Надолько Николай Дмитриевич

- А.Д. Как в деревне жилось перед войной?

- Нормально. По тем нашим меркам, по нашим понятиям, вполне благополучно, достойно. Еда была, одежда тоже. Люди дружно жили. Старались работать. Работали в колхозе. Достаток был, во всяком случае. Никакой роскоши, телевизора, холодильника, радио не было. Швейные машинки были редкостью, у нас ее не было. Тогда была система трудодней…Ты поработал, и тебе записали 1-2 трудодня. И на эти трудодни давали зерно, мед, арбузы и все остальное, что производил колхоз. Кроме того, и свои огороды соток по 70 были. Все выращивали чин по чину. Но приходилось работать и у себя, и в колхозе. Я в эти годы, еще до армии, работал на пароконной бричке, это такое корыто, два коня запрягается, и от комбайна на ток возил зерно. К комбайну подъезжаешь на ходу, а иногда останавливаешься, с бункера выгружают, насыпают полную, разворачиваешь, едешь на ток. Сгрузил и опять пошел. И так вот конвейером, несколько пацанов возили. Приходилось работать. Работал и на конюшне еще до армии. Тут работа была потруднее. И кормить, и убирать, ночью дежурить, иногда роды принимать. Присматривали. Если что, то вызывали специалиста.

- А.Д. Вы из раскулаченных?

- Нет. Мои предки, дедушка, бабушка - добровольно переехали. Тогда поветрие было на свободные земли ехать. На Украине земель было мало, а здесь свободные земли. Переехали. Села и деревни, в основном, такие переселенцы обосновали. К раскулачиванию это никакого отношения не имеет.

- А.Д. Вы пишите, что 22 июня вы приняли без паники…

- Совершенно правильно. Все было спокойно. Взрослые люди считали, что врага разобьем на его же территории. Финляндская война прошла, слава богу, более или менее коротко. По аналогии с этим люди считали, что ничего страшного нет. А вот когда пришло сообщение, выступление Сталина 3 июля нам только в газетах досталось, вот тогда люди немножко переосмыслили и поняли, что предстоит нелегкая судьба. А где-то через месяц-полтора начали двигаться эшелоны с эвакуированными. В основном из Москвы и Московской области. В том числе приехали и в нашу деревню. Было распределение: в такую-то деревню - столько, в район - столько. Приехали городские жители. Мы их встретили, разместили. В основном, еврейское население. Правда, они себя выдавали за украинцев.

- А.Д. Почему?

- Не знаю. Фриды всякие были и так далее. Видно же.

- А.Д. Отношение к ним какое было?

- Очень хорошее. Никто ни в чем не ущемлял. Эти люди не приспособлены были к сельскому хозяйству, потом они освоились. Стали зерно веять, пересыпать, на прополку ходили. Они должны были на себя заработать. Хотя на первое время колхоз дал им продукты, кров, разместил по хатам.

- А.Д. У вас тоже жила семья?

- Нет. Не знаю, может быть, потому что мой отец в 1937-м году был председателем колхоза, и его тогда чуть не посадили, за то, что колхоз собрал большущий урожай, а он, вопреки установкам, раздал колхозникам на трудодни помногу зерна. У него в этом плане были неприятности. Хотя он был беспартийным. Но таскали и в райком, и в исполком. Но обошлось, слава богу.

- А.Д. Как вы переживали неудачи первых месяцев? Какое было настроение? Ведь перед войной была пропаганда: малой кровью…

- Вообще, эта информация до нас, пацанов, доходила слабо. Не знаю, как до взрослых. Мы периодически из газет узнавали: оставили такой-то город, ведут тяжелые бои там-то. Но это уже как раз подтверждало, что будет затяжной характер войны. Тут начали призывать. Мой отец ушел вскоре в армию. Все остальные тоже. А до подростков дошла очередь чуть попозже. Меня призвали в 1943 году, мне было 17 лет, до 18 оставалось 3-4 месяца.

- А.Д. Учебные заведения работали в это время?

- Мы не знали, куда из деревни податься. Дело не в том, что не хотели оставаться в деревне, а в том, что надо было чему-то научиться. Некоторые шли в ФЗО. Одна односельчанка, она окончила медицинский институт в Уфе, посоветовала: "Коля, там есть медицинский техникум". И я по ее совету пошел в Башкирский медицинский техникум.

- А.Д. Первые годы после начала войны, в 41-42, голодно было?

