Я родилась 19 августа 1921 года в Кронштадтском переулке г. Симферополя Крымской АССР. Отец работал переплетчиком в типографии, мать была домохозяйкой. Жили бедно. Училась в первой гимназии, расположенной на ул. Карла Маркса. Преподавали нам немецкий, крымскотатарский, но мы эти языки знали плохо, потому что за один час в неделю хорошо выучить предмет было тяжело. После окончания седьмого класса, я с подругой пошли поступать на шестимесячные курсы морзистов при городском Центральном телеграфе Симферополя. Учебное здание находилось в Почтовом переулке. Обучали обращению с аппаратом, показывали, как заправлять ленты, наливать краску, военного дела не было. В конце курсов мы сдали экзамены и получили удостоверение морзистов третьего класса. Никаких разговоров о приближающейся войне тогда не велось. 22 июня 1941 года по радио объявили, что началась война.
20 августа 1941 г. меня призвали на военную службу и определили в 51-ю армию, в 91-й отдельный полк связи, прозванный "женским". Наш полк обслуживал штаб армии, который находился в г. Симферополе. В мои обязанности входила передача информации по аппарату Морзе. В начале службы, работы по связи было мало. Жили мы в здании пищевого техникума возле р. Салгир, а работали в большом доме, который находился в конце Симферопольского парка, там и располагался штаб 51-й армии вместе с нашим телеграфом. Потом нас перевели на Петровские скалы.
В один из дней мы пришли домой после ночной смены, только прилегли отдохнуть, как объявляют: "Тревога!" Необходимо вставать, собираться и уезжать. Оказалось, что немцы находились очень близко к городу. Нина, Валя и еще несколько девушек поехали на Феодосию и не вернулись, наверное, попали к немцам. Нас же бросили, начальство сразу же уехало, и кто как мог, так и стал эвакуироваться. Мы переехали в Карасу-Базар. Местные жители принесли нам корыто с яблоками и медом, сказали:
- Угощайтесь.
Потом кто-то из мужчин вышел на дорогу, чтобы остановить машину на Южный берег, удалось, в итоге подъезжаем на машине к Ялте, немцы уже отбомбили морской вокзал, повсюду валялись убитые и раненные люди и лошади. Мы направились в Алушту, а там все начальство сидит. Стоим, они не знают, что с нами делать, некуда ведь девать. Все машины забиты аппаратурой, начальство на легковых машинах. Слышу, как адмирал Октябрьский, которого я видела в штабе, говорит кому-то:
- Дайте им газеты и журналы, пусть сидят, читают и смотрят на лунную дорожку.
Не нужны мы им были. В Симферополь нельзя вернуться, а тут негде остаться. Но потом рассадили кое-как, девушки постарше с ними в легковушки, а нам дали полуторку. Ночью проехали через Байдарские ворота, остановились на аэродроме в Кадыковке Балаклавского района, что за Севастополем, и если бы мы не уехали оттуда на рассвете, нас бы накрыло начавшейся бомбежкой. Пересели на автобус, в котором не было стекол, все было забито дощечками, я даже не знаю, как и куда мы ехали, чтобы морем уйти. Часть девушек из полка, и меня в том числе, определили на танкер "Кремль", потом я читала, что этот танкер был негоден к плаванию. Нас расположили в трюме. Ночью мы подорвались на мине, и как раз под нами произошел взрыв. Паника стояла страшная, кто-то из командиров стрелялся, кто-то заводил моторы, одному матросу какими-то ящиками ногу переехали, кто-то прыгал в воду. Затем к нам вышел капитан и успокоил всех:
- Не волнуйтесь, дно состоит из отсеков, мы одну сторону заполним водой, выровняем судно, пробоину залатаем и пойдем дальше.
Я стояла с Ниной Шастовой, подошел к нам капитан и говорит:
- Идемте, девочки, я вам отдаю свою койку.
А его помощник отдал свое место двум гражданским.
У меня началась морская болезнь. Вспоминать страшно. Затем пришли в Туапсе, бросили якорь. Нас расположили в спортивном зале вместе с гражданскими. Пробыли там недолго, вскоре нас вызвали, и сказали:
- Сейчас пойдем на крейсер "Красный Кавказ", и двинемся на Новороссийск.
Все девушки, плачут, говорят:
- Не пойдем, хоть расстреливайте!
Пошли мы крейсер, он такой огромный был. Койки видели, на которых личный состав спал, не удобные они, до сих пор думаю, бедные моряки, как они там отдыхали. Шалили с нами, к примеру, матросы соберутся в коридоре и не пропускают, пока я не скажу им:
- Полундра!
