Родилась я 25-го декабря 1921 года в башкирском городке Стерлитамак. У нас была обычная семья – родители, три брата: Виктор, Сергей, Анатолий и я самая младшая.
Расскажите, пожалуйста, немного о довоенной жизни вашей семьи.
Мама у нас местная, а отец - Николай Александрович был родом из Вятки, но еще в юности они с братом приехали сюда на работу, да так и остались. Папа был потомственным плотником и на редкость трудолюбивым человеком. Одни наши соседи пили, пьянствовали, и жили соответственно, а в нашей семье было заведено все время трудиться, поэтому мы жили нормально. Держали корову, поросят, кур, и даже дом родители сами построили. Он, кстати, до сих пор там стоит – Республиканская, 22.
В 1939 году окончила 10 классов в средней школе №4 и решила поступать в уфимский пединститут. На филологический факультет, потому что уж очень любила литературу. У нас русский язык и литературу преподавала Мария Александровна Мишенина – замечательная учительница. Какие балы-маскарады нам устраивала - это просто чудо! Она из всех девчонок делала героинь литературных произведений. Я, например, однажды была Катериной из «Грозы» Островского. И представляете, для этих балов она мальчишкам где-то находила костюмы, а девчонкам сама их шила… Вообще, у нас все учителя были хорошие. На них хотелось равняться, они служили примером для нас.
Поехала в Уфу, написала сочинение, но тут мне позвонили из дома и сообщили, что заболела мама. Я, конечно, сразу вернулась домой. Маму мы выходили, но экзамены уже закончились. Как говорится, поезд ушел. И передо мной встал вопрос – чем заниматься дальше?
Решила пойти в районо – проситься на работу. Заведующий районо оказался хорошим человеком, он посмотрел мой аттестат, а у меня только по математике четверки, а по всем остальным – пятерки, и говорит: «Эх, вот если бы вы пришли неделю назад, то я бы вас с удовольствием взял учительницей русского языка. А сейчас уже поздно, все места укомплектованы». Но увидел, что я расстроилась: «Что же мне с вами делать? Я вижу, что у вас по немецкому языку пятерка». А я возьми да и скажи, как было: «У меня с немецким все отлично!» А у нас в школе немецкий преподавала обрусевшая немка - Ольга Николаевна Владимирцева и она меня всегда очень выделяла. Да я и сама чувствовала, что у меня есть какие-то способности к языкам. Потому что если текст переведу, то все, слова мне учить не надо – я их уже запомнила. И когда мы окончили школу, Ольга Николаевна даже поспорила с Марией Александровной. Она хотела, чтобы я поступала в институт иностранных языков в Уфе, а Мишенина настаивала, чтобы я пошла на филфак. В общем, мне предложили место учителя немецкого языка в школе деревни Рязановка – это 15 километров от Стерлитамака. Я удивилась: «Да какой же из меня учитель немецкого?» - «Ничего страшного. Там его давным-давно нет, так что с азов придется начинать. А учиться заочно будешь». В общем, уговорил меня. Прихожу гордая домой: «Я устроилась на работу!», а родители даже обиделись: «Тебя кто просил, тебе что, есть нечего?!» - «А чем мне целый год заниматься?! На танцы ходить?»
 |
Выпускной класс. 1939 г. |
В школе меня очень хорошо приняли, но вначале я была уверена, что проработаю там всего год и опять обязательно поеду поступать в институт. Но жизнь так
затянула, что я осталась работать и даже на заочный не поступала. Поэтому получилось так, что проработала в этой школе почти три года, до самого ухода на фронт. И всегда вспоминаю это время очень тепло. Потому что педагогический коллектив в школе был просто замечательный, необыкновенно дружный. И что особенно удивительно – многие дети с удовольствием учили немецкий язык. Уже после войны я как-то встретила мою бывшую ученицу, которая уже сама стала учителем и она мне так сказала: «Знаете, Евгения Николаевна, а я ведь подражала вам во всем! Настолько вы мне нравились как педагог и человек». К тому же мне очень нравилось жить в деревне. Ведь еще когда я была маленькой, и отец ездил по деревням строить школы, то все лето я жила с ним в деревне и деревенская жизнь мне стала не просто привычной, а очень понравилась. В общем, так и прожила в Рязановке почти три года, а тут война…
Как вы узнали о ее начале?
В Стерлитамаке по радио услышала. Люди, конечно, пришли в ужас от такого известия. Но общий настрой был боевой: «Нашу Россию никто не переборет! Россию еще никто не побеждал!» Ведь мы же учили историю, и знали, что Наполеон даже Москву взял, но все равно мы победили.
Неужели в начале войны не было такого момента, когда бы вы решили, что все, война проиграна?
