Детство мое было трудным: росли с сестренкой без отца. Рано почувствовала себя самостоятельной, ни в чем не уступала ни девочкам, ни мальчикам. В шестнадцать лет - в первый год Великой Отечественной войны - я уже стояла за токарным станком. Налеты фашистской авиации на Воронеж не прекращались ни днем, ни ночью. Приказали эвакуироваться в Красноярск. Сели в вагон всей семьей, а добралась в далекий сибирский город одна: в пути осколком бомбы убило мать, потерялась сестра... Сутками не выходила из заводского цеха, но упрямо думала: "Мое место - на фронте". Добилась зачисления в школу снайперов.
- Боюсь в человека стрелять, - призналась я взводному.
- А тебе в человека и не придется стрелять. Ты в фашиста стрелять будешь, - с раздражением ответил он. - И не забывай, что именно фашисты твою маму убили...
Курсы снайперов окончила успешно: мне сразу присвоили звание старшего сержанта. Направили в 1249-й стрелковый полк 377-й стрелковой дивизии помощником командира роты снайперов. В августе 1942 года я уже воевала на Калининском фронте. Часами, затаившись, приходилось лежать на нейтральной полосе и зорко наблюдать за передним краем обороны.
Опыт снайпера - умение сосредоточиться, собраться, выждать - очень пригодился позже, когда меня перевели во взвод разведки. Командир полка Мухин, провожая разведчиков на задание, указывал на меня и шутил: "Не потеряйте ее!"
В разведку ходила часто. И всегда мои однополчане-разведчики были настоящими рыцарями по отношению к единственной среди них девушке, которая, в свою очередь, стремилась не уступать им ни в ловкости, ни в смелости. Фронтовые товарищи прозвали меня "Отвагой". То ли за мой характер, то ли за дерзость моих поступков в бою. Это прозвище прошло со мною через всю войну.
Участвовала во всех без исключения операциях полка. Но больше всего в памяти остались события сражений под Нарвой. Шел 1944 год. Мартовской ночью разведчики получили приказ пробраться к деревне, занятой немцами, и взять "языка". Саперы
проделали проходы в минных полях, и группа поползла по льду на западный берег речки Нарва.
Неожиданно в небе вспыхнула осветительная ракета, за ней вторая, третья... И начался ад кромешный: десятки пулеметов разрывали ночную тишину пронзительным треском очередей. Пули свистели над головами, цокали о лед. Огненные трассы проносились так близко, что казалось: вот-вот они вопьются в тебя. Я изо всех сил прижималась к спасительному льду. Пронесло!
Когда обстрел утих, командир взвода подал сигнал - обходить деревню справа. Миновали избу, другую. У третьей прислушались. В доме кто-то беззаботно напевал по-немецки. Трое разведчиков встали у окон. Я распахнула дверь и властно крикнула: "Хенде хох!" Немец, складывающий вещи в рюкзак, машинально поднял руки. Его мгновенно обезоружили.
На обратном пути нас снова обстреляли. Командир взвода лейтенант Андреев, лежавший на льду рядом со мной, вдруг странно вскрикнул или застонал... Подползла к нему и увидела, что он ранен в ногу. Только достала нож, чтобы распороть ватные брюки, как сама почувствовала сильный удар в бедро и острую боль.
- Спасайте командира, - прошептала я парням, бросившимся ко мне на помощь, - я подожду!
И осталась лежать на влажном весеннем льду с наполненным кровью сапогом. А в руках была граната. Единственная. И для фашистов, и для себя.
Было очень больно, но я крепилась. Крепилась до тех пор, пока меня не принесли в медсанбат. Санитар большими ножницами ловко распорол мой новенький сапог. И тут я не выдержала и заревела: ведь эти сапоги, редкого для армии тридцать шестого размера, совсем недавно мне пошили на заказ... Слезы хлынули из моих глаз впервые за всю фронтовую жизнь.
За спасение командира взвода меня наградили орденом Славы. Но о дальнейшей службе в разведке после моего непростого ранения врачи и думать запретили. Перевели в санитарную роту.
День Победы я встретила в Польше.
&qot;Слава обретенная в боях" М. 2001 ISBN 5-93238-049-7 |
