Павленко Георгий Александрович

Родился я в 1924 г. За Доном совхоз был до войны "Победа Октября". Там я закончил 7 классов школы. Отец работал бухгалтером в совхозе. Детство какое было: в футбол гоняли, никто за нами не смотрел, росли мы как степная трава, так и мы. Огороды наши были, бахчи, сады - компания соберется ближних ребят: "Чё, пойдем на бахчи, арбузиков украдем?" - "Пошли!" Раньше там жили казаки и у них были хорошие сады, в основном: груши, сливы, тёрен. Груши мы ели, они крупные, хорошие.

В 37 году отца забрали, милиция приехала вечером, или кто они были. Меня дома не было. Денег-то нет у нас, у ребятишек - шло кино, мы в окнах сельского клуба вешались, смотрели. Это сегодня можно смотреть по интернету фильмы онлайн бесплатно, а в то время даже телевизоров еще не было.

Мы там были, и отца когда забрали, я не видел. В Калаче он сидел, недолго. Я ему передачки сюда возил.

- В чем обвинили?

- Болтун - так и написали в обвинительном заключении. Это я уже теперь узнал, кому-то что-то видимо сказал. Тогда ведь как было - написали и приезжают забирают. Ни следствия, ничего. Он сидел на Соловках Архангельской области. Он писал оттуда с островов, что дали ему 3 года - судила "тройка". Она так судила: 3 года проходит, и они еще добавляют. Там он работал тоже с бухгалтерией. Долго не было писем, а он письмо напишет: срок 3 года, кончается тогда-то и запечатает, на внутренней стороне конверта. Как они могли пропустить, не посмотрели внутри? Эти 3 года он не досидел еще, как началась война. Его забрали в августе 37-го. В общем, нет писем и нет, и я делал запрос. У меня товарищ был из совхоза, Федя Лобачев, стал капитаном в МВД. Он меня научил: "Ты напиши в ГУЛАГ. Так и пиши на конверте: Москва, ГУЛАГ. И тебе сразу пришлют ответ". Он по охране лагерей служил, форма у него была милицейская. Мне прислали ответ: "Ваш отец умер от истощения такого числа такого года".

Война началась. Мобилизовали меня 14 июля 1942 года. Пришла машина ЗИС-5, собрали нас человек 10 - нам еще и по 18 лет не исполнилось. Привезли в Калач, оттуда в Сталинград, и в Астрахань. Начали нас учить на сержантов, лето проучились. Гоняли - тревога - каждую ночь.

- Чему учили?

- Военному делу, выносливости, физкультура, а кормили там в Астрахани селедкой! Залом крупный, спина просоленная дотла, а хлеба нет. Наедимся этого залома, а воды был один колодец на территории учебного заведения. Рядом с ним стояли двое часовых с автоматами. С командиром придем, наберем в посуду - 2 кастрюли больших - и все и больше не подходи! А пить-то охота, хоть ты стреляй охранников. Воды больше нет нигде, с части-то я никуда не пойду, в общем, нас там мучили.

Вдруг объявили тревогу, 70 км до Астрахани немцы подошли, идут по калмыцким степям от Элисты. Нас одели, обули, а уже осень, морозы, а нам дали какие-то флотские ботинки хромовые, хорошие они, но не для зимы. Обмотки на 2 обхвата, чтоб брюки только не болтались. Шинели дали и шапки, теплое нижнее белье - кальсоны и рубашки. Автоматы дали, ППШ с круглым диском. Патроны складывали в тряпочные сумочки от фляжек - насыпай патронов, сколько хочешь. Сидишь, заряжаешь диск, а стреляет он так: не успеешь бросить курок, полдиска нету. Это что за автомат? Нехороший. Вот немецкие автоматы - другое дело.

Мы пошли в калмыцкую степь. У нас был отдельный батальон или дивизион, сейчас уже не помню. Мы были предназначены для охраны штабов. За нами шли штаб дивизии еще штабы. 450 человек таких, как я было. У нас был замполит, командиры взводов, командир батальона, и не знаю, почему он меня выбрал, мы с ним все время ходили в штаб дивизии, я его охранял. Идем, а он здоровый, высокий был, шагает как верблюд, а я бегом за ним плюс автомат еще тяжелый, но все равно я не отставал от него.

Это же прифронтовая зона была, блиндаж был. Он то знал куда идти, а идем ночью, днем не пойдешь. Рама пролетит, вроде высоко летит, думаешь, все спрятались, а у него такие приборы, что он видит все на земле. Как она пролетит, через полчаса самолеты уже идут нас бомбить, или танки пойдут, или пехоту пустят на нас. Они же видят сколько нас. А может, и предательства были.

Первый бой. Смотрим - идут танки. Я насчитал 8 штук. Они идут в шахматном порядке. Пушки на нас. Наш зам командира, в кожаной темно-красной куртке, он же понимал, что мы дети, где там мы что видели!? - Кричит: "Ложитесь! Окапывайтесь!" А что окапываться? Хоть нагреби там руками бруствер. Так нас окрестили, сразу на нас пошли танки. Впереди пошла пехота. Мы расположились во впадине, на бруствере с автоматами прилегли, а замполит говорит: "Ребята! Не теряйтесь! Я с вами!" И главное ходит в полный рост, когда уже танки рядом. Так его и убило. Санитарка была у нас, литовка, ее тоже убило. Кое-кого поранило, кто не спрятался.