Ни одной минуты так не думала! Было другое. Зима на 42-й год выдалась не просто холодной, а суровейшей. И помню, лежу перед сном, слушаю, как ветер завывает в трубе, и думаю, а как же там сейчас люди на фронте?..
В Рязановке почти всех мужчин призвали в армию, и трудились в основном только женщины с подростками. Жили, конечно, тяжело, но не голодали. Все-таки в деревне всегда можно прокормиться. А я продолжала работать в школе, но меня же там в Рязановке как активную и энергичную девушку избрали секретарем комсомольской организации школы. И как-то меня вызвали в райком Комсомола и секретарь мне говорит: «Родина в опасности! Объявлен дополнительный набор в Красную Армию, в том числе набирают и девушек. Но есть два обязательных условия – добровольность и полное среднее образование». И я тут же написала заявление. К тому времени мама уже умерла, а если бы она лежала больная, то я бы на фронт конечно, не просилась. Пришла к отцу, так, мол, и так папа… - «Ну что, дочка, я могу тебе сказать. Конечно, я против, но раз уж ты решила…» И папа меня так и не дождался с фронта, умер…
Со всей Башкирии набралось три с половиной тысячи девчонок-комсомолок. И как сейчас стоит перед глазами день, когда наш эшелон уходил из Уфы на фронт - 8-го мая 1942 года. В здании Уфимского театра оперы и балета состоялся митинг, звучали речи, призывы, а потом мы под звуки оркестра прошли строем на железнодорожный вокзал. И когда эшелон тронулся, из вагонов разносилось: «Уходили комсомольцы…»
 |
В кругу семьи. 1941 г. |
Из Стерлитамака нас была целая группа, в вагоне уже все перезнакомились. Потом я слышала, что из нашей группы с фронта живыми вернулись только восемь девочек… А сейчас нас осталось всего трое… У нас в Стерлитамаке в школе-интернате воспитательницей работала очень хорошая женщина, которая занималась тем, что разыскивала оставшихся в живых девчонок из нашего набора. Под ее руководством ученики из этого интерната разыскали больше тридцати человек и даже создали музей под девизом – «Шли на фронт девчонки…»
В общем, наш эшелон прямым ходом отправили в Сталинград. Красивый такой город, но мы и предположить не могли, что вскоре придется его защищать. Фронт-то был еще далеко. Разместили нас в какой-то школе и уже оттуда офицеры из фронтовых частей набирали себе целые группы.
И в составе большой группы стерлитамакцев я попала в 82-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, который у разъезда Рычковский охранял железнодорожный мост через Дон. Помню по дороге к нашему эшелону на остановках подходили женщины: «Девочки, неужели вы не боитесь на фронт ехать?» А мы так весело в ответ: «Нееет, нам не страшно!» А что мы тогда понимали?.. Откуда мы могли знать, как страшно бывает на фронте? Еще ой как страшно бывает… Если рядом с тобой падает человек, и ты живой, а он нет…
Никогда не забуду, как нас привезли в часть. Всех девчонок построили, но строй был очень пестрый: высокие и маленькие, толстенькие и худенькие, с косами и стрижками. Правда, уже совсем скоро, когда окончили курс молодого бойца и приняли присягу, мы стали какими-то другими – серьезными, ответственными, а ведь нам было всего по 19-20 лет… Но вот при построении во время первой встречи на лицах командиров читалось явное разочарование и недовольство. Как они потом сами нам признавались, стояли и думали: «Как же воевать с таким пополнением?..» Сомневались да еще как, но потом оказалось, что девчонки более дисциплинированные, чем мужчины.
Для начала нас переодели. Но всем выдали форму одинакового размера, и нормальные девчонки только рукава подшили, что-то еще по мелочи, а я ведь была маленькая, тоненькая, гимнастерку надела – и она мне как платье…
Помню, в первый раз пошла на свое рабочее место. Докладываю по всей форме командиру дивизиона: «Разрешите доложить, красноармеец такая-то прибыла, разрешите приступить к дежурству!» А он как увидел меня: «Это что еще такое?! Что за безобразие?! Я не вижу тут никакого красноармейца, что за вольности?!» Он решил, что я не захотела надеть обмундирование, я же в своей одежде заявилась – юбочка, кофточка, какая-то шапочка со звездочкой, ведь даже пилотка оказалась мне велика. - «Разрешите доложить. Просто выданная форма мне очень велика!» Тогда он меня так смерил взглядом: «Да, пожалуй…» Тут же вызвал старшину: «Почему у вас девушки не обмундированы, как положено?! Даю вам сутки сроку, чтобы справили ей нормальную форму!» Старшина отвел меня к портным, и они мне все перешили. Прихожу на следующее дежурство и комдив пошутил: «А эта форма вам даже больше идет, чем гражданское». А во время занятий по строевой подготовке из-за маленького роста мне приходилось шагать ой-ей-ей… Зато когда я отвечала на политзанятиях, то командир отделения всем говорил: «Слушайте и запоминайте, вот как надо отвечать!»