Они хохочут, и сразу расступаются.
 |
Морзистки, слева направо Склярова Л.Н., Маша из Симферополя, москвички Валя и Женя, август 1941 г. |
Когда прибыли в Новороссийск, было очень холодно и морозно, нас расположили в пустом здании. Рядом был кинотеатр, и мы смотрели фильм с музыкой Штрауса, в котором Карла Дон пела. Потом Краснодар, откуда в Темрюк, расположенный на Азовском море, шли пешком, по дороге нам дали трактор с прицепом, а командир отряда майор Бурлаков, кстати, очень хороший человек, отдал нам свою бурку, чтобы мы укрылись под ней от снега. Прибыли под Новый год, оказалось, что в это время наш десант брал Керчь. Азовское море было подо льдом. Мы вчетвером спали на железной кровати, она была такой узкой. Вскоре мы пошли по замерзшей Чушке, а навстречу топают якобы больные, казахи, татары, не знаю, они простреливали себе руку, лишь бы только уйти оттуда, и у них у всех, как нам говорили, курсак больной был. до сих пор интересно, что же имелось в виду. В итоге добрались до Керчи, где остановились в детском саду, гражданские нам жаловались, мол, был список, по которому немцы должны были начать расстрелы, да, к счастью, не успели. Из города поехали в штаб (мы там 8 марта встречали), где располагались две деревни, татарская и русская, мы во второй деревне остановились. Офицеры говорили, что в первой жили не совсем татары, а какие-то каджары, вроде бы иранцы. Все это время как морзистки оставались при штабе, но работы не было, потому что постоянно находились в движении.
Стояли недалеко от передовой, там немцы, тут мы. Думали, на первое мая будут бомбить, но ничего не было. А вот после майских праздников (7-8 мая) мы уже оттуда уходили, и кто как мог, так и переправлялся, на дороге собирали из своих частей воинский состав, кто успел сбежать, потому что постоянно откуда-то сверху колонны обстреливали автоматчики. Дошли до воды, Керченский пролив, на дороге был спуск к самому берегу, и стояли машины, забитые техникой и обмундированием, переправы никакой не было. выяснилось, что начальство опять сбежало, а мы остались. Вот так было дело в Керчи. Что-то переправляли на катерах, и офицеры дрались, стреляли, одну девочку застрелили, другой задело шею, в общем, все лезли на борт, каждому хотелось переправиться. Прямо в лицо стреляли. Что делать, моя подруга Маша полезла к какому-то зданию, закрытому брезентом. Я пошла, подхожу, там сарай стоит, подпорки стояли, заглянула, вижу, там еще одна наша девочка в уголочке сидит, я с ней. Через некоторое время заглянул наш шофер, он сам был керченский, спрашивает:
- Вы чего тут сидите?
- А куда идти? Некуда.
- Вставай, пошли со мной.
Подошли к воде, а там было корыто железное, у которого стоял человек, эту посудину обслуживавший. Виктор, водитель, говорит:
- Пожалуйста, перебрось девочек.
А ту сторону видно. Он ничего ему не ответил, потом говорит нам:
- Котелки есть?
- Есть.
- Залезай.
Как мы залезли, не помню. А Виктор ушел и как-то переправился, я не спрашивала. В лодке была дыра, так что нам все время приходилось вычерпывать воду котелками. Переправились, а на дороге стоит несколько человек, собирают своих, к нам парень один пристал, дело было к вечеру. Подошли, дом какой-то стоит, не огорожен ни деревца, не знаю как они там жили. Он постучал и говорит:
- Водички не дадите?
А оттуда мужик отвечает:
- Вон колодец, пойди и напейся.
Парень сказал, что пойдет, поищет еды. Мы расстелили под этим домом плащ-палатку, положили мешки и прямо в шинелях легли. Так этот парень к нам не вернулся, может, убили. Утром встали, а под нами иней. Дошли до места, где собирали наш полк. Потом часть разделили, всю технику бросили, все на берегу. Одну часть оставили в 51-й армии, а вторую отправили в Сталинград.
Приехали в город, остановились на тракторном заводе и в каком-то помещении сделали нары из досок. Потом пошли к Дону, прошли Камыши, Карповку. В итоге остановились в Карповке, возле самого Дона были хатки, а там немец бомбил, переправа была на ту сторону реки. Поехали на машине искупаться, а тут налетели бомбить переправу. Мы скорей обратно.
