Киуру Иван Егорович

Киуру Иван Егорович, 1936 год

(Респондент до сих пор говорит по-русски с сильным финским акцентом и грамматическими ошибками).

Я родился в Ленинградской области, в деревне Бурново. Бурново - это такое место, там сейчас артполигон. И тогда делали артполигон и тогда наши отцы и все [были] высланы оттуда, и там никто сейчас не живет. И сейчас артполигон там, в Бурново - это Всеволожский район. Там испытывают новое оружие, артиллерию. Но потом царь выслал и платил компенсацию. Мой отец купил дом в деревне Койву-кюля, в Ленинградской области. Я тогда маленьким был, когда меня выслали, три месяца тогда.

А какого числа вы родились?

2 сентября 1912 года, там, в Бурново. А потом все время жил в деревне Койву-кюля. Сельским хозяйством мы занимались. Под Ленинградом были ингермаландцы, откуда-то они приехали в 1600 году туда, в Ленинград. На берегах Невы от Финского залива до Ладожского озера были все ингермаландцы. А потом Петр I строил Ленинград на нашей территории. А потом ингермаландцы кормили весь Ленинград тогда. Туда возили картошку, молоко постоянно. Только молоком мы жили, сельским хозяйством. Ленинград все брал. А потом начали колхоз. Ну, сперва была революция. Я еще помню, мне было 7 лет в 18-м году. Тогда лошадей всех взяли. Отобрали.

А не помните, кто отобрал? Красные или белые?

Красные, наши. Тогда еще белые не пришли к нам. А потом в 28-29-м году были отобраны, но оставили одну корову дома и земли немного, чтобы жили мы. Налогу поставили: масло, яйца, мясо. У кого не было этой коровы, ничего, купи и давай государству. Потом в 30-м году начали [рас]кулачивать. Кто держал [в доме] посторонних людей… прислугу или чего-нибудь, даже у кого ничего не было дома, все равно [рас]кулачили. Увезли туда, куда-то в Казахстане, не помню, где там. Потом всех принудительно заставили в колхоз идти. Я не стал колхозить. У меня отец поступил в колхоз. Все имущество надо было туда отдать. Корову одну оставили, а постройки все взяли, только дом остался. Работали в колхозе - там только палки ставили, ничего не заработали. Остальное государству взяли - картошку, все. В 31 году я пошел [на] курсы дорожных десятников, я не стал колхозить. Потом четыре года я работал дорожным десятником под Ленинградом. Дорогу делал. Дорог там не было, было мало, во все деревни были плохие дороги. Я работал до армии, кадровой службы, до 34 года дорожным десятником. Взяли в армию женатым, в кадровую службу, в Петрозаводск. В Петрозаводске был егерский дивизион, все по-фински. Это с Финляндии командиры были, офицеры все были финны. Там я учился [на] младшего командира. Артиллерия, учебный дивизион.

В егерском батальоне?

Да, а потом в 35 году пришла с Ленинградской области 18 дивизия в Карелию, вместо егерского батальона. Всех командиров арестовали, и Совнаркома... Гюллинги [Гюллинга], и Ровио был вроде министр - их тоже арестовали. И потом я [демо]билизовался и пошел в Ленинград работать слесарем на завод. Работал там четыре года - у меня все документы есть. В 38 году было сокращение - поляки, что на заводе работали - поляки, финны, литовцы... всех сократили, на две недели зарплаты дали вперед. Начальство жалело, не хотели пускать, но такой приказ. А в 37 году всех мужиков арестовали. Даже [тех, кто] в Ленинграде не были ни разу, ничего не знали. Всех арестовали.

В вашем колхозе?

В колхозе, всех. А в 36 году там чистили финскую границу, мы были в 50 километрах от финской границы. Все деревни выслали оттуда, мы остались у самой границы. Куда-то в Россию выслали, не знаю. И до сих пор не знаю, где они. Дома пришлось оставить, все. Им дали с собой еще, грузили в вагоны коров и что было имущество. Все с собой взяли. А потом в 39 году мобилизация. Всех ингермаландцев взяли в армию. И водители кто. Туда, в финскую войну.

И вас взяли?

Всех взяли. Я работал в Ленинграде, и взяли в армию.

Расскажите поподробнее, как вы воевали в финскую войну. Когда вас мобилизовали.