- В это время я уже жил в Уфе, на частной квартире, был студентом. Я не сказал бы, что было голодно, но стало хуже, конечно. Мужчины ушли, остались женщины, подростки, работать стало некому. Хороших лошадей тоже забрали. Трактористы пошли в армию. Техника остановилась. Возможности сократились. Конечно, стало хуже. Но я бы не сказал, что был голод, мор, все было сносно, терпимо. Я же еще из Уфы приезжал в выходные дни домой, набирал рюкзак продуктов.

- А.Д. В городе голодно было?

- Там уже сложнее было, там карточная система была. Карточка студента: 400 гр. хлеба и остальной набор, надо было дополнять. В городе жилось тяжелее. Со второго курса этого техникума, в 1943 году (я поступил в 1941 году), меня призвали в армию. Там никакой брони не было.

- А.Д. Вам пришла повестка?

- Да. Проходишь формальную комиссию, руки-ноги есть, глаза видят - и вперед! Оттуда, после призыва, я попал в Западно-Казахстанскую область, станция Ковтубановка, 14-я окружная школа снайперов. Отсюда пошел мой воинский старт.

- А.Д. Какие там были бытовые условия?

- Первое. Утром встаешь, думаешь, как бы поесть. И вечером ложишься, тоже очень хочется кушать. Кормили нас скудно. Бегали, покупали семечки. 40 рублей стакан семечек. Это тогда были деньги. С кормежкой было плохо, бытовые условия ужасные. Размещались в полузаглубленных землянках, рота целая помещалась, большие землянки, света нет. Вместо освещения коптилочка стоит у дневального посередине казармы. В этой коптилке в качестве горючего использовалась щелочь, предназначенная для чистки столов. Кусок портянки замочат, утром встаешь - одни зубы блестят, все остальное черное. Откашливаешься - чернота сплошная. Отопление было: две буржуйки стояли, дрова были. Когда люди живут трудно, тяжело, то вши одолевают страшенно. Тогда в армии существовала форма осмотра номер 20. Это осмотр на вшивость. Бывает, до того тряхнешь на эту печку - ужас как они трещат.

- А.Д. Говорят, что на фронте их не было?

- Там была санобработка, прожарка, там было легче. А тут или не успевали, или не могли, не знаю. Жили мы в лесу, кругом лес, а за дровами ходили километров за 7-10. Готовили на котлах. Роту по графику, часов в 5 поднимают, чтобы успеть до занятий сходить за дровами. Нас 100 человек, каждый по бревну - 100 бревен несем. Сначала не поняли маневра, таскали, тяжело. Потом ухитрялись: берешь два небольших бревнышка, одно по пути бросаешь. Когда это разоблачили, то все уловки наши пресекали. Никаких машин, повозок, лошадей в интересах быта не использовалось.

- А.Д. Обмундирование?

- Шинель, ботинки, обмотки, шапка, теплое белье давали. Как сейчас помню. Утром позавтракали, учебных классов нет, все учебные классы на улице. Командир взвода выводит взвод, выстраивает. Читает газеты или говорит - это была политинформация. Занятия были очень напряженные. В основном учили стрелять. Стреляли много. Там было три школы снайперов - 12, 13, 14. На стрельбище пешком. Туда идем. Снег глубокий, зима. Командует командир, по ходу движения отрабатываем действия при налете авиации и прочее. Командует: "Самолеты! Воздух!" Мы должны разлететься во все стороны вдоль дороги, а там по грудь в снегу, пока туда идем, нас вымотают до… не знаю, как сказать, хочется упасть в снег и не вставать, умереть, и не надо больше ничего. Отстреляли упражнения. Разные упражнения были. В основном по целям малогабаритным. Голова показывается из блиндажа на короткое время, в считанные секунды ты должен ее поразить. И не дай бог, если взвод стрелял плохо, то на обратном пути этого "воздуха", и "танки справа, танки слева" - было, хоть отбавляй!

- А.Д. Дистанция стрельбы какая была?

- Разная. В зависимости от упражнения. Сначала упражнения более простые. Грудная, бегущая, ростовая мишени. Потом все усложняли и усложняли. Самое трудное - это было метров на 300-400 стрелять по головной фигуре, которая появится из амбразуры. У нас был такой несчастный случай. Смена изготовилась на огневом рубеже. Все ждут. Смотришь через оптический прицел, когда появится… Руководитель стрельбы с кем-то заговорил, потерял темп стрельбы. Сейчас мишени поднимаются автоматически, а тогда солдатик сидел, ему по телефону говорят: Поднять. Он - раз! Убрать. Показать! Убрать. Он сидел-сидел, что-то по телефону долго не звонят. Взял и выглянул в эту амбразурку, снайпер лежал, ждал, хлоп! И мозги навылет. Убили парня.