В Сталинград вернулись, у самой реки Волги были. В это время я находилась в 91-м полку связи. Между какими-то большими блестящими баками, где нефть хранится, расположились начальники. Тут была единственная землянка, большая и вот мы бежим в эту землянку, постоянно обеспечивали переговоры с частями, стояли только телефонные аппараты, немецкие, наверное, в кожаных футлярах. А времени на морзянку не было, это же надо было тянуть провода ко всем частям. Мы постелили плащ-палатку на берегу реки, уже тепло было, и спали, и умывались, и пили из Волги.
Потом переправлялись на ту сторону. Уже все залезли в катер, а я стою, раненые рядом просят, чтобы их взяли, но куда. Думаю: "Как я полезу, когда тут стоят, просят, чтобы их взяли". Стали подымать канат, видят меня, кричат:
- А ты чего тут стоишь?
Я вообще тогда была медлительная, меня осколком шарахнуло выше левой брови. Ничего не понимала, как контуженная. Дело было так: как-то в туалет захотела, побежала туда, а в воздухе кругом одни самолеты улетают, другие прилетают, делают карусель, и вот мы стояли у какой-то землянке, а там кустики деревья, только эти улетели, я побежала туда. Одна женщина кричит:
- Куда ты бежишь? Опять летят.
Сразу упала, не знаю, как я вообще глаза не повредила?! Как меня вытащили, не знаю, никто мне ничего не сказал, перевязали рану, и все.
В итоге как-то я перебрались на ту сторону, остановились в Средней Ахтубе, там такие землянки в лесу были, теплые, из бревен. Бывало, идешь с котелком покушать взять, у кого нос белый, у кого щека, рука, сильный мороз в 1942-м году стоял. Так мы там и простояли. А начальство на самом берегу оставалось, хоть это место постоянно обстреливалось немцами. Когда врага выбили и взяли Паулюса в плен мы переправились по льду на полуторках.
Мы были приданы штабу 62-й армии, затем переименованной в 8-ю гвардейскую. От Сталинграда дошли до Купянска, старшина куда-то поехал и на мине подорвался. Потом в Барвенково, я еще ночью с офицером из шифровального отдела шла по улице, луна светила вовсю, и на домах висели с именами девочек, с которыми развлекались фрицы. Потом Запорожье, Днепропетровск, Никопольский плацдарм, Новый Бук, Одесса. Мы, несколько девушек, отделились от группы, пошли к морю, где бюст Пушкина стоит и посетили Большой Одесский театр, подошли к нему, а там мужчина разрешил нам зайти, поднялись по лестнице, он нам все рассказывал, показывал сцену, говорил, что в сцену попала мина и румыны все восстановили. Никто нас не встречал, только некоторые пожилые женщины нам говорили:
- Вот девочки, а наши солдаты где?
Здесь мы сели на поезд и добрались до Ковеля, потом был город Люблин. Польское население нас встречало плохо, мы проезжали деревню, они все в окна смотрели со злостью. В Польше мы были у самой реки Висла, а с той стороны была построена дамба и там вырыли землянки для начальства, а мы в лесу в палатках жили, с другой стороны стояла машина со связью. Но я не помню, чтобы мы вели какие-то переговоры, хотя на дежурство ходили.
Во время боев на Магнушевском плацдарме стало понятно, что окончательный перевес в наших руках: мы ни разу не попадали под бомбежку. Вообще же после Сталинграда немец стал как-то слабее. Только когда крепость Познань брали, мы остерегались дорог и двигались лесом, наши никак не могли ее взять. Страшно было, потому что немцы выходили из окружения и тоже пробирались куда-то. Но мы прошли благополучно, не встретив врага.
 |
В поезде, Германия, 1945 г. Слева направо стоят: Жанна Стасюкова, Саша Сотникова, Саша Огирева; Слева направо сидят: Оля Агуренкина, Таня Бочкарева, Вера Савлицкая; У вагона стоит Склярова Л.Н. |
В самом Берлине мы не были, стояли в 60 километрах от города. Поехали в южную часть фашистской столицы, подошли к одному дому, там наши расположились мужчины и достали заготовки в банках, мы заглянули, спустились вниз, а там большой коридор, подвал и двери, в щель заглянула, немец сидит, наша девчонка пошла в самый конец коридора, кричать боюсь. Я не помню, рассказала про солдата или нет, да и некому было рассказывать, начальство нас все время бросало, и уезжало куда-то.