Кто радировал, не знаю, наши самолеты летят, штурмовики. Как пошли бить один за одним по танкам. Какие загорелись даже, а какие повернули и дёру! Немцев, которые остались, перебили, на танках их немного было. Пошли на Ростов, станция Дивная, Верблюд, помню, потом Мечетка, называлось селение, пологая балка и Мечетка тянется 70км, это все в Ростовской области. Около Мечетки этой мы остановились как-то вечером. В степи какие-то амбары были, зерно туда засыпали. Мороз, январь месяц. Нам сказали: "Располагайтесь, кто как сможет". Мы в этих ботиночках и обмоточках. Полезли человек 6 под амбар. Амбары стояли на камнях и туда проход, сквозняк, больше некуда спрятаться. Сколько мы там, спали или не спали, не знаю, измученные, никакого пристанища не было у нас.

Когда мы шли, то привал делали. 10 минут привал, младшие командиры стоят: если лёг - сразу засыпаешь, а потом поднять как, такую массу 450 человек, не могут! Это самое страшное было! Будет спать, пока замерзнет, и не встанет! Вот младшие командиры стояли, следили, а они уж там и не отдыхали.

К утру из хутора, что рядом был, немцы начали стрелять из "ванюш", шестиствольных минометов, а мины - это страшнее снарядов. Она косит по земле. Они знали, что нас здесь много, собралось, это не только наш батальон, там еще были. На заре мы проснулись, ноги поотмерзли с руками. У меня друг был с Иловлинского района Валентин, я ему говорю: "Побежали к своим!" Мы в хутор. А он бьет по амбарам, разведка, видимо донесла. У нас уже ни командиров никаких, хаотическое такое движение людей - кто куда бежит - ничего не поймешь.

Бежали когда в село, там кукурузное поле по пути, кукуруза в рост, не пролезешь, а ее обходить далеко, надо лезть напролом. У нас были сумки противогазные, мы противогазы покидали - а куда его тягать! И в эти сумки наложили кукурузы. Когда мы бежали - початки ломали. Выбежали - попали в село. Когда кинулись в дома, глянули, а там солдат забито. В каждом доме. Я говорю: "Валентин, тут дело плохо будет! Давай отсюда уходить!" Тут уже немцы пошли, в наступление. Мы когда на край хутора вышли, идут такие не танки, а танкетки немецкие, а с села пошла туча народу, солдат наших. Кто-то им тоже сообщил. Наши отступать начали: выскакивают и бегут. Так они собрались в одну кучу.

Мы уже за селом с Валентином. Танкетки не прямо в село пошли, а объезжают село, чтобы завернуть всех. Мы смотрим, что мы не уйдем от них: поворачиваем и напрямую. А там была пахота, возле дороги. Огромные камни земли, поскользнулся - упал, снегу немного, а мороз сильный.

От дороги с другой стороны недалеко посадка деревьев, лесополоса. Валентин был какой-то вялый, несобранный - дитё. Как-то я был попроворней: видишь, если чего - надо и людей и себя спасать! Он раскис, а бежать надо, мы же в ботиночках, шинелях, кукурузы набрали в сумки - жрать же нечего. Мы нигде ничего не ели, уж не знаю, сколько суток: ни воды, ни пищи. Мы рады - кукурузу грызем на ходу.

Мы напрямки на бугор, а потом опять вниз и мы на самый верх выбежали, смотрим - а там внизу село какое-то. Когда мы глянули назад - танки заворачивают людей, 2 или 3 танка, а на них пулеметы, люди ж не полезут на смерть. Завернули они солдат наших и погнали их в плен. А мы вдвоем выбрались. Когда мы наверх выбрались - нам все видно стало, что там творится, как в кино. Мы вниз в село с ним как дунули - уже легче стало, откос пологий. 2 или 3 дома по эту сторону балки, потом по ту сторону, нам говорили, что на 70 км аж, тянется это село. Бежим вниз и к дороге прям к домам. Впереди кювет, мы в него прыгнули. Я как глядь назад - а там стоит на бугру танк, и на танке немец стоит - уже недалеко - метров 200 где-то от нас. Я как упаду и ему: "Ложись!" Они по нас с пулемета: туда-сюда. Я чуть голову поднял и говорю: "Все Валя! Сейчас они за нами приедут!" Они подумали, видимо, что нас убили. Он бруствер только скосил земли, кювет глубокий, и мы в него упали, чуть бы не успели - он нас, порезал.

Когда притихло, я выглядываю - немец стоит, потом слышу, дизель завели, развернулись и уехали. Не поехали за нами они. И вот нашего батальона не стало - ни начальников, ни солдат - мы вдвоем. Те все в плен попали.

Нас женщина приняла сразу, а у нее муж дома. Они были уже в оккупации, и рассказывали: "Днем они не ходят, а как ночь, они патрулируют". Валентин остался у этой женщины, а меня она отвела к другой. У той было двое детей, корова была. Она говорит: "Одежду прячьте, чтоб ничего военного не было". Вот мы в стога соломы все попрятали и автоматы тоже. Вот видите, какие мы вояки! Ну а что ж, если такую массу народу забрали, куда нам идти, к ним что ли сдаваться... Там спасайся кто как знает. Там никакого начальства.

Когда мы бежали от села на гору, пошла тачанка-тройка запряженная, галопом скакали, они видели, что танк идут, все в бурках черных (у нас же был 5-й донской корпус), с плечами, их там человек шесть сидело на этой тачанке, кучей, и поперли от этого села мимо. Я говорю: "Смотри! Командиры как нас организовывают!"

Это еще мы не в корпусе были, наш батальон отдельный был. Переночевали мы ночь, поутру женщина говорит: "Немцы уходят, так что смотрите - никуда не ходите, притаитесь. Они могут всех кого хотят расстрелять. У них пленные в конце села были - всех расстреляли". Танки пошли по селу, по дороге сбоку, по той, где нас чуть не побили. Пехота тоже идет, и говорят: "Русские нажимают". И правда - утром пришли наши солдаты. Тут мы одёжу нашли свою и автоматы. Поблагодарили этих женщин. Перед этим мы чуть обмылись, она же видит, что мы все замурзанные. Мы разделись - дети детьми! Она нам воды нагрела.

