Никишин Владимир Павлович

Родился я 6-го января 1924 года в Октябрьском районе Волгоградской области. Если знаете, здесь недалеко есть хутор Шебалин, а уже за ним был такой хуторок Пчелиновский. Дед и отец у меня потомственные донские казаки, так что я из казачьей семьи. Но с ранних лет остался сиротой – умерла мама, и жил, то с отцом, то с сестрой, в общем, детство выдалось несладкое…

В 1940-м году я окончил семь классов, и поступил в техникум. Но тут ввели платное обучение, а за меня платить было некому, и пришлось перейти в ФЗУ при Сталинградском заводе «Судоверфь». Учился на станочника по деревообработке.

Летом 41-го нас, мастера и самых способных ребят, послали в командировку в Воронеж. Чтобы мы там освоили работу с прессованной фанерой. Говорили, что будем делать на нашем заводе торпедные катера. Там война меня и застала.

Уже 2-го июля нас мобилизовали, погрузили и отправили под Минск строить укрепления. Но пока Днепр переехали, а немец уже к Смоленску подходит… Там мы целый месяц проработали. Окопы копали, огневые точки строили. А потом всех, кто живой остался, собрали и отправили в Воронеж. Вот там я 7-го августа написал заявление, и вступил добровольцем в Красную Армию. Хотя мне 17 лет всего было…

Отправили меня на спецкурсы связи. Там из нас готовили радистов для работы по ту сторону фронта. Учили морзянку, работу на ключе, и изучали единственную радиостанцию – «Северок» называлась. Она маленькая, поэтому ее называли «шпионка».

Всего четыре месяца проучились, и нас отправили в Пермь. Тогда он Молотов назывался. Там в 19-м запасном батальоне связи формировались группы для отправки в немецкий тыл. Ночью все ложились спать. Утром встаём, а кое-кого уже нет… Ходили разговоры, что наших забрасывали в основном в Белоруссию и в Карелию.

А в конце декабря, когда уже шла битва под Москвой, нас отправили в Свердловскую область. Там в городе Сухой Лог формировалась 167-я стрелковая дивизия. Впоследствии наша дивизия за отличия в боях стала дважды Краснознаменной, получила почётные наименования «Сумская» и «Киевская». Воспитала в своих рядах 108 Героев Советского Союза и 20 полных кавалеров «Славы». Ничего подобного про другие дивизии я не слышал.

Там мы простояли до весны. Наконец в апреле нас эшелонами отправили на фронт, и уже в Моршанске дивизия закончила доукомплектование и доформирование. В это время под Харьковом случилась катастрофа и немец попёр на Сталинград. А нас сунули чуть севернее Воронежа. Там есть узловая станция Грязи, которую немец хотел взять. Вот там мы и вступили в бои. Как помню, 20-го июля.

Ужасные бои, кровопролитные, это невозможно вспоминать… Страшное дело, как немец бомбил нас, а нам по 18 лет… До того доходило, что временами страх пропадал, и какое-то безразличие накатывало… В этих боях я был телефонистом в 3-й роте 1-го батальона 520-го полка. От командира роты тянул связь до комбата. Радиостанций то не было. И вот бежишь, то тут то там убитый лежит… Или того хуже, при тебе убило… Такие потери…

Наш 520-й полк как вступил бой, комполка майор Дубов всего три дня провоевал, ранило его. Вместо него полк принял начштаба капитан Хоменко. Хорошо его помню, я же телефонист, всех их знал. Сидишь, он кричит: «Давай, комбата!» Но и Хоменко тяжело ранило. После него полк принимает старший лейтенант Щукин, а начальником штаба стал старший лейтенант Анатолий Осовский. Очень хороший человек. Ленинградец. По-моему он как-то с кино был связан. Я больше таких людей не встречал. И как командир отличный.

Уже в 43-м, когда мы в Курской области вели бои, там случилось так, что мы немцев окружили. А немец нас окружил. А потом и немцев и нас окружили – двойное кольцо получилось. Сам понимаешь, нужна связь, а ее нет. Приходит Осовский, тут я уже радистом был, кладет пистолет: «Вот если не будет связи, я тебя расстреляю!» Понимаешь? А я уже какой-то безразличный стал. Говорю ему: «Товарищ старший лейтенант, у меня радиостанция работает. Слышите пи-пи-пи? Вот и контрольная лампочка горит. А там радиостанция, не знаю, работает или нет. Если работает, значит, связь будет». Начал вызывать, и связался. Передал радиограмму, там тоже сообразили, начали отвечать, а потом радиостанция пи-и-и-и-и-и-и, значит всё, связи нет… Ну что, раскодировали – «выходить на северо-восточную окраину села Гущино».

А когда пошли выходить, немцы вот так идут, а мы так… Тут этот Осовский, всё-таки умный был человек, грамотный, скомандовал: «Никакой паники! Идите свободно!» Немцы кинули красную ракету, мы тоже пускаем красную. Зеленую, и мы зеленую… Их авиация летает, а не поймёт, кто, где. Полетали, полетали, развернулись и ушли. Всё-таки обманули немцев. Осовский дошел до Карпат и там, будучи уже майором погиб…

Когда на западной Украине немца окружили, он нас там обдурил. Обычно ведь пробивал коридор на запад, а тут они на Восток стали прорываться. Прорвались и пошли по нашим тылам хлестать… И получилось так, что он на машине с боеприпасами ехал, а тут «тигр» прямой наводкой как дал. Рвануло так, что ничего не осталось… Ребята говорят: «Пошли, соберём в ящик хоть что-нибудь…» (По данным ОБД-Мемориал начальник штаба 615-го СП 167-й стрелковой дивизии Осовский Анатолий Иванович 1909 г.р. погиб в бою 20.08.44 и похоронен в с.Тирава-Волоска Лыского района Дрогобычской области. На сайте http://podvignaroda.mil.ru есть наградные листы, по которым Осовский А.И. был награжден орденом «Красного Знамени» и тремя орденами «Отечественной войны» - прим.ред.)