Это было в ноябре, 39 году. Нас собрали здесь, в Петрозаводске, оттуда из Ленинграда. И [когда] формировали, комиссар сообщил, что финны начали войну против Советского Союза. И потом нас в Новый Петергоф отправили, там одежду всем дали, и пешком пошли туда, в Финляндию. Потом сразу там сформировали, кто какой специальности, а тогда же мало кого... Я в Ленинграде работал шофером, возил хлеб, и разом попал... возил комиссара и полковников. Полковник был... из штаба армии... Потом командир дивизии был Гречко, последнее время был он министром обороны. Я две недели водил эту Гречку, машины не было. В Ленинград ездили за ним, квартира там была - угол Литейного и Невского, квартира на втором этаже, я был там, в его квартире. Потом быстро наши финнов [от границы] отогнали, а потом была остановка. Линия Маннергейма - укрепление очень большое. Пришлось месяцы стоять на одном месте. Финны стояли там в бункере, а бункер такой, что два метра толщиной стены были, железобетонные. Он там был один, с пулеметом. Наши кричали «За Сталина!», туда с криками, толкали мужиков туда, и всех они убили.

А кто толкал?

Наши солдаты! Наши солдаты туда пошли в атаку, а финн в бункере стоял и косил, как сено.

Вы были водителем, не так ли? А принимали ли участие в боевых действиях? Или наблюдали?

Я наблюдал только, да узнал. Я же не воевал, я начальника возил. Только сзади шли всегда. Потом месяцы подготовка была.

А в чем она заключалась?

Оружие туда, и мужиков... солдат толкали все больше, чтобы взять эти укрепления. Потом через месяц и сверху, и снизу, и сломали эти бункера, линию Маннергейма. Это [неразборчиво] место, где были эти сильные бои. Там даже и камня не осталось, так били. Потом пошли дальше, до Выборга мы шли, и война потом кончилась.

Много пленных финнов было?

Ни одного пленного не видели. Они взяли ингермаландцев, чтобы сделать общую Народную армию, а я ни одного финна не видел.

А вы были именно в Народной армии? Не в Красной армии?

Да. Народная армия была сделана. И ждали, что финны придут, тогда вместе соединяемся. А я ни одного финна не видел.

А форма у вас отличалась от красноармейской?

Нашу форму делали как бывшую польскую форму. Суконные такие, желтые, а не зеленые кители. Очень хорошо кормили, лучше, чем красноармейцев.

А как к вам красноармейцы относились? Хорошо?

Ну как же! Мы же воевали вместе с ними, только [нас] потому делали, что финны придут и тогда возьмут... а ничего не было этого.

То есть Народная армия в боевых действиях фактически не участвовала?

Лыжный батальон уже пошел к передней линии, уже у Ленинрада ыл, уже у передней линии, а потом был приказ, чтобы Народная армия тоже [должна] идти на боевое... но второй день война кончилась, и так и не пришлось.

А Куусинена вы возили? Или видели?

Куусинен у нас присягу принимал. Там, в Териоки.

Я что ваша присяга представляла, вы помните?

Я не помню этого. Вообще в Териоки, Куусинен был... он же тут в Петрозаводске был после.

А Прокконена видели?

Видел, они же тогда присягу принимал. Они там все были.

А еще можете что-нибудь про финскую войну рассказать? Может, в госпитале вы были, или красноармейцы рассказывали какие-то эпизоды.

Ты понимаешь, этих красноармейцев туда толкали, они говорили, что только Ленинградская область воюет, а идут дороги полные, всё солдат туда толкают, а обратно никого не видишь, чтобы шел. Там очень много убили наших красноармейцев. И спросишь: откуда? - Дальний Восток. А власти говорили, что только Ленинградская область воюет. Многие замерзли, тогда были очень сильные морозы, 40 градусов морозы. А плохо одеты были наши красноармейцы. А нас обеспечили - белые шубы дали. У меня полковник был моего роста, которого я возил. И пистолет [под шубой], и не знали, полковник или шофер. Все смеялись. Тут еще Мююгинен живет, он тогда тоже в офицерской столовой был поваром, а я там питался с ними вместе, но он сейчас в плохом состоянии. Потом в августе 40 года демобилизовались, и приехали домой - опять переселенцы, надо дом перенести в другое место, в Токшево. Я жил в Койву-кюля, а потом в Токшево, там делали артполигон.

