Рязанцев Дмитрий Иванович

Родился я 9-го апреля 1922 года в Тульской области. В Воловском районе была такая деревня Щелкуновка. В тот период в ней насчитывалось порядка двухсот домов, около тысячи человек. А сейчас её уже нет, исчезла…

Семья у нас была из семи человек. Два брата, я, две сестры и мать с отцом. Вначале отец имел своё хозяйство, относился середнякам, но уже с 1929 года родители работали в колхозе. Деревня была хорошая, работали дружно.

В 1939 году я окончил среднюю школу и поступил на годичные курсы при Епифанском педагогическом училище. Окончил их и получил назначение в неполную среднюю школу посёлка Куркино. Преподавателем физики и математики 5-7-х классов.

Но работать мне пришлось немного. Уже 25-го октября 1940 года меня призвали в армию. Это был самый первый набор, когда призывали лиц восемнадцати лет, имеющих среднее и незаконченное высшее образование. Попал на самый край западной границы. В Белостокской области на реке Западный Буг есть такой пограничный город Чижев (ныне польский город Чижев). Там я в полку прикрытия прослужил полгода.

Какое впечатление на вас произвела граница, природа, люди?

Там равнинная местность, больших лесов нет, в основном кустарники. Только на границе по самому берегу была возвышенность. Речка совсем небольшая, за ней КСП (контрольно-следовая полоса). А с местными мы не общались, их там практически не было. Только два небольших фольварка стояли.

Наш 169-й полк входил в 86-ю механизированную дивизию, но по сути никой техники в полках не было, одно название. Вся артиллерия на конной тяге. Правда, стрелковое вооружение мощное. У меня лично вначале был ручной пулемёт, потом поменяли на автомат ППД.

Как он вам показался? Говорят, что не очень надёжный.

Ну, я же не воевал с ним. А на стрельбах все условия есть, так что всё нормально было.

Дивизия пришла сюда после финской кампании. В полку все сержанты и старшины были сверхсрочники, которые воевали там. Кое-что рассказывали, конечно. Что там шли очень тяжёлые бои, особенно на «линии Маннергейма». И холод, и мороз, раненые замерзали, очень много там погибло…

Мы постоянно занимались боевой подготовкой. Причем, никаких отвлечений, никаких побочных работ никогда ничего, только боевая подготовка. Строго - восемь часов полевых занятий и два часа самоподготовки, всего десять часов, и так ежедневно. Проводили, конечно, и политзанятия, но в основном тактика и огневая подготовка. Тактика, огневая подготовка да ещё штыковой бой. И так ежедневно в течение полугода. Причём, наступление мы особенно не отрабатывали, в основном оборонительные действия – солдат в обороне, отделение, взвод, рота в обороне. А уже зимой провели полковые тактические учения. И вот я помню, как к нам приезжал Павлов – командующий Округа. Лысый, коренастый такой. Он так встал перед строем, ещё руками так помахивал и пробасил: «Ежовые рукавицы! Дисциплина, дисциплина и ещё раз дисциплина…» Ну, часа два, может, побыл и уехал – объезжал войска.

А командиром дивизии у нас был полковник Зашибалов. На Финской он командовал нашим 169-м полком и получил за это Героя (http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1795). Ходили разговоры, что он бывший генерал, но потом за какой-то проступок его разжаловали до полковника, но Героя не лишили.

Чувствовалось приближение войны? Может, случались какие-то инциденты на границе?

Нет, только авиация границу нарушала. За полгода, что я там прослужил, почти каждый день нарушали воздушное пространство. Только в небе появятся, нам сразу команду дают – «В укрытие! В укрытие!» Они полетают, только уйдут, появляются наши «чайки».