 |
Белобородова Е.Н. 1943 г |
В общем, при дивизионной прожекторной роте прошли «курс молодого бойца», приняли присягу и потом нас стали распределять кого куда. Стали зачитывать, ту прибористкой в эту батарею, ту связисткой в другую, ту в третью, почти всех перечислили, а меня все нет, нет и нет. И лишь в самом конце зачитали – «Белобородова остается телефонисткой при командном пункте». Кое-как сдержалась, ладно, думаю… И как разошлись, пошла к комдиву разбираться: «Разрешите обратиться! Всех значит на батареи, а я зачем приехала, в штабе сидеть?! Я тоже хочу на батарею!» Но он меня быстро на место поставил: «Вы в армии находитесь или где?! Кругом и шагом марш выполнять приказ!» Уже потом, спустя много лет на послевоенной встрече мы с ним смеялись, вспоминая этот эпизод: «Пришло ко мне это воздушное создание и стало требовать отправить ее на батарею…»
Май и июнь прошли в учебе, над нами лишь изредка пролетали «рамы» - самолеты-разведчики, а в июле началось… Когда немцы перешли в генеральное наступление, то нас троих: Настю Николаенко, меня и еще одну девушку не из Стерлитамака командировали на станцию Чир. Работая в здании почты на коммутаторе, мы должны были держать связь с нашими наблюдательными постами, находившимися ближе к линии обороны, передавать все их сообщения в наш штаб. К тому же через коммутатор держали связь и другие части, так что нагрузка на нашу долю выпала большая. Все местное население было уже эвакуировано, скот угнали, поселок был пуст. Оставались только железнодорожные рабочие и рота охраны станции, поэтому в здании почты мы себя чувствовали как на островке.
Постепенно гул орудий все приближался, и бои стали идти уже непосредственно у самой станции. Об их ожесточенности вполне красноречиво говорило то, что мимо нас постоянно проезжали санитарные машины, а по дороге шли и шли раненые.
В один из этих дней один из постов сообщил, что на мост через Дон летят «Юнкерсы-88». Я передала это сообщение в штаб, выглянула в окно, а бомбардировщики уже над нами. Идут на небольшой высоте, разворачиваются и делают заход, но не на мост, а на станцию… Явно, что их целью в этот раз были стоявшие на путях вагоны с техникой и боеприпасами. Только успела сообщить об этом в штаб, как в следующий миг взрывной волной вырвало оконные рамы и двери… Лишь каким-то чудом мы уцелели… Связи уже ни с кем не было, и мы кинулись в канаву, в которой хоть как-то могли спастись от осколков. Сидели в ней и смотрели, как от самолетов отрываются и падают бомбы… И гадали, которая из них наша…
А пока сидели в канаве, к зданию почты вдруг подъехала танкетка. Вначале не на шутку испугались, но потом услышали русскую речь и вышли к ней. Танкисты нам рассказали, что бой идет уже совсем близко, а они привезли в поселок раненого, думали, что здесь есть санбат.
Потом стали думать, что делать дальше. Ведь без приказа покинуть свой пост мы не могли, нас бы сразу записали в дезертиры… А буквально накануне к нам прибыли два парня, которые должны были нас заменить. Решили, что один из них отправится в штаб, а мы будем ждать приказа. И на наше счастье он все-таки добрался до штаба и за нами прислали машину. Приехали в часть, а девчонки кинулись нас обнимать, целовать… Они ведь знали, что на станцию был страшный налет и думали, что мы все погибли… Вот так закончилась наша командировка.
 |
Белобородова Е. Н. с сослуживцами |
А налеты на наш мост следовали один за другим. В иные дни случались такие страшные налеты, что дула орудий раскалялись докрасна от непрерывной стрельбы. Но, между прочим, ни одна немецкая бомба так и не упала на этот мост. От этого немцы только зверели, атаковали огневые позиции наших батарей, но все бесполезно, мост оставался невредим.
А я так и служила телефонисткой во взводе управления, и моя задача заключалась в следующем. Я сидела возле дежурного офицера с телефонным аппаратом, и должна была дословно передавать на батареи все его указания. Не имела права ничего ни добавить, ни исказить. Если объяснять, то вроде ничего сложного, но на деле это было настолько тяжело, мы так уставали, что нас меняли каждые три часа.