Как деревня называлась? Койву-кюля?

Койву-кюля. Это «березовая деревня» по-русски. Потом я возил в Токшево дом, там нам дали участок. Полтора года успели [по]жить, в этом доме.

С родителями?

Нет, родители были в колхозе, они отдельно, в другом колхозе, а я самостоятельно. Потом в Токшево жил - я после финской войны поступил в пожарную команду, там военизированная пожарная команда была в Токшево. Мы жили так же, как военные. Потом как окружили Ленинград, мы попали в окружение. Всех мужиков взяли в армию, а с армии всех выслали на трудовой фронт, в трудовые армии. Они как заключенные были. А у меня была бронь в пожарке. Меня даже не взяли в армию, но там мы были вроде как военные. Дали паек - полкило хлеба, у нас столовая там была, мы не голодали, а остальные - сколько там людей [по]гибали. И как оттуда с финской стороны наступали - а после финской войны белорусы пошли туда работать, на те территории, которые наши взяли - все беженцы пришли на Токшево. И все умерли, несколько тысяч. У нас в пожарке было - мы были в пятнадцати километров от Ленинграда - в пожарке были три машины, две лошади, только возили на кладбище, как дрова. Люди людей ели, собак и кошек - никого не было, всё съели. Ничего не было. Ой, сколько погибло. А мы как военные, нам дали паек, как военные, и дома у меня была картошка еще спрятана. Все воровали. Что видели - все воровали. Голод был. Человек лежит около канавы, где [от]резан зад, где ногу - кушали людей. И одна соседка, женщина - у нее было три ребенка дома маленьких, потом один заглотил... теперь будет моя очередь, мне кушать. Кушали своих детей, такой голод был. А потом из пожарки 25 марта 42 года нам сообщили, что завтра собирайтесь, завтра вас везут, переселяют. А мы не знали, что все финны...

А до этого момента какие были ваши основные обязанности? Вы ездили в Ленинград тушить пожары?

Тут в Ленинграде, и под Ленинградом - все сгорело. Круглые сутки бомбил немец. Света не было, все как днем. Все сгорело. И пустил такие бомбы - для паники, пустые бочки оттуда пустил вниз, знаешь, как это свистело здорово! Паника такая. Потом пришел ... сказали нам 25, что завтра собирайтесь. А что собирать? Мы, говорим, никогда не ездили. А можете собирать 30 килограмм с собой на человека. А у меня ребята... Одному было семь месяцев, а второй - три года. Два километра туда на станцию, утром пришли - готовы ехать.

С детьми и женой?

Да. Вот я с семьей и попал туда. Отправили туда - идите на вокзал туда, Токшинский вокзал. Идем туда, я взял два мешка, белье там, одежа. Ни посуды, ничего не взяли, все оставили. Мебель, все оставили. А мы жили хорошо под Ленинградом. И пришли туда, поезд уже ждал, а там уже люди некоторые покойники с вещами сидят около вокзала. Поезд наш пришел - грузили, а половина еще осталась ждать другого поезда. Не знаем, куда везут. Везли туда, к берегу Ладожского озера. А через Ладожское озеро была сделана дорога, уже когда прорвали блокаду. Воды было много, и много машин туда провалилось. Где там бомбили, и не знали, что вода кругом.

Это март 42 года?

26 марта. Вот привезли в Северский... вроде так, Северский, я помню... Там, за Волховом где-то. И уже темно, подгоняют туда вагон. В вагоне темно, в другом вагоне сделаны скамейки, еще сверху, второй этаж. Темно. Я сел на скамейки, а жена - скамейка над нами была, второй этаж - с ребятами туда.

В вагоне?

