Я родился 20 ноября 1924 года в простой крестьянской семье в селе Козино Шарканского района Удмуртской АССР.
Расскажите немного о довоенной жизни.
В семье нас было шестеро детей и воспитывались мы с матерью. Мне едва исполнилось пять лет, как скончался отец. Во время Гражданской войны он был тяжело ранен, и это ранение дало о себе знать. Поэтому нашей семье приходилось много трудиться, чтобы прокормить себя. Я, например, с раннего детства работал на сельскохозяйственных работах: сеял, пахал, убирал урожай. В колхозе мы с детства были приучены к труду.
Как жила Ваша семья до войны?
Я бы сказал, что жили мы средне, не бедно, но и не богато. Правда, у нас в хозяйстве имелось две лошади, но когда в начале 30-х годов началось раскулачивание, нас кулаками не посчитали. А четыре семьи из нашей деревни все же выслали. Я помню, среди них был пчеловод, который делал мед и нас, пацанов, угощал.
Вы успели до войны получить среднее образование?
Да, я окончил нашу сельскую начальную школу, а потом поступил в семилетку, которая находилась в четырех километрах от нашего села. Обучение велось на удмуртском языке.
Больше всего я тяготел к истории и географии, но и по остальным предметам тоже успевал хорошо. У меня в аттестате только одна отметка «хорошо» - по русскому языку. Но его мы стали изучать лишь незадолго до окончания школы.
Большинство моих сверстников после окончания семи классов не стали дальше учиться, а я принял твердое решение продолжать учебу. На меня больше влияние оказала старшая сестра, которая в то время работала мастером цеха на металлургическом заводе в Ижевске. Она предложила мне переехать к ней и продолжать учебу, и я поступил в Ижевское педагогическое училище. Окончил его в 1942 году и получил специальность «учитель удмуртского языка начальной школы». Но поучительствовать мне так и не пришлось. Всех ребят, имевших полное среднее образование, военкоматы направляли в военные училища.
Что запомнилось из детства? В какие игры, например, играли?
Хорошо помню, как мы играли в войну. Наша деревня делилась на южную часть и северную, там мы делились на красных и белых и устраивали между собой «сражения». Как и все дети, играли в прятки, пекли картошку в углях. Часто ходили на охоту. Прямо за нашим селом начинался лес, так мы все лето пропадали в лесу. У меня было две собаки, так одну я непременно брал с собой на охоту. Зимой катались на самодельных лыжах и санках. Иногда ходили на рыбалку, ставили сети. А еще у нас в деревне работал клуб, где молодежь собиралась на танцы под гармошку и балалайку.
|
Чувствовалось приближение войны?
Нет, приближения войны мы не ощущали. Например, у нас в техникуме никаких разговоров на эту тему я не помню. Может, и были какие-то смутные опасения, но все они исчезли с подписанием пакта о ненападении между Советским Союзом и Германией. Правда, я запомнил один случай.
Буквально перед самой войной на переподготовку забрали моего старшего брата. Мы тогда еще подумали – ему уже 29 лет, какая переподготовка? Но раз военнообязанный, значит обязан ехать.
Как Вы узнали о начале войны?
22-го июня мы как раз находились в поле на уборке сена. Вдруг к нам прибежала мать и сообщила, что началась война. Мы выпрягли лошадей и верхом поехали в правление колхоза, где нам эту информацию подтвердили.
Что изменилось с началом войны?
Сразу же стали призывать ребят старшего возраста, вплоть до 1922 года рождения. Из них почти никто не вернулся домой… Вскоре к нам в деревню стали прибывать эвакуированные из Ленинградской области. Мы тоже приютили у себя в доме семью из Ленинграда. Их приняли очень хорошо, они работали в колхозе и мы делились с ними всем, чем могли.
Когда Вас призвали в армию?
В октябре 1942 года. Люди в деревне еще удивлялись, почему всех моих ровесников забрали в армию весной, а меня осенью. Они ведь не знали, что нас оставили для отправки в военные училища. Готовить нас начали еще при военкоматах. По нескольку раз в неделю мы приходили в военкомат, изучали устройство винтовки, автомата, занимались строевой подготовкой. А в октябре нашу группу из шести человек направили в Ленинградское военно-инженерное училище, которое тогда находилось в Костроме.
Пока мы ехали к месту службы, нас везде использовали для различных работ на станциях: разгрузки картошки, угля и других грузов. В итоге добрались до училища, нам дали написать какие-то контрольные работы. После этого меня зачислили курсантом в саперное отделение, а моих товарищей - в понтонное.