А я провоевал тогда до первого ранения 18 дней. Комбат в 800 метрах от комроты, и когда на линии обрыв, оттуда телефонист бежит, а с этой стороны я бегу. Потому что концы же разлетаются, и ночью как ты его найдешь? А тут провод взял в руку и бежишь. Сошлись, стянули, концы соединили. И вот 9-го августа я так побежал, и понимаю, что по мне бьют. Одна мина – недолет. Вторая – перелет. А с третьей мне осколок под правую лопатку…

Там деревня Крещенка что ли, сарай какой-то стоял, он у них рига почему-то называется. В общем, в эту ригу снесли нас, там лежали, а потом немец нажал и наши отошли. А мы остались и провели там пять дней… Никого нет, ни наших, ни немцев. С нами только две медсестры оставались. Тяжелораненые умирали, так они их закапывали…

Потом приехала немецкая машина, а в ней врач видать. И девчата к нему обратились, чтобы помочь. А он на чистом русском языке отвечает: «Нет, мы врагам не помогаем! Ваш Сталин не подписал конвенцию о военнопленных». Но потом всё-таки прислал своих солдат, они принесли, помню, два таких коробочка с таблетками от дизентерии. Это ведь август месяц, жара, а у нас ни еды, ни воды. Вода из какого-то ручья, а там же и битые кони и люди, чего только там нет… Да ещё эта мухота… В этом зловонии мухи и черви позавелись и просто житья не давали. Вроде и хорошо, что черви в ране появляются, они всю заразу поедают, но так скребут, что терпения никакого нет. И этот врач девчатам подсказал: «Чтобы черви в ране не донимали, мочой смачивайте!» Так наши девчата без стеснения садились, у них-то моча ещё была, мочились на какую-то тряпку, прикладывали ее, и действительно, помогало. От мочи черви сразу гибли. А сами-то они бы не додумались.

Помните, как этих девушек звали?

Первая была Фаина Пушина. Она уже в 43-м, когда мы Киев брали, погибла. С командиром санроты бросилась вытаскивать из горящего здания раненых. Много человек успела вытащить, но сама при этом погибла. (Федора Андреевна Пушина (1923 – 1943) – лейтенант медицинской службы, фельдшер 520-го СП 167-й сд. В начале ноябре 1943 года 520-й полк под командованием полковника Акулова вёл тяжелые наступательные бои в Киеве, отвлекая на себя значительные силы противника. В связи с этим медчасть полка находилась в киевском пригороде Святошино и раненых доставляли туда. Утром 6-го ноября группа бомбардировщиков противника нанесла бомбовый удар по селу. Одна из бомб попала прямо в здание, в котором находились раненые, и начался пожар. Командир санитарной роты Николай Копытёнков и Феня Пушина бросились спасать раненых. Она успела вынести из огня тридцать тяжелораненых и когда бросилась за последним, начал рушиться дом. Николай Копытёнков в последний момент, перед самым обрушением здания, вынес её из огня. Феня была в бессознательном состоянии, с сильным повреждением головы, со сплошными ожогами тела. Она сумела открыть глаза, пошевелить губами и скончалась на руках у товарищей. За этот подвиг 10-го января 1944 года ей было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Похоронена на Святошинском кладбище Киева. В Святошинском районе Киева именем героини названа улица - https://ru.wikipedia.org )

Герой Советского Союза – Феодора Пушина

И командир санроты Копытёнков за этот подвиг получил звание Героя. Николай Андреевич, кстати, наш земляк. После войны он жил в Волгограде, в Заканалье.

А вторую Ниночкой звали. Она потом попала санинструктором в разведроту. (На сайте http://podvignaroda.mil.ru/ есть наградной лист, по которому санинструктор 200-й Отдельной разведроты 167-й стрелковой дивизии старшина Нечаева Нина Ивановна 1921 г.р. была награждена орденом «Красной Звезды»: «Тов.Нечаева на боевых операциях смела и бесстрашна, всегда ходит в разведку. Старшина Нечаева вылечила в роте раненых разведчиков: мл.сержанта Груздева, красноармейцев Иванова, Титова и десятки других. Нескольким десяткам раненых оказала медпомощь и отправила в медсанбат. 10.2.43 в наступательном бою за дер.Разбираевка было ранено семь разведчиков, в том числе командир роты. Под ураганным огнем, пренебрегая жизнью, тов.Нечаева вынесла всех раненых с поля боя, перевязала и эвакуировала в санбат» - прим.ред.)

А почему немцы вас не забрали?

Не знаю. Они просто дали эти таблетки и ушли. А ночью прорвались наши. Стрельба такая, и к нам приходят: «Мы – рокоссовцы!» Оказывается, они были из тюрем выпущены и попали в армию Рокоссовского. Вот так они нас спасли. Погрузили в повозки, и как помню через Дон перевезли в селе Дмитряшевка (ныне Хлевенский район Липецкой области – прим.ред.) Привезли в Задонск, а оттуда уже в Липецкий госпиталь. Немец, кстати, Липецк не бомбил. Там же огромный металлургический комбинат, и он его хотел целым захватить.

В госпитале я пробыл до ноября. Рана хоть и нетяжелая, но заживала плохо. Вроде затянулась, выписывать пора, тут она лопается, обратно кровотечение. А у меня просто такое свойство организма. Потом я руку лечил, то же самое было. Лопается и всё тут…

Ну а дальше я попал в маршевую роту. Собрали человек триста по госпиталям, посадили на «студебеккеры», мы их тогда первый раз увидели, и попёрли. Спрашиваем у шофера: «Куда везут?» - «А бог его знает. Привезут, скажут».