Утром собрались - куда идти? - Нигде военных не видим. Немцы ушли, местные рады до смерти. Мы ж не пойдем от фронта, и пошли куда наступают. Вот такие мы вояки, как сказать... беспомощные или предатели? Что мы могли сделать?

Пошли по дороге по направлению наступления наших. Догнали солдат, строя нет, просто все кучей идут пехотинцы. Немцы они как шли. У них дизеля-машины, и они их не глушили, мороз же! Здоровенные машины с кузовами были: они сели, уехали 70 км, окопались. А мы пёхом! Когда это мы придем. Они оставят где-то на возвышенности пару пулеметчиков, и они держат русских.

Шли мы, шли, и нам попался один старшина навстречу, и спросил: "Вы куда идете, ребята?" Мы, говорим: "С Россошек, там батальон наш в плен забрали". Мы слышали, знаем об этом, он говорит. - "А мы с той компании, теперь у нас ни батальона, ни командира нет... мы не знаем, куда нам идти. Вы идете, и мы идем вперед". Он нам: "Вы идите к нам в артиллерийский полк? У нас командир - подполковник Шелест и мало людей у нас. А сейчас мы на отдыхе. Пошли со мной?" - "Ну, пошли".

Полк был расквартирован в селе, названия не помню. Там назывались - батареи: в каждой по 6 пушек. Спрашивают нас: "Пойдете к нам служить?" - Мы: "Мы - солдаты. Нам кто чего скажет... вы же подполковник". - Нам надо разведчиков и связистов, говорит. Ну и пошли. Они нас обули, одели, дали белье новое. Приняли на довольствие.

Меня отправили к связистам. В артиллерии без связи никак. Артиллерия какая была? Минометы в этом дивизионе 120мм. 16 кг мина. Я в связь попал, а Валя в разведку. Связистов было человек 5. В батарее каждому миномету нужна связь. Там куча командиров. Без связи там делать нечего. Катушки с проводом, аппараты телефонные - вот вся и связь. У нас были две брички с этим оборудованием, с катушками, проводом и аппараты телефонные. Я ж не видел этого еще. Но там быстро соображал, все мне рассказали, как чего...

Отдых закончился у них и на фронт поехали. Работа тяжелая: катушки русские, нехорошие, не готовились мы к войне. Потом уже у нас были все немецкие катушки с проводом. На лошадь садишься, как рюкзак надеваешь, и провод как на машинке швейной - все регулируется. Ты хоть скачи, хоть тихо езжай, он там не собьется: провод идет хорошо. И сматывать - у нас никакого удобства, а у них с передачкой - надо бегом бежать, чтоб сматывать. Бежишь и крутишь - очень удобно. Аппараты у немцев были сделаны добротно: коробки пластмассовые, дождь льет - ему нипочем, а у нас все аппараты порасклеились - с фанеры были сделаны. Сам его загораживаешь телом, под дождем звонишь.

Связисту надо было одному с командиром дивизиона быть на наблюдательном пункте, а другому на батарее. Вот он всегда брал меня на наблюдательный, капитан Тальян, армян. Вот мужик хороший! Он уже пожилой был. Нам давали махорку, а он курил Беломор, давали офицерам папиросы. Он до половины докурит, а остальное нам отдаст - мы раза по два "дернем".

Смотришь, мина упала, связи нет с батареей, а батарея без связи мертвая, не знает ничего, что делать - ждет команды. Это вот хорошо днем, а ночью?! Приходишь - берешь провод в руки - ночь или не ночь - бегом, только бегом. Бежишь, кончился провод, а кругом много проводов, где твой конец? Где искать? Ночь, темно. Я вот сейчас удивляюсь, как я мог находить?! В основном, наверное, по цвету. Молодой был, глаза сильные были. У меня аппарат, смотришь, вроде мой, соединишь: "Алло!" - там позывной есть же. Соединил, с капитаном уже разговариваю. "Давай бегом сюда. А то там уже огня просят!" Передовая просит огня.

Бегом, всё бегом, ночь, грязь в колено, но я в сапогах, тут уже нас одели хорошо. Я же бегу чвакаю, как из посадки впереди с автомата очередь. У меня аж сердце! Я как шлепнулся в грязь прямо лицом! И все, притихли... ну что делать, не буду же я вечно лежать. Не знаю, кто это: наши, нет ли? Они по звуку, где шлепает, туда и вдарили. И вот господь меня хранил. Там же ждут. Надо вставать. Сначала полз на коленях, а проводов много: посмотрю - цвет не такой... нашел свой провод. Они ж не в куче, их вон куда все раскидало! Нашел, соединил - сам до смерти рад! Как я жив остался?

- Батарея была уже в казачьем кавкорпусе?

- Да, в 5-ом Донском. 5-й был Донской, а 4-й был Кубанский. Вот такое было начало моей службы. С России мы выходили в Бессарабию - там пошла пересеченная местность: то горы, то плоскодонье, в Венгрии так же. Там так: если одна дорога идет, то все, там горы, ты не свернешь ни направо, ни налево.

Дорога в Карпатах была одна. Сюда откос, река, сюда гора. Сказали, никуда не сворачивайте, ни на право, ни на лево, все заминировано. Саперы не успевают все разминировать, они где-то там на главных еще направлениях. Всем же сказано было! Так он взял и на лошади выехал, подорвался.