По первоначальному плану мы должны были проучиться полгода – три месяца подготовки в самом училище, затем практика на фронте, после которой должны были вернуться, сдать экзамены и получить звания младших лейтенантов. Но я, попав на фронт, в училище так и не вернулся.
Чему обучали в училище?
Прежде всего, мы изучали мины всех видов. Также изучали стрелковое оружие, тактику, все как положено.
Какие бытовые условия были в училище?
Я бы сказал неплохими. Трехразовое питание, военная форма, спали на двухъярусных кроватях, раз в десять дней ходили в баню.
Как Вы считаете, вас хорошо подготовили в училище?
Ну чему можно научить за три месяца? Этого времени, безусловно, мало. Мы успели получить только общую саперную подготовку. Остальному доучивались на фронте. Например, устройство немецких мин я изучал на ходу, уже в боевых условиях. Это происходило следующим образом: кто-то из ребят снимал немецкую мину, а потом объяснял остальным, как ему это удалось. Вот так и учились друг у друга. Потому как инструктора по саперному делу можно было ждать по несколько месяцев, а мины снимать приходилось ежедневно. Но я вам скажу, что в нашем подразделении я не помню случаев самоподрыва за весь период своего участия в войне.
Куда Вы попали на стажировку?
В марте 1943 года я попал в инженерную бригаду Воронежского Фронта. После недолгого пребывания меня перевели в 1-ю Гвардейскую Инженерную Бригаду командиром отделения и присвоили звание сержанта. Я как раз попал к началу битвы на Орловско-Курской дуге, и мне довелось принимать участие в подготовке к этому величайшему сражению.
Мы занимались обустройством инженерных сооружений, подъездных путей, траншей, на танкоопасных направлениях минировали участки местности, готовили склады с «болванками» - минами без взрывателей. В случае необходимости они всегда находились у нас под рукой в большом количестве, и для их применения необходимо было только вставить взрыватель. Также мы строили ДОТы, ДЗОТы, устанавливали проволочное заграждение. Перед Курской битвой был проделан огромный объем работы. Мы работали, не зная сна и отдыха.
Судя по перечисленным задачам, Вы проходили серьёзную стажировку.
Какая там стажировка? В подразделениях не хватало командиров, поэтому меня сразу определили на должность, и никто не собирался отправлять меня обратно в училище. Так что никакой стажировки считай, не было, а сразу началась фронтовая работа. Поэтому я всю войну прошел сержантом, а лейтенанта мне присвоили только перед штурмом Берлина.
Помните свое первое задание?
Мой командир взвода поручил моему отделению установить на переднем крае мины типа «ЯМ-5» - ящичные мины с взрывателем нажимного действия. Они представляли собой деревянные ящики, в которых находилось четыре с половиной килограмма тола и взрыватели. И вот на расстоянии примерно в шестьсот метров мы стали устанавливать мины. Один копает яму, второй тащит мину, третий устанавливает, остальные следят за местностью. После этого мины замаскировали.
Как складывались взаимоотношения с подчиненными?
Как в книге про мушкетеров - «Один за всех и все за одного»! Замечательные отношения. Из своего отделения я запомнил Володю Коковихина и Семена Ткачука. Ребята были на несколько лет старше меня, но это не вызвало никаких затруднений по службе.
Чем еще приходилось заниматься?
Например, проделывали проходы в минных полях. Перед наступлением нам необходимо было снять и наши и немецкие мины для прохода наступающих частей. Ту же операцию мы проделывали и для разведывательных подразделений, которые уходили во вражеский тыл. Также в наши обязанности входило минирование местности при отступлении. В частности занимались этим на начальном этапе Курской битвы.
Стали отходить вместе с другими частями, но мы всегда отходили последними, потому что надо было заминировать пути наступления противника. Так мы отступали до станции Поныри. Да, забыл сказать, что в нашу задачу еще входило минирование стратегических и тактических объектов. По этому поводу, я хочу рассказать вам вот какой случай.
Во время отступления нам приказали заминировать мост через какую-то речушку. По нему могли продвигаться повозки, машины и даже тяжелая техника, а значит, он мог быть использован немцами. Впереди нас стояла артиллерийская батарея, которая сдерживала немецкие танки, и только приказ ее командира мог позволить нам заминировать подходы и сам мост. Через некоторое время появился, окровавленный, весь в пыли, офицер-артиллерист, который сказал, что в батарее не осталось личного состава и пушек, поэтому мы можем устанавливать мины и взрывать мост, что мы и сделали. Уже после войны я узнал, что на наших минах тогда подорвалось около 40 танков противника. Затем немецкое наступление выдохлось, и инициатива перешла к нашим войскам. Тогда мы снова стали продвигаться вперед, снимая как наши мины, так и немецкие. Также нам доводилось помогать похоронной команде. После перехода в наступление командование сформировало подвижные отряды минного заграждения, которые двигались вместе с наступающими войсками.
|
Что за «подвижные отряды»?
