|
|
|
Я родился в 27 октября 1923 года в крестьянской семье. Жили мы в селе Топь Левтолстовского района Липецкой области. В 1940 году окончил 10 классов средней школы. Подал документы и поступил в Куйбышевский инженерно-строительный институт, но учиться война не дала. 29 октября 1941 года, на второй день после своего восемнадцатилетия был призван. Колонну призывников, человек сто, пешим строем повели на восток от линии фронта. Нас, юнцов, решили не бросать сходу в бой. Сначала как-то подготовить, дать возможность стать воинами. Хотя мы воинским мастерством овладевали в школе. Допризывная подготовка была хорошая - мы знали отравляющие вещества, сдали нормативы «ворошиловского стрелка», имели хорошую физическую подготовку.
От призывного пункта протопали более ста километров. Сначала нас, наиболее образованных ребят, хотели направить в Саранск в авиационно-техническое училище. Но в Мордовии был объявлен карантин. Нас в вагоны и… аж, на Дальний Восток на станцию Пограничная в 5-й стрелковый полк 59-й стрелковой дивизии 72-го стрелкового корпуса. Начались солдатские будни - стрельбы, тактика. Одновременно готовили район к отражению атаки японцев. Рыли блиндажи, окопы. Вгрызались в сопки, делали, на наш взгляд, неприступную оборону. Грунт там скалистый, кайлом, как мотыгой пройдешь, сантиметр щебенки соберешь и снова…
Поскольку у меня было среднее образование, стал отличником боевой и политической подготовки. Кроме того на первых стрельбах я из трех патронов выбил 29 очков. Меня избрали секретарем комсомольской организации стрелковой роты. На одном из комсомольских собраний подошел комиссар полка: «Ну что красноармеец Никонов, хочешь в училище?» - А кто не хотел выбраться снова на запад?! Все переживали, что мы вот тут в тылу сидим, а там уже воюют. - «Хочу!» Тут же оформили документы и буквально через пару недель, в марте 1943 года, я оказался в Ташкенте, в харьковском военно-политическом училище имени В. И. Ленина. В июне нас должны были выпустить ротными политруками, но поскольку должность эту упразднили, то все училище отправили в Чарджоу в третье харьковское танковое училище. Учили нас больше года.
Учебный процесс был очень интенсивный. Мы обучались на легких танках Т-60. Завершающий цикл практических занятий проходил на Т-34-85. На них же мы сдавали экзамены.
В октябре 1944 года присвоили звание «младший лейтенант» и аттестовали на командира взвода, а в декабре мы прибыли в Нижний Тагил за танками - заводские нары, заводская столовая, где выдавали пшенный суп, в котором, как мы смеялись, пшенинка за пшенинкой гоняется с дубинкой. Выгнали предназначенный мне танк, назначили экипаж, проверили комплектацию, ротой совершили марш с боевой стрельбой и на погрузку. Погрузку производили заводские механики-водители механики. Танки заводили с торца эшелона и гнали к паровозу. Боже мой! Они летели на второй или на третьей передаче! Платформы шатаются, грохот! Вот какими виртуозами были эти механики-водители. Личный состав погрузили в теплушки, прицепили вагон боеприпасов для танков и вперед.