Но мы не чувствовали, что будет война. Спокойно занимались, только вот эти самолеты нарушали воздушное пространство. Ну, иногда, нас по тревоге вывозили на границу. Вот там мы ощущали - граница, на той стороне немцы. И то, мы ведь на той стороне их не видели. Побудем там минут 20-30, посмотрим всё и обратно в часть. А потом, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Ещё где-то в январе я написал рапорт, чтобы меня направили на учёбу в танковое училище. А мой односельчанин, с которым мы и в школе учились, и на курсах, и в армию вместе призвались, написал в авиационное. Его направили в Ташкентское, но там не прошёл по здоровью, и вернулся обратно в полк. Мы с ним после войны уже встретились. Оказывается, в первый же или второй день, его тяжело контузило, и попал в плен. Всю войну провёл в плену, даже женился там. А помощником командира роты у нас был Шибельгут – немец по национальности, из поволжских немцев. Так он у них стал комендантом лагеря… (По данным https://www.obd-memorial.ru заместитель командира роты 169-го краснознаменного стрелкового полка 86-й стрелковой дивизии младший лейтенант Шибельгут Давыд Филиппович 1916 г.р. пропал безвести летом 1941 года). Он потом его «по блату» из лагеря устроил на работу к бауэрам, и он всё время у одного хозяина жил и работал. Освободили их американцы только в 1945 году. Так я его всё расспрашивал – как же там у вас война началась? Ведь даже у нас в Минске первая бомбёжка случилась в четыре или пять утра. – «Ну, говорит, - поднялись по тревоге», в общем, на второй или третий день они все попали в плен. Ну, там действительно, это же Белостокский выступ.

А я ещё 17-го апреля получил вызов и уехал в Минское танковое училище. Успешно сдал все экзамены и поступил. 1-го мая уже с училищем участвовали в параде на площади Ленина. Училище, кстати, было имени М.И.Калинина. В казарме стояла его именная кровать, и на каждой поверке называли его фамилию, а правофланговый отвечает – «Михаил Иванович Калинин находится на государственном посту!» Помню, в баню нас водили через весь город. Строем идём, как запоём:

Там где пехота не пройдет,
и бронепоезд не промчится,
угрюмый танк не проползет -
там пролетит стальная птица…

У нас запевалой был Лившиц – ох и голос у него был. А сразу после парада нас вывели в летние лагеря в Большое Стиклево. Это возле самого Минска, километров семь всего. Лагерь прекрасный – в хорошем лесу линейки, палатки. И вот в пять утра 22-го июня он уже бомбил наш лагерь. Сразу дали команду – снять палатки. Замаскировали все линейки, ёлками закрыли, и ожидаем, что дальше будет.

Позавтракали, после этого объявили – в 12 часов по радио будет важное правительственное сообщение. Вот тут Молотов и объявил – началась война…

А уже на второй день – 23-го июня, в ночь, нашу роту направили в Минск. Охранять здание правительства, тогда ведь, оказывается, шпионаж большой был, немец много диверсионных групп забросил, и мы от них охраняли здание правительства. Около суток там пробыли, потом вернулись, и на третий день – 25-е число, нас подняли по тревоге и на отход. Дошли до Березины и там заняли оборону. Но всю дорогу нас бомбили. Дня два там пробыли в обороне, сдерживали немца.

А помните ощущение первого боя?

Ну, как, не пойми что. Наблюдаем, по нам стреляют, и мы стреляем через речку… Мост ведь взорвали.

Симонов описывал свои впечатления о Березине – бардак и сумятица.

Мы же простые солдаты были, мы видели только свой участок, а общего понимания у нас не было. И что характерно. Пока ещё не подошли к Березине, видели как бежали отдельные части с Прибалтики. А у нас никто ничего не бежал, отходили организованно. Хотя сейчас говорят, мол, вот, командиры бросили. Нет! Никто, ничего не бежал. Одни держат рубеж, другие отходят, потом наоборот. Даже кормили всю дорогу хорошо, мы не голодали. Всех курсантов кормили по 9-й норме. Там и масло, и печенье, мясо, даже белый хлеб. Так что у нас всё было организованно. Выполняли все команды своих командиров. Вёл нас наш командир батальона майор Шапиро. Заслуженный такой, орденоносец за испанские события. А начальником училища был генерал-майор Золотухин Николай Григорьевич, замполит - полковой комиссар Волышев. Короче говоря, отходили организованно, и бои вели не только на Березине, но и с диверсионными группами, которые с самолётов выбрасывали. Из-за этих парашютистов много всяких казусов было. Со мной был случай, тогда я и не понял, что это.

Как-то меня назначили в штаб батальона, посыльным от роты, и начштаба мне приказывает: «Беги в такую-то роту», чтобы её на левый фланг переместить. Ну, пошёл я, иду, кругом свои, а тут этот часовой на меня оружие навёл. Стрелять он не стрелял, но я оттуда убежал.