Мы когда на батарее были, самолеты налетели бомбить, а лошади у нас были с коноводом, остается один боец недалеко. Такой конь у меня был, молодой, шустрый, хороший! И убило. Я без лошади остался. Мы украли мне лошадь в 4-ом Кубанском. Друг у друга воровали. Сели четверо, поехали, мы знали, где они по соседству стояли, и лошади у них запасные были, к бричкам привязанные. Ночь. Там же ни собак, ничего. Мы подъехали, отвязали, в бричке спит солдат. Он откуда знает, кто это, хоть и проснется с 4-го или 5-го я корпуса. Отвязываем, а он не идет. Лошади же привыкли. Один погоняет, а второй сидит.

- Вам тяжело было на лошади воевать?

- Да ну там! Мы там у себя дома на лошадях и без седел, без ничего скакали. Это нам не в новинку было.

- Уход за лошадьми, процедуры ежедневные?

Лошади - самый был у нас надежный транспорт. Обязательно чтоб конь был накормленный, напоенный, без воды лошадь никак не может. Каждую минуту, как остановка, пойдешь - травки вырвешь и угостишь свою лошадку.

Если у тебя есть лишний кусочек - всегда ей отдашь, лошадке. Она ж тебя везет, телегу везет. И у нас не было такого, чтоб лошади были голодные. В основном, кормили ячменем, а он калорийный очень, поест это ведерко, не полное, конечно, норму нам давали на лошадь, и вечером опять дают. Тачанок у нас в полку не было.

- Минометы на чем перевозились?

- Прицеп специальный на конной тяге. Четыре лошади, на первой и на второй паре, ездовые. Пушки 76мм, когда перевозили, уже добавляли еще четыре лошади.

На Украине такая грязь! Вязнешь в колено. Верблюдами некоторые пушки тащили. Он кричит, его гонят, а что сделаешь, дожди как пошли, как все раскисло - лошади не могут. Пушку тянут, а она уходит в грязь.

- Верблюды дошли до Европы?

- Нет. (Смеется) Смех и грех. Россия бедная.

- А когда вы пришли в корпус, не помните номер дивизиона минометного?

182-й артиллерийский полк. А в полку было 4 батареи. А у них по 4 миномета было. Потом дали ЗИС-3 76 мм пушки. Сильные пушки!

- Как кормили?

- Да никак не кормили! У нас в дивизионе был повар, татарин Яхилев - никогда не забуду его фамилию! - "Да где ж наш Яхилев? Уже сутки не жрали ничего!" А он, черт его знает, куда девался. У него же и кухня была, и все продукты, бричка к которой привязана кухня солдатская. И вот он едет потихоньку, кони хорошие у него.

В калмыцкой степи - ни воды, ни еды, шли пешком. Воды нет - мы снежок в котелок потихоньку ложкой собирали, а он уже с песком перемешанный, буря была нагнала. Бурьяна наберешь чуть - хоть немного бы растаяло в котелке, 2-3 глотка глотнешь. Сухарями кормили, хлеба нету. А они такие крепкие, не угрызешь, а воды нет. Вот как быть? Нажрешься и кишки трещат, воды надо. Его надо мочить, когда есть... я думал, мы там не выживем.

- Из казачьей атрибутики, вам что было положено? Корпус же имел казачий статус?

- Были у нас лампасы. Нам в Румынии нашили шапок - папах, черные, кудлатые, прямо со шкур делали. В Румынии кто-то клич пустил: "Казаки всех вырезают, идет 5-й Донской корпус и режет всех подряд". И они убегали. В село румынское пришли, замков нигде нет, никого нет. Все равно ж будут ломать. Прям так бросили дом - открыто, заходи. Русские же бывают всякие дураки, в Венгрии зашли мы в один дом - трюмо стоит зеркало разбито, окна повыбиты, шифоньер стоит - все выломано, двери, ну для чего спрашивается? Вот я был молодой, но был против этого.

За мародерство одного расстреляли в Румынии - был у начальника артиллерии коноводом, при штабе дивизии. У кого-то золото, что ли отобрал или часы - присудил ему военный трибунал расстрел. Показательный! И всех офицеров нашей дивизии собирали в лесу. У нас начальник артиллерии еврей был, и с ним я туда приезжал. Я видел, как расстреливали, и как охраняли шалаш, а он в шалаше в наручниках был, обычный молодой парень. Строго. Зачитывали приказ - за мародерство наказание - расстрел. Яма выкопана, его поставили и 10 автоматчиков выстроились и капитан командует: "Огонь!" И они его - готово! Все знали этот приказ верховного главнокомандующего.

- О Сталине тогда и сейчас ваше мнение как-то изменилось?

- Я вот об этом не думал. Там политикой никто не занимался! Не до этого было. Даже вот никогда я не слышал, чтобы что-то про Сталина заговорили. Какие мы были политики? Зачем оно нам нужно?

Замполиты как-то собирали нас. В минуты отдыха, все про военное дело, про преданность солдат. У нас даже никого никогда не судили за измену. Все были честные, добросовестные, воевали как положено. Хвалить или не хвалить кого-то - на фронте не принято. Для этого были эти замполиты и командиры - они видели, им докладывали другие командиры... политика - чего я в ней там разбирался!?

- Бурки кто носил?

- Командование все в бурках было. У нас командир полка был сначала подполковник, к концу войны дали ему полковника. У него была бурка такая богатая, и остальные, замполит тоже. Командиры взводов в обычном.

- А шашки носили?

- Нет, не носили никто. Не знаю, были ли они, но, как я помню, не было шашек. А зачем они нужны там?

- Сабельных эскадронов атаки не видели?

- Никогда не видел. Их, наверное, и не было, потому что, пулеметы стоят...

- Ваша батарея по технике стреляла, подбивали танки?

- А как же? Загорались! У нас были наводчики ой-ой! Снаряды, какие хочешь: зажигательные, бронебойные. Такие танки у немцев были, а он свободно их пробивает. Пушка очень хорошая, сильная была.