Нас привезли под Будапешт. Разгрузились, раздали боеприпасы по экипажам. Патроны мы погрузили в танк, а ящики со снарядами пристроили на корме танка. Совершили ночной марш и часам к 10 утра прибыли в пункт Херцег Фальве, где должны были войти в состав 181 танковой бригады 18-го танкового корпуса. Там нас покормили. После обеда построились в колонну для выдвижения на исходную линию. Ехали по дороге. С левой стороны была опушка леса. Вдруг, впереди загорелся наш танк, колонна остановилась. Один… другой… третий. Я стою в люке, слышу, мимо меня со свистом пролетела болванка. Быстро привел танк в боевое состояние, а это значит, надо освободить МТО от ящиков со снарядами, которые прикручивали, чтобы они не упали. Повернуть башню в сторону, откуда противник ведет огонь, сделать несколько выстрелов. Смотрю, стрельба противника прекратилась. Видимо в засаде стоял немецкий танк «Тигр» или «Пантера». Он подбил шесть наших Т-34. Один экипаж сгорел полностью. Ребята только с платформы, после завтрака, а их уже не стало… Вот такое боевое крещение. Снова возвратились в Херцег Фальве, где расположились на ночлег. Все пошли отдыхать, а меня вызвал командир батальона, боевой командир, майор Рассихин, воевавший от Сталинграда и к тому времени уже награжденный орденом Ленина: «Никонов, ко мне! Заводи танки, вставай в засаду». Расставил танки. Люди отдыхают в тепле, а мы на холоде. Зима, январь, завести мотор нельзя. Так дрожали, что казалось, что и танк дрожит! Утром рассвело, засаду сняли, покормили. И вот тут мы пошли в бой.
Нас построили. Вышел полковник Затылкин, командир тысячного самоходного артиллерийского полка, вооруженного здоровенными ИСУ-152. Расстегнул бушлат, а там иконстас: «Танкисты! Вот как воевать надо! По местам!» Выстроили оставшиеся четырнадцать танков батальона в линию. Справа шел в атаку еще один батальон. Поддерживали нас самоходки полковника Затылкина. Пошли по кукурузному полю. Ведем огонь из пушек и пулеметов. По обнаруженным целям сосредотачиваем огонь взвода, а иногда и роты. Прорвали оборону противника и вышли мы к железнодорожной станции. Вдруг, минут через тридцать пришло несколько наших «илов». Начинали нас поливать из пушек и пулеметов, ПТАБы на нас сбросили. Что мы только не делали, какие опознавательные ракеты не пускали! Ничего не помогло! Сделали по нам два захода и улетели. Потери были не большие - ранило одного командира взвода, да на танках побиты брезенты, бачки. День прошел. Ночью снова вызывает меня комбат: «Никонов в засаду». Третью ночь подряд не спать! Опять дрожать, трясти танк, выживать. Выжили.
На следующий день выясняется, что немцы закрыли пробитую нами брешь в своей обороне. Пять суток мы находились в окружении. Кухонь нет, спишь в танке… На пятые сутки комбат (чем я ему понравился, не знаю) ставит задачу: «Никонов, давай на своем танке проведи разведку в сторону Секешфехервара». Скачками от укрытия к укрытию, километра два прошли вперед. Везде тихо, немцев нет. Доложил командиру батальона. Он говорит: «Ладно, возвращайся». На следующий день получили приказ выходить из окружения. Опять командир вызывает меня. Открывает карту, показывает на местность: «Будем выходить в этом направлении. Разверни взвод и иди в головной походной заставе». Стемнело. Начали движение. Свет не включали. Тихо. Только снежок падает. Везде все бело. Спустились в лощинку. Пытаемся подняться наверх, а танк сползает юзом в бок. Кое-как выцарапались наверх в поле. Продвинулись метров 500, встали. Я слышу разговор. Прислушался, вроде русская речь. Кричу: «Кто впереди?» - «А вы кто?» - «Давай встретимся, узнаешь, кто мы». - оказался командир артиллерийской батареи стрелкового полка, капитан. - «Вы откуда?» - Мы же со стороны немцев вышли. - «Оттуда. А почему вы не стреляли, раз мы от немцев к вам вышли?» - Боялись себя обозначить. Вы бы нас гусеницами подавили». - Он, может быть, прав со своей стороны. Что он своими пушками мог сделать, когда выдвигалось 14 танков нашего батальона и шесть танков соседнего, который тоже находился в окружении. - «Что у вас веред?» - «Стрелковый полк в боевых порядках, в окопах, перед населенным пунктом. Три дня атакуем, а взять не можем». Командир батареи повел нас к командиру полка: «Танкисты, братцы, помогите, три дня атакуем населенный пункт, не можем взять. Танков нет. артиллерии мало, 70% офицеров уже потеряли». - обращается к комбату - «Комбат, помоги». Майор Рассихин принял решение, помочь. Поставил задачу развернуться в боевую линию и по сигналу ракеты вперед, ведя огонь сходу из пушек и пулеметов. Ночная атака! Ничего не видишь! Стоим в люке по пояс. Главное, чтобы руки были крепкие, чтобы удержаться за люк, чтобы не выбросило. А там погреба, воронки, ямы, канавы! Я не знаю, как голова не оторвалась?!