Привезли нас в Богучар. Тут как раз Манштейн прорывался к окруженной Сталинградской группировке. В тех местах судьба битвы и решилась. Там было сформировано пять что ли Корпусов и нас зачислили в танковый десант 18-го что ли Корпуса. Ничему не учили, только предупредили: «Вам главное удержаться. А прыгать - только в сторону. Ни назад, ни вперед, ни в коем случае!» А больше ничему не учили: «Заряжать, стрелять умеешь? Тогда вперёд!» На войне наука по ходу учится…

И в этом танковом десанте мы дошли до Миллерово в Ростовской области. Взяли его. А 24-й Танковый Корпус дошёл аж до Тацинской и уничтожил там 350 самолетов… А мы там столько пленных взяли, что никакой охраны им не давали. Так отправляли, только записку давали: «Представитель советской власти, организуйте им ночлег!» И больше ничего. Там же против нас оказались в основном румыны и итальянцы. Но оказалось, что у них трудности с зимней одеждой и они очень мёрзли. Помню, одного раненого. У него ноги оторваны, а он рассказывает: «Я музыкант! На губной гармошке играю…» Так мне жалко его стало…

Сразу после этого мы участвовали в Острогожской операции. Подошли к Сумам, опять эта Харьковская эпопея, и нас под Харьков. А там жуткая распутица, боеприпасов нет, и мы начали отходить… Оставили Белгород (вторично Белгород был оккупирован немцами 18-го марта 1943 года – прим.ред.), перешли на ту сторону Северского Донца, и уже дальше немца не пустили. Потом подошли Сталинградские дивизии, нас сменили, а нас обратно под Сумы. Там мы долго простояли, а потом пошли в наступление на Киев. Но это я воевал уже в своей родной 167-й дивизии. А как я в неё вернулся это можно сказать, целое ЧП случилось. Даже под трибунал хотели меня отдать.

Когда нас из Миллерово обратно к Воронежу направили, то по дороге мне встретился старший лейтенант Сергеев, который у нас в 167-й занимался подвозом боеприпасов. Тоже наш земляк, с Клетского района, хутор Верхняя Бузиновка. И вот мы сидим на броне, тут этот Сергеев меня увидел и как закричал: «Никишин, пошли домой!» Ребята мне говорят: «Езжай!» И я с глупости сел и поехал с ним. Вернулся в свой батальон радистом, а через месяц вызывают в особый отдел, сняли с меня ремень, и давай… Хорошо, командир батальона заступился, и меня оставили в покое.

И вот в своей дивизии я уже освобождал Сумы, Ромны, наступал на Киев. А ещё до этого участвовал в Курской битве. А там же много танков с обеих сторон, они все телефонные провода на гусеницы собрали и увезли. Связи нет, а что такое без связи оказаться, это 41-й год отлично показал… И нас с радиостанцией отправили в какое-то артиллерийское управление юго-западнее Прохоровки. Какой-то капитан нам приказал: «Ройте себе траншеи под радиостанцию!» Начали копать, тут бежит маленький генерал и матом на нас: «Кто вас сюда посадил?!» Я вскочил: «Да вот, капитан приказал!» - «Немедленно в блиндаж!» Оказывается, у них радиостанцию с радистами побило, и они без связи остались. Ну и приказали к ним.

И вот помню, на НП стоит стереотруба, разные офицеры, и генерал командует одному из них, в плащ-палатке: «Чапаев, командуй!» Оказывается, это был сын Чапаева - Александр Васильевич. Он уже подполковником был, командовал артиллерийской противотанковой бригадой и хорошо немецкие танки жёг, а мы ему связь обеспечивали. Вот так я видел сына легендарного Чапаева. А в дни, когда умер Черненко, я находился в санатории в Подмосковье, и из газеты узнал, что умер сын Чапаева. (Генерал-майор артиллерии Чапаев Александр Васильевич скончался 7-го марта 1985 года – прим.ред.)

После этого мы пошли вперёд, освобождали Сумы, Ромны, форсировали Десну. А Днепр мы форсировали на Лютежском плацдарме. Но первый раз неудачно получилось. Хрущев туда приехал, и как матом крыл: «Немец уже в Житомире, а вы ещё тут!» Наши поплыли, а немец ждал, и шестьсот человек на корм рыбам… Потери ужасные…

А потом собрали наш батальон, дали всем автоматы. Плоты такие длинные, садись, ноги в воде, а ведь уже октябрь месяц. И лопаточкой гребёшь… Но нам помогла сама природа. Ночью пошёл такой дождь, что немцы пускают ракеты, а они не пробивают. Ничего не видно. И мы уже половину прошли, когда нас обнаружили. А уже поздно. Мы как врезали из автоматов… Утром, когда рассвело, глянули, а там все молодые деревца словно срезаны, такая плотность огня… А мы с рацией при командире батальона. Я простой радист, а начальником радиостанции был Валентин Куренков. Немцы наседают, бомбят, обстреливают, а там же сплошной песок. Снаряд разрывается, всё в окоп осыпается. Опять за лопатку берёшься, песок выкидываешь. Вот там меня приглушило немного. (167-й стрелковой дивизии пришлось форсировать Днепр дважды. 28.09.1943 дивизия форсировала Днепр в районе Вышгорода, освободила город и сформировала плацдарм, который, однако, удержать не удалось. Затем дивизия была переброшена севернее и под непрерывным обстрелом и бомбёжками 08-09.10.1943 переправилась на Лютежский плацдарм. В октябре дивизия вела тяжёлые бои за удержание плацдарма, и оттуда же 3-го ноября перешла в наступление на Киев в направлении Святошино. Прорвала оборону в районе посёлка Пуща-Водица, перерезала дорогу Киев – Васильков - Фастов, и уже 6-го ноября ворвалась на западные и северные окраины города, ведёт бои в самом Киев. За отличия в этих боях дивизии были присвоены почетные наименования «Сумская» и «Киевская» – https://ru.wikipedia.org )