- Фуражная команда была? Как лошадей кормили?

- Я точно не могу сказать, но откуда-то нам давали ячмень. Где как село заняли, кто-то ж занимался этим. Смотришь - привозят. У нас были ведра брезентовые с дужкой пришитой. И вот лошади за уши насыпаешь ведро ячменя, ну была там у него мерка. Вот у него бричка, полная ячменя - уже это за границей - вот там мерка у него или банка, и вот насыплешь в ведро, а лошадь стоит и раз махнет головой - интересно придумали - и вот все до зернышка поест! Смотришь - поела - снимаешь - ничего нет.

- У вас были приспособления: гвозди, подковы, вы обязаны были подковать?

- Был у нас кузнец специально. Перед венгерской границей мы пришли - трава зеленая весной, луг метров 300 длиной. Команда: расположиться. Граница здорово охраняется, а венгры злючие и страшно воинственные. Нас предупредили сразу, что тут граница крепкая - взять ее сложно будет. У нас Морозов кузнец был. Лошадь поставил, повод длинный, на руку его наматываешь и ложишься - заснули моментально. А она дергает, и скинула повод с руки. А ты спишь как мертвый. Она сняла с руки и пошла. Проснулись утром - лошади кричат, командир взвода еще громче: "Вы что распустили лошадей?!" Я тоже проснулся. Часовые спали.

Серый у меня был конь, видно далеко. Я как глядь - он пасется - вскочил, шинель с пилоткой набекрень, холодно же, побежал, но меня обогнал Морозов, и он впереди меня метров 10 где-то вперед ушел... и попал на мину. Около дороги недалеко заминировано было. Но не знаю, почему ни одна лошадь не взорвалась!? Вот сколько их там ходило, ни у меня ж одного! И ни одна не попала на мину. Может, их там и не было много. А вот Морозов наступил на мину, и его разорвало в клочья. Кричит кто-то: "Павленко убило". (видели, что я туда побежал), а я говорю: "Нет, Павленко живой. Это Морозова убило".

Хоронить нечего было - все раскидало, сильная мина была, может даже противотанковая, взрыв сильный был.

Этот кузнец нам и подковывал. У него шипы и подковы. Один шип износился - он его выкрутит, а новый закрутит. Ковал он и обрезал копыта, отрастают же, аж заламываются - он обрежет. Это когда время было, если долго стоим. У него инструменты все были.

В Австрии мы были вовсе все в горах. Пулеметчики строчат, дорога простреливается, ты никуда не денешься. Где-нибудь они сидят на поворотах. В один поворот мы выезжаем - глянули - побоище, 15 лошадей убитых и 15 человек лежит. Они как ехали - наша передовая разведка, а за поворотом танкетка стояла, а там же пулемет. И как они только с поворота вышли, это дело секундное - с пулемета как включил. Рядом обрыв, и лошади с обрыва попадали. Мы шли уже днем по этой дороге. А их кто убирал? Некогда военным убирать. Там села, которые были поближе, местные убирали. Я даже не знаю, куда убитых девали.

Валентина убили. Нам сообщили, что в посадке у села, с полкилометра и на подъем. Встал там ночью, "тигр" немецкий, снег всю ночь шел, его присыпало, и не видно. Мы выходили от села - нам позвонили, надо выставить дозор. Тигр нас заметил, что мы копошимся. Мы заняли готовые окопы. Был у нас в разведке сержант-киргиз и Валентин, в одном окопе они сидели, когда мы пришли, а мы с капитаном в другом окопе: связист и командир. Танк заметил и первым снарядом - перелет - он хотел в соседний окоп, где Валентин. Ну, а второй снаряд уже не промахнулся - прямо в окоп. Вот точность какая - зараза! Значит, у него такой прибор там, что он точно в окоп попал, и их разорвало на куски обоих. Ну а мы присели. "Тигр" завелся, развернулся, но не ушел, боком стал. Мы позвонили на батарею, где наши пушки, у нас были уже 76-мм пушки, у нас забрали минометы прямо на фронте и дали эти пушки, противотанковые. Выкатили на руках пушку, подвезли на лошадях поближе, а потом на руках. У нас был цыган-наводчик, он стрелял как "черт". Он первым же снарядом как лупанул, и "тигр" вспыхнул.

Минометы мы сдали, и до конца войны у нас были противотанковые пушки, мы стали противотанкистами. А я связист. Мне как-то для смеху присвоили звание ефрейтора.

Мы шли Румыния, Венгрия, Австрия. Мы были где-то в Венгрии, на НП были ночью, когда дежуришь, трубку привяжешь шнурком к голове подремать можно. Если чего надо, то с батареи позвонят, до батареи километр. Гора эта, мы на подъеме сидим. Звонят оттуда: "Вы не спите там?" - "Нет!" Утром, чуть заря, я пошел помочиться от окопов, смотрю, валежник лежит. А он - немец - залез под него, под хворост, и спит. До чего он, значит, усталый такой. Гляжу, ботинки торчат. Я обратно: Товарищ капитан, вон там спит, не знаю кто... Я автомат взвел, он пистолет достал, и пошли, а там рядом прям - метров 5-10. а уже серело на заре. Подходим, капитан говорит: "Толкай его!" Я автоматом, дулом по ноге. Как он вскочит. Видит, что русские и руки поднял. Немец. Винтовки или автомата нет у него. Патронташи у него 2 штуки с патронами при нем. Как то мы объяснялись, ну мы немного знали по-немецки. Он с поднятыми руками подошел к нашим окопам, стоит, нас трое, мы вооружены. Позвонили мы в штаб, капитан говорит: "Немца мы взяли пленного. Куда девать?" - А тот отвечает: "У нас уже их тут полно!"