И вдруг в конце июля в какой-то момент налеты прекратились, все стихло. Но от этой тишины стало жутко, даже хуже чем под бомбежкой… Мы забеспокоились, что бы это значило, ведь совсем недалеко шли бои и мимо проходили санитарные поезда. Но кто-то из командиров объяснил: «Все, значит, скоро пойдут танки. У немцев такая тактика - сначала самолеты, потом танки…»
Дула наших 85-мм зениток перевели в горизонтальное положение, а всему личному составу не занятому у орудий раздали бутылки с зажигательной смесью. Все сразу стало понятно… К нам во взвод управления пришел комиссар: «Немцы нас не бомбят, потому что решили прорываться через наш мост, откуда им откроется прямой путь на Сталинград. Поэтому перед нашей частью поставлена задача: вести бой с наземными силами противника». А потом добавил: «Девочки, все вы пошли на фронт добровольно. Давайте, пока еще не поздно, мы вас отправим в Сталинград. Вы не беспокойтесь, там вы тоже будете служить. Но сейчас здесь сложилась такая обстановка, что мы вам разрешаем уйти». Но все девчонки отказались, все как одна решили остаться с дивизионом до конца…
Никогда не забуду, как в ту ночь я шла на свое очередное дежурство. Стояла ясная, звездная, тихая ночь. Дом освещался лунным светом, а я думала о том, что с рассветом эта тишина взорвется гулом орудий, грохотом взрывов… Но только села на свое рабочее место, запрашиваю у батарей обстановку – и все, уже нет больше мыслей о грядущем, есть только четкое выполнение команды. Сознание важности порученного дела
И вдруг поздно ночью приказ - «До рассвета сняться с позиций и срочно двигаться в сторону Сталинграда!» Только мы переправились, как саперы взорвали мост, а оборону по берегу осталась держать морская пехота.
До Сталинграда ехали, если не ошибаюсь, две ночи, а днем укрывались в лесочках, потому что немецкие самолеты гонялись даже за одиночными людьми. Пока не убьют, не улетят…
В Сталинграде наша первая позиция была в поселке Верхняя Ельшанка. Что удивительно, пока располагались, город продолжал жить тревожной, но мирной жизнью. Люди не эвакуировались, все были уверены, что уж в город врага не допустят… Работали госучреждения, больницы, детсады. А потом немецкие самолеты стали сбрасывать листовки: «Сталинградцы, сдавайтесь! Вы окружены, а город сравняем с землей…» А на обороте рисунок – штык воткнутый в землю – пропуск в плен… В воздухе запахло грозой…
 |
У знамени полка |
Там нашему дивизиону довелось отражать яростные налеты немецкой авиации. И, конечно, никогда не забыть налеты 23-24 августа, когда немец бросил на город целые армады самолетов… Эти дни мне до сих пор снятся в кошмарах… Наши позиции располагались на высотке и с нее мы прекрасно видели как запылал город…
Налетели словно хищные птицы, и беспрестанно бомбили, бомбили и бомбили… В те дни казалось, что кругом горит все, и земля и небо… Наши ребята лупили из зениток с утра до вечера, сбивали немцев, да еще как сбивали, но мы даже не всегда успевали занести в журнал данные о налетах, ведь самолетовылетов были тысячи… Как вспомню, как сыпались эти бомбы с неба… Ну о чем говорить, если видишь как с неба целая тонна летит…
Налеты стали ежедневными… Как-то немецкие «Юнкерсы-87», которые за характерный вой при пикировании у нас в войсках прозвали «музыкантами», спикировали на 1-ю батарею и при прямом попадании погиб целый расчет… Уцелел только его командир - старший лейтенант Гаврилов… После войны на том месте построили школу-интернат №8 и на стене здания прикрепили мемориальную доску с именами погибших зенитчиков… Во время послевоенных встреч мы неоднократно бывали этом интернате, и дети нас всегда очень радушно встречали.
Но в середине сентября немцы все-таки прорвались, и для города настало самое грозное время - начались ожесточенные уличные бои. Нынешним поколениям даже представить трудно, как это было… Ожесточенные бои не прекращались ни днем ни ночью… Шли за каждый дом, за каждый этаж… В этих страшных боях наш дивизион постоянно менял позиции и больше работал по наземным целям. А укреплений как таковых и не было. Если и рыли землянки, то просто присыпали их землей… Вы знаете, мне многое довелось увидеть и испытать на фронте, но сердца моего боль это без сомнения Сталинград. Оборона Сталинграда - это незабываемый и самый яркий момент всей жизни. Сколько мы там людей потеряли, это что-то страшное… До сих пор душа болит, когда вспоминаю как, например, погиб начальник штаба дивизиона.