Это значит, что мы передвигались совместно с передовыми частями на боевой технике. Так, например, мой отряд, состоящий из пяти человек, ехал на двух танках. Наш отряд должен был в случае остановки нашего наступления и перехода немцев в контрнаступление минировать все танкоопасные направления на переднем крае. Как раз за одно из таких оперативных минирований я получил орден «Красной Звезды». Тогда на наших минах подорвалось четыре танка, а остальные повернули. Но еще раньше мне вручили нагрудные знаки «Отличный минер» и «Гвардия», так как наша бригада стала гвардейской. Впоследствии, она была выведена в Резерв Главного Командования и использовалась на самых опасных направлениях. Непосредственно я служил в 6-м Отдельном Электровзрывном Батальоне, который занимался установкой электроуправляемых мин и заграждений под электрическим напряжением.
Как организовывали взаимодействие с другими родами войск?
Когда я получал задание на минирование определенного участка, то шел к командиру пехотинцев, представлялся ему и докладывал о действиях, которые собирался предпринять. Так же было и с танкистами, и с разведчиками. Правда, с разведкой свои тонкости.
Мы выходили в поиск вместе с ними, проделывали проход, пропускали группу, после чего закрывали проход. Пока основная группа выполняла поставленную задачу, мы временно входили в группу прикрытия. Иногда нам приходилось нос к носу сталкиваться с немцами. Так, например, перед Варшавой мы проделывали проход в минном поле на выбранном разведчиками участке. Вдруг в нескольких шагах я услышал немецкую речь. Старший группы знаками приказал не ввязываться бой и ждать. Так мы прождали несколько часов, и когда речь стихла, поползли обратно. А в штабе доложили, что участок, предлагаемый для наступления, занят немецкими войсками.
Однажды довелось встретить и немецкую разведку, выходящую с нашего переднего края, но все обошлось без стрельбы.
От чего саперы больше всего несли потери? В каких случаях?
Как я сказал ранее, самоподрывов у нас не было совсем, ребята были подготовлены хорошо. В основном потери случались как раз во время работы подвижного отряда минирования. Ведь устанавливать мины приходилось практически на глазах у немцев! Вот в таких ситуациях наши ребята и гибли чаще всего. Случалось также, как и всем остальным, попадать под бомбежку и артиллерийские обстрелы.
Что, по- вашему, является самым необходимым в работе сапера?
Быть внимательным. Твоим противником является замаскированная смерть, и тебе надо её обнаружить и обезоружить. Поэтому мы так много внимания уделяли учебе. Ведь мины нам попадались самые разные. Например, в Гомеле под мостом я обезвреживал часовую мину, механизм у которой был настроен на 21 сутки. То есть эта «игрушка» через три недели унесла бы еще чьи-то жизни. Тогда нам пришлось в мороз, раздевшись до нижнего белья, в течении двух дней вытаскивали авиационные бомбы, которые должны были сдетонировать при взрыве. И учтите, в любое время года сапер работает голыми руками. К тому же работа сапера постоянно связана с высочайшим нервным напряжением. Расскажу вам для примера случай.
Во время разминирования сапер Хабибулин, татарин по национальности, разбирал мину. Вдруг слышим его крик: «Уходите! Подрываюсь!» Мы попадали, ждем взрыва, а его нет и нет. Прождали довольно долго, потом один из наших ребят осторожно подполз к лежавшему ничком Хабибулину, разжал его руки, вытащил чеку и аккуратно вставил её на место. А тот лежит весь бледный и седой… Поэтому каждое разминирование - это игра со смертью. У нас даже шутка такая была - сапер ошибается только дважды: первый раз, когда становится сапером, второй раз, когда пропускает мину…
|
Насколько сложно было обнаружить вражескую мину?