И что ещё страшное при отходе? Народ, женщины с детьми, с приближением фронта прятались по окрестным лесам, и вот ночью после бомбежки, ночами ведь тоже бомбили, кличут своих детей: «Маня! Ваня!», где, кто, кого, чего…

С Березины отошли на Белыничи, потом на Могилёв, немного там на Днепре простояли. Потом дошли до Смоленска и последняя точка - Рославль. Туда пришли практически без потерь. Никого не потеряли! И уже из Рославля всё наше танковое училище вывезли в Ульяновскую область. Там быстро, от Смоленска до Мичуринска, а от Мичуринска до Ульяновска прямая ветка идёт. Суток за двое всего довезли. 24-го июля мы уже были в Ульяновске. Там наше училище стало 2-е Ульяновское танковое училище имени Калинина. Несколько дней устраивались на новом месте, и уже 1-го августа стали учиться.

В Минске мы изучали три образца танков: Т-27 - маленький такой, пулемётный. И Т-37 – плавающий, тоже пулемётный. На нём даже не рычаги, а штурвал такой маленький. Был и Т-38, тоже пулемётный, однобашенный. Этот уже более современный, с рычагами. Но в основном изучали - БТ-7. Он уже произвёл хорошее впечатление. Корпус такой внушительный, пушка и мощный двигатель – 400 сил. Уже начали водить, когда война началась.

А без гусениц катались?

Да. У него же гусеницы просто снимаются, и идёт на колёсном ходу. А для того, чтобы подсоединить колёсный ход, есть такая сзади, так и называется – гитара. Промежуточный агрегат. Вот его соединяют, и идёт на колёсном ходу. Только управляемые катки уже вторые. И такое же управление как на автомобиле. Он может развивать до 70 километров в час, но мы только на маленьких катались – 25-30.

Бэтэшка капризная была?

Да нет, не сказал бы. Двигатель бензиновый – вот единственный недостаток. Но я ведь БТ много не эксплуатировал. Больше ездил на Т-70, Т-34, послевоенные танки хорошо помню.

А когда в Ульяновск приехали, стали изучать Т-60, был такой малый танк. Вместо орудия у него идёт шваковская 20-мм авиационная пушка, очень мощная. Снаряд с сердечником, который прожигает броню. Ну, мы его освоили, а потом нам привели Т-70, стали уже его изучать. Этот уже помощнее – пушка 45-мм, корпус красивый, примерно такого же склада как у Т-34.

Училище мы окончили только в июне 1942 года. Присвоили звание лейтенантов, и нашу группу – 25 человек, по-моему, весь наш взвод, направили в Киров. Там при заводе был 31-й отдельный учебный танковый батальон, где формировали маршевые роты.

Когда прибыли туда, нам сразу объявили – «Вот ваше место в казарме. Вот вам карточки на питание в столовой». Но мы там пробыли совсем немного, суток около десяти. Занятий по сути и не было, только каждый день кого-то из нас вызывали на завод. И вот сформировали из нас 16 экипажей, но сколачивания экипажей как такового и не проводили. Там же по два человека всего - командир и механик-водитель.

Помните, как вашего звали?

Анатолий Стальненко, хороший был мехвод. И вот прибыли на завод, уже стоит ряд машин. Объявляют – «Ваша! Ваша… Ваша… Посмотрите, проверяйте, принимайте!» Проверили, вроде всё нормально. Потом на обкатку! 25 километров в одну сторону, 25 в другую.

Прибыли на полигон, сначала выверили орудие, пулемёт, а потом пробная стрельба – три выстрела. Всё нормально? Нормально! Обратно приехали, к каждой машине сразу подходят мастера – какие-то замечания были в пути? Всё проверили и приняли. Тогда рабочие работали на совесть, замечания могли быть только по мелочам. Может, что-то в системе питания, то ли топливо не поступает, то ли какие-то подтекания. Но у меня ничего такого не было.

В общем, машины приняли, и сразу же стоит эшелон. Заводские механики-водители загоняют машины на платформы, закрепили и желают – «Счастливого пути!»

Прибыли мы в Подмосковье, в Ногинск. В парке на улице 3-го Интернационала уже шло формирование 21-го Танкового полка. Наша рота прибыла самая первая. На второй день прибывают командир полка Бриженев, замполит, тыловые подразделения. И на третий день прибыли сразу две танковые роты – Т-34. Всего 40 танков в полку. Вот там в Ногинске проводилось боевое слаживание, сколачивание экипажей, подразделений, проводили в округе тактические занятия – танк в обороне, танк в наступлении.