Вот мы с Лютежского плацдарма и пошли на Киев. За форсирование Днепра и за Киев в нашей дивизии звание Героев получили 98 человек. А вот самому комдиву – Мельникову Ивану Ивановичу Героя не дали. Опять вроде Никита Сергеевич вмешался. Разговоры ходили, что ещё, когда мы под Белгородом отходили, там штаб фронта драпал, и вдруг приехал Жуков. Он приказал танковой бригаде, а в ней всего девять танков оставалось, задержать немцев. Комдив начал выполнять, а тут Хрущев прилетел на кукурузнике и приказал: «Танкам спасать штаб фронта!» Мельников отвечает: «Я выполняю приказ ставки!» Ну вот так у них и пошло… Всем комдивам из нашего корпуса присвоили, комкору Мартиросяну тоже, а Мельникову нет. (На самом деле звание Героя Советского Союза было присвоено генерал-майору Мартиросяну Саркису Согомоновичу только 29-го мая 1945 года, за успешные действия его 73-го Стрелкового Корпуса на заключительном этапе войны. А за бои при форсировании Днепра и взятия Киева оба, и комкор Мартиросян и комдив Мельников, были награждены орденами «Ленина» – прим.ред.)

Потом Корсунь-Шевченковская группировка. Это там где Звенигородка, Шпола, Белая Церковь. Вот там по-настоящему страшно было... Очень страшно… Немец пустил 300 танков, чтобы выручить свою окруженную группировку, а нам приказ – «Стоять насмерть!» Бог его знает, кто там бегал и командовал - «Всем в цепь! Окопы рыть и стоять насмерть!» И если на тебя танк пошел, ты его должен уничтожить. А этих танков 300 штук… Наша дивизия около сотни танков сожгла, но там бой был ой-ой-ой… Это вообще жуткое дело, жуткое… (В ходе Корсунь-Шевченковской операции дивизия оказалась на одном из главных направлений удара вражеской группировки, пробивавшейся к окружённым в Корсунь-Шевченковском войскам, при этом с 13.01.1944 года 465-й стрелковый полк в течение 15 дней вёл ожесточённые бои в окружении в районе села Тихоновка, и остатки полка смогли выйти только в результате удара основных сил дивизии – https://ru.wikipedia.org )

Некоторые подробности этих боев можно узнать из наградного листа, по которому командир 167-й стрелковой дивизии генерал-майор Мельников И.И. 1905 г.р. был награжден орденом Кутузова II-й степени: «11.2.44 противник перешел в наступление, стремясь прорваться на соединение с окруженной Корсунь-Шевченковской группировкой. До 500 танков противника и крупные силы пехоты атаковали обороняемый дивизией рубеж в направлении Чижовка, Бужанка. В результате завязавшихся боев дивизия отбила все атаки противника со следующими для него потерями: уничтожено 72 танка, 39 автомашин и транспортеров, 18 орудий, уничтожено 2 430 солдат и офицеров противника.

С 25.3.44 дивизия, ведя тяжелые наступательные бои в условиях бездорожья, отбивая яростные атаки противника, стремительным ударом овладела дер.Алексинец-Польный, ст. и с.Ермоленцы, нанеся при этом противнику следующие потери: уничтожено 30 танков, 30 транспортеров, 223 автомашины, убито и ранено 2150 солдат и офицеров противника. Захвачено 18 складов с боеприпасами, 34 орудия, 15 танков и 25 самоходных орудий, 3 железнодорожных эшелона, 24 вагона авиабомб и много другого имущества.

2.4.44 сломив сопротивление противника, и развивая успех прорыва в районе Сбриж, дивизия обходным маневром уничтожила большие силы пехоты противника и заставила его беспорядочно отходить. С 5-го по 10-е апреля 1944 года противник крупными силами танков и пехоты из района Бучач и Площа пытался прорваться на Тарнополь. Несмотря на многократные атаки немцев, поддерживаемые массированными налетами авиации, дивизия в 5-дневном бою разбила противника нанеся ему следующие потери: уничтожено 30 танков, 22 самоходных орудия и 2500 солдат и офицеров противника» - http://podvignaroda.mil.ru/)

Ну а потом мы попали в Карпаты. Там тоже шли тяжелые бои, и на реке Сана меня ранило. Ну, может я и сам виноват. Не заметил, как немец подобрался и гранатой как зафуговал… Ребята развернулись и просто располосовали его, а у меня кисти обеих рук в крови. Видишь у меня палец какой? Этой рукой держал автомат, а этой стрелял. Мы там отход группы прикрывали, которая мост взорвала, потому что немецкий бронепоезд не давал никакого покоя. Тяжёлый бой, двоих саперов потеряли. В том бою этой Ниночке Нечаевой, которая нас на Дону в сарае спасала, сильно раздробило ногу. Уже после войны у нас состоялась встреча, так мы с ней там встретились. Я удивился, она же у меня в памяти так и осталась: «Ниночка, у тебя же ноги нет!» А она смеётся: «Кто тебе сказал, Володя?! Всё в порядке, нога танцует!» Ей оказывается, протез в Киеве сделали. Там самая лучшая протезная мастерская была. После войны Ниночка жила в Калинине. Замуж так и не вышла, но взяла из детдома двоих малышей, воспитала их, дала образование, и приехала на эту встречу с одним из сыновей.

(В ходе Львовско-Сандомирской операции 167-я дивизия перешла в наступление в направлении села Озеряны и города Зборов, форсировала Днестр и вела бои на плацдарме в районе населённого пункта Крупско. 6-го августа участвовала в освобождении города Дрогобыч.