Ворвались в населенный пункт. Я только видел, как метались по нему очумелые немцы в нижнем белье. Прошли на противоположную окраину. Командир полка нас поблагодарил.
Вышли в расположение бригады, подъехала полевая кухня. Ложкин - командир орудия и заряжающий Вася Овчаров взял котелки и пошли за пищей. Принесли кашу, а в другом котелке на два пальца спирта. Запомнил я только то, что сделал глоток спирта, что-то в рот положил зажевать и провалился. Сколько ночей не спал! Через короткое время меня Ложкин толкает: «Младшой, младшой, тебя комбат вызывает». Я выскакиваю, как очумелый, не пойму в чем дело. Смотрю все офицеры уже около командира батальона. Не убедившись на месте я или нет, он ставил опять задачу взводу лейтенанта Никонова. Как будто я был единственный: «Никонов, тебе ясна задача?» Вот ты смеешься, а мне было не до смеха! Все крутят головой: «Где Никонов?» Тут я подхожу. Он чуть не с кулаками на меня: «Твою мать! Что ты делаешь?!» - А что я делаю, пацан?! Ничего не делаю. Сколько ночей не спал, просто задремал! Сразу надо было уточнить, есть на месте или нет младший лейтенант Никонов или нет. - «Да я тебя!...» Ладно. Повторил задачу еще раз. По какому маршруту в какой район выдвигаться. Выстроились, начали движение. Впереди метрах в ста протекала речка, с перекинутым через нее узким мостиком. Механик-водитель правой гусеницей чуть-чуть не попадает на мост. Танк, дойдя до середины, завалился набок и упал в воду. Вода стала заливать боевое отделение. Вылезли. Думаю: «Все, комбат меня расстреляет. Задачу поставил, а я танк утопил». Подъехал, не ругается. Вызывает механика другого танка Сашу Баклага: «Давай, Саша, переводи танки через этот мост». Парень ушлый, прошел от Сталинграда, все мог делать. Перевели танки через этот мостик. Комбат пересадил меня на другой танк, выполнять ту же задачу, которую поставил. От места, где кувырнулся мой танк проехали еще метров пятьсот. Вдруг мой танк садится в болото. Механик вперед, назад, а вода уже через его люк заливает. Мы выскочили, как зайцы. Что делать? Подцепили троса к сзади идущему танку, хотели вытащить назад. Тот танк тоже провалился. Теперь привязанными тросами находимся два танка. Чем ты их подвинешь? Ничем. Ну, думаю, совсем капут. Слева немцы метрах в пятистах услышали, что мы ковыряемся и давай в нашем направлении из крупнокалиберного пулемета трассирующими стрелять. Я уже за танк не прячусь, наоборот! Хожу в промежутке между танками. Думаю: «Лучше пусть немцы расстреляют, чем свои.» Свой танк утопил и еще два в болото загнал! Ужас начинающего лейтенанта…
Я хотел организовать эвакуацию и провалился по пояс. Снял сапоги, выжал портянки и мокрые намотал. Мокрые портянки начали примерзать к ногам. Опять подходит командир батальона. Думаю, сейчас расправится по закону военного времени. А он спокойно говорит: «Ты оставайся с тремя танками. Придет ремонтно-эксплуатационная группа бригады, вытащат. Приведешь эти три танка в батальон. Свяжешься со мной по радио.» Пока выбирали маршрут движения я залез на трансмиссию его танка, ноги под брезент. Отогрелся. А так мог остаться без ног. Мороз.