Ну, закончили формирование, по тревоге нас подняли и на станцию. Там провели митинг, напутствие дали и вперёд… Прибыли в Саратов, выгрузились ночью, и в полной темноте без света совершили марш в Татищевские лагеря. Без фар, без ничего – полнейшая маскировка. Из-за этого у нас тогда произошёл несчастный случай. Как сейчас помню, командир танка – лейтенант Николенко ходил с фонарем, а механик-водитель придавил ему ноги… Случайно, конечно. Его сразу отправили в госпиталь, но какая его дальнейшая судьба, не знаю.

В этих Татищевских лагерях начали формировать 60-ю Механизированную Бригаду. Наш полк включили в неё. И вот, значит, у нас командиром роты был один старший лейтенант. Вдруг вместо него назначили нам Орлова. Тот самый Николай Григорьевич, который прибыл к нам в Минское училище перед самой войной. Молодой свежеиспечённый лейтенант, он прибыл к нам в роту из Орловского училища. Тогда танкистов ещё отлично одевали – тужурки такие с галстуком, так что хорошее впечатление произвёл. Мы с ним до Рославля и отходили, он же командир нашего взвода. Только мы в Ульяновске остались учиться, а он уехал на фронт. В Сталинграде воевал на Т-34, а потом его опять к нам направили на Т-70. Вот так мы с ним второй раз встретились. Все обрадовались. Провели в этих лагерях тактические учения для всей бригады, и опять нас по тревоге, на платформы, через Волгу и вперёд…

Первый раз наш эшелон бомбили в Красном Куте. Налетели два самолёта, но мы все вытащили из машин свои пулемёты, и как открыли огонь из 40 стволов, они сразу и смылись. В итоге привезли нас южнее Сталинграда, разгрузились на станции Капустин Яр. Там пробыли суток трое, в бане помылись, даже выкопали окопы. Выделили нам танковые печки, приварили дымовые шашки к кронштейнам, для маскировки. Потом стали готовиться к форсированию Волги. Изучили маршрут, и вначале нас по пешему учили, как грузиться на баржу. Все эти передвижения только по ночам. А потом подняли, погрузились. На Ахтубе стояла мощная баржа, все 40 танков на неё загнали, и потянули по Волге.

В четыре утра вытянули нас к Каменному Яру, темно ещё было. Все машины расставили по посёлку, где только возможно: возле домов, стогов сена, лишь бы замаскировать. И весь день никакого движения. Даже питание только сухой паёк, лишь бы никаких передвижений. А уже вечером, в 20-00 – тревога! И опять вперёд.

Прибыли в Солодники. Но мы же не знали, Солодники оказался выжидательным районом не только для нашего полка, а для всего корпуса. Я там пробыл два дня, а потом Николай Григорьевич меня, вместе с другими командирами рот, направил готовить исходный район для наступления. Примерно километров за восемь-десять от переднего края уже стояла какая-то пехотная бригада, я им давал размеры наших танков, и они нам копали капониры.

Пока копали, несколько раз немецкие самолёты появлялись, опять маскировка. В общем, выкопали нам окопы, а уже на второй день слышим – танки гудят. Оказывается, это наш полк уже подходит. Мы даже сами не ожидали. Это уже 20-е ноября, вечер.

Заправились, получили сухой паёк, и сразу приказ – «Вперёд!» Артподготовка уже прошла, перед нами пустили другой полк, а потом уже и нас ввели в прорыв – «В затяжные бои не ввязываться! Только вперёд!»

Вперёд пошли «тридцатьчетверки», и уже только за ними мы. Но, между прочим, дважды, когда в атаку шли, мы их опережали. Они медленно идут-идут, и нам ставили задачу их поддерживать. Переднюю линию по сути дела и не заметили. Ну, траншеи были, сапёры в минных полях проделали пути прохода.

