В сентябре 1941 года я поступил в училище. Оно сперва в Бобруйске располагалось и было тракторным. Потом его перевели в Сталинград, а из Сталинграда в Камышин и вот в Камышине я в училище и поступил. В декабре я его окончил, нам присвоили звания кому летенантов, кому младших лейтенантов и тут приказ министерства обороны – из автотракторного училища сделали бронетанковое. И нас, начиная с января переучивали на танкистов. В июле мы окончили обучения и меня отправили в на автотракторный завод, там формировались экипажи. Ребята для экипажей прибывали из разных училищ. Мы экипажи сформировали и пришли на завод, где стали собирать танки. Мы-то думали, что завод будет собирать, а мы, экипажи, будем присутствовать, а нам говорят: «Дудки, этого не будет». Ко мне подходит, и говорят: «Вот там склад, там все получай, а корпуса на козлах стоят вот там, будете сами собирать. А когда соберете, наши представители проверят, как вы собрали. А потом поедете самостоятельно на стрельбу и фронт». Так все это и произошло.
В октябре нас отправили под Москву, а оттуда в Ржев, на формирование.
Мы совершили марш 300 километров, а тогда. А Т-34 мог снег до полуметра преодолеть, а дальше нет и мне приходилось ходить в населенные пункты, просить, чтобы очистили снег, хоть немножко, 20-30 сантиметров можно оставить, чтобы танки не сидели на снегу, гусеницами не молотили.
Тогда под Ржевом была окружена немецкая группировка, но там остался проход, через который немцы отходили и мы вот к этому проходу и вышли, открыли огонь. Потом туда начала подходить наша пехота, но к тому времени там остался только немецкий обслуживающий персонал. Потом нас сняли с фронта, мы своим ходом дошли до вокзала и там погрузились на эшелон.
Прибыли мы под Курск. На рассвете разгрузились, и своим ходом стороной прошли Курск и прибыли в Обоянь и пробыли там с марта по июль, в Обояни формировалась наша 1-я танковая армия.
6 июля, мы уже получили приказ прибыть в такой-то населенный пункт. Мы рванули и в час ночи туда прибыли и всю ночь рыли окопы для танков. Там местность вроде ровная, а когда подъехали – спуск, внизу речка течет, воды по пояс, шириной метров 5-6 и мостик для переправы, может телега проехать, а танк не пройдет.
Я тогда командиром танкового взвода был и вот, только светать начало, смотрю, один выскочил оттуда. Четыре шага сделал и упал и не поднялся. Второй вышел, тоже упал. А там на немецкой стороне такая наблюдательная вышка была, и третий сразу за эту вышку спрятался. Я по вышке три снаряда вложил, она взорвалась, и они драпанули. И получилось, что наблюдателей и корректировщиков у немцев не стало.
В первый день на нас пошло шесть танков, наши подбили четыре, после чего они драпанули. На следующий день шло восемь танков и сзади них шло еще четыре «тигра». А наших там было… У меня во взводе три танка осталось, один подбили… Тем не менее, мы расстреляли шесть из восьми танков – два были полностью разбиты, а четыре паршиво, но драпанули. И «тигры» ушли.
На третьи сутки тишина – ни танков, ни артиллеристов. А потом прилетели самолеты.
Сначала один прилетел, а я же вверх стрелять не могу, а там кроме танков никого нет. Пехота на вторые сутки была, день простояли, а ночью их забрали. А тут самолеты…
Они сильно лупили по нашим танкам. Я в окопчике сидел и метрах в трех от кормы моего танка упала бомба. В результате, половина здания рухнуло на меня, но мне повезло, ничего не было, только завалило всяким хламом. Следом бомба упала на дорогу… Она такая мощная была, что закопанный танк приподняло и бросило в воронку. После бомбежки я пошел осмотреть свои танки, смотрю, танк раком стоит в воронке. Я туда. Люк закрыт, постучал, открыли. Я говорю: «В чем дело. Почему закрыто, и весь экипаж молчит, кого ранило?» Вышел командир танка: «Да, нет, никого не ранило, нас приподняло из воронки и бросило вперед». Спереди танка аппарат прямого управления висит на одном болте, а два болта болтается, и топливо выливается. Я говорю: «Включай задний ход и выходи в свое гнездо». Пошел в свой танк, говорю механику: «Давай, подъезжай кормой к тому танку, зацепимся, и ты на первый передаче будешь идти вперед, чтобы вытянуть танк из этой воронки. А потом его назад для ремонта».