Ночь провели в сарае неподалеку. Просидели, подремали. Утром решили посмотреть, что в танке, сколько воды. Взял свою полевую сумку, там были документы, фотографии и пошел. Видимо немец меня заметил. Как начал минометный обстрел. Я выбираюсь из танка, и бежать к своему экипажу, который залег метрах 50 от меня. Качнуло голову. Я не придал этому значения. В кирзовый сапог ударил осколок, эта боль была ощутимой. Подбегаю к экипажу они все лежат в кювете: «Лейтенант, у тебя щека в крови». Оказывается осколок попал в бронеколпак наушника. Целиком не пробил, а сделал дырку и острием впился в висок. Шлемофон спас. Иначе бы лежать мне в венгерской земле… Мы лежим на одной стороне, а мой заряжающий Овчаров лежал около маленького деревца на той стороне дороги. Я ему кричу: «Овчаров, что ты там один? К нам беги!» Он встает, пробегает два с половиной метра через эту дорожку, успевает лечь в кювет. На том месте, где он только что лежал - разрыв мины, нас осыпает землей. У механика-водителя на ремне была продовольственная сумка, а в ней булка хлеба - разорвало вдрызг. На мне был полушубок - как собака порвала. А нас никого не задело. Заряжающий спасся за несколько секунд до этого разрыва. Это судьба. Столько таких моментов было, трудно передать. Утомил тебя? Понимаешь, это все вспоминается как будто вчера происходило…
На второй день пришла ремонтно-эксплуатационная группа. У них трактора и танковый тягач. Зацепили троса. Сначала вытащили те танки, которые в болоте увязли. Привели их в боевую готовность. А тот танк, который с моста кувырнулся зацепили, а вытащить не могут. Но ребята они асы своего дела. Что они делают? Параллельно речке копают неглубокую канаву. В нее одной гусеницей загоняют танк. Перпендикулярно этому танку в притык, как бы буквой «Т» ставят второй. У него разъединяют гусеницу и на ведущее колесо цепляют троса. Получилось фактически лебедка. Вытащили танк, поставили на гусеницы, завели.
Связался по радио, получил задачу от комбата, куда, в какой район прибыть. Повел танки по шоссе. Вдруг меня обгоняет генерал на «виллисе»: «Стой, танкист! Откуда?» - Пистолет он уже достал. - «181-я бригада, 2-й танковый батальон». - «Куда идите?» - «В расположение батальона, получил задачу». - «Вон видишь внизу деревня». - «Вижу». - «Спуститесь туда сейчас тремя танками, вас встретит старший и поставит вам задачу». Опытный танкист чихал бы на этот пистолет и на машину, а я остановился. Потом уже узнал, что это был командир первого гвардейского механизированного корпуса генерал-лейтенант Руссиянов. Я принял решение выполнить его указание. Обозначить спуск к населенному пункту, а он же не будет ждать, уедет, а я пойду к своим. Я так и сделал. Спустился по склону, деревня внизу. И какую картину я там увидел? Возле деревни находились тылы какой-то части. Немецкие летчики сделали из них кашу. Думаю: «Мне искать тут начальников не придется». Повернул танки и пошел в свой батальон. Мой командир роты старший лейтенант Леонид Петрович Смелков записал, что за короткий промежуток времени рота раз 30 с лишним ходила в наступление и занимала оборону. Наш корпус находился в резерве Третьего украинского фронта и его бросали с направления на направление как пожарную команду.
С середины февраля до начала марта мы стояли в обороне. Обстановка была почти мирная. Мы готовили рубежи обороны для отражения контрударов противника с трех разных направлениях. Что значит подготовить? Провести рекогносцировку с направления возможного контрудара противника, выбрать позицию для каждого танка отрыть для него капонир. Жили в одном из господских дворов, занимая домик для прислуги. В нем так же жила одна мадьярка по имени Елонка, остальные куда-то делись. Помню, приехали откуда-то на машине не успели выйти, а Иван Писарев, мой однокашник по училищу с Украины кричит: «Елонка, крупли пуцонить». Крупли - это картошка. Пуцонить - чистить. Она: «Иван, а жир?» Раз картошку чистить, надо жарить. Он ей: «Елонка, чердак». Ей ничего не остается делать, как взять нож, полезть на чердак и отрезать шматок сала от туш, что там хранились. Нажарила картошки.
