?» Как завопит: «Русская, русская, русская!» В общем, не хотели ехать. Конечно, они там жировали, а дома их родные голодовали. Там, в основном, наши работали у помещиков. Помещики эти богатые были, в лесу дома стояли большие, там же скот пасется на лужайках, с колокольчиками на шеях.

- Это было после Вашего очередного возвращения из госпиталя?

- Да, я опять попал в свою же часть.

- Где часть в это время дислоцировалась?

- Да не помню я уже… Вот что помню, то Вам рассказываю.

- Вы говорите, что ели вы все иностранное. А пили что?

- А пили, где что попадется. Бывало, что и дождевую воду для питья собирали.

- Я имел ввиду, что покрепче…

- Ничего такого не пили. Только бывало, когда давали на передовой, перед тем как в атаку идти. Вот там давали по сто грамм.

- У немцев спиртное не забирали?

- Мы, когда стояли в Будапеште, а там долго стояли в обороне, наверное с месяц, там мы спиртзавод освободили. Немцы его, почему-то, не взорвали. Так мы оттуда спирт ведрами носили: и грелись им и пили его. Было все. Но за нами следили зорко, не давали много пить.

А я еще учудил. У этого спиртзавода была труба высокая. Так я в эту трубу залез. Там же скобы внутри трубы, так я залез по ним на самую верхушку, чтобы на Пешт посмотреть. Так по мне оттуда так шарахнули, что в трубе дырку сделали. Заметили меня и мину минометную по мне кинули. Там, видимо, за этой трубой тоже с той стороны следили.

Попали они в трубу метра полтора ниже меня. Я сразу давай назад! Самое страшное было то, как я назад спустился. Дырка то в трубе большая получилась. А скобы остались целыми. Вот я по этим скобам и спускался потихоньку. Вылез черный весь, как негр.

Вылез из трубы, так меня командир за то, что я туда полез, гауптвахту мне дал: «Что ж ты полез туда? А если б убило тебя?»

- У вас даже гауптвахта была?

- Да, наказывали, бывало. Ремешок снимали.

- Для этого здание было специально выделено?

- Да, по-разному везде было. Бывало, что не сажали, а просто, в качестве наказания, обедать не давали.

- Во что Вы были обуты? В сапоги?

- Сначала в ботинки с обмотками, а потом и в сапоги. А потом, после того, как в ступню ранили, снова выдали ботинки с обмотками. Там же при ранении все в крови было, полные сапоги.

- Немецкие сапоги не брали себе?

- Нет, не носили мы их.

- Как после ранений Вам удавалось попасть не в запасный полк, а именно в свой полк?

- Да шут его знает… Не помню я уже…

- Были случаи, когда ваша разведгруппа сталкивалась с немецкой разведгруппой?

- Нет, ни разу не выходили мы друг на друга.

- У вас, разведчиков, был какой-нибудь свой транспорт?

- Нет. Абсолютно. Даже трофейного никакого не брали. Мы ж вместе с пехотой двигались, от нее ни шагу: куда пехота, туда и мы.

- У вас было отделение или взвод разведки?

- Отделение. Двенадцать человек.

- Фамилию командира не помните?

- Нет, я уже не помню фамилий тех, с кем был. Нет, сначала, когда только пришел из армии, молодой был, мы еще списывались с теми, с которыми воевали. А потом все… Все позабыто…

- Какие взаимоотношения были с местным населением, к примеру, в Румынии или Венгрии?

- В Болгарии нас вообще встречали с цветами! «Братушки!» Каждый в пилотке выходил к нам навстречу, выносили нам и кофе и какао, и торты и пирожки. Югославы хорошо нас тоже встречали. Венгры нас встречали не очень, да и румыны тоже погано встретили. Румыны – они ж цыгане, кукурузой и мамалыгой нас кормили.

- С венграми Вам приходилось иметь дело как с противниками?

- Я ни одного венгра не видел и не брал.