В сентябре 1944 дивизия вела тяжелые бои в Карпатах, в ходе Восточно-Карпатской операции, форсировала реку Сан, 8-го сентября вела бои южнее города Санок, медленно продвигаясь через Карпаты на юго-запад. С 3-го октября дивизия в составе 107-го Стрелкового Корпуса вела бузуспешные бои по овладению Русским перевалом. 8-го октября полки дивизии, сбив противника с хребта Восточные Бескиды, перешли Главный Карпатский Хребет и вышли на территорию Чехословакии – https://ru.wikipedia.org )

Освобождали Чехословакию. Там тоже непростые бои шли, в одном месте даже в окружение попали. (5.2.1945 г. 167-я дивизия, наступая в направлении Рабчи, вышла на окраину леса западнее горы Кичера, где встретила упорное сопротивление противника. Все попытки продолжить наступление успеха не имели. В результате отставания соседних соединений, фланги дивизии оказались слабо прикрытыми, и враг воспользовался этим. В результате 167-я и часть 129-й Гвардейской дивизии были окружены противником в районе Пяскова Поляна. 10-го февраля дивизия, прикрываясь арьергардами, сосредоточилась в лесу восточнее высоты 819. Нанеся удар по противнику, дивизия вырвалась из окружения и сосредоточилась в районе высот западнее Линница Велька - http://myfront.in.ua/krasnaya-armiya/divizii/strelkovye-166-180.html)

Освобождали словацкий город Морава-Острава, ну а потом на Прагу пошли. (19.4.1945 части 167-й дивизии вторично форсировали Одер и захватили на его западном берегу важный плацдарм, за удержание и расширение которого развернулись упорные бои. Продвигаясь вперед и преодолевая упорное сопротивление гитлеровских войск, части дивизии во взаимодействии с другими соединениями армии освободили многие населенные пункты на чехословацкой земле, в том числе 30-го апреля крупный промышленный центр – Моравска-Острава (Острава). За образцовое выполнение заданий командования при штурме города Моравска-Острава и проявленные личным составом доблесть и мужество дивизия была награждена вторым орденом «Красного Знамени» – https://ru.wikipedia.org )

9-го мая вошли в Прагу, а там ещё были эсэсовцы и власовцы. Вот в последнее время стали говорить, что Прагу освободили власовцы. Да ничего подобного! Сейчас такого наслушаешься, столько новых героев объявилось… Им же ультиматум поставили – сдавайтесь! Но они этого не сделали. И стреляли они не по немцам, а в нашу сторону… С ними мы впервые столкнулись, когда брали польский город Новы-Тарг. Там они на одном доме написали так – «мы ещё вернемся на Терек, Дон и Кубань, и покажем вам!» Представляешь, какие сволочи?!

Говорят, их даже в плен не брали. Всех подряд…

Глупости, ещё сколько брали. Бывало, целую колонну мимо ведут, вдруг кто-то кричит из неё: «Братушки, я не виноват!» Ну, а как же не виноват? Если мы такие же солдаты, но мы тут, а ты там… Хотя кто знает, как там могло повернуться? Конечно, может часть оказалась там по глупости. Голод их затащил, потому что каждый хотел выжить. Вот у нас, например, учитель был – Антонов Юрий Иванович, и вот он попал в плен и оказался у власовцев. Так ему впаяли 25 лет… Уж не знаю, остался жив или нет…

Так вот, в Праге власовцам предложили сдать оружие, но какая-то часть их отошла в город Рудный что ли. И нас туда бросили. Я запомнил, что там питомник какой-то оказался: голубые ели и разные животные. Олени, козочки, и небольшие медвежата, совсем ручные. Но власовцы отказались сдаваться, и тогда пришел приказ – уничтожить! Пехота даже не поднималась. Пришли «иски» – тяжелые танки Ис-2, «катюши», и вместе с штурмовиками как начали их гвоздить. Только тогда они выбросили белый флаг. Я радирую командованию – «на нашем участке немцы выбросили белый флаг». А оттуда радируют – «выполнять приказ!» Значит, бить до конца… И войну мы закончили только 18-го мая.

После войны от первоначального состава нашего радиовзвода осталось в живых девять человек. А сейчас нас осталось всего двое (интервью состоялось в 2010-м году – прим.ред.) Недавно я получил письмо от Попкова Тихона Иосифовича, он под Луганском живет. Этот человек родился в рубашке. Он был начальником радиостанции: в батальоне, в полку. Трое радистов у него погибло, а его самого даже не задело…

Уже в 70-х годах, когда развернулось ветеранское движение, мы стали переписываться, встречаться, и проехали по боевому пути дивизии от Свердловска до самой Праги. Правда, я в Чехословакию так и не выбрался. Только до старой границы ездил. В Ромнах, Санке, Дрогобыче нас так душевно встречали, такие льготы давали, потому что мы освободители. А сейчас видите, что творится?

Когда министром обороны был Гречко, он собирал ветеранов советской гвардии. А он же командовал нашей 1-й Гвардейской Армией, и как-то в Центральном Доме Советской Армии собрали нас со всего Союза человек восемьсот. Сам Павел Иванович Батов - председатель союзного совета ветеранов вручал мне почётный знак – 1-я Гвардейская Армия.

Помните, как о Победе узнали?

Так я как раз и принимал радиограмму, что война кончилась. Я уже на большой радиостанции работал – додж «три-четверти» её возил. Но я сразу догадался, потому что гриф - «Циркулярно всем!» Говорю второму радисту: «Садись тоже! Подстрахуешь, если я ошибусь», хотя у меня редко когда ошибки случались. Хотя когда меня взяли на эту большую радиостанцию, начальнику морда моя не понравилась. Так прямо и сказал: «Иди отсюда!» Но стали радиограмму принимать, попутали всё, расшифровать не могут. Кинулись меня искать: «Где Никишин?» А когда пришел, он увидел, что радист я классный, ошибок у меня нет. Недаром после войны меня командование направило на учебу в военное училище связи.

В общем, принял. 150 групп, в каждой по 5 знаков. Прихожу в ШИО (шифровальный отдел): «Вот радиограмма!» Они расписались, значок поставили, и всё. А обычно как? Когда сдашь, сразу улепётывай, потому что они начинают расшифровывать и нечего им мешать. А тут начальник ШИО подполковник Касаткин мне говорит: «Постой Никишин, сейчас всё узнаем». Думаю, ладно. И скоро объявляют: «Всё, конец войне!» Выхожу на улицу, тут как стрельба пошла, крики «Ура! Война кончилась!» А для нас не кончилась.

Как-то отметили?