В вагоне. В середине вагоне были из бочки сделана печка, топилась. Темно было, света не было. И поехали - не знали куда. Едем, едем. Военные закрывали вагон, где-то остановили, и пустили на улицу, чтобы в туалет. Ну люди уже как мертвые были, никто не стеснялся, тут под вагоном и туалет был - женщины, мужчины - не отличались. Опять кричат: По вагонам! Опять по вагонам, а военные охраняли, чтобы никто не ушел. Опять закрыли вагоны. В середине был военный вагон, где была охрана. И второй был для покойников. На каждой остановке останавливались - покойники туда. А потом на большой станции покойников оставляли там, на станции. Не знаем, вот кто их убрал. Каждый день в больших вагонах нас кормили, какой-то бульон давали. А у людей, у кого была одежа, еще меняли в вагонах эту одежу. Ехали от Ленинграда до Иркутской области, станция Белая была. Ровно месяц. 25 апреля мы приехали туда, в Иркутскую область. А потом опять - лесопильный завод был, станция Белая, [неразборчиво название завода] лесопильный завод был. Нас на месяц туда, работать. Там были все эти шофера, все кто в армии машины... там были две машины старые, спрашивали сразу, кто шофер. Я говорю, что я шофер. Вот тут две машины, можешь сделать одну машину? Мы думали уже, что тут будем жить, и совхоз пришел меня искать, второй день на совхозе работал. Я собрал эту одну машину, полуторка была. Возил туда - у них подсобное хозяйство было за 30 километров от лесопильного завода, туда все равно, чтобы весной там сеять надо... Через месяц приказ - собирайтесь опять туда, на станцию Белая, километр был. Ну что, собираться надо. Меня не пускают - нам надо шофера. Я говорю: я не останусь, уже мать и сестру остались в другом эшелоне. А я с семьей был, там в бараке у меня младший сын умер уже, простудился, восемь месяцев, тут похоронили, в Сибири. Поехали дальше, опять идет - теперь давали уже пассажирский вагон, не знаю, куда. Везли туда, я не помню километра - Макаровка была название этого места.

Дальше в Сибирь или обратно в Европейскую Россию?

Нет, дальше, дальше. И говорл, что теперь ждите - баржи идут. По берегу Ангары нас везли. Баржа пришла, пароход привез баржу - на баржу грузитесь. Ехали 500 километров по Ангаре, место было [неразборчиво]. Опять на берег выгрузили. Эти старухи и у кого было много детей - вперед, ждали машину. На грузовую машину и туда, в Ушкуту, 200 километров на машине ехать. Опять там, на берегу Лены, у Ушкута, ночевали, и на второй день баржа пришла по Лене, и на барже ехали сколько-то там 16 суток - две тысячи километров, город Якутск. Опять остановка - на берег, думали, что теперь уже, больше все. Оставили больных в Якутске, а нас опять дальше, на пароход. Поехали опять 2000 километрах.

Это уже лето было?

Июнь месяц. Опять туда на баржи, опять сколько-то суток. В общем, приехали на берег Лаптева [так в оригинале] моря, это место было [неразборчиво] мыс. Вышли, надо на берег идти - а там лед. И был прорублен лед там, куда пароход свозил нас на берег. Еще лед там не растаял, там два метра толщиной лед, там лед ветром гоняет летом. Пришли туда на берег, там один лед. Чистый лед, куда на гору поднялись. На льду. Якуты ждут с ружьями - [им] говорили, что везут белофиннов, что они людоеды. (смеется). А потом они говорили, что... хини, а не финны, что хорошие, хорошие. Увидели, что не едят (смеется). А там два барака только было. Но теперь что - оттуда, с Якутска плоты возят постоянно пароходы бревна.

Т.е. вас из Ленинграда везли именно финнов-ингермаландцев?

Да.

Целый поезд?

Несколько эшелонов! Там многие остались в Сибири, кто в Сибири остался, тем хорошо, а у нас - мы как заключенные, нас все время военные [охраняли]... и каждый месяц отмечались, никуда не уйдешь. А куда там уйдешь, там 4 000 километров, не уйдешь. Пошли на берег - чистый лед, и там стали жить. Два барака было для начальства, сзади нас. Во время войны там очень хорошая рыба. И центнер рыбы стоит корову. Каждые сто километров делали рыбзавод. Ну стали, раз материалы есть - а у нас сперва палатки были - и стали дома строить. А некогда было хорошие дома строить, делали, как вагон - длинные, поставили раму, и потом стоймя раскололи эти бревна пополам и так... обшили. А женщины возили эти бревна оттуда с берега. Десять женщин тащили на берег, мужики делали дома.

На себе тащили?