Очень сложно, особенно в городских условиях. Но все всегда зависело от смекалки каждого отдельного сапера. Вот, например, стена как стена. А в ней мина стоит, готовая сработать при малейшей вибрации. И её надо не только найти, но и обезвредить. Вот в соседнем с подразделении при разминировании зданий в Жлобине саперы проглядели такую мину и здание взорвалось. К тому же немцы умело маскировали оставленные мины. Чего только не придумывали: буханка хлеба, колбаса, часы, зажигалки. Только коснись – и в лучшем случае останешься без пальцев. Поэтому я, в случае обнаружения таких вещей, цеплял к ним крючок и дергал. А в полевых условиях работать легче, если, конечно, не находишься под огнем противника. Кстати, хочу отметить, что наша группа проверяла здания уже после предварительного осмотра полевыми саперами. Так что нам доставались самые хитроумные и коварные мины. После обезвреживания мы оставляли на уцелевших зданиях надписи «Разминировано. Мин нет. Старший сержант Стрелков», чтобы люди не боялись в них заходить.
Какие средства использовали для обнаружения мин?
Щуп и миноискатель. Правда, у последнего был недостаток – он не реагировал на деревянные мины. Также использовали наушники, которыми прослушивали стены строений, мебель и прочее.
Какие мины самые сложные для обезвреживания?
Неизвлекаемые мины. Они устанавливались на три взрывателя.
Какой из освобожденных или взятых городов был самым насыщенным по наличию мин?
Берлин. В полосу действия моего взвода входил промышленный район Ван-Зее и Вассен-Зее до самых Бранденбургских ворот. Вот там нам пришлось снять множество мин-ловушек. Нашей группе доверили разминировать здания, которые впоследствии стали командными пунктами генералов Чуйкова и Берзарина. Там, в центре Берлина, в последние дни войны, уже после взятия города, соседний взвод потерял своего командира. Их послали прочесывать подвалы, вытаскивать еще не сдавшихся немцев. И вот возле одного из таких подвалов его убили. Ребята не стали никого брать в плен, бросили в подвал несколько мин и взорвали всех, кто там находился…
|
У Вас на фронте были какие-то приметы или предчувствия?
Нет, лично у меня ничего такого не было. С самого первого дня я, как неопытный боец, осознал, что надо брать пример со своих старших товарищей. Через некоторое время я уже сам стал обстрелянным солдатом. Правда, уже в 45-м, за несколько месяцев до окончания войны, стало психологически сложно выходить на задания. Очень уж не хотелось погибнуть в самом конце войны!
Какое из сражений, в которых Вам довелось принимать участие, можете назвать самым тяжелым?
Орловско-Курская битва. Там на протяжении всего периода боев мы не чувствовали разницы между днем и ночью, потому что все происходящее было похоже на один непрерывный бой. Сначала мы отступали, затем, после короткой передышки стали наступать. Только представьте, за все время боев под Курском я ни разу не видел командира роты, а командира взвода всего трижды! Бои ведь разбились на отдельные схватки, но все группы бойцов четко знали свои задачи и успешно их выполняли. Там и потери наши были очень большими…Мне довелось помогать похоронной команде в уборке трупов наших бойцов. Вернее, я проверял местность на наличие мин, и лишь после этого давал разрешение похоронной команде на уборку участка. Наших ребят собирали на телеги и свозили к общим братским могилам. Тех, у кого имелись пластмассовые пистоны с бумажками или какие-то другие документы, а также награды, удавалось опознать. Их документы потом сдавались в штаб.
И часто Вам приходилось участвовать в таких процедурах?
Иногда. Однажды довелось и лично хоронить своего боевого товарища. Парень погиб при обстреле на Кюстринском плацдарме. Выкопали ему яму, взяли документы и засыпали землей… А на могиле установили дощечку с именем. К сожалению, я сейчас уже не вспомню, как его звали.
В нашей предварительной беседе Вы упомянули, что участвовали в штурме Зееловских высот. До сих пор в исторической литературе не утихают споры о том, что там происходило, прав ли был Жуков, применив прожекторы? Расскажите, пожалуйста, о своих впечатлениях.
Мы начали наступление на Берлин с Кюстринского плацдарма. Нам заранее сообщили о дате наступления, и мы стали проделывать проходы в минных полях, обозначая их односторонними знаками: дощечками, флажками, но обязательно направленными в сторону наступления. Перед самым штурмом нас оттянули назад, потому что вскоре должна была начаться артиллерийская подготовка.