Город Ясы, в Румынии, и они с ясовской группировки бегут домой, кто вырвался оттуда.

К нам на батарею раз позвонили: "В вашем направлении идет группа немцев человек 200, смотрите - не прозевайте, не спите и чтоб были наготове!" А ночь была осенняя - темно страшно, ничего не видать. Мы только слышим по грязи бегут: шлеп-шлеп - ни одного разговора, ни слова. Пробежали мимо. Не стали их трогать. Пронесло, слава богу. Там ночь такая, что не знаешь: куда стрелять, в кого?! Своих побьешь или чужих!? Рассвело когда, глянули вниз, а там идет колонна человек сто. Строем идут строго, а один идет впереди с белым флагом. Немцы идут сдаваться. Ну, мы посмеялись и все. Мы там когда были, оказывается, война-то уже кончилась, но еще нам не сообщили.

Они поняли, что война проиграна и сдавались. Они ж не дураки. Зачем погибать, когда уже остались считанные дни. Они знают, что ничего уже не сделают, они и сдавались. Что ж их бить, стрелять в них, когда они сами идут. Им 2 человека дадут сопровождающих, и они за ними идут, их приводят в штаб, переводчики командиров вызывают их, поговорят. Отправляют в Россию, а кого арестовывают. А мы сидим -смеемся: "Ну вот, довоевались!" Ну и радость! Ой! Когда позвонили: "Кончилась война!" Ой, что там творилось! Бьют со всех орудий, все гремит, гудит, и мы на горе стреляем, и внизу стреляют. Столько пройти - Европу пройти! И не просто так, а с боями, народу сколько погибло. Страшное дело.

Потом звонят: "Сматывайте свои манатки, батареи свои приводите в порядок и готовьтесь в Россию назад идти!"

Нас направили в город Грац, там англичане сдавали власовцев. Я туда попал. С каждой роты сколько-то человек от нас было - принимать их надо, людей.

- Вам сдавали лошадей казачьего корпуса СС?

- Да, я попал в команду принимать, сбрую, телеги, лошадей, амуницию. Оружия не было. Много нас там было. Лошадей целый день мы принимали, англичане гонят брички. Мы, воротнички застегнули все, чтоб перед их армией не осрамиться. А они на бричках сидят, рукава позасучили, едут, улыбаются. Стоит наш и английский генерал. Мост через реку в городе Грац, а около реки завод. Ночью принимали власовцев, но я лично не был там. Рассказывали солдаты, что студебекеры привозили их прямо во двор завода, там железная дорога была, туда вагоны загоняли телячьи. Офицеры их стрелялись, которые действительно были виноваты. Они прямо там стрелялись, оружие проносили. Завод весь охранялся нашими и изнутри, и снаружи. Этих власовцев сразу забивали вагон, двери досками накрест, и "ту-ту", поехали в Россию.

На мост заезжает бричка, к ней две лошади привязанные, и две запряжены. Англичанин спрыгивает и уходит, а наш садится и поехал. Вот так мы принимали. Но я там не был до конца. Опять меня выбрали. Было два майора, строевой и ветврач. Врач, чтоб лошадей здоровых довезти, больных подлечить. Мне они говорят: "Павленко, выбирай хорошую тачанку". А там и тачанки сдавали, и чёрт и чё сдавади, все новое, на резиновых колесах, с капюшоном, для фонарей сделано. Я ее и выбрал, пару лошадей тоже, и сбрую. В тачанке передок, ящик под сиденьем, капюшон на меня и на них. Я в ящик - колбасы, вина, ветчину, мясо, сало - там у них за границей все копченое, все наладил, и я их возил до самой Украины, и в Ростовскую область. Там же были казармы царские. Каменск город Ростовской области. Строго за лошадей было, потому что в России все выбили, и людей, и лошадей. Транспорта никакого, чтоб всех доставить в надлежащем порядке, чтоб они не болели.

Дошли мы до Украины, там на вагоны лошадей погрузили. Распрощался я со своими майорами. Похвалили меня. Приехали в Ростовскую область в город Каменск.

У меня почерк красивый был, и начальник артиллерии полка взял меня к себе писарем. Я говорю: везучий я парень. Там выбирал меня командир дивизиона, с собой тягал, я как собачка за ним бегал, а тут писарем. Кто-то ему порекомендовал, и он сделал мне предложение. Целый день ему надо что-то делать. Он еврей был, но мужик хороший. Вот он ходит и знает, какую мне дистанцию надо, я пишу, он не спешит, он все диктовал по артиллерии, все относилось по артиллерийскому делу. Он диктует, а как обед - он и я на обед. Он недалеко там жил в Каменске у него квартира была, и жена была.

У меня друг был в Каменске, а у него брат родной генерал. Он сам не знал, со мной служил, а когда узнал, что у него брат тут родной говорит: "Пойдем сегодня мы к генералу, ты проси у майора увольнительный". Я отпросился до 12 часов ночи. Мы на вахту увольнительные дали, у генерала была собака овчарка, домик снимал, Мы придем - тот рад до смерти брату. Посылает машину на завод - едет куда-то за пивом. Шофер поехал и привозит бутыль пива. Пиво там хорошее. Но мы не напивались, мы ж не пьяницы, мы дети еще были.

В Венгрии у них там вино, откос пологий, там у них виноградники, и там же винные подвалы. Внутри аркой, полы, все забетонировано, стоят бочки в 3-4 ряда. Там вино годами - оно там никогда не кончается. Сначала бочки маленькие, потом - выше и выше и там стоит бочка такая, что рукой не достанешь. Вина море!

Нас встречали в Вегрии в Будапеште, там на окраинах, в самом центре нам не пришлось быть. Стоят бендежки, и там пивные кружки, как и у нас в России: "Пожалуйста!" - Зазывают по-своему. - "Нееет!" Я никогда! Да мы никто еще не пили. Мы дети были. Мы еще не научились этому делу.