Радисту и шифровальщику пить нельзя. Огромная ответственность, чуть ошибешься и всё – трибунал. Так что все боялись выпить. Раз нельзя, значит, нельзя! Но когда война закончилась, решили отметить. Офицеры собрались, взяли выпить. Приносят и нам трофейного коньячку: «Выпьете потом. Только не балуйтесь!»

А потом, когда нас стали на Японию готовить, начальство собралось, и вдруг приходит ко мне заместитель командира 615-го полка Бруй Федор Филиппович. А я у него радистом был, когда он еще батальоном командовал. Он меня Володей звал, и как-то сказал: «Ты извини, что я на тебя не написал реляцию на младшего сержанта. Потому что если напишу, тебя от меня сразу заберут. А потом дадут какого-нибудь разъебая…» Потом, кстати, так и получилось. А тут он пришел: «Володя, пойдём!» Отошли в сторонку, из его фляжки выпили понемножку: «Ну, за то, что живые остались…» Хороший был человек. Причем немец. Он же родом из поволжских немцев и на самом деле он никакой не Федор Филиппович, а Фридрих Фридрихович. После войны он в Виннице жил и мы с ним переписывались до 1982 года, пока он не умер. (По всей видимости, тут Владимир Павлович что-то путает. Герой Советского Союза Бруй Федор Филиппович родился в 1907 году в Белоруссии и по всем наградным документам проходит как белорус - прим.ред.)

Герой Советского Союза – Федор Филиппович Бруй

Знаешь, у него черта была - справедливость. Когда под Сумами в обороне долго стояли, он возмутился: «Старшины до чего обнаглели, водку пьют, питание растранжиривают, ребята голодные…» И как-то он мне говорит: «Володя, бери автомат, пойдём!» Подходим к точке, где «максим» стоял. Там старичок - пулеметчик. Он его спрашивает: «Ну как самочувствие?» - «Да вот, чувствую, надо готовиться к боям…» - «А ты солдат будешь кормить?» Тот на него так смотрит: «Так я же не старшина!» Тут до него дошло: «Буду!» Он ему выписал записку, чтоб его поменяли со старшиной, и всё, питание сразу наладилось. А то безобразие такое, ребята голодные, а старшины водку пьют…

А как вообще кормили на фронте?

Плохо. Вот говорят, что американские консервы выдавали, но я их не видел даже. Ни тушенки, ничего. У немцев трофеев тоже не особо. Но мы за счет чего держались? Ты слышал про суп-пюре гороховый? Так это же не горох, а соя в муку смолотая. И что характерно. Этой сои тебе полкотелочка дадут, и два сухарика. Поешь, и сразу чувствуешь, что силы откуда-то берутся. А так, конечно, плоховато…

«Наркомовские» сто граммов часто выдавали?

Вот когда мы в танковом десанте были, давали. И в нашей дивизии зимой давали. По-моему только зимой выдавали. Помню, у нас снайпером был нанаец. Так он ночью уходит на охоту, и целый день там пробудет. Летом ещё ладно, а представь зимой в снегу целые сутки пролежать… Но водку не пил, только чефир ему делали. Выпьет его и отогреется. Всё приговаривал: «Моя белка стрелял…»

А у вас какое оружие?

ППШ.

И как он вам?

Ничего, нравился, но бывало, что заедал. Для автомата самое страшное – песок. Вот под Киевом везде сплошной песок, так он нас замучил. А так наша трехлинейка – самое хорошее оружие. У неё дальность какая, если приложил, то уж наверняка.

Как одевали?

Против немца мы были отлично обмундированы. Зимой валенки, подшлемники, тёплое белье. У артиллеристов не шинели, а короткие ватники. Им же длинное мешает только. Зато когда беглый огонь ведут, прямо в одних рубахах бегают. Война – страшное дело…

Как мылись, стирались? Вши донимали?

Еще как заедали. А что ты хочешь, если за всё время на фронте нам бельё всего раза три меняли. А спасались чем? У немцев находили порошок, вот им и обрабатывали. Чуть-чуть потёр, потом посидишь час-полтора и они посыпались…

Имели что-то из трофеев? Посылки, например, домой посылали?

Да, все посылали. За границей разрешалось всё, но чтобы без мародёрства. Если мародёрство – расстрел! Так что посылали. У меня товарищ был, он сейчас в Израиле живёт. Так он мне признался: «Володя, у меня мама стала миллионершей!» Я смеюсь: «Фимка, и за счёт чего это она стала миллионершей?» Оказывается, он отправлял ей зажигалки, камушки к ним, и копировальную бумагу, а она в Киеве на рынке это всё продавала.

А у меня были трофейные часы. Золотые «Павел Буре» с крышкой. Обычно ведь после боя как? Сразу шерстили у немцев по мешкам. Что там есть съестного? Галеты, консервы. И вот когда в Мантурово атаку отбили, я пошёл лазить. Смотрю, офицер один лежит. Глянул, а у него цепочка висит. Потянул за неё - часы. Послушал, идут. Прихожу: «Ребята, я нашёл медные часы!» Они же с красноватым отливом, и я думал, что они из меди. Они смеются: «Так они ж золотые…»

Долго они у меня были, но когда я из Ленинграда поехал в отпуск, в Москве в давке в метро у меня их вытащили. Подъезжаем к Павелецкому вокзалу, полез время посмотреть, глянул, цепочка осталась, а часов нет… Вот и все мои трофеи. Больше у меня ничего не было.

Как вас встречали на освобожденных территориях?

Чехи и словаки относились исключительно. Там народ дружелюбный. Кусок есть – отдаст солдату. А вот про поляков не могу сказать хорошего. Ненавистные такие, в спину нам стреляли… И ещё момент. Нам же пришлось через Майданек идти. Там столько обуви, буквально горы, причем детской. И вот представь, там эти ямы, зловоние, а поляки в них лезут с черпачками, золотые зубы искали…

А к немцам, что чувствовали? Ненависть?