И вот под утро начала бить артиллерия, пошли штурмовики, и после сорока минут огневого шквала вдруг стало светло, как днем. Мы думали, что это обычные прожекторы, которые используются в зенитной артиллерии. Но командиры нас предупредили - назад не смотреть! Иначе можно было ослепнуть. И в свете прожекторов стала наступать наша пехота. Нас не пустили в первой волне наступавших, а придержали для дальнейшего расширения проходов, чтобы могла пройти боевая техника. Немцы, конечно, на Зееловских высотах огрызались страшно! Рассказать об этом невозможно, нужно только увидеть своими глазами..
|
И все же, как Вы считаете, использование прожекторов помогло или помешало нашим наступавшим частям?
Я считаю, что применение прожекторов оказалось очень эффективным. Ну, вот представьте, сидите вы в окопе, и вдруг на вас направляют пронизывающий луч света. Сейчас вот на лампочку смотришь и зажмуриваешься, а тогда, в утреннем полумраке, на немцев светили мощнейшие прожекторы высокой мощности. Ребята-пехотинцы потом рассказывали, что в передних линиях немцы были настолько ошеломлены, что не видели наших бойцов до самого их приближения к немецким траншеям.
Где Вы встретили День Победы?
После того, как мы организовали разминирование командного пункта для командующего 8-й Гвардейской Армией Василия Чуйкова, нас направили на дальнейшее разминирование объектов в сторону Бранденбургских ворот. Вместе с наступающими частями дошли до Рейхстага, который к тому времени уже был взят нашими войсками. И судя по надписям на стенах и колоннах, взят давно. А когда через несколько дней сообщили, что кончилась война, мы долго не могли прийти в себя от радости. Не верили, что уцелели…
После Победы у нас состоялась встреча с американцами. Я обратил внимание, что среди их военных большинство составляли негры. Стали с ними общаться, правда, в основном жестами, обмениваться подарками. Мне, например, подарили портсигар. Вскоре после этой встречи в Берлине организовали совместный с союзниками парад.
Это был самый первый Парад Победы. Он, конечно, был гораздо скромнее того, который состоялся в июне в Москве. Тогда по улицам Берлина торжественным маршем прошли войска союзников, а на параде присутствовали Эйзенхауэр, Монтгомери и Жуков. Я, по причине своего «богатырского» роста, шел в предпоследней шеренге. Но для нас тогда был важен не сам парад, а то, что мы остались живыми!
Случались ли ситуации, когда Вы находились на волосок от смерти?
Расскажу вам такой случай. Как-то мы проделывали проходы в минных полях. От нашего переднего края метров пятьсот, от немецкого метров двести. И вдруг один из бойцов случайно задел колючую проволоку, к которой были привязаны жестяные консервные банки. Немцы услышали шум, и стали стрелять на звук. Дело было зимой, мы лежали на снегу в маскхалатах. Одного из ребят на наших глазах убило. Мы, оставшиеся, увидев это, не рискнули двинуться назад, замерли на снегу. Одеты мы были тепло: нательное белье, телогрейка, валенки, да еще на ремне у каждого имелась фляга со спиртом, для экстренного случая. Правда, я помнил указание командира – на задании не пить, поэтому даже и думать не смел греться таким образом. Но часа через два мой напарник узбек, стал причитать и вздыхать, а я ничем не мог ему помочь. Вскоре он затих, а я чувствую - у меня стали коченеть руки и ноги. Но подняться, значит сразу попасть под огонь противника. Я продолжал лежать, хотя и понимал, что на таком морозе до утра мне будет хана…
Стал уже задремывать, а это верный путь к смерти на холоде, как вдруг по моему лицу прошлось что-то влажное и теплое. Я обомлел - передо мной стоял волк! Немного придя в себя, я заметил у него на боку красный крест, и понял, что это санитарная овчарка. Но руки так замерзли, что я не мог ничего сделать. Собака вскоре убежала, и я подумал, что теперь мне уж точно никто не поможет. Но вскоре я увидел девочку-санитарку, которая приползла за мной. С ней была и обнаружившая меня овчарка и деревянная лодочка. Санитарка переложила меня на сани, в которые была впряжена собака, и они вдвоем вытащили меня с нейтральной полосы. Меня доставили в полевой госпиталь, положили в палату. Сначала давали нюхать нашатырный спирт, налили сто граммов. Потом разрезали валенки, освободили ноги. Но в теплом помещении я сразу потерял сознание. Руки у меня быстро отошли, а вот с ногами было хуже. Вскоре хирург объявил неутешительный для меня приговор: ноги будут ампутировать - у меня началась гангрена. Но его коллега, по-моему, грузин, потому как говорил с сильным акцентом, попросил шило. Он воткнул мне его в ногу, вот до сих следы остались, я вскрикнул от боли. «Зивой» - сказал грузин, и я понял, что ноги мне сохранят. А сразу после войны меня направили в чехословацкий санаторий, где я пробыл около месяца, и до того за это время отъелся, что не мог надеть своё обмундирование, в котором попал туда.