На себе! Что там, ничего не было. И там взяли... 30 сантиметров [под льдом] есть песок такой, лепили, мазали, как глину. И вот в нашем бараке было 70 человек. В середине был проход, а будки были... как в вагоне, такие - скамейки. Каждой семье дали... у кого больше семья - одну будку, а у меня было три человека, нас две семьи. Зимой жили в этом бараке, у меня жена все время вязала, кружева делала целую ночь. Свечка не горит, дует кругом - на одеже спали целую зиму. И 11 человек умерло в нашем бараке в эту зиму. 70 человек было.

А занимались вы тем, что ловили рыбу?

Я делал... плотником, потом стали дома строить. А потом в 44 году пришли «Студебеккера» из Америки, два «Студебеккера» на нашем заводе. У меня шоферов нету, я стал шофером и завгаром [заведующим гаражом].

А другие чем занимались?

Рыболовством. Рыбу ловили.

Как они ее ловили?

Сетями, зимой. Я тоже одну зиму был. Возили туда трактор - американский «Чалмерс», пришел тоже. И 100 километров на море - там в палатке мы жили, на море. Прямо на море. На берегу искали дрова. Каждое звено были три человека, 25 сетей. Попадает в одну сетку 70 штук [рыб] за ночь. И половину сети успеешь проверить. Потом идешь в палатку ночевать, а там темно... 14 ноября уже солнце заходит, и 28 января только покажется первый раз. Мы были там, и каждый день оставляли одного мужика, который ищет дрова, чтобы топить - там тоже круглая печка из бочки была сделана. И одна женщина, которая сварит рыбу, когда рыбаки идут с моря. А море было... у каждого звена такие кучи рыбы. Там на море прямо клали. Собаками возили. Собак двенадцать штук [в упряжке] - там олени не живут, корма нет. Двенадцать собак возит полтонны рыбы. Возили туда, там было на островах сделаны на льду - там лед - такие ледники, где хранилась рыба.

А дикие звери были там?

Там только белый песец живет. Волки не живут. Еды никакой нет, олени не живут. Только видели белого медведя и моржа. Моржи подымались, и нерпа. Другой раз, как вода уходит, трещина делается. Один морж пришел через эту трещину на лед, а потом закрылась, он остался на льду. Целую неделю стреляли его, а он жирный, пуля не убьет его.

Так убили его в конце концов?

Убили. С толщину пальца эта шкура. А нерпу там неводом ловят. Вот Мююгинен, швед, здесь живет, но он плохо слышит. У него попал... неводом кидал - тащит тонну, кондевка было название, ну как селедка, но очень вкусная! Жирная.

Как называлась?

Кондевка. Его поставили, когда делали рыболовецкий колхоз, председателем, он там работал. 13 женщин - он один бригадир. Держит большой хунгаж - лодка, и четыре женщины гребут, трое кидают невод - триста метров длина невода, девять метров вышина, и каждый раз, как кидаешь, нерпа попадает.

А что вы с ними делали?

Нерпы? А что с ними. Другой раз берешь, а другой раз оставишь обратно. Тогда не понимали, что там шкура.

Не использовали шкуру?

Нет.

В этом рыболовецком совхозе, где вы жили, были одни финны? Или русские тоже?

Литовцы, евреи. С Литвы всех богачей туда отправили. А якуты отдельно рыбачили и охотились. А потом американский продукт [пришел], и очень хорошо кормили. Американские продукты пришли из порта Тикси, слышали? Он там рядом. Вот оттуда пришли эти продукты, машины, все сюда во время войны. Америка все старые продукты отправила нам. 1913 года еще банка была масла, и еще сапоги или ботинки такие, тоже 1913 года, я смотрел (смеется).

Внутри коллектива, в колхозе, какие были отношения? Если там было много национальностей - евреи, литовцы, как вы между собой общались?

А так, как с другими. Мы как одна семья были. Они так же были высланы, как мы.

А на каком языке общались? На русском?

На русском, а между собой они по-литовски говорили.

А браки были? Возникали какие-то отношения?

Нет, этого не было.

А дети рождались?

Первое время не стало, а потом начали уже... И в 44 году уже школу открыли, сельскую школу. Был у нас учитель, с нами, и он был там учителем.

Он все предметы преподавал один?

Все. Было четыре класса, и в одном классе они все сидели, и там предметы все давали.

А врач у вас был?

И врач был.