Ночью взяли Плодовитое. За ним станция, потом Верхнецарицынский, затем какой-то рубеж и на хутор Советский. Там как раз и замкнули окружение. Нам навстречу вышел 4-й что ли Танковый Корпус. В первую очередь – 36-я танковая бригада. Но кто там первыми встретились, я не знаю. На наших танках ведь раций не было. Вот главный, я считаю, недостаток Т-70, что у него не было радиостанции. Потом только командиру роты поставили рацию, для связи с командиром полка. А так у нас связи не было. Делай как я! Флажками, туда-сюда, вперёд.

Но за всё это время потеряли очень мало – всего два-три танка. Ну, Николай Григорьевич помнит больше, всё-таки он был командиром роты.

Итальянцы по дороге встречались?

Румыны только. Пленных румын целыми колоннами вели по дороге, и они кричали – «Гитлер – капут! Антонеску – капут!» А немцы нет, они всё равно очень сопротивлялись.

После того как замкнули окружение, нашему 1-му взводу поставили задачу – поступить в распоряжение командира 3-го мотострелкового батальона бригады, чтобы поддержать наступление. Якобы разведка донесла, что там в районе Карповки и Варваровки у противника силы небольшие, всего человек до ста осталось пехоты.

Прибыли в распоряжение этого комбата. Нашим взводом командовал лейтенант Умнов, а я был командиром танка. Комбат поставил нам задачу – «поддержать наступление батальона!» И опять повторил данные разведки – у противника там малые силы. Но оказалось, что это полный обман… Оказывается, это крупный и хорошо укреплённый опорный пункт обороны Карповка – Варваровка – Мариновка. Вот и всё…

Они такой ураганный огонь открыли, что пехота залегла, и мы тоже остановились. Потом нам дали команду отойти. В итоге пехота понесла большие потери, но наш взвод обошёлся без потерь. Только постреляли. Танк малый, но чтобы укрываться удобно, сманеврировал, заехал куда-то в укрытие – хорошо.

После этого нас отправили на внешний фронт кольца. Тут уже разведка донесла, что они готовятся к прорыву окружения. Пошли полком наступать через хутор Ляпичев – хутор Логовский, и последнее – хутор Немковский. Нашей роте приказали – занять Немковский, выбить оттуда немцев! Дело уже к концу дня, но мы ротой сразу развернулись, пошли – один взвод справа, другой слева и в центр. Как тогда называли - углом вперёд. Они сразу и бежали. Даже бросили мотоцикл и горшок с топлёным маслом. Я потом этот «цундап», большой такой, отдал зампотеху роты. А там такая кустарниковая местность, наша рота пошла туда, и вдруг приехал командир полка Бриженёв. Первое, что спрашивает: «Танкисты, кушали?» - «Нет ещё». – «Как нет?!» И что характерно, он тогда поздравил нас с награждением медалями «За боевые заслуги» - за взятие этого населенного пункта. Но получить мы их не получили.

Наградной лист на командира полка Бриженёва

Но вот на этом направлении – от хутора Немковский к Рычковской переправе через Дон, мы там несколько раз наступали и отходили. Отправили роту вперёд, а пехоты у нас нет. Вот и получилось, вперёд идём, а потом опять отступаем… Наступаем и опять отходим, раза три так получилось. Во время тех атак я подбил одну пушку.

До неё было метров триста-четыреста, близко, и он видимо подпускал меня поближе. У него ведь тоже 45-мм, но я его опередил. Если бронебойным бить, то щит пробивает, а если осколочно-фугасным, то, как минимум разбивается прицел. Я ему в щиток и попал. Только один выстрел и произвёл. Причём, мне тогда показалось, что в нас стреляли власовцы. Не исключена такая возможность. Потому что они вроде тоже в нашей форме ходили. Вот такие боевые действия мы вели между Волгой и Доном.

А 6-го декабря 1942 года мне поставили задачу – нужно перейти речку и провести разведку местности. Узнать, есть ли противник в районе хутора Верхнекумский. Шесть танков у меня было: 3 – Т-34, и 3 – Т-70. И ночью мы двинулись вперёд. Рано утром метель, позёмка, снег, ветерок. Там совхоз что ли «имени 8-го марта» и я у местного населения спросил – есть ли немцы? Ну, были, отвечают, но тоже конкретно не знают. Дошли до хутора Верхнекумский, но и там никого нет. В итоге разведал – были, но потом ушли в сторону Котельниково. На реку Аксай.