Вскоре я вернулся в часть, но по указанию полковника Гаврилина (полковник Гаврилин Семен Алексеевич, начальник отдела заграждений инженерного управления 1-го Белорусского Фронта, впоследствии командир 17-й Бранденбургской инженерно-саперной бригады, награжден орденами «Красной Звезды», «Отечественной войны» I-й степени, орденом «Кутузова» II-й степени – прим. А.П.), я и еще пять человек получили отпуск на 45 дней для завершения лечения.
Вы упомянули о девушке-медсестре. А как относились к женщинам на фронте?
Отлично. В основном они работали в госпиталях. Бывали даже случаи любви, вот, например, мой друг в конце войны женился на девочке-медсестричке.
Как Вас встречало местное население?
Поскольку мы продвигались в передовых частях, гражданского населения мы почти не видели – люди прятались по подвалам и землянкам. А вот в Берлине, уже после боев, местные жители вскоре стали показываться на улицах. Первое время они на нас смотрели с опаской, но понемногу мы начинали общаться. Простые люди во всем винили Гитлера, который развязал войну. Вскоре нас поместили на постой в частные квартиры, и оказалось, что у нашего хозяина два сына погибло на фронте, а третий вернулся калекой.
Конфликтные ситуации или случаи мародерства случались?
Лично мне не довелось слышать или наблюдать что-либо подобное.
Сегодня часто говорят о массовых случаях сексуального насилия советских воинов над немецкими женщинами.
У нас во взводе было 18 человек. Из них только четверо – молодежь. Остальные – взрослые семейные мужики. И среди наших ребят никто не был замешан в насилии над мирным населением. К тому же, усиленно работала комендатура, которая жестко наводила порядок в случае каких-либо нарушений.
Как вообще относились к немцам? К пленным, к гражданским?
Про пленных сказать ничего не могу, так как ни брать в плен, ни сопровождать их мне не приходилось. К воюющему врагу мы относились с ненавистью, а с мирным населением мы не воевали, всегда находили общий язык.
Как оцениваете немцев как противников?
Они очень преданы своей идее, дисциплинированные.
Приходилось пользоваться трофейным оружием?
У меня, например, был немецкий автомат. До этого я ходил с ППШ, но потом сменял его на немецкий. Еще у меня было два пистолета, один немецкий и один бельгийский.
Другие трофеи имели?
Кроме оружия нет. Я к трофеям не стремился, мне их даже хранить было негде.
А посылки домой посылали?
Да, я отправил домой, кажется две посылки. Нам выдали со складов какую-то материю, и мы отправляли её родным.
Приходилось ли применять личное оружие?
Несколько раз, когда мы делали для разведчиков проходы в минных полях. В случае нашего обнаружения, мы тоже открывали огонь по врагу.
Что для Вас было самым страшным на войне?
Лично я больше всего боялся попасть в плен.
В какое время года сложнее всего воевать на фронте?
Осенью и весной, из-за распутицы и влажности. Ходишь весь мокрый, просушиться негде.
Как организовывали ночлег?
Спали, где придется. В землянках, в сожженных деревнях ночевали в подвалах домов. Спали вповалку, сушили мокрые шинели на себе. В Белоруссии останавливались у местного населения. Там, кстати, мы встречали такие населенные пункты, в которые немцы, боясь партизан и непроходимой местности, за всю войну ни разу не сунулись. В Польше и Германии ночевали в пустующих домах.
Как мылись, стирались?
Раз в месяц нас выводили в тыл. В уцелевших строениях приспосабливали бочку с водой и там мылись.
Вши были?
Навалом. Мы даже делали из бочки так называемую «вошебойку», и в ней паром уничтожали паразитов.
Как кормили на фронте?
В обычных условиях кормила полевая кухня, которая сопровождала войска. В основном, каша и подслащенная вода, именуемая чаем. Иногда выдавали американскую колбасу и тушенку.
Сто граммов давали?
Обязательно.
Случаев злоупотребления не было?
Бывало так. Бойцы между собой договаривались: сегодня я не пью, ты пьешь мою норму, а завтра я пью твою. Можно было выпить водку того, кто шел на задание – его порция оставалась. Но случаев злоупотребления не было. У нас были очень строгие командиры, которые не позволяли разгуляться.
|
Кого-то из командиров особенно запомнили?