У нас ездовой был в дивизионе (что он возил - не помню), так он - собака - нажрался, пошел в туалет и упал в свое же дерьмо. Командир полка пришел, как все равно по заказу. И смех, и грех. Сказал: "Приведите его в порядок, а завтра мне доложите, а то я забуду про него!" Солдаты его погрузили в бричку, и не знаю, что они с ним делали.

- Наркомовские давали 100 граммов?

- Давали на Украине. Там же спиртзаводов много и вот нам давали спирт. Вьюга, а мы на огневой. В обед: суп и спирт у старшины стоит, термос - крышка открывается. Полный термос спирту. Подходишь с котелком за супом - набирает спирт черпаком: "Пей!" - "Да я ни когда не пил! Что ты меня заставляешь?" - "Пей, сказал командир батареи! Чтоб всех я понемногу напоил!" Вьюга, холод, но она какая-то сыроватая. Там на Украине нет морозов сильных, но холодно. Так он заставляет, а тут ребята стоят ждут, когда я выпью и получу суп. "Пей, не умрешь, не бойся?" Эх, была не была - глотнул, закашлял, перехватило глотку! - "Хлебай суп?!" Эти 100 граммов - 1 раз только нам давали, больше никогда.

- Женщины были в полку?

- Нет, ни одной женщины не было.

- Личное оружие применять приходилось?

- Нет. Таскали так. Наш автомат - блестит как зеркало, когда отчищенный, не вороненый он, чуть капнуло, он ржавеет, а немецкий автомат, они ж готовились к войне, ему по боку: пусть льет дождь. Он высох - и опять такой же чистый. Наш автомат сделали, когда уже война была. Там рад и этому, что автомат появился. Это заниматься специально надо - уметь стрелять с него. Чуть передержал - полдиска нет, сильно скорострельный он.

- По-вашему, Красная армия, в частности 5-й кавкорпус, умело воевали?

- Да умело. У нас измен Родине не было. Люди гибли, конечно, - на то она и война. У нас вот налетел самолет - под лошадь залазишь, я обычно под шею лошади сяду и держу, а она не стоит, она уже так натренирована - боится одного звука самолета! Она ходит вокруг тебя. А я уже и привык. Они по одному не летали. Вот их летит штук 8-10, и вот выстраиваются в одну линию, один пикирует, за ним - второй. Чтоб бой воздушный - я никогда не видел, не приходилось.

Капитана Тальяна ценили в дивизии. Он стрелял - если взялся минометом - все! "Ура! Спасибо!" - в телефон шумят. Как он нащупал их траншеи, как дал по ним и наша пехота свободно пошла. А так они их срежут. Там же нельзя вставать, там и пулеметы, и автоматы не пройдешь.

- Это были кавалеристы спешенные?

- Нет. У нас пехота была из других полков. У нас полков много было. Были не обязательно все на лошадях, была и просто пехота, без нее нельзя, и без нас нельзя, без артиллерии. Вот мы друг другу и помогаем.

Они на лошадях никогда не вылезали, все спешивались, и пешими наступали. А на лошади куда? Лошадь - просто средство передвижения. У немцев была техника, а у нас не было никакой, ЗИС-5 была самая лучшая машина. Студебейкеров у нас ни одного не видел. Да и у нас никаких я машин с роду не видел. Все на лошадях и верблюдах.

- Какие награды у вас?

- Медаль "За отвагу", "За боевее заслуги", и орден "Славы", у меня три боевых награды. А награждали за работу, за связь, за комплекс, в общем. Какие командиры тобой командуют, они делают выводы и награждают. Награждали нас в Румынии в лесу - орден Славы. Строили весь дивизион, и даже представители с дивизии были, перед всем строем вручали награды.

- На войне надеялись выжить?

- Об этом никакой думки. Я ничего не понимал, что меня убьют или там ранят или я хоронился куда-то, я как-то просто относился к этому, надо выполнять дело. Эта связь - вроде так, только сказал... Надо пойти ночью одному, все сделать. и бегом, все бегом. Так не только это. И другие дела. Все надо выполнять строго, четко. Я об этих наградах и не думал совсем. Сообщают только: приехал командир батареи и говорит: "Завтра, Павленко, поедем тебе вручать будут орден" - "За что?" - "Как за что? Ты что не воевал?" И прямо перед всеми зачитывают и вручают. А я с роду не думал, что меня убьют, что я что-то не так сделаю. Я только знал, что мне надо это выполнить, хоть умри, хоть кровь с носа, а сделай, приди и доложи. Не знаю, почему такой я был. Поэтому, наверное, и писарем попал, и к майорам двум, и начальника дивизиона сопровождал всегда я.

- Когда вы сопровождали капитана, вы как видели бой?

- Я же передаю. Он мне говорит. Он наблюдает за полем боя: "Батарея к бою!" Сразу все к пушкам. Первое орудие 1 снаряд, прицел такой-такой-такой. 1-е орудие: "Огонь!" - Бабах - выстрел - он смотрит, где снаряд упал. Или минометы у нас были: он смотрит, где мина упала. Если хорошо упала к цели, куда он хочет, командует: "Батарея, 3 снаряда беглым огонь!" - и все - по 3 снаряда 6 минометов, как шуранут - там горит все! Мины - это страшное - в 100 раз сильнее снаряда! Снаряд он танк вдарит - это дело другое прямой наводкой, или дом разрушит. Или он говорит: "Первое орудие, прицел такой-то, 1 снаряд, огонь!" Он смотрит, куда упал, ближе или дальше. Он тогда уже с этого снаряда корректирует, это называется "вилка" у артиллеристов. 1-й дали - перелет, 2-й - недолет, а 3-й - точно! Он бил мастерски. В трубку шумят: "Тальян, давай огня! Передовая просит огня!" И тут вдруг и связи нет с батареей, и я бегом...