Мы этот танк вытянули. Проверили – двигатель работает и я отправил этот танк за деревню. Километрах в двух должен стоять командир батальона. Я командиру танка и сказал: «Иди туда, приводи танк в порядок. А потом мне доложите». Пошел ко второму танку, там и окоп-то не выкопан. Выкопали только сантиметров 30. Я командира танка ругать: «Почему не выкопал?» «Плохой грунт, сплошные камни. Лопатой камни не возьмешь». А осколок по катку попал, в результате на катке покраснение и дымок идет. Я давай командира матом: «Почему экипаж стоит, танк не закопан». «Тут камни». «Ты чего не мог правей, левей отойти! Немедленно бери емкость, шуруй к речке, набирайте воды и немедленно гасите». Пошел обратно к своему танку, залез. Смотрю по дороге к вышке, которую мы в первый день разгромили, идут грузовые машины, не военные, но тент закрытый. Подошли, остановились, из них пехота выбралась, дошла до обрыва, остановилась. Я посмотрел, там около 95 человек из этой машины вышло. За ней подошла вторая машина и тоже высаживает пехоту, за ней третья идет. Думаю: «Стоп, стрелять нельзя, иначе остальные не пойдут». Смотрю, четвертая машина идет. Они сошли из автомашин и глазеют. Я открыл огонь и они драпанули к леску. Я давай по лесу шмалять, по верхушкам, по веткам. Я не знал, что там есть окопные траншеи. Отстрелял до вечера. Меня командир роты по радио спрашивает в чем дело? Я объяснил, что веду огонь по лесу, в котором укрылась немецкая пехота. Потом на связь командир батальона выходит. Я ему доложил то же самое и сказал, что у меня боеприпасы заканчиваются. Потом комбриг звонит: «В чем дело, почему тратите боеприпасы?» Я говорю: «Стреляю по пехоте, которая драпанули в лес. Мне нужны боеприпасы. Ночью привозите две машины боеприпасов и горючее». Поздно вечером пришло две машины. Я забрал у них боеприпасы, стрелянные гильзы в них погрузил и машины уехали.
Еще сутки там простояли, а потом новый приказ – выйти в другой район. Начал выводить взвод, прошли немного и тут смотрю – е мое, стоят пять немецких танков, один к одному, как на параде. А мне надо мимо них пройти, наша бригада бой вела и комбриг приказал нашему комбату на помощь идти. Я вышел – танки стоят, офицеров не видно. Говорю: «Немедленно туда». Я пошел мимо них прямо туда, где был раньше передний край. Они открыли по мне огонь, один снаряд перелетел, взорвался и мне осколками по ноге досталось. Но я мимо танков прошел, потом разулся – один осколок вынул, второй осколок вынул, а потом пошел туда, куда комбат приказал. Прибыл, комбат на вышке стоит, немцы наступать начали, а мы фактически ему во фланг вышли и будем его в бока расстреливать.
Я комбату доложился, а сам смотрю – до противника километра три, далеко. Я комбату говорю: «Попробую туда стрельнуть». Отъехал в сторону, выстрелил, посмотрел, где снаряды взрываются. Один выстрел, второй выстрел, третий. Подумал – все понятно, снаряд не долетает примерно 1,5-2 километра. Доложил комбату.
Потом мы получили новую задачу, а у меня осколки, кровь течет и вместо меня послали другого офицера. А меня оставили. Я до ночи пробыл, ночью приехала машина, забрала всех тыловиков и раненых. Вывезли в тыл, километра два-три. Там простоял, потом прибегают от комбата – ночью в новый район. И я вернулся в батальон.
Прибыл, доложился командиру батальона, смотрю, а ротного нет. «А где ротный?» «Его забрали. Ты будешь за ротного».
После Курской дуги прошли еще дальше на Украину. Прошли Украину, вышли в Польшу. Освободили Польшу.
Во время Берлинской операции я командовал ротой. Вышел на окраину, там как раз железная дорога проходит. По окраинам Берлина лес, немцы его спилили, оставив пеньки, высотой примерно сантиметров 60-120, танк их не возьмет, засядет на днище корпусом на пенек, и будет стоять, пока противник его не расстреляет, да еще залили водой, танки туда не пустишь. Так что мы шли по дорогам справа и слева от этого места. Преодолели канал, вошли в Берлин и 28 апреля меня ранило, а 29 отправили в госпиталь.
- В Берлин без пехоты входили?
- Да. Танки и артиллеристы с расчетами. Одна батарея четыре орудия и другая, калибр больше, три орудия и расчеты. Они за танками шли. А когда вошли на окраину Берлина, они уже между танками шли, чтобы их не расстреляли автоматчики.
- Фаустников не боялись?
- Нет.
| Интервью: | А. Драбкин |
| Лит.обработка: | Н. Аничкин |