Ну, вернулся в полк, а мне задачу ставил сам начальник штаба корпуса. Доложил ему. А это ведь как раз район Котельниково, откуда танковые группы Готта и Манштейна нанесли контрудар. Что характерно, мы ведь шли от Нижнецарицынского к Верхнецарицынскому, где стоял штаб Гота. У меня там был случай, что я отстал. Случилась неисправность в системе питания. Там ведь что получилось? Когда полный бак – он работает нормально. А выработал сколько-то там, и начинает подсасывать воздух. Бензина поступает мало и двигатель обороты не развивает, мощности нет. Получается, на холостом ходу он работает, а как только включаешь передачу – тыр-пыр и глохнет. Искали-искали, и постепенно нашли где – около бака. Просто подтянул и всё пошло как надо. Но полк уже ушёл, а я стал догонять. Вышел днём к Верхнецарицынскому, а полка нет. Думаем, куда же он делся? Как потом выяснилось, он ушёл левее. Решили подождать.

А механик-водитель у меня был можно сказать пронырливый такой, и до этого он где-то достал мешок муки, загрузил его в танк: «Пригодится!» И пока остановились подождать, он этот мешок муки отдал хозяйке. Только она нам напекла пирожков, тут местные пацаны бегут: «Немецкие танки!» Оказывается, это наш полк пришёл сюда. Я к ним пристроился и пошёл дальше…

Вам ничего не сказали за опоздание?

Так это никакое не опоздание, просто вынужденная остановка. Я ведь никогда никуда не опаздывал. И тут я это быстро нашёл и отстал, может, на час всего.

А где вы первый танк подбили?

По-моему это ещё под Мариновкой. Ну как получилось? Вёл огонь с места. Даю команду механику-водителю – «Короткую вперёд!», и вот кто кого опередит. У нас было три типа снарядов: осколочно-фугасный, бронебойный и подкалиберный. Вот таким подкалиберным снарядом я и подбил. Он ведь тоже малый танк. У него броня тонкая, 45-мм снаряд её пробивает.

А он вас видел?

Откуда я знаю. До него метров шестьсот было. Он стоял, я по нему выстрелил и он загорелся. Это был Т-III. Там у них были только Т-III и Т-IV. «Тигры» с «пантерами» уже позже появились, на Курской дуге. А более тяжёлые танки появились под Верхнекумском и вот там бои шли затяжные. Когда уже речку перешли, там, по сути, получился почти встречный бой с танками. Стали маневрировать, вели огонь. Два танка я там подбил. Мне кажется, они тоже лёгкие были.

А можете схемку нарисовать?

Нарисовал и объясняет – вот это река Мышкова, а здесь вот такие высотки. Примерно здесь хутор Верхнекумский, тут внизу речка через мостик. И когда мы стояли в обороне, наблюдали. Вот они примерно так уходят, и отсюда я вёл огонь, там примерно метров шестьсот. Почти прямо в лоб получается, с небольшим углом. И вот так в бок ему из-за бугорка и врезал. Мы там в засаде стояли.

А как вы в бою вражеские танки обнаруживали? По контурам или как?

Или через прицел, или из башни наблюдаю. С закрытым люком я никогда не ездил. Люк всегда открытый и из него наблюдаешь. Если что-то заметил, тут уже смотришь в прицел. Нас ведь предупреждали – с определённого рубежа могут встретиться танки. В последнее время они массированно использовали танки, по 50-60 пускали разом. А мы уже тут вроде как в обороне. А когда их много подбили, они начинают уходить, вот тут мы идём вперед. Но с этими тяжёлыми танками, как на Курской дуге, надо побыстрее сблизиться.

А когда сопровождали в бою пехоту, то вели огонь только с короткой остановки. Вначале определяешь цель и командуешь механику – «Короткая!» Выстрел и пошёл дальше вилять. Обязательно виляешь, влево-вправо, а только прямо нельзя, обязательно подобьют. И едешь туда, куда он уже только что выстрелил. Ведь туда же он не попадёт.

Есть такое мнение, что Т-70 это бесполезная машина. Вот у вас, например, не возникло мысли, что это несерьёзный танк?

Почему это? Нет-нет, ничего отрицательного. Ну, смотрите, ведь тогда их почему стали выпускать? Эти танки выпускал и Коломенский паровозный завод. Его эвакуировали в Киров и там он стал не паровозы выпускать, а танки. Ведь нужна была массовость. Но лично я никогда не считал, что воюю на чем-то плохом.