Нет, почему. Вот взять того же врача, который нас в том сарае спас. Ведь если бы не он, мы могли все там костьми лечь… Потом у нас в батальоне одно время был пленный. Немец из Восточной Пруссии, но хорошо говорил на русском языке. Он сам сдался, и был при нас переводчиком. Мы все его называли дядя Вася. А потом организовали комитет антифашистов, и его от нас забрали в Москву. Понимаешь, человеки есть плохие, а есть хорошие.

Женщин много было в полку?

Большинство санинструкторов, большинство в сантроте.

Как к ним относились? Много ли было ППЖ?

Все командиры полков имели ППЖ. У нашего комбата ППЖ не было, а вот у Осовского была. Шура – боевая такая девка, санинструктор. Помню, один Герой с 615-го полка из Воронежа так женился. Я потом про него в газете «Сельская жизнь» читал. Женщину, конечно, уважать надо, но не все это делают.

Вот многие старшие офицеры – хамы. Издевались прямо. Вот захотелось ему, так её ведут к этому полковнику, а она плачет… Помню, такие случаи.

Как-то во второй эшелон нас отвели, в хате лежали, и среди нас девчонка – Вера. Симпатичная ленинградка. А капитан пришёл, и когда все уснули: «Давай!» Начал её мутузить, она плачет… Родила от него дочь, а когда ему сказали, он так ответил: «Никакой Веры и никаких дочерей не знаю!» Это же настоящий хам, зато капитан…

Какие у вас награды?

За фронт у меня ордена «Отечественной войны», «Красной Звезды», медаль «За отвагу». И за труды мои тоже есть. Я работал в сельском хозяйстве, комбайнёром, главным инженером в колхозе, и награждён орденами «Трудового Красного Знамени», «Знак Почета». А за 1973-й год, когда мы полтора миллиона сдали хлебушка – орден «Октябрьской Революции». Есть медаль «За освоение целинных земель». По двенадцать часов на этих полях вкалывали целый месяц… А Хрущев до чего додумался? Инвалидов 3-й группы заставили написать заявление, мол, отказываюсь от пенсии. Хотел экономику этим поднять… Зато в военкомате все данные надо бумажками подтверждать. Хорошо, я справки о ранениях достал через архив. Вот только жалко военные фотографии не сохранились. Дети дома хозяйничали, игрались, ничего и не сохранилось.

Скажите, а в 41-м и 42-м верили в победу? Или были моменты, когда думали, что под немцем придется жить?

У нас был комиссар – старший политрук Казаров. Азербайджанец. И вот когда мы на фронт собирались, он так говорил: «Всё равно немцу голову оторвем!» И его словам верили.

А вообще как относились к замполитам? Спрашиваю, потому что многие ветераны о них отзываются не очень. Мол, только языком болтали, а в атаки не ходили.

Наши ходили. Например, у нас Манакин такой был. Он 615-м полком командовал и Героем Советского Союза стал еще в финскую кампанию. Кузнецов – замполит комполка, тоже Герой. Комсоргом батальона был такой Сысолятин, он потом дослужился до генерал-лейтенанта. Постоянно с солдатами, несколько раз раненый. А замполитрука у нас Маньков был, четыре ромбика носил. Хорошо к людям относился. Сам он из Фастова Киевской области, и после нашей встречи во Львове я заехал к нему в гости. Он обрадовался, но у него сердечко не выдержало, и умер. Как же я корил себя… Так что мы верили и уважали. Особенно вот этого Казарова. Ты знаешь, у меня ведь два случая с ним было.

Понимаешь, я-то на фронте, а отец-старик остался на хуторе Пчелиновский. И как-то пришли к нему из колхоза, хотели забрать два ведра ржи. А он им отвечает: «Рожь весной не сеют, только осенью! Вот осенью придете, я дам. А сейчас не дам, прохвосты!» И не дал. И всё, три года дали и посадили в тюрягу… Хорошо, соседский мальчик мне письмо прислал. Я пошёл к комиссару, всё ему рассказал, так и так… Он нахмурился: «Воюй! Разберёмся!» Написал куда-то там и через месяц отца выпустили.

И второй случай. В 43-м в Курской области, где мы вели тяжёлые бои в окружении: Мантурово, Тим, Солнцево, я там связь держал. Пошли мы как-то. Командир батальона сзади шел, а мы с катушкой впереди. Только на пригорок поднялись, и немцы вот они… Что делать? Я как дал очередь в их сторону… И комбат сразу обратил внимание – что за длинная очередь? А то бы влопались к немцам… В общем, за это, и за то что в самом Мантурово атаку отбили, меня наградили орденом «Отечественной войны» II-й степени.

А весной 43-го, когда мы Белгород сдали, я оказался в госпитале в Обояни. Армейский госпиталь 38-й Армии, в лесу стоял. Тифом заболел и без памяти лежал. Долго лежал. А когда поправился, одежды моей нигде нет. Ни гимнастерки, ни ордена, ничего нет…

В этом же госпитале ещё лежал Токмаков, он шофёром работал. Так у него тоже всё пропало: гимнастерка, орден «Красной Звезды» и медаль «За отвагу». Всё ушло…

Так этот Казаров нас успокоил: «Всё вернем!» Написал в Москву письмо, и от заместителя председателя Верховного Совета пришел ответ: «Награды восстанавливаются только в трёх случаях: если пожар, если утонули, и что-то еще». В общем, отказали нам…

С особистами приходилось общаться?

Доводилось. Как сейчас помню начальника особого отдела Ермакова. У него нос такой был, грузинский. И брови такие, что глянет из-под них и уже страшно… Я к нему два раза попадал. Первый раз, когда в свою дивизию вернулся. А второй случай такой.

Как-то летят немецкие самолеты, а мы с ребятами в окопе сидим. И я говорю: «Ну, сейчас и вашим и нашим достанется…» Тут немец как начал бомбить. Но видно у немцев уже металла не хватало, потому что бомбы были уже прессованные, и осколков не давали. Только взрывная волна. В общем, только это и сказал, больше ничего. Но меня вдруг вызывают в особый отдел. Такая же песня…

Приводят меня, а он так посмотрел: «Ты опять попался?» - «Так это поговорка такая есть – и нашим и вашим». – «Это не поговорка», и начинает закручивать… - «Ну, виноват…» - «Иди и язык за зубами держи! А то разболтался тут!» И такой ещё момент.