Эти оборонительные рубежи мы готовили до 5 марта 1945 года. Немцы с запада перебросили танковые соединения и 5 марта после артиллерийской подготовки в 6 часов утра нанесли контрудар. Нас подняли по тревоге. И мы вышли на один из первых рубежей в район Шаркерестес. Там мы день отражали наступление противника. Он отказался от наступления на этом направлении. Нас на второй день перебросили на другое направление. Там тоже шли тяжелые бои - они атакуют, мы из капониров огнем всех танков отражаем атаки, сжигаем их. Наша главная задача - не дать прорываться через наши оборонительные рубежи. Особо запомнился, бой на третьем оборонительном рубеже между озером Виленце и озером Балатон.
Мы стояли на высотке в капонирах. Три танка своего взвода я расположил так: два чуть впереди, слева лейтенанта Корченкова, справа Ивана Писарева, а мой немного сзади. Загнали танки задом, чтобы можно было быстро выехать, развернули башни, ждем. Впереди нас находилась одна из стрелковых дивизий. Как только рассвело, немцы перешли в наступление. Смотрю из люка, как мимо танка отходит пехота, 45-ку катят. Появились танки. Я даю команду: «Подпустить поближе». Мы старались на 500 - 600 метров подпускать. Начался бой. Они с пушек по нам, мы по ним. Особенно у меня отличился наводчик орудия Вася Ложкин. Я ему командую: «Цель - танк. Давай, Вася, что ты ждешь?» - подгоняю. - «Лейтенант, не торопитесь, а то промахнусь!» Я управлял боем высунувшись по пояс из люка. Ни разу не пригнулся и не закрылся в танке. Ведь какова задача командира? Перед боем подготовить танк, а в бою верно оценить обстановку, правильно выбрать наиболее угрожающую тебе цель, то есть управлять огнем. Перед бруствером капонира моего танка все было изрыто недолетевшими снарядами. Мимо меня пролетало несколько снарядов… Бой длился до самого вечера. Два танка моего взвода сгорели, но взвод уничтожил 14 танков, из них мой экипаж - шесть.
Утром к танку подбегает начфин батальона: «Никонов, куда перевести деньги за подбитые фашистские танки?» - А нам за каждый подбитый танк давали 500 рублей. - «Матери в Липецкую область».
За этот бой я был приставлен к ордену Красного Знамени, который мне вручил командир корпуса генерал Говоруненко на параде под Веной 1 мая 1945 года. Механик-водитель и наводчик орудия получили орден «Отечественной войны I степени», а радист и заряжающий ордена «Красной Звезды».
Мы продолжали оставаться в этом окопе - ждали новых атак. В один из солнечных дней подползает к танку старшина: «Белье менять будете?» Механик-водитель Сашка Баклаг ставропольский парень на него матом: «Убирайся отсюда» Почему он так? Как только появлялся хоть один человек, немцы тут же начинали минометный и артиллерийский обстрел. А я не выдержал - вши заели. Говорю: «Старшина, комплект оставь на борту». Вылез и между стенкой капонира и танком встал, сбрасываю с себя все. Взял белье, успел надеть рубашку и кальсоны, но не успел завязать завязки, как немцы начали долбить по танку. Одной рукой схватив в охапку обмундирование, другой держа подштанники, чтобы не свалились, рыбкой прыгнул в люк механика-водителя. В танке закончил одеваться. Закончился обстрел. Механик говорит: «Слушай, дождя вроде не было, а что-то впереди блестит земля». Начали смотреть оказалось, что снаряд или осколок пробил бачки с маслом и горючим, стоявшие рядом с тем местом, где я переодевался. Это произошло буквально через несколько секунд после того как я прыгнул в люк. Опять повезло…
Немцы так и держали нас под прицелом. Находимся в танке с экипажем. Вдруг выстрел нашего танка, откат орудия, казенник срывает лоток заряжания. Не поймем что произошло. Оказался немецкий снаряд попал в маску пушки и произошло замыкание электроспуска. Второй снаряд попал в маску сбоку, оставив вмятину, как будто ложкой сливочное масло кто-то брал, а третий расколол лист крыши башни, и мы стали наблюдать небо. Через сутки нас сняли, комбат вызывал меня к себе: «Вот тебе танк, давай становись в строй и пошли в наступление».