К рейхстагу я не ходила. 6 мая мы были в Берлине, Трептов парк, видела скульптуру "Самсон раздирает пасть льву", генерал Пожарский нам рассказывал об истории, подошли офицеры и слушали вместе с нами его.
9 мая 1945 года я никак не встречала, осталась дома, а все ушли праздновать. Когда объявили о победе, такое твориться начало, стреляли, шум такой.
- Какое в войсках было отношение к Сталину, партии?
- Из Крыма после войны на празднование Сталинградской битвы шел целый состав, приехала вся 51-я армия, кто был жив. Мы к Волге ехали в автобусе, и у шофера была фотография Сталина, он сказал мне: "И все равно мы добьемся, что город будет опять именоваться Сталинград". Вера в Сталина в войсках была.
- Как мылись, стирались?
- У нас был специальный вагончик, мы снимали с себя все и там через что- то пропускали, один раз на всех напала чесотка, ведь все время в движении и помыться не успеваешь. Так нас чем-то намазали и выдали мужские рубашки. Когда стояли у Вислы, то около наших палаток было озерцо, уж мы дорвались, помылись, постирались.
- Как кормили?
- Как когда. Был НЗ и выдавали нам на руки. Как-то пришел к нам врач, видимо, как каша приготовлена проверять, тут сверху мина прилетела и все, ни проверяющих, ни каши. Вместо хлеба давали сухари НЗ. Я даже зуб на них поломала. Американских консервов не помню. Но все равно, голодными не были.
- К командармом-8 виделись?
- А как же, в штабе у всех фамилия Чуйкова на устах была. Как человек он был очень грубым, а как командующий - чудесным. Я когда-то вела переговоры Пожарскому по морзянке, и Чуйков зашел в землянку с офицером из второго эшелона. И он его так ругал за что-то, после говорит:
- Уходи, а то сейчас пристрелю!
И об дверь его бросил, да так, что аж земля посыпалась. Видимо, было за что. Он вообще очень переживал, если из-за кого-то солдаты страдали. Берег рядового больше, чем любого офицера-тыловика. Таким он был.
Однажды летчик разбился и мы с девочками пошли ему за цветами, а тут Чуйков гуляет, увидел нас, спрашивает:
- Что вы тут расхаживаете?
- Хотим цветочки собрать.
- Ненавижу цветы, они пахнут мертвецами.
Сами видите, очень был грубый человек.
 |
С начальником штаба армии не сталкивалась. Последнее время я сидела на коммутаторе, один раз Чуйков звонит, было плохо слышно, я говорю ему:
- Очень плохо слышно.
- Я сейчас приду, тебе уши прочищу.
Перепугалась страшно, говорю девушке рядом:
- Маринка, садись, а то придет, будет уши чистить.
Потом я пошла за лентой к аппарату, а Чуйков стоял с каким-то генералом, поздоровалась с ним, говорю:
- Разрешите пройти?
А он этому генералу рассказывает о нас:
- Я их проклятых хоть и ругаю, но они у меня молодцы.
- Какое отношение было к Вам как к женщинам в штабе?
- Как-то мы шли с ночной смены, и стоит много офицеров, нам мимо них проходить, мы с Машкой увидели и обошли, а девочки после смены, уставшие пошли прямо и не отдали честь. Так офицеры заставили их вернуться, и пройти, как положено, с отдачей чести. Но вообще к женщинам в части относились по-хорошему. Тяжело пришлось только в Сталинграде, там не до политеса. Но здоровье было крепким, на меня как-то напали чиряки, хотели сделать переливание, а у меня вен совсем не было, и все равно выкарабкалась. Сейчас же все вены наружу.
- Деньги на руки получали?
- Нет, в армии не получали, все шло на книжку.
- Как складывались взаимоотношения с мирным населением в Германии?
- Мы с ним не сталкивались.
- Ваше отношение к замполитам?
- Хорошее, когда было свободное время, мы собирались, он нам газеты читал или рассказывал как себя вести в той или иной ситуации. С особым отделом не сталкивалась.
- Как Вы были награждены за время войны?
- Наградили медалями "За оборону Сталинграда", "За боевые заслуги", "За освобождение Варшавы", "За взятие Берлина", "За победу над Германией".
Демобилизовалась в звании сержанта 15 июня 1945 года из Дрездена. Так началась моя мирная жизнь. Трофеев я не собирала. Вернулась домой в одной шинели, мне ее дала симферопольская девушка, она перевелась в другую часть, а мне на память оставила свою шинель.
| Интервью и лит.обработка: | Ю.Трифонов |
| Стенограмма и лит.обработка: | Д. Ильясова |