С самого начала? Или потом уже?

Нет, с самого начала. Тоже с переселенцев, как мы. С средней полосы России. Там же все попали - и коммунисты, все равно, если ты национальности финн. Так же я туда попал.

А как над вами надзирали?

Сперва плохо очень. Пришли к директору жаловаться, вот так и так, ведь нас сперва очень много помирало людей. У нас два мужика делают гробы каждый день. [Слова директора:] А это вас везли сюда помирать.

Так и сказал?

Да. А потом, последние уже поняли, хорошо относились. А потом в порт Тикси кто самовольно уехал, судили. Потому что мы под комендантом - каждый месяц пришлось у коменданта отмечаться, что никуда н шел. А куда ты уйдешь - 4 000 километров.

А с якутами вы общались?

Якуты рядом рыбачили. Потом я говорю: хорошие мужики были.

Помогали вам?

Да. Не боялись уже, что съедят. Якуты же культуру видели только, там же они только оленьи шкуры, заячьи, песец... Одежи были, одеяла - все были оленьи шкуры. А потом меня отправили последний раз в другой рыбзавод главным механиком. Тоже не было специалистом. Полтора года я там работал.

Это в конце войны уже?

Позже уже. Война закончилась в 45, а я только в 51 году освободился.

Т.е. место работы вы поменяли уже после войны?

После войны, да. На другой рыбзавод отправили меня.

Там тоже были нерусские?

Те же наши люди, то же самое. А потом... машины как пришли, меня отправили возить рыбу туда, чтобы когда лед тает, чтобы не унесло рыбу. Поехали мы туда, 100 километров, на «Студебеккерах». Семь бочек бензина [по]грузили на это. А в машине лебедки были, там же нету дороги. А где снег, если остановился - такой твердый, что машину держал свободно. Поехали, 15 километров осталось... Там директор, помощник директора был, мы боялись - 14 ноября мы поехали... Думали, что [если] лед провалится, и тогда можно прыгать. И 12 собак было там, в машине, и помощник директора, и со мной сидело два человека. Все время была дверь открыта с их стороны, справа. Едем туда, осталось 15 километров. А там местами острова были. Около острова едем - провалилась машина. Я не могу выйти, а остальные все в воду прыгнули, а у меня рычагов много - там была и лебедка, и передние, и повышенные скорости. Моя сторона прижала дверь. Смотрю - дальше не идет. Десять сантиметров провалилась. А внизу был лед. Там соленая вода в море, когда прилив - он гонит воду, много воды из моря, а тут не успела замерзнуть, и в этот лед провалилась. Там недалеко рыбачили якуты, и наш директор, туда, шофер и помощник его - туда к ним ночевать. Они сели на нарты и уехали туда, где рыбаки. На второй день приехал директор: что будем с машиной делать? Восемь дней была машина там. Мотор и все в воде. А я открыл радиатор, сколько не в воде было, туда налил бензин и зажег, чтобы не замерз радиатор. Восемь дней так было, потом вызвали вторую машину. Тот привез бревна, лебедку, мужиков дали бригаду. Те долбили эту машину. Она уже замерзла полностью. Долбили - подняли. Что будем делать с машиной? А дров нет, ничего нет. Я говорю директору - а там телефона нет, по рации все давали - ежели не жалеете бензину, так мы сделаем. [Слова директора:] Если сможете сделать - давайте, бензину сколько угодно. Американский бензин был, 50литровые бочки. Помощники дали нам брезент, закрыли машину полностью. И сами рядом с машиной дали другую палатку - ни печки, ничего. 11 дней мы с этим мужиком [напарником] спали прямо на льду. Что одето было - заячьи комбинезоны. Ни печки, ни чая, ничего. Только сухие продукты.

Это был ноябрь?

Ноябрь.

А год какой?