Там наши штабные землянки постоянно переносились с места на место, и как-то мы расположились в одной земляночке. Причем, начштаба она сразу не понравилась: «Ну что же этот Мирошников, - это был его заместитель, - такое неудачное место выбрал?!» Ходит, возмущается, а мы с подружкой Любой стоим у входа и все это слушаем. Потом говорю ей: «Пошли быстрее подсоединять телефоны, ребята-связисты уже протянули связь в землянку!»
Шагнули с ней внутрь, а он задержался. Но не прошло и двух минут, как раздался взрыв огромной силы… Мы даже и не поняли, что случилось. Видно, шальной снаряд или мина. Сидим, трясемся от страха и только когда услышали, что наверху собрался народ, вышли, а там на плащ-палатке лежит начштаба… Хороший был человек. Бывший учитель, мог с подчиненными по душам поговорить… Там же в лесу его и похоронили… А знаете, где обычно мы своих товарищей хоронили? В основном во дворах и на огородах, потому что там земля мягче…
 |
Четыре подруги: Тезикова Катя, Вера Михайлова, Ася Федулова и Женя Белобородова. |
Но уже через какое-то время приборы и часть орудий оказались разбиты, поэтому командование дивизиона приняло решение отправить всех девушек на левый берег. Когда переправлялись на пароме, бомбы падали совсем рядом и вода в Волге прямо кипела от взрывов… А сколько людей погибало на этих переправах…
Но особенно больно было за мирное население. На том берегу мы стали жить в каких-то шалашах. А местность там овражная, так жители в стенках оврагов выкапывали норы – там и спасались… Но что-что, а на фронте нас кормили хорошо, хлеба много давали, так мы им носили от себя. И хлеб, и американскую тушенку. А как иначе? Мы считали, что обязаны их защищать от любой беды. Недавно по телевидению мне попалась передача, где сталинградские дети того времени вспоминали пережитое. Удивительно, что кто-то из них вообще выжил… Но все-таки мы устояли…
И поверьте, я не рисуюсь, но даже в этот тяжелый момент не было таких мыслей, что можем проиграть. И совсем не думали, что можем погибнуть. Чуть только свободная минутка, сядем с девчонками и начнем мечтать – «эх, какая же жизнь после войны наступит», кто в какой институт будет поступать… И все так, ни от кого плохих слов не слышала.
Но пробыли мы там недолго. Вскоре батареи потеряли свои последние зенитки, к нам переправили тех немногих оставшихся в живых бойцов, и дивизион отправили на переформирование. Куда, уже не помню.
Потом началось контрнаступление, и мы с боями шли от Сталинграда на Донбасс. Но в то время меня уже перевели из взвода управления в секретную часть штаба. И на прежнем месте служба была непростая, но здесь оказалась гораздо тяжелее, ведь и днем и ночью приходилось работать. Как бывшую учительницу меня обязали вести всю документацию, вплоть до наградных представлений. То придут срочные документы и нужно их принять и зарегистрировать, то необходимо срочно что-то отправить. Бывало ночью, только приляжешь, тут раз, курьер приехал, так что работы было через край и больше. Но я всю жизнь работала очень добросовестно, поэтому со своими обязанностями справлялась хорошо, и уже на Украине меня повысили - перевели служить в секретную часть штаба 11-го Корпуса ПВО. С одной стороны повышение, а с другой обидно было очутиться в тылу, сидеть на одном месте. Ведь этот корпус остался на Запорожье, а мой родной дивизион дошел до Будапешта.
 |
Анна Шустова, Евгения Белобородова, один из комбатов, Вера Михайлова. |
Штаб корпуса стоял в Днепропетровске. Приятный климат, хороший город, кстати, не знаю почему, но он оказался не сильно разрушен. Я подчинялась непосредственно начальнику штаба, это был пожилой, очень добрый человек, который при любой возможности шел мне навстречу. Например, всегда отпускал в город, так что можно было и в театр сходить и в церковь. Я же всегда верила в бога, и тогда и сейчас. И верю, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель. Так что в церковь я ходила, молилась, правда, крестика у меня не было. В общем, службу в Днепропетровске, конечно, нельзя сравнить с фронтовой. Зато там у меня произошла памятная для меня встреча с директором нашей школы.
Помните прекрасный фильм «Доживем до понедельника», в котором учителя истории играет Вячеслав Тихонов? Так, когда я смотрю этот фильм, перед глазами сразу встает наш Павел Иванович Тимофеев. Он тоже историком был. Такой же красавец мужчина, и такой же талантливейший учитель, его все ученики боготворили. Помню, такой эпизод. Часто всем классом мы выезжали за город на Белую, катались на лодках, сидели у костра, отдыхали. И однажды: Павел Иванович не хотел купаться, а мальчишки его всё упрашивали и так расшалились, что схватили его за руки, за ноги и окунули. Представляете?! И ничего, Павел Иванович только посмеялся вместе со всеми.