Командиров взводов лейтенанта Коренькова и старшего лейтенанта Бабина. Отличные были ребята и почти мои ровесники – Кореньков с 1923 года, а Бабин – с 1922-го. Они до конца войны провоевали, а с Кореньковым я даже после войны встретился на высших офицерских курсах. Он тогда уже полковником был. Мы шли в строю, и вдруг я заметил его и попросил командира разрешения выйти из строя. Мы очень тепло встретились.
(Согласно информации базы данных podvignaroda.ru командир взвода 1-го Гвардейского батальона инженерных заграждений 1-й Гвардейской Краснознаменной Отдельной Бригады Специального Назначения гвардии старший лейтенант Кореньков Николай Николаевич, 1923 г.р. был представлен к ордену «Красной Звезды» за то, что «в июльских боях на Орловско-Курском направлении гв.ст.лейтенант Кореньков руководил подвижными группами минирования, устанавливал минные поля на боевых курсах танков противника. При прорыве обороны противника в районе Севска тов. Кореньков выполнял сложнейшие боевые задачи, производя проделывание проходов в минных заграждениях противника и инженерную разведку его оборонительных сооружений. Все эти задачи им выполнялись как смелым, боевым офицером. За время с 1 по 10 октября, в боях за Днепровский плацдарм, гв.ст.л-т Кореньков выполнял задачу по прикрытию фланга дивизии. Во время установки минного поля противник предпринял контратаку 30-ю танками с пехотой. Несмотря на сложность обстановки, взвод Коренькова продолжал минировать, выделив из своего состава группу прикрытия. Танки, заметив мины, развернулись и попали под огонь противотанковой артиллерии. Сопровождавшие танки автоматчики были рассеяны ружейно-пулеметным и автоматным огнем взвода. Задача и установка МП была гв.ст.л-том Кореньковым выполнена в срок. Предпринимая на следующий день танковую контратаку, противник на МП установленном взводом гв.ст.л-та Коренькова, потерял 3 танка и один бронетранспортёр», но 24-го октября 1943 года Кореньков Н.Н. был награжден орденом «Отечественной войны» II-й степени. Судя по всему, именно об этом бое упоминает Стрелков Г.А. в своих воспоминаниях.
И еще один случай находит своё подтверждение в документах. Так, в наградном листе на командира взвода Бабина Дементия Иосифовича от 11 июля 1943 года, помимо уже перечисленных в наградном листе на лейтенанта Коренькова успехах, сказано, что «минируя мосты по р.Брусовец обеспечил своевременный подрыв, чем преградил путь противнику». За бои на Курской дуге лейтенант Бабин был награжден орденом «Красной Звезды».
|
В июле 1944 года старший лейтенант Кореньков представляется к ордену «Красной Звезды» за то, что «… в дни прорыва обороны противника западнее г.Ковель обеспечил беспрепятственный пропуск боевых порядков, артиллерии и техники 132-й СД и поддерживающих её частей через минные поля и проволочные заграждения противника. За период преследования противника и выхода за реку Зап.Буг, разминируя маршруты впереди наших наступающих порядков, взвод т.Коренькова под сильным огнем противника за два дня наступательных боев разминировал 43 километра дорог, обезвредив при этом свыше 500 фугасов и «сюрпризов» противника. Пропуская по проверенным маршрутам наши наступающие части и технику, т.Кореньков не допустил ни одного случая подрыва». Аналогичный наградной лист на представление к ордену «Отечественной войны» II-й степени за бои на берегах Западного Буга составлен на командира 2-го батальона Бабина Д.И.
20-го января 1945 года, будучи уже командиром роты, гвардии старший лейтенант Кореньков был представлен к ордену «Александра Невского», за то, что «получив ответственное задание обеспечить в инженерном отношении ввод в прорыв сильно укрепленной оборонительной полосы противника танкового корпуса, командир роты минером гвардии старший лейтенант Кореньков, тщательно продумав выполнение задачи, наметил соответствующий боевой порядок роты, довел боевые задачи до сознания каждого минера. Сразу же после нашей артподготовки, минеры т.Коренькова приступили к проделыванию проходов в заграждениях противника, пропустив через них наступающие порядки пехоты и артиллерии сопровождения её. Стремительно продвигаясь вперед, минеры вышли к реке Пилица и начали разминирование подступов к намеченному месту переправы, одновременно завязав бой с прикрывающими отход немцев автоматчиками противника. Подступы были разминированы, путь наступающей пехоте и артиллерии был открыт. К моменту ввода в прорыв танкового корпуса намеченный маршрут был разминирован. За два дня выполнения задания рота т.Коренькова проделала 3 прохода в проволочных заграждениях противника, разминировала 1 200 мин, «сюрпризов» и фугасов немцев, четко обозначив разминированный маршрут соответствующими указателями и вешками. Пропуск танкового корпуса был произведен четко и без единого подрыва. Лично т.Кореньков все время находился на самых опасных участках маршрута, умело, твердо и уверенно командуя ротой».