После Балатонских боев в батальоне оставалось три танка. Мы уже решили, что нас в бой не пошлют, а тут зампотех приводит еще две отремонтированные машины. Командир бригады Индейкин сразу ставит комбату Рассихину задачу на наступление. Пять танков выстроились в боевую линию и вперед! Один танк гусеницей попал в немецкую траншею, другой был подбит. Осталось три танка. Смотрим, командир танка выскочил, потом вернулся, встал на крыло, наклонил голову в люк заражающего и все - так и повис. Комбат говорит: «Никонов, проверь, что случилось». Я подбегаю к нему, а он мертвый. Сняли, положили около танка. Я в это время находился в резерве. Рассихин говорит: «Давай Никонов, выполняй задачу вместо него. За тобой пойдут самоходки Су-76». Мы их «тигрята» называли, а другие звали: «Братская могила» или «Прощай Родина» - броня тонкая, крупнокалиберный пулемет пробивал, два спаренных бензиновых мотора. Вот таких три или четыре машины шли за мной. Почему-то я остался впереди. Два других танка попали под обстрел или в траншеях застряли. Не знаю. Я иду один в атаку. Слева канал, впереди бегут немцы, человек двадцать. Наводчик по ним из пулемета, потом осколочными снарядами - разогнали эту банду. Проезжаем мимо - кто стонет, кто убитый валяется. Оглянулся, «тигрят» нет, пехоты нет, я один. Как вырвался впереди?! Почему они все встали? Вдруг мне один снаряд в танк, другой, третий - три снаряда всадили. Разбили направляющее колесо. Один снаряд попал в трансмиссию, сбил стартер, танк остановился, задымил и начал гореть. Экипаж успел выскочить. А уже метров 800 мы прошли. Надо возвращаться к своим. Где ползком, где перебежками. Вернулись. Докладываю командиру батальона: «Танк сгорел, экипаж со мной». - «Молодцы!» - «Почему отстали «тигрята»?» - «Встретили упорное сопротивление». Вот так я один проскочил, а они все встали.
Вышли на границу Венгрии и Австрии и только под Веной мы получили передышку, потому что у нас все танки кончились.
- Как выстраивались взаимоотношения в экипаже?
- Все понимали, кто командир, кто подчиненный. Основными членами экипажа являются командир, механик-водитель и наводчик. Но мы говорим, экипаж - это дружная семья. Не важно, кому какая должность досталась, факт один - семья есть семья. Если она хорошо сколочена, если в этой семье на высоком уровне есть принцип взаимопонимания и взаимозаменяемости, то этот экипаж не победим. И он всегда выполнит задачу.
Я всегда умел управлять экипажем. Строил отношения на взаимном доверии и взаимопомощи. Спокойно учил каждого из членов экипажа своим обязанностям. И это давало результат.