- А.Д. Были разбирательства?

- Этого руководителя, офицера, убрали на фронт сразу же.

- А.Д. Офицеры были с фронтовым опытом?

- Нет. Без фронтового опыта. По-моему, не знаю, на сколько это так, но за эту школу они держались, чтобы закрепиться. Но офицеры были опытные, грамотные.

- А.Д. Маскироваться учили?

- Маскхалатов не было. Но, в принципе, была наземная маскировка, например, как в снегу замаскироваться, в осенне-летний период травкой, дерном. Этому учили. Это неотъемлемое качество для снайпера. Терпению учили. Надо ждать, ждать, терпеть, не кашлять. Воздерживаться, во всяком случае, от этого.

- А.Д. Учили с деревьев стрелять?

- Не учили. И не стреляли мы.

- А.Д. Кроме стрельбы, какие были занятия?

- Строевая подготовка. Рукопашный бой, это изнурительные занятия. Винтовка "трехлинейка", со штыком. Коротким коли, длинным коли, вправо отбей, влево отбей, вниз направо отбей. Один нападает, а ты отбиваешь. Нападает он не с оружием, а ты отбиваешь. Тактике учили, перебежкам, переползанию, окапыванию. Перебежал, плюхнулся и сразу же отодвигайся вправо или влево, сразу надо было уйти с этого места.

- А.Д. Смешные, запоминающиеся эпизоды из этого времени вспоминаются?

- В этом 21-м запасном полку, который был в этом гарнизоне, был случай, когда убили одного офицера. Периметр этого гарнизона охранялся. Ограждение проволочное. Вдоль ограждения ходил часовой. К этому офицеру приехала то ли мать, то ли жена. Этот офицер может быть 21 день, потом его отправляют на фронт. Это какой-то переформировочный пункт. И этот офицер на радостях, что к нему приехали, не пошел через контрольно-пропускной пункт, а напрямик, через забор. Часовой крикнул: "Стой! Стой, стрелять буду!" Тот, наверное, не поверил, что стрелять будет. Стал преодолевать. Часовой выстрелил на поражение. Убил. Это печальный случай.

Хочу еще отметить, что среди нас, солдат, офицеров, сержантов, мы все были примерно одного возраста, плюс-минус полгода, в отношении друг друга не было никаких физических насилий, ущемлений, ничего такого не было. Со стороны сержантов тоже не было. Со стороны офицеров тем более. Если не считать всех этих тренировок, мягко говоря. Но это считалось в рамках нормы. Таких издевательств, надругательств, ущемлений - тогда даже понятия не было "дедовщина". То, что сейчас процветает, того раньше не было. Причем сержанты, хотя чуть старше нас были, но опытнее - делали уже ни один выпуск - учили, и как обмотку намотать, и другие добрые советы давали, относились по-отечески. Ничего не скажу.

- А.Д. Винтовки были личные?

- Закрепленная за каждым винтовка. И оптический прицел надо приноравливать под себя. Я уже знал, на какое расстояние, на какое отделение что поставить.

- А.Д. У вас были ПЕ прицелы?

- Марку не знаю, но самый, что ни на есть, простой. Там поправка на боковое движение, и плюс-минус, вверх-вниз. Вертикальная поправка.

- А.Д. Винтовка Мосина была обычная?

- Да. Совершенно правильно.

- А.Д. СВТ были с оптическим прицелом?

- У нас не было. Эта винтовка на фронте не очень практичная. Чуть песочек попал, земелька - она заедает и не работает. А эта все выдерживала.

- А.Д. Сколачивали пары сразу в училище?

- У нас была индивидуальная подготовка. Уже на фронте в паре. И, как правило, к более опытному подставляли желторотиков, молоденьких.

- А.Д. Сколько учились в этой школе?

- С ноября 1943 года и по конец августа 1944 года. 9 месяцев. Основательно, хорошо нас готовили. Тогда уже обстановка на фронте позволяла не посылать туда сырое мясо. Готовили основательно.

- А.Д. После училища вам присвоили звание?

- Нет, рядовой. После окончания школы были сформированы маршевые роты, погрузили нас в эшелон. И вперед! Вагоны - теплушки. Не помню, на какой станции, где-то то ли в Куйбышеве, то ли чуть дальше, мы уже встретили раненых из предыдущих выпусков, из других школ. Ехали раненые в эшелоне. У раненых настроение хорошее было. Во-первых, он едет в глубокий тыл, лечиться. Ребята молодые.

- А.Д. У вас какое было настроение?