Вот этот Осовский, он же начштаба стал, так он иногда по ночам приходил. Двух автоматчиков у входа поставит: «Становитесь и никого не пускайте!» А мне говорит: «Включай голос Америки!» Они же там транслировали чего-то. Послушает: «Вот это пища для Петрова» - начальник политотдела. Ну, по всей видимости, особый отдел знал, потому что никто в это время никогда не приходил. Зато ночью иногда мог зайти проверить. Потому что ночью ребята могли прийти послушать Москву. Хоть и запрещали, но включим, и они слушают… А если им попадется немецкая радиостанция, они с неё понакусают всего: конденсаторы, лампы, прочее: «Володя, бери!» Помогали мне. Хоть лампы и не подходили, а конденсаторы на единичку разница, можно плоскогубцами прикрутить. Пойдёт!

С штрафниками сталкивались?

Было дело. Пришли они под Сумы к нам. Все из тюрем выпущенные. А у нас в полку уже была рота автоматчиков, командовал ею капитан Степук, он в Минске потом жил. (На сайте http://podvignaroda.mil.ru/ есть наградные листы, по которым командир автоматной роты 520-го стрелкового полка старший лейтенант Степук Семен Ефимович 1911 г.р. был награжден орденами «Красного Знамени» и «Александра Невского» - прим.ред.) Но наш командир полка Акулов сформировал из них вторую роту автоматчиков. Кстати, командир этой роты Гуляков жил потом в Волгограде. И вот, значит, пришли они к нам, чтобы за языком сходить. Сидим, и один начинает рассказывать: «Вот мы в Одессе были, там, сям». Оказывается, он до войны медвежатником был – банки грабил. – «Останемся живые, надо будет посетить там, там, там…» Тут комбат с нами сидел и говорит ему: «Слушай, ты, наверное, связку ключей постоянно с собой носил?» Тот так посмотрел на него: «Извини, но дурак ты капитан! Если б я с собой связку ключей носил, меня бы сразу посадили. Отмычка есть!»

А от вас кого-то в штрафники отправляли?

Всех самострелов сразу в штрафники! Особенно узбеки стрелялись. И вспоминаю ещё случай.

Командиром батальона у нас тогда был капитан Лазаренко. Хороший мужик, дальневосточник. Всё приказывал, чтоб мы рыли окопы поближе к немцам, чтобы он нас не бомбил. Но его трибуналом судили, за то, что он одного командира роты застрелил. Это когда в Корсунь-Шевченковской немец триста танков пустил, его рота побежала и он вместе с ними. Вот он его из пистолета и застрелил…(На сайте http://podvignaroda.mil.ru/ есть наградные листы, по которым командир батальона 520-го стрелкового полка капитан Лазаренко Серафим Георгиевич 1917/8 г.р. был награжден двумя орденами «Александра Невского» и орденом «Отечественной войны». В 1985 году был награжден юбилейным орденом «Отечественной войны» - прим.ред.).

Владимир Павлович, хочу вам задать самый главный вопрос нашего проекта. В последнее время везде говорят, мол, мы воевали плохо, и победили только за счет количества. Как вы считаете, могли мы победить с меньшими потерями?

Я считаю, мы умело воевали. А неудачи первых годов я отношу на то, что не было связи и взаимодействия. Ведь что творилось поначалу из-за того, что не было средств связи… А та связь, что была, её шпионы сразу порезали… А вот когда уже появились радиостанции, тут совсем другое дело. Перед наступлением командир батальона непременно зайдёт: «Как радиостанция?» - «Всё готово!» - «Выдержим?» - «Выдержим!»

Когда войну вспоминаете, о чем, прежде всего, думаете?

Обидно мне. Должен тебе прямо сказать – инвалидов войны здесь в Октябрьском (поселок городского типа в Волгоградской области – прим.ред.) не любят. У меня хорошие друзья были. Один в редакции работал - Цуцкин Василий Андреевич.И вот представь, он жену похоронил, а потом его аркашка стукнул – приступ. Две недели он пролежал в больнице, а потом попросил: «Дайте мне лекарств!» Он ведь только жену похоронил, все сбережения потратил. Так не дали. Вышла эта заваптекой: «Мы, - т.е. как Николай I-й разговаривает, - решили вам лекарств не давать. Получите их в следующем месяце». Тогда Григорий Банькин встал на колени: «Помогите, я жить хочу! Дайте мне лекарств!» Но они сволочи не дали. Только комитет инвалидов помог. Но дали только Банькину, а Цуцкину нет. В результате, Василий Андреевич домой дошел, но на пороге хаты упал и умер… (На сайте http://podvignaroda.mil.ru/ есть наградные листы, по которым старший воздушный стрелок 639-го Штурмового Авиационного Полка старшина Цуцкин В.А. 1923 г.р. за 30 боевых вылетов был награжден орденом «Красной Звезды» и медалью «За отвагу» - прим.ред.) Представляешь?! Вот на хуторе Антонов есть такой Ткаченко Николай Иванович, у него пятки нет, оторвало на фронте. Ему ничего. А одному тут … активисту, который и не воевал и не служил, дали «Оку». А тех, кто воевал…

Но я решил заступиться. Пошел туда к ним, записался, чтобы попасть к губернатору. А когда пришёл, выяснилось, что меня вычеркнули из списка… Мне и самому лекарства нужны, и бабушка у меня онкобольная, так гвоздя ржавого не дали… Четыре года не давали мне лекарств. Этот слуховой аппарат выдается на четыре года, а я в нем уже десятый хожу. Мне дети говорят: «Зачем ты ходишь, унижаешься?» Чёрт с ними, но обидно…