Сорок четвертый. И мы каждый день сидим там под машиной, в американское масло - трехлитровые банки пустые - нальем бензину и под мотором зажигаем этот бензин, вода образуется, выпускает. Полуоси сняли, все. И вот 11 дней мы это делали. И потом сообщили, что машина готова, надо аккумулятор зарядить. Тогда даже Америка была на шестивольтовых аккумуляторах. Аккумуляторы сели. Зарядили, принесли, завели - и поехали туда, к рыбакам. Они никто не узнал, кто они - прокоптились дымом. Одежа вся как корка. И возили рыбу, приехали домой - мне дали американский [неразборчиво] для костюма, материал. И за доблестный труд медаль. За это дело. А потом, когда меня командировали на другой рыбзавод, это уже на берегу Лены было, а мой на море был, триста километров дальше. На берегу Лены, там было пять катеров, и барж было несколько, и электростанция - но электростанция не работала. Я принял это все, две машины тоже было. Принял все, стал ремонтировать электростанцию, стал работать. Катера - один пришел очень старый, из Якутска, с капитального ремонта. Сказали: каждой весной тут поднимается вода, как лед пойдет - 15-18 метров. Надо быть готовым весной. Зимой ремонтировали баржи, поднимали. А так быстро пошел лед, слышим, что уже скрипит все.

А год какой?

Это было уже в 49 году. И потом быстро завели катера, самый большой катер был «Полиндра». Тот взял на буксир баржи, и в протоку, за 10 километров, надо туда вести, там тихое место. Как же этот катер попал на лед - который с капиталки пришел, и порвал все веревки и буксиры и пошел на море. Мы быстро увели все остальные [баржи] в протоку, и в большой катер, и догонять. А там осталось три человека вместе с этим катером. Это Арви Сакса, он тут жил, сейчас умер. Он был мотористом. И Муттер Матвей был там старшиной. Он сейчас уехал в Финляндию, не знаю сейчас, живет или нет. И догоняем, догоняем этим катером - «Полиндра» называется, он одноцилиндровый, но очень сильный катер. Догнали. Туда положили доски на лед и [вы]тащили мужиков с катера. А катер до сих пор там.

Не спасли?

Катер нет, а мужиков спасли. Вот Сакса Арви тут жил, из Чалны. В прошлом году он умер. Он еще молодой был.

А ваша семья все время с вами переезжала?

Ну, я с семьей и попал в блокаду. Когда была блокада, я с семьей остался. И не взяли в трудовую армию, потому что я работал в военизированной пожарной команде, там и жили - 22 человека нас было.

Там, в Сибири, у вас один сын погиб?

Да, а один остался, и две дочки еще там родились.

Уже после войны?

После войны. В 46 году, это старшая - она умерла, она была врачом, а вторая в 50 году родилась. А сын попал потом тут в аварию, в 25 лет умер.

(запись окончания интервью (около 10 минут) была утеряна из-за сбоя в сети (завис ноутбук), а аккумуляторы на диктофоне к тому времени уже сели).

Респондент вспомнил о случае, произошедшем весной 1945 года. Из рыбзавода рыбакам, находившимся на островах в океане, был послан по льду грузовик с продовольствием. В назначенное время он не вернулся, и за ним был послан второй грузовик с респондентом за рулем и приставленным к нему для надзора коммунистом, отвечавшем на рыбзаводе за идеологическую работу. Они нашли грузовик недалеко от одного из островов: водитель боялся шуги, которую гнал со стороны океана ветер, и не ехал дальше. Партработник заставил водителя первого грузовика везти продовольствие дальше, респондент на втором грузовике сопровождал их для страховки. Они отвезли рыбакам продовольствие, но на обратном пути оба грузовика застряли в шуге у одного из островов. Тогда респондент с помощью лебедки вытащил оба грузовика на остров. Шуга (смесь льда с водой) к тому времени поднялась настолько, что доставала человеку до пояса. К тому времени, когда водители вытащили грузовик на остров, они увидели, что со стороны материка кто-то пробирается к острову по пояс в шуге. Оказывается, в рыбзавод прислали радиограмму с сообщением, что ветер гонит со стороны океана новую волну шуги, и они должны оставить грузовики на острове и выбираться вплавь. Уровень шуги был настолько высоким, что человек, посланный к ним с сообщением на собачей упряжке, был вынужден оставить собак на берегу и пробираться к ним пешком. Так как партиец был в возрасте и к тому времени, как они начали выбираться на берег, был не в состоянии идти, то водители грузовиков соорудили из подручного материала шесты и на плечах три километра несли его на берег по пояс в шуге. По воспоминанию респондента, для здоровья это прошло относительно безболезненно, т.к. и он, и второй водитель были «здоровыми мужиками». Грузовики вывозили с острова катером уже летом.