Вождение танка - это основа успеха. Если ты кричишь: «Вправо, твою мать! Влево, твою мать!» а он еле-еле выполняет - это не водитель. Вот у меня первый, который танк утопил, таким был. Мне его после нескольких боев заменили на Сашу Баклага. Вот я слежу за ним, как он ведет танк. Думаю: «Сейчас надо было туда, правее взять. Тут можем вляпаться». Не успеваю ему скомандовать, как он сам выполняет маневр Унего на столько выработано чувство управления, где проскочить, где повернуть и как проехать, что я за ним, как за родной матерью. Был такой случай. Вышли, на рубеже постояли. И вдруг получаем команду: «отойти на другой рубеж». Все танки развернулись, в том числе и мой танк. Грунт начал уже оттаивать. Танк забуксовал. Еще чуть и увязнем. Он выскакивает, за собой тащит радиста и заряжающего, кладет бревно перед танком, специальными тросиками цепляет и мы выехали. А если бы проковырялись на этом месте? Немцы могли перейти в наступление. Поэтому хороший механик-водитель - это 90 с лишним процентов успеха. Кроме того, наводчик должен хорошо стрелять.Вот например Вася Ложкин - шустрый парень и очень хороший наводчик. Я понял, что он подготовлен, что на него не надо давить. Он умело пользовался прицелом, пушкой, подъемным и поворотным механизмами. Все у него ладилось.
Как правило, заряжающим назначали работягу, который мог быстро поднять снаряд из боеукладки и зарядить пушку. Ну а радист - пятый член экипажа приставленый к лобовому пулемету - сидел рядом с механиком в углу. Его задача - быть членом экипажа и по курсу движения поливть из пулемета, как из шланга. Радиостанция налажена. Я сам настраиваюсь, сам ловлю, кого мне нужно.
Я заканчивал войну на третьей танке, когда мы встретились с американцами. Вену мы освободили сходу - красивый город. После Вены наше наступление на запад продолжалось. 8 мая осталось, когда до встречи с американцами оставалось километров тридцать, мы услышали вечером по радио, что подписан акт о капитуляции. Фашисты сдались. Сразу было трудно поверить, но радость была неописуемая. Я лично узнал о победе вечером в 23 часа. Мы остановились в одном доме. Спали на полу, и там тоже расположились офицеры корпуса. Я не знаю на каких они были должностях, но они получили звонок из штаба фронта, о немецкой капитуляции. Утром встали рано, заняли свои места в машинах. Танк облепили со всех сторон - он превратился в непонятное зрелище. Это неописуемая картина! Получили команду: «Марш, вперед!» Справа, слева брошенные машины, танки, пушки, пирамидой сложенное оружие. Все стреляют в воздух из ракетниц, автоматов, винтовок. На реке Энс возле города Штейр произошла встреча с американцами. Доложили по радио, сразу подъехал комбат Россихин, комбриг Индейкин. и начали с ними разговаривать. Мы, маленькие чижики, в сторону.
На утро получили официальную команду, встать по линии встречи. И так мы стояли неделю. После этого получили приказ, сдать участок пограничным войскам. Наш корпус, и в том числе штаб бригады, вывели в район дислокации город Хааг.
В Австрии мы находились до августа 1945 года. Боевой подготовкой практически не занимались. Что учить танкистов, которые победили?! Водить танки?! Зачем?! Жили в готовности, если потребуется снова выйти по боевой тревоге.
- Шли разговоры, что, может быть, война с американцами?
- Ничего такого не было. В июле 1946 года мы выехали на Родину.
- Посылки домой посылали?
- Да. Я только одну посылку отправил и то уже после войны. В основном посылали высшие офицеры - батальонное звено, штаб бригады, а нам нечего было высылать. В одном городишке захватили кожевенный завод. Замполит у нас был, Гребенюк, он столько посылок кожи отправил в Одессу! Мы все его ругали, обзывали хапугой.
- Как вам танк Т-34?
- Танк действительно был сделан на уровне, очень продуманно. Он практически не ломался, а если что-то выходило из строя, то быстро ремонтировался агрегатным способом. Экипаж, который получает такой танк, не должен сомневаться и боятся. В войну у меня не было случаев, неисправности из-за конструктивных недоделок в танке. Он довольно скоростной, маневренный. На пересеченной местности до 50 километров можно было на нем идти, а по шоссе и 70 километров.
- Кормежка на фронте нормальная была?
- Когда как. Когда в окружение попали, то 5 суток ни сухарика, ни каши, ни сала - ничего. Из окружения вышли - ешь от пуза. В Венгрии столько скота, коров особенно, бродило по полям… Пускали бродячую скотину на питание солдатам, если была необходимость.