И как-то подхожу к нашему штабу, а оттуда выходит офицер и направляется к стоящему у дороги автомобилю. А у него такая стремительная походка была, ни с кем не спутаешь. И этот тоже выскочил из подъезда и к машине. Смотрю на него, и тут он вдруг обернулся. Узнал. Я побежала, и мы так обнялись, так обнялись… Я заплакала: «Павел Иванович, да вы ли это?» Оказалось, он тогда служил в политотделе 4-го Украинского Фронта, приехал в Днепропетровск по делам и очень торопился. Мы толком и поговорить не успели. Всё бегом-бегом. Спрашивал про одноклассников, кто где служит, про школу, про родных. Помню, я тогда спросила у него: «Павел Иванович, а вы не удивлены, что я – военная?» - «Нисколько, так и должно быть…» А после войны он осел в Москве, но сильно болел, перенёс много операций и прожил недолго. Та случайная встреча так и осталась последней… (На сайте www.podvig-naroda.ru есть выдержки из наградных листов, по которым гвардии майор Тимофеев Павел Иванович 1914 г.р. был награжден орденами «Отечественной войны» 2-й степени и «Красной звезды», а также медалью «За боевые заслуги» - прим.Н.Ч.).
А вы, кстати, не знаете, кто из ваших одноклассников воевал?
Точно воевали Володя Щуров, Лёва Мошаров, Николай Петров. Знаю это, потому что все они погибли и их фотографии висели в нашей школе… Коля Петров еще в школе стал заниматься в аэроклубе, потом окончил лётное училище. А из девочек Люба Мордовина была на фронте. Люба после школы училась в медицинском техникуме, но с последнего курса их всех призвали, и всю войну она проработала в госпиталях. Вообще, конечно, по нашему поколению война прошлась будто катком…
 |
С Николаем Салтыковым |
Уже на фронте я как-то получила письмо от своего бывшего ученика – Ильи Стукалова. Он писал, что окончил у нас в Стерлитамаке Рижское пехотное училище и в конце просил разрешения: «Я знаю, что Николай Васильевич вам очень нравится, но разрешите мне вам писать!» А Николай Васильевич - это Коля Салтыков, учитель математики, с которым мы одновременно начали работать в Рязановской школе. Он тоже жил в Стерлитамаке, поэтому на выходные мы всегда вместе уходили домой, и почему-то считалось, что это мой жених, хотя между нами ничего не было. Конечно, я ответила Илье согласием, но больше не получила от него ни одного письма… (По данным ОБД-Мемориал командир батальона 124-го Гв.СП 41-й Гвардейской стрелковой дивизии гвардии лейтенант Стукалов Илья Иванович 1923 г.р. погиб в бою 10.03.1944 года и похоронен в селе Каменечье Тальновского района Киевской области – прим.Н.Ч.) И Коля тоже погиб на фронте… Уже после войны я встречалась с родственником людей, у которых жила в Рязановке. Оказывается, он служил вместе с Колей, и рассказал, что их часть с боями дошла до Великих Лук и там они попали в окружение. И Коля подошел к нему: «Гриша, мы – несколько человек решили пробиваться к своим. Ты с нами пойдешь?» Но у этого Гриши были больные ноги и он отказался: «Я бы и рад, но просто не смогу…» Попрощались, и Коля с этими парнями ушли. А как пробиваться, если у них на несколько человек одна винтовка…
А ваши братья воевали?
Только самый младший брат. Старший брат Сергей работал в Уфе и имел «бронь», а Виктор окончил институт и строил для фронта дороги и мосты. А вот Анатолий на момент начала войны работал военруком в школе деревни Николаевка, и его конечно, сразу призвали. Очень хорошо помню, как провожали его. В последний раз тогда его видели… В войну мы получили извещение, что он пропал безвести, и я все никак не могла понять, ну, как же такое возможно, чтобы человек пропал безвести…(По данным ОБД-Мемориал Белобородов Анатолий Николаевич 1916 г.р. считается пропавшим безвести с апреля 1943 года – прим.Н.Ч.) И лишь относительно недавно мне посоветовали обратиться к одной женщине из Уфы, которая занимается розыском пропавших. Рассказала все что знала, и ей как-то удалось найти сведения, что Толя был ранен и умер в госпитале…
Ему, кстати, пришлось воевать на Халхин-Голе с японцами, он тогда служил действительную службу в полевой артиллерии. И когда он вернулся, то рассказывал, что это просто нелюди. И сами в плен не сдаются, но и наших не жалеют… Поэтому когда стало известно, что наш 11-й Корпус ПВО с Украины отправляют на Дальний Восток, то именно из-за этих Толиных рассказов я категорически отказалась. Ведь командир корпуса строго-настрого дал указание всем начальникам отделов – «Это девушки-добровольцы, поэтому только с их согласия! Кто откажется – не брать!» И когда меня пригласил начальник штаба, сразу отказалась: «Я с этими самураями воевать не собираюсь! С меня и немцев хватило». – «Почему так категорично?» - «Мой брат там воевал и он мне рассказывал, какие они жестокие и что творят…» Поэтому меня на Дальний Восток не взяли.