А Орлов мне признался, что он расстроился, когда его посадили на Т-70.

Ну, его эмоции понять можно. Все-таки он до этого на Т-34 повоевал, а это, конечно, разница есть. Те, кто уже повоевал на Т-34, им, конечно, на нём неинтересно. А нам нет, всё нормально.

А как вы механиком командовали – ногой по плечу?

Нет, зачем, у нас же внутреннее переговорное устройство.

Оно нормально работало?

По-разному бывало.

В общем, там получилось так, что мы, то наступали, то отходили. Ведь Верхнекумский мы вначале освободили, потом отошли, опять отбили. Когда окончательно взяли, немцы бросили на хуторе штук шесть-семь танков. Стоят целые совершенно, экипажи просто сбежали. Как, почему, мы так и не поняли. Видимо внезапность получилась. Мой механик полез в один и что-то нашёл. А я внутрь и не лазил, чем-то был занят. Но дальше я не знаю, куда их, потому что вскоре меня ранило. Причем, получилось так, что ранило меня вне танка.

При подготовке к наступлению командир полка вызвал нас на совещание. У него особенность такая была, как правило, он ставил задачу не только командиром рот, а всем офицерам. Поставил нам задачу – «Сейчас опять пойдём в наступление!» А тогда снег же какой был, и мы натягивали брезент, чтобы от него прикрываться. У меня остался последний десантник из четырёх. Они нас всегда сопровождали, помогали, а ночью охраняли. И когда я пошёл на это совещание, то своему механику и десантнику приказал: «Давайте быстро снимайте брезент, видимо, пойдём вперёд!» Возвращаюсь, а они брезент не сняли. Поднялся на корпус, помогаю его снимать и тут слышу у немцев залп шестиствольных миномётов. Мы их как-то и не боялись почему-то. Когда эти мины летели, их хорошо слышно, и я пригнулся за башню. Но взрыв раздался слева от танка, и мне по ногам и по мягкому месту… А если бы я оказался на другой стороне, где механик с десантником, то остался бы цел.

Меня на танке сразу отвезли к машине, посадили в кузов и отправили в медсанбат. А вот судьбу механика я, к сожалению, не знаю. Остался ли он жив? Помню, что Толя был из Киевской области. (На сайте http://podvignaroda.ru есть наградной лист, по которому механик-водитель СУ-76 3-й батареи 1498-го САП старший сержант Стальненко Анатолий Григорьевич 1922 г.р. был награждён медалью «За отвагу»: «…16.09.44 в боях за дер.Рукчи первым ворвался во вражеские траншеи, в упор расстрелял два блиндажа, уничтожил 2 станковых пулемета и до 20 гитлеровцев». В 1985 году был награждён орденом «Отечественной войны» II-й степени – прим.ред.)

У меня оказалось тяжёлое ранение. Левую и правую ногу крепко побило. Четыре месяца в итоге провалялся. Только 1-го апреля меня выписали из госпиталя в Уральске. На комиссии признали ограниченно годным к строевой и дали направление в Южно-Уральский Военный Округ.

Когда приехал в штаб округа, сразу к кадровику, танкисту, очень хотел в свой полк вернуться. Я ведь с ребятами переписывался, знал, что полк уже где-то в районе Ростова: «Там найду!» А он мне отвечает: «Нет, на фронт вам нельзя!» И направил он меня в Чкаловское танковое училище. Приехал туда и получил назначение командиром взвода в батальон обеспечения. Обеспечивали боевую подготовку: вождение, стрельбу, эксплуатацию машин, ремонт. До этого командиру роты не полагалось заместителей, а тут как раз ввели должность помпотеха роты, ну и меня им назначили. Вот с тех пор, это был апрель 44-го, я стал техником и больше на фронт не вернулся.

А вы успели какие-то награды получить?

Я получил три ордена. Первый – «Красной Звезды».

Его вам дали по совокупности или за эпизод конкретный?

Нет, за эпизод. За подбитые танки, за участие в разведке. Второй – «Красного Знамени». Вот это фронтовые. А «Отечественной войны» это уже в 85-м. Есть ещё медали «За оборону Сталинграда», «За Победу над Германией».