- Как складывалось отношение с мирным населением в Венгрии, Австрии?
- Был приказ население не трогать, не мародерничать. Этот приказ очень хорошо, даже пристрастно, контролировался нашими командирами, начиная от командира бригады и кончая политотделом и СМЕРШ. За время боев не было ни одного случая, чтобы кто-то из нашего батальона совершил такой поступок, который бы расценивался как отмщение.
- Пехоту часто возили?
- Как только пошли в наступление, зачем бежать солдату за танком, когда он может пристроиться на броне? Но как только прозвучал первый выстрел со стороны противника, оглядываешься, а танк-то голенький. Ну что пехота? Ты прополз, увидел ямку, туда голову засунул, и тебя нет. А куда я денусь? У меня три метра высоты, я же не могу сразу в кусты убежать. Жить танкиста очень тяжелая... и не только на фронте, но и после войны. Вот я дослужился до командира полка. Проводим учения. Танки выгонят в поле, отрабатывать маневренность, управляемость танков. Закончились учения, они всегда завершались парадом, прохождения техники мимо руководителя учений. Пехота чик-чик шомполом автомат, она готова пройти маршем. А Танкисты? Танк должен быть чистый, гусеницы, пушка продраена. Как с этим справиться после тяжелого, напряженного, учебного похода? В хороших полках, где есть пехота и танки, умные командиры давали пехотинцев на усиление танкистам, чтобы привести материальную часть в порядок.
- Где в основном ночевали во время войны?
- В танке. Места хватало. На сиденье сел, на голове танкошлём, привалился к башне и хорошо. Либо на боеукладку брезент постелешь и на нем. Когда благоприятные условия, на трансмиссию под брезент залезть - Во! Самая лучшая постель!
- В бою механик-водитель открывал свой люк, или шел всегда с закрытым люком?
- Мой механик что делал? Он делал какое-то устройство из ремней, которые удерживали люк закрытым. Стоило только их снять, как люк открывался. Для чего? Если ему надо было сделать побольше сектор наблюдения, когда нужно было преодолеть ров, глубокую воронку, траншею, то в этом случае он быстро открывал и закрывал его, но постоянно открытым не держал.
- Пружины с защелок на люках снимали?
- Пошли в атаку. В мой танк сел зампотех, старший техник-лейтенант Назаров. Он увидел, что я веду атаку с закрытым на защелку люком, а защелка подпружинена. Он говорит: «Что ты делаешь? Никогда так не ходи в атаку - сгоришь. Выброси эту пружину, сделай ремешок и там его зацепляй». Так я и сделал.
- Танковое переговорное устройство хорошо работало?
- Нормально.
- Стреляли сходу или с коротких остановок?
- И сходу и с коротких остановок. Вот во время ночной атаки вели огонь сходу, просто чтобы деморализовать противника. А если огонь на поражение, тогда с короткой остановки.
- Чувство страха возникало и если да, то когда?
- Возникало. Однажды остановились, вышли из танков. Боя не было. И вдруг начинается минометный обстрел. Вот, думаю, можно погибнуть, не ведя бой. Вот тут страх берет. Никакого страха, когда вел бой против атакующих танков я не испытывал и не думал, что меня могут убить. Я только думал, как мне лучше выполнить задачу. Думаю, то так было у каждого. Если ты струсил в бою, так ты первым погиб…
Вот при этом минометном обстреле у нас погиб механик-водитель - накрыло прямым попаданием в траншее, где он прятался. Мы когда только прибыли на фронт, разгрузились, он сбежал из батальона. Его мы нашли в дивизионе «Катюш». Вернули в батальон. Не стали расстреливать, хотя могли осудить за дезертирство. А тут мина… как он ни боялся за свою жизнь, а смерть его нашла.
- Суеверия, предчувствия были?
- У меня лично не было. Я только после войны подумал: «Наверное, меня мать спасла». Я в 45-ом когда в отпуск пришел. Она сказала: «Я за тебя так молилась».