- Трофеи у немцев какие-нибудь брали?

- А они мне не нужны были, эти трофеи. Это брали те, кто машинами оттуда вывозили: и золото и все другое. Да и где нам носить эти трофеи? У нас единственно был вещмешок, а в нем котелок да ложка и больше ничего в нем не было. Если где-то в окопах попались хорошие консервы мясные, то бросишь их в вещмешок, чтоб потом было что поесть. А так что я буду брать?

- А часы трофейные у Вас были?

- Были.

- Ну вот, а говорите, что не брали трофеев!

- Да я подумал, что Вы о чем-нибудь таком крупном речь ведете!

- Кто ставил задачу вашей разведгруппе?

- Командир отделения. А ему командир взвода, а тому командир батареи. К нам никто из штаба не приходил специально для этого, только по цепочке сверху до низу передавалась.

- А если вы понимали, что задача вам ставится изначально невыполнимая? Была у вас возможность обсуждать задание с командиром?

- Нет, мы не имели на это права. А просто делали. Если сумели, значит сделали, а не сумели, то не сделали.

- Если не удавалось выполнить поставленную задачу, несла группа какое-нибудь наказание за это?

- Да если всех наказывать… Там все такие были.

- Маскхалаты вы использовали без дополнительной маскировки?

- Если была трава, то травкой замаскировывались, а если не было, так ничем.

- Как передавали информацию о разведанных целях, когда уходили глубоко за линию фронта?

- В таком случае радист был в составе группы обязательно. Если мы узнаем расположение вражеской техники, то передаем нашим, а наши уже летят и бомбят.

- Большие потери были в вашем отделении среди разведчиков?

- Ну а как же! Часто за линию фронта уходило человек двенадцать или пятнадцать, а возвращалось трое или пятеро. А остальные там оставались. Ведь не так то просто через линию фронта перелезть. Так что гибли наши чаще всего на передовой, там они и оставались.

- Как поступали, если кого-нибудь из разведчиков ранило во время рейда?

- Мы сами его перевязываем. У нас при себе было все для этого.

- А при тяжелом ранении?

- Бросать мы все равно никого не бросали, тянули. Если дотянули, то хорошо. А если не дотянули, значит, там остался. Бывало, идешь в атаку, а перед тобой боец падает. Ты через него просто переступаешь и бежишь дальше. Что ж ты, будешь поднимать его что ли, раз уж его убило?

- Вас, разведчиков, и в атаку гоняли?

- Да, было все. Идешь в атаку, как простая пехота. Что ж, смотреть на нас будут что ли? Надо – значит надо. Все мы выполняли: куда посылали, туда и лезли. Лезли в основном туда, откуда летели к нам снаряды и мины, чтобы узнать, где они там стоят

- После возвращения из-за линии фронта полагался ли вам отдых?

- Да, когда как. Если мирно в обороне стояли, то пожалуйста, отдыхай!

- Сколько времени выделялось для отдыха?

- Да если месяц будешь стоять в обороне, то отдыхай от задания до задания.

- Пока вы стояли в обороне, у вас, как у разведчиков, какие-нибудь занятия и тренировки проводились? К примеру, отрабатывали действия по снятию часовых?

- Да мы уже и так все это знали. Почти до автоматизма все было отработано. Чему нас обучать было? Обучали только если кто-то новый приходил в отделение.

- Были такие, кто приходили к вам в разведку и не выдерживали?

- Были. Им потом гауптвахту давали и мы их больше не видели. Тут ведь как: раз ты отказался, значит ты изменник. Таких от нас забирали, а куда забирали, кто его знает.

- С особым отделом приходилось дело иметь?

- Мне нет. Я выполнял все, что приказывали. И при мне никто из наших разведчиков перед ними тоже не проштрафился.

Я ж говорю Вам, что я в госпиталях больше пролежал, чем воевал. Но воевал хорошо, думаю, ордена об этом сами говорят. А сейчас я Почетный ветеран города Волгодонска.