- Если, предположим, тебя одного послали, мог что-то думать. А тут чувство коллективизма, много каши с ними съел в снайперской школе. Ребята все веселые, компанейские.

- А.Д. Какие шутки были?

- Уже забыл. Есть разные люди, угрюмые, неразговорчивые. А есть балагуры - типа Василия Теркина, с ними всем окружающим хорошо.

- А.Д. Тогда знали о больших потерях в пехоте и вообще на фронте?

- Откровенно говоря, о больших потерях, окружениях, провалах операций не знали. Знали то, что нам командиры взводов на политинформации читали, а тогда и газеты писали сдержанно. Это сейчас смакуют всякие…

- А.Д. Когда вы приехали, вас распределили в полк?

- Мы где-то под Ровно, городок в Западнй Украине, спешились с эшелона, дальше эшелон не шел. Были разрушены и дорога, и город. Где-то в лесном массиве недалеко от Ровно был формировочный пункт, какие-то войска пополнялись. Там я попал как раз в 585-й полк 213 Новоукраинской стрелковой дивизии. Дивизия была сформирована новая. Там мы побыли некоторое время. Шел процесс боевого сколачивания, или слаживания. Там нас уже встретили офицеры, которые имели фронтовой опыт. Они рассказывали, показывали, демонстрировали, как в той или иной ситуации надо поступать. Вот отсюда, по сути, наверное, и начался отсчет нашего пребывания в действующей армии. Это уже был глубокий армейский тыл, где шло пополнение свежими силами.

- А.Д. Здесь Вас распределили в роту?

- Совершенно правильно. Здесь я уже знал свой взвод, свою роту. Но сейчас, убей меня, не знаю…

- А.Д. Вы были ротного подчинения снайпер? Или взводного?

- Ротного.

- А.Д. На роту пара снайперов. Пара у вас была опытная?

- Звать его было Володя, точно помню. Фамилия Чуриков или Чумиков…

С этого пункта формирования к линии фронта мы совершили довольно продолжительный пеший марш. Шли, в основном, ночами. Чем ближе к линии фронта подходили, тем больше нас прятали. На Западной Украине хуторская система поселения. Хозяин хутора имел "клуни" -большие навесы практически без стен, где сушили зерно, хранили сено. Вот рота пряталась в эту "клуню", а по ночам шли. По ночам нас частенько обстреливали бандеровцы. Один солдатик самовольно вышел из строя и зашел в хату попросить напиться или еще что-то. Рота пошла, а он так и не вернулся. Толи остался, то ли ухлопали за винтовку. Рота вооружена была в основном винтовками, а в батальоне была рота станковых пулеметов. Дорога там песчаная, разбитая, войска же все время по ней идут. Вокруг сосновые леса. Сделаешь шаг вперед, полшага назад отползаешь. Идти очень тяжело. Я как-то ночью смотрю, близко командиров нет, и вышел на обочину. А тут, как назло комбат на лошади объезжает свою колонну. Он меня и прихватил. В наказание дали станок от Максима нести. Я его вез за собой. Его тянешь и за тобой весь белый свет тянется! По-моему, мне его дали на час, так я не знал, когда этот час кончится, но больше я уже не осмеливался выходить.

- А.Д. Что несли в вещмешке?

- Котелок, белье, туалетные принадлежности. Правда, зубных щеток не было, бритвенных приборов не было. Кружка, ложка; правда, ложку таскали за обмоткой. В кирзовый сапог она проваливается, а за обмоткой хорошо держится. Сухих пайков на марш не выдавали, кормили по ходу. Малая пехотная лопатка на ремешке. Большой лопаты не было. Фляжка на поясе или в мешке. Обязательно противогаз, в обоз его не сдавали, заставляли носить с собой. Патронов и гранат у нас не было, их получали по прибытию.

- А.Д. А как же с бандеровцами разбирались?

- Назначалось головное и боковые охранения. Они шли с оружием и полным БК.

Так мы шли около месяца. Точно недели три. Дошли мы до Вислы. Ночью-то особо не пойдешь, да и засады мешали. На привал остановишься - упал и уснул. Мокро, грязь - все равно. Вот такое изнеможение.

Когда пришли на фронт, видимо, произошло уплотнение обороны. Часть, которая занимала оборону до нас, сдвинули вправо или влево, а мы сели уже на подготовленную оборону. Это было в конце сентября - начале октября. Это было в районе Сандомирского плацдарма, но только на восточном берегу Вислы.