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

В училище я прослужил чуть больше трёх лет. Потом училище расформировали, и меня направили в 24-й учебный танковый полк в город Дзержинск. Там тоже служил зампотехом, но не роты, а батареи, потому что у них не танки, а самоходки. Потом почти два года, с 49-го по 51-й служил в Польше заместителем командира роты по технической части 85-го мехполка 26-й мехдивизии Северной Группы Войск. Как-то получил командировку в Стрыю – на завод капитального ремонта. Месяц с небольшим там пробыл. Всё время ходил с пистолетом на взводе…

В 1951 году поступил на инженерный факультет в Академию Бронетанковых Войск. Прибыл в Москву, начинаются занятия, поднимаюсь в библиотеку на 2-й этаж, смотрю, стоит Орлов… Обнялись с ним, поговорили, оказывается, он уже адъюнктуру закончил. Потом я там нашёл в типографском отделении двух бывших сослуживцев, они как раз контрольные билеты в академию печатали. Предложил Николаю Григорьевичу: «Слушай, я тебе могу достать билеты по тактике!» - «Давай!» (смеётся).

Через шесть лет окончил академию и 13 лет проходил службу в Закавказском Военном Округе на должностях ЗКТЧ полка (затем дивизии) и помощника командующего армией по бронетанковой технике. Вначале это была генеральская должность, но потом её Гречко сократил. Сделал – отдельно бронетанковая служба, и отдельно автомобильная. Т.е. уже два начальника, а то был один и два заместителя. Это уже полковничья должность, так что мне не выгорело стать генералом.

А в 1970 году я получил назначение в командировку на египетско-израильский фронт. Там два года в зоне Суэцкого канала прослужил советником по технической службе 3-й Полевой Армии.

И как запомнился Египет?

Вообще-то, нормально было. Даже жару нормально переносил, привык быстро. Сухой, жаркий климат.

Только вот бомбёжки… Помню, в районе канала стоял артиллерийско-миномётный дивизион. Орудия большой мощности, на тягачах. Думаю, надо бы проверить тягачи. Поехал, и вот там попал под артобстрел. Два раза попадал под авиабомбёжку. Израильтяне ведь прекрасно знали, где есть советники, но у нас землянка была хорошая, бетонная, и в неё не попадали.

Но у нас был ракетный дивизион, так они по нему часто стреляли, всё прицеливались. А однажды, прямо у самого берега Суэцкого канала, там от бомбёжки осталась воронка и в неё засела самоходка СУ-152. И вот надо её вытаскивать. Первый раз приехали, я всё назначил, но только тягачи стали гудеть, они начинают из миномётов бить. Хорошо, обошлось без прямых попаданий. Потом договорились с нашими артиллеристами, чтобы они открыли массированный огонь, и только под этим прикрытием всё-таки вытянули её.

А кто у вас переводчиком был?

У нас было двое. Один с английского переводил, наш русский, а второй был таджик, который окончил Каирский университет, вот он у нас два года был переводчиком с арабского. Но мне переводчик и не особенно был нужен, я по техническим терминам хорошо научился.

К арабской еде привыкли?

Она хорошая только в обед. А этот фуль по утрам такая дрянь… Два года я там пробыл. Предлагали остаться ещё, но я отказался. Тем более уже ходили разговоры, что скоро они нас выставят оттуда. Так и получилось. Только я уехал по замене 30-го мая, а уже 15-го июня они всех наших оттуда выставили.

С 1972 по 1984 год преподавал в Академии имени М.В.Фрунзе. В феврале 1984 года ушёл в запас в запас в звании Гвардии полковника-инженера. Вот такая у меня жизнь получилась…

Состав семьи: Жена – Августина Ликарионовна; дочь- Наталья; внук – Дмитрий.

Награждён: - орден «Отечественной войны 1-й ст.» - орден «Красного Знамени» - два ордена «Красной Звезды» - орден «За службу Родине в ВС 3-й ст.» - медали «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За Победу над Германией» (всего 20) - Почётная Грамота Верховного Совета Армянской ССР - Заслуженный работник Профтехобразования - Почётный гражданин хутора Верхне-Кумский Октябрьского района Волгоградской области.

С 1975 года активно работает в Совете ветеранов 3-го Гвардейского Механизированного Сталинградского корпуса. Почётный кадет московского «Кадетского корпуса памяти Героев Сталинградской битвы».