Вначале мне предлагали перейти на службу то ли в штаб армии, то ли округа. К нам приехал один генерал, зашел ко мне в отдел и предложил: «О вас очень хорошие отзывы, я бы с удовольствием взял вас к себе. Дадим вам жилье, и будете работать у нас вольнонаемной. Подумайте!» Но я как представила, что среди такого количества «шишек» буду там как мошка… К тому же я насмотрелась, как в нашей части бедствовали две вольнонаемные машинистки. Ведь я же лично с нашей кухни еду им носила. Наш повар, добрый грузин, входил в положение и никогда не отказывал. Подумала – разве я хочу жить на копейки и оказаться в таком же положении?.. И отказалась.
 |
Брат Анатолий |
Но вскоре меня опять вызвал начштаба Карасев: «Вас сватать приехали!» - «Это еще как?» - «На обороне ДнепроГЭС стоит полк ПВО и им нужен человек для работы в секретной части. Ты им как раз подходишь». Вот тут я согласилась.
Привезли нас в этот 1884-й зенитно-артиллерийский полк ПВО. Его батареи стояли на острове, всякие службы, кто где, а сам штаб располагался непосредственно в Запорожье. Захожу к командиру полка, представилась, он меня оглядел так с ног до головы: «А мне вас так расхвалили, что я думал такая вот девица приедет. А тут такая крошка…» - «А знаете, что мой бывший командир говорил? Мал золотник да дорог!» Он расхохотался: «Думаю, мы с вами сработаемся». И вот в этом полку я служила до самой демобилизации.
Как вы узнали о Победе?
Часа в четыре утра меня разбудила сильная стрельба во дворе. Кинулась к подружке: «Анка вставай, диверсанты!» Она вскочила, а что делать не знаем. А ко мне в секретную часть с батарей каждое утро приходили посыльные и я им давала запечатанные пакеты с условным сигналом наших самолетов - «Я свой!» И когда я немного опомнилась, то сразу побежала в свою секретную часть, потому что у меня первая мысль – выдала ли я эти пакеты? Подбегаю, а часовой сделал стойку «смирно» и говорит: «Товарищ старший сержант, Победа!» Побежала на коммутатор: «Девчонки, что случилось?!» - «Женечка, как что?! Победа!» Это было что-то…
Как-то отметили?
У нас один из офицеров жил на квартире, и он собрал у себя человек двенадцать. За столом посидели, но все очень скромно.
Какие у вас боевые награды?
У меня три медали: «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и самая для меня дорогая – «За оборону Сталинграда». (На сайте www.podvig-naroda.ru есть выдержка из наградного листа, по которому Евгения Николаевна Белобородова была награждена медалью «За боевые заслуги»: «За отличное знание своего дела, за отличную боевую подготовку и правильное ведение секретного делопроизводства, точный учет и хранение совершенно секретных документов, за отличное оформление секретных документов. Тов.Белобородова участница Сталинградских боев, отличница боевой и политической подготовки – прим.Н.Ч.)
С кем вы больше всего дружили на фронте?
В войну мне везло на хороших людей, со многими сложились теплые отношения, но самой близкой подругой была мне Люба Воронина, в замужестве Ионова, с которой мы вместе служили во взводе управления. Всю жизнь с ней потом дружили, но год назад она умерла… А сейчас в соседнем доме со мной живет Болотова Клавдия Пантелеевна, которая служила на одной из батарей. У нас в дивизионе были орудия МЗ, которые мы называл эмза – «Помню я эмзушку и родную пушку и тебя за то, что ты дал мне закурить…»
Отличные отношения сложились и с Аней Шустовой. Когда в 1944 году был освобожден ее родной Минск, то ее отпустили повидать родных. Мы все собрали ей в дорогу продукты, ведь знали, что в Белоруссии все уничтожено. Потом она рассказывала, что когда пришла на родную улицу, а кругом одни сплошные развалины. Но вдруг прямо из подвала вылезают два ее младших братишки. Изможденные, истощенные, но живые…
 |
Белобородова Е. Н. 1986 г. |
Возможно, задам бестактный вопрос. Многие ветераны признают, что на фронте процветало такое явление как ППЖ, и многие девушки вели себя уж слишком вольно. А многие даже специально беременели, лишь бы их поскорее отправили с фронта домой.