Начались будни обороны. Продолжали совершенствовать оборону. Рыли блиндажи, укрытия, подготавливали запасные огневые позиции. Прятались от частых обстрелов. Атак со стороны немцев или нас не было. Вели борьбу с пулеметчиками. Ведь огонь ведут только дежурные огневые средства. Вот одна из задач была подавить пулеметчика, который нас постоянно терроризировал. У него было несколько позиций, которые он искусно менял. Головы не давал поднять. Командир говорит: "Надо его одолеть". Мы с напарником выдвинулись чуть вперед по ходам сообщения. Оборудовали себе огневые позиции. Сначала мы просто наблюдали в оптические прицелы, когда солнца нет, чтобы не демаскировать себя. Когда мы определили расположение его огневых позиций и схему перемещения, начали охотиться. Напарник, как правило, наблюдал, а я пытался вызвать огонь. Либо каску поднимал, либо при солнце винтовку с оптическим прицелом шатал. Он, конечно, стрелял по моей позиции. Напарник выстрелил, и больше этот пулеметчик не появлялся. Был ли он ранен или убит, не знаю. Нам объявили благодарность. Еще был эпизод. Появился снайпер. До этого он нас не беспокоил. Точно таким же методом выслеживания и вызова огня удалось снайпера подавить.

- А.Д. Когда в паре работали, всегда рядом располагались?

- Огневые позиции располагались в 15-20 метрах одна от другой. Бывало и ближе.

- А.Д. Винтовка фиксировалась в одном положении?

- Нет. Идет поиск. Конечно, если я знаю расположение цели, то тогда она фиксировалась. Если же это охота - тогда поиск.

- А.Д. Где была позиция?

- Выдвинута немного на нейтральную, но недалеко. Выходили затемно. Нам разрешали отойти, если это было возможно сделать скрытно, а если нет, то сидели дотемна.

- А.Д. Как часто ходили?

- На конкретные задания ходили до тех пор, пока не ликвидировали. На охоту ходили каждый день.

Перед тем, как мы пошли в наступление, меня отозвали в тыл и отправили в училище. Ночью я отдыхал в блиндаже, посыльный командира роты нашел меня и сказал, что вызывает командир роты. Пришел к нему в землянку. Там были ребята и с других взводов. Командир роты поспрашивал нас об образовании, настроении, здоровье и отправил нас на КП батальона, а там переправили на КП полка. Уже в штабе дивизии мы прошли мандатную комиссию. Нам сказали, что мы отправляемся в тыл. Вопроса хочешь - не хочешь не стояло. В армейском тылу нас погрузили в эшелон и отправили на Родину. Ехали ребята бывалые. Толовую шашку мылом натрут со всех сторон и бабкам на еду или самогон поменяют. Обмундирование продавали.

- А.Д. На выпуске из школы вас переодевали?

- Да. Нас переодели и на фронт отправили в хорошем обмундировании.

…Так я попал в Одесское Краснознаменное пехотное училище, которое находилось в городе Уральске Западно-Казахстанской области. Старшиной роты был у нас парень постарше нас года на 2-3. Вся грудь в орденах. Через полгода он понял, что ему не отвертеться от службы и придется начинать с лейтенанта. А он к тому времени уже был подполковник, но в госпитале скрыл свое звание и стал старшиной. А тут его загребли в тыл учиться на лейтенанта. Он зашел в кадры. Все рассказал. Сделали запрос - все подтвердилось. Ему выдали форму. Он построил роту, попрощался с нами и отправился к новому месту службы. Он был артиллерист.

- А.Д. Какой у Вас личный счет?

- Снайперских книжек у нас не было, но я так думаю, что человек 15 я уложил. Трудно проверить, то ли ранен, то ли убит. Скорее, можно говорить о попадании.

- А.Д. Как подтверждали?

- Не было подтверждений. На честное слово.

- А.Д. Дистанция стрельбы?

- 300-500 метров. Это наиболее эффективная дистанция стрельбы.

- А.Д. Сколько выстрелов делали с одной позиции?

- Это не лимитировалось. Пока чувствуешь, что тебя не засекли - стреляешь. Бывало, что чувствовал, что меня засекли, и тогда надо быстро ретироваться.

- А.Д. Деньги получали?

- В школе что-то получали, а на фронте, вроде, нет. А на что их тратить? Курево давали.

- А.Д. Когда первый раз поняли, что попали, какое было ощущение?

- Не из приятных. Все-таки убил человека, может, он просто подневольный человек. Какой-то осадок на душе. А потом привыкаешь. Так же, и когда у нас ранят или убьют кого-то. Сначала очень сильно переживаешь, а потом привыкаешь и к гибели, и к ранениям. И уж, конечно, злорадства никакого не было.