В марте 1945 года комроты Кореньков представлен к ордену «Красного Знамени» за бои у г.Кюстрин, а в апреле к ордену «Отечественной войны» за бои у Одера был представлен капитан Бабин – прим. А.П.)
|
Как отдыхали на фронте? Чем занимались в свободное время?
Учебой прежде всего. Если кому-то из ребят доводилось сталкиваться с новой модификацией мины, то все собирались вокруг него и слушали, как необходимо её обезвреживать. Причем собирались на эти лекции все – и солдаты и офицеры. Помимо учебы и пополнения, приводили себя в порядок, мылись, стирались. Иногда к нам приезжали ансамбли с выступлениями.
Письма домой писали?
Да, в основном коротко – жив-здоров.
Кто был самым лучшим другом на войне?
Я дружил с татарином Гайнуллиным, еще с одним парнем, чувашом по национальности.
Кстати, о национальностях. С кем из многонационального советского народа вам еще довелось служить?
Среди нас были русские, украинцы, узбеки, один молдаванин, армянин, таджик, еврей. Но все мы были как одна нация, старались помогать друг другу.
Получали на фронте какие-то деньги?
На руки я ничего не получал, переводил домой. Я знал, что в обычных частях на моей должности платят 625 рублей, а поскольку я был гвардейцем, мне полагалось 950 рублей.
Как относились на фронте к религии?
Без притеснений. Например, у нас во взводе был узбек, так ему что стреляй, что не стреляй – настало время, он будет молиться, вне зависимости от обстановки. Его за это старались не назначать часовым, он же мог оставить пост по религиозным нуждам.
Как проводилась политработа?
Как правило, нам зачитывали политинформацию на отдыхе. Наш замполит, майор Мурзеев, проводил с нами беседы о необходимости скорейшего победного завершения войны, о задачах, который перед нами ставила партия и правительство. Кстати, я сам вступил в партию в апреле 1945 года, и меня даже избрали комсоргом роты.
|
Как Вы относитесь к Сталину?
Мы шли в бой с именем Сталина, и я считаю, что его вклад в Победу стал решающим.
Всегда ли была уверенность в Победе?
Лично я верил в это всегда. Мы выполняли свою задачу добросовестно, немцам приходилось туго, так что были уверены в своей победе.
Не было ли у Вас ощущения, что мы воюем с большими потерями?
Я тогда не задумывался над этим вопросом. Это были вопросы, так сказать, не моего масштаба. Я лишь знал, что без потерь победы не бывает.
Какие у Вас боевые награды?
У меня ордена «Красной Звезды» и «Отечественной войны» II-й степени, медали «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и «За победу над Германией», польская медаль «За Варшаву».
|
Кто еще из ваших родных принимал участие в войне?
Один из моих старших братьев, Иван, погиб в 1941-м году под Москвой… (По данным ОБД-Мемориал, рядовой 98-й стрелковой дивизии 22-й Армии Стрелков Иван Александрович числится пропавшим без вести с декабря 1942 года с пометкой «не имеется никаких сведений с начала войны» - прим.А.П.)
Как сложилась Ваша послевоенная жизнь?
После войны я остался служить в Германии, был командиром инженерно-минного взвода. В 1950-м году меня направили в Ленинградский Военный Округ, я поступил на факультет иностранных языков. Вскоре стал командиром роты. Экстерном пришлось сдать около 40 дисциплин по программе военного училища – я ведь не имел полного высшего образования, только фронтовые курсы. Как завершившему обучение на отлично, мне предоставили возможность выбора места службы. Так я попал служить в Симферополь. Потом служба в городе Котовске, там я дослужился до начальника инженерной службы зенитно-ракетного полка. Оттуда я демобилизовался в звании майора в 1968 году. После армии работал старшим инспектором отдела кадров, инженером гражданской обороны, ведущим специалистом.
У меня два сына, Анатолий и Юрий, внук Евгений и внучка Ольга.
Война снится?
Очень часто, особенно в последнее время. Иногда даже просыпаюсь ночью, так ясно вспоминается в снах все, что происходило со мною на фронте…
|