- Всегда проводная связь была, раций не было?

- Не было никаких раций до конца войны. Там только провода. А этих проводов - ой! Там дивизия, там полки, там еще какие-то, а там просто не убрал кто-то, их поразрывало и куски валяются - вот и ищи.

- Бога вспоминали?

- Нет, что мы там про бога знали, ни в церкви не были, нигде...

- А кто были ребята на батареях по национальности, как отношения складывались между солдатами?

- Не было никаких конфликтов, все всегда нормально.

- Понятие фронтовое братство?

- Это в коллективе, в пехоте. Вот там друг за друга - там никуда не денешься, там нужно это обязательно. Этого не будет, значит, все погибнут, все как один: сказал командир - значит все!

А мы сами себе хозяева были, у нас командир один на батарее сидит офицер, а на НП капитан, вот и все и командиры. Командир полка - он не знаю, где бывает. Он никем не командует, когда бой идет.

- С союзниками немецкими не сталкивались?

- С румынами, да. Они все домой бежали. Мы подъехали, смотрим - стоят обозы - конца нету! Подводы, запряженные лошади, а румын никого нет, солдат, они куда-то делись все. В этих бричках, кроме еды, там ничего не было: галеты, сигареты, папиросы. Галеты у них были немецкие, галет этих у немцев было, сколько хочешь везде. Там и сало, и колбасы, все копченое. А жара, печет солнце. Мы пошли лазить по бричкам. Ну, а что с нами сделаешь? На нас кричат офицеры, запрещают, а как не делать: мы себе и колбасы, и сахару наберем - мешками. Мы к себе в брички. Сахар у нас ели лошади, прямо мешок порвали - и едят! Мы смеялись: мы завоевали, кушайте и вы лошадки! Мы за границей кухни уже не знали. В Бессарабии еще мы голодные были. Помню, там кабана убили во дворе, хозяев нет. Нашли во дворе котел чугунный, застрелили кабана, нашлись у нас мастера: разделали, мяса наварили, а уже в Венгрии, Австрии еды полно.

- Потери большие были в полку, на батареях?

- Были потери, и лошадей много выбивало. Бомбежки.

- Под вами сколько лошадей сменилось за войну?

- Две. Первого, серого, убило. В Венгрии, был приказ нам зачитан, о том, что можно лошадей брать. Если у тебя лошадь убило, ты имеешь право подыскать лошадь себе у хозяев-венгеров. Ее тоже убило, кобыла была черная. Она не приучена была к таким походам и такой жизни. Хозяин ее гладил да миловал, а как седло надели на нее, да переход сделали 40 км, так она стоит - не ест и не пьет. Она не приучена. Наши-то втянулись: они и голодные, и холодные идут. А я дурак, не знал же этого - сумку ей с ячменем повесил - она нажралась ячменя и у неё ноги отказали. Вот там меня ветфельдшер выручил, он знал что делать, она постояла ночь и отошла. Она может, вообще ячмень не ела, кто ее знает.

- На маршах вы где обычно находились?

- Всегда у нас вперед шли пушки, а потом хозрасчет весь. Связь в конце колонны шла всегда. Командир всегда впереди едет верхом. Бурка у него у Тальяна была черная и папаха была. Днем редко мы ходили, в основном ночью.

- В седле спали?

- Спали по-всякому. Ни один не падал. Сидит на лошади, качается, смотришь - а он спит, и сами лошади уже привыкли: она идет, и другой лошади в задницу, тык - и ты проснешься - поглядишь, чего она... Лошадь не вдарит никогда. Если только она не испугается, лошади тоже сонные идут. Передние никогда никто не спит, и задние тоже - там будит кто-нибудь ездит. Никто никогда не сказал: "Ложитесь спать!" Я сейчас сам удивляюсь, как мы могли так терпеть?! Потому что все молодые, стариков там очень мало было. Они не участвовали, они где-то были при хозработах. В основном вся молодежь, которая за счет своего молодого организма могла выносить все. Достаточно было 15-20 минут подремать, и это состояние уйдет сонное, вроде как умылся. Чуть надо было только глаза закрыть.

- Вам под Будапештом бои запомнились? Озеро Балатон, там корпус отличился.

- Ширина - 12 км у Балатона, и сколько глаз видит - это его длина, конца я не видел. Мы прямо в Балатон гранаты бросали противотанковые, она ж прикосновением рвется, страшная граната. А бои, я не знаю, у нас оно однообразие было. Мы вот дошли до Балатона, обходить его не стали, а стороной пошли куда-то. На Венгерской границе бои были сильные, а румыны венграм не помогали, они - не вояки, а те же цыгане. В Бессарабии тоже цыгане.

- Разговоры про 2-ой фронт, про союзников были?

- Нет. Ничего.

- Трофеи брали?

- За это было очень строго, никто ничего не брал.

- Посылки разрешали посылать?

- Один раз только разрешали, где-то в Румынии или в Венгрии. А где солдат возьмет? В основном это разрешение было для офицеров. Ну и у солдат брали. Вот помню, какой-то клочок или два материала на платье. У меня сестра была - вот я ей послал посылку - пришла домой. Но за это было строго. Если кто из населения пойдет пожалуется, смотря какой командир, а то сразу передаст, куда следует. Офицеры много посылали.

Приехали мы в Каменск, и там я дослуживал. Война закончилась в 45, я 46 год полностью еще был там, не пускали нас домой, и 23 февраля 47 года на Сталинградское направление нас человек 15 демобилизовали. Это только начало было - нас самых первых.