У нас ничего такого никогда не было. Там где служила я, подобное было категорически запрещено. Вот, например, со мной некоторое время служила одна девушка. А у нас порядок такой – когда пришли документы, то чтобы ознакомить с ними, не вызываем к себе, а идем непосредственно к офицеру. Она пошла к одному офицеру, а после этого он ее всего лишь проводил, но сразу пошли сплетни. Так что вы думаете? Ее сразу же перевели из нашей части. Так что у нас все было очень строго, даже симпатии нельзя было проявлять. Или, например, еще такая деталь. В Днепропетровске мы с этой Аней жили в комнатке на казарменном положении, а питаться должны были в офицерской столовой. Но мы были до того стеснительные, что почти никогда там не ели, а брали еду себе в комнату. Собирались там с девчонками и кушали.
Как вы относитесь к Сталину?
У меня к нему самое замечательное отношение. Помню его и буду помнить. Так было, есть и будет, сколько живу. Ведь это именно он поднял на ноги нашу лапотную Россию. Лапотную!!! Это же прежде всего его заслуга, тут и говорить нечего. Поэтому в войну люди в бой шли со словами: «За Родину, за Сталина!» Нет, нет, Сталин для нас это Сталин…
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
Вернулась домой, а в нашем доме тогда жила жена старшего брата Сергея с двумя девчонками. Но я же их не предупредила, что возвращаюсь. Прихожу, а они изможденные, истощенные, глаза потухшие – у меня аж сердце сжалось… Ну а как не голодать, если только хлебные карточки… Так-то я подумывала поступить в педагогический, но как их увидела, сердце защемило, какой к черту институт, если они голодают… Немедленно на работу! И устроилась на станкостроительный завод, который в 1941 году эвакуировали из Одессы, и он так и остался в Стерлитамаке. Вначале работала экономистом в плановом отделе, а потом меня перевели в спецотдел. Когда окончила школу профдвижения, то меня назначили заместителем начальника отдела «труда и заработной платы». Потом стала его начальником. И в институт я поступила только через восемь лет после войны. В Московский Заочный Юридический институт. Окончила его, но я же всегда была очень активная, не единожды избиралась депутатом Горсовета, и меня фактически перевели на работу в прокуратуру. Девять лет проработала помощником прокурора по делам несовершеннолетних, но когда стало приближаться время выхода на пенсию, призадумалась. Как мне выходить на пенсию с маленькой прокурорской зарплаты, у меня ведь дочь студентка. Позвонила директору завода, объяснила ситуацию, и он мне сразу сказал: «Приходи завтра же!» Так я вернулась на завод и проработала там еще десять лет, а в общей сложности - тридцать семь.
Войну часто вспоминаете?
Редко, но она же до сих пор мне снится… Эти налеты, налеты, особенно 23-24-го августа… Просыпаюсь в холодном поту… Но вы знаете, так это хочется все забыть и не вспоминать, ведь такая жизнь прожита, считай ад прошла… И когда вспоминаю войну, даже не верю, что все это было с нами… Думаю, неужели это было со мной?! Не во сне ли?.. И сама не понимаю, как я, такая сопливая, хрупкая девчонка, могла все это выдержать… Нет, думаю, наверное, мне страшный сон приснился… Как-то недавно на встрече в школе один мальчик задал мне вопрос: «Вот вам на войне было также страшно, как это показано в фильмах про войну?» - «Нет, ребята, все было гораздо страшнее…» Поэтому, когда меня приглашают выступить перед молодежью, я всегда им говорю так: «Ребята, задумайтесь, почему девушки в свои 19-20 лет поехали воевать, оставив домашний уют, работу, учебу? Потому что мы любили Родину беззаветно, как своих матерей. Семья и школа воспитали нас патриотами. И так хочется чтобы вы, молодые люди поняли, как велика была у ваших отцов, матерей, дедов любовь к своей стране, как они не жалели своей жизни ради мира. Любите свою Родину, берегите ее, как делали это ваши деды и прадеды! И пусть над вами всегда будет чистое небо! И обязательно им напоминаю слова Павки Корчагина из романа «Как закалялась сталь»: «Ребята, жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
Про себя же не кривя душой могу сказать, что моя жизнь прожита не бесцельно. Я горжусь поколением, к которому принадлежу. Ведь оно спасло нашу страну и освободило весь мир от фашизма.
| Интервью и лит.обработка: | Н. Чобану |
