Березняк Тимофей Федорович

- Я, Березняк Тимофей Федорович, родился в 1923-м году на Кубани. Родители мои попали под раскулачивание и погибли где-то в лагерях. Мой брат Иван старше меня на 3 года. Он трактористом был, а я помощник его, тогда еще пацаном был, я тоже работал. Когда он в колхозе уставал: «Иди, ты еще попаши!». И я сажусь за руль, а брат внизу там лежит, поспит немножко.

Пока я был в детдоме, его уже призвали в армию. Он на Украине, под Николаевом служил матросом в береговой охране. Я в Анапе был, а он пишет мне письмо: «Я тут с командованием договорился, они могут принять тебя юнгой ко мне». Ну, и ладно. Приехал туда. Мы встретились, он начал меня уже определять. Там рядом с частью был небольшой поселок, так брат пошел, квартиру снял для меня. Он хлопотал, чтобы меня определить, но тут война началась. Получилось, что брат сразу на фронт пошел. Он был трактористом, поэтому его взяли в артиллерию водителем трактора – тягача пушек. Иван возглавил бригаду тягачей. Гаубицы таскали.

Брат уже меня определил, чтобы я не шатался без дела. Он мне: «Давай, чтобы не шатался, иди трактористом тоже!». И определил в совхоз, который там был. Когда началась эвакуация, мне к трактору прицепили 2 прицепа и посадили туда семейных людей. Вез я их до Днепра. А там кончился бензин, дальше каждый пошел пешком. Я перебрался кое-как через Днепр, а тут уже стояли эшелоны поездов, которые всех эвакуированных увозили с той стороны. Вот я на одну из платформ сел. Сидели, кто как мог, ехали оттуда до Сталинграда.

- Под Котельниково?

- Под Котельниково. Под Сталинградом за Волгой есть поселок Харабали. Меня спросили: «Ты что умеешь делать?». Я говорю: «Да я вот трактор могу водить».- «Вот в Харабали приезжай, там мужчины на фронт ушли, а ты будешь работать». И я поехал туда. Летом работал на тракторе. В основном там чуть ли не лес садовый. Там комбинат консервный, готовили фруктовые консервы, мясные. А моя задача была развозить эти все банки.

- Оттуда вас призвали?

- Оттуда. Дожди были, а вот зима настала и сразу меня и тех, кто там был, всех призвали и под Сталинград. Надо сказать, что я еще до войны был очень развитый, поэтому, когда меня призывали в армию, меня отправили в артиллерию, а остальных - в пехоту.

Когда мы ночью доехали до Сталинграда, слышим такой гул, такой тысячекратный сплошной шум! Я спрашиваю того, кто нас вез, а он: «Это там бои такие идут!». Бесконечный шум, бесконечные выстрелы и получается сплошной шум. Нас перевезли уже сюда в Котельниково. Задача была создать кольцо, чтобы немцы не наступали.

- Вас учили?

- На ходу. Всего-навсего подвели к зенитке: «Видишь стрелу? Когда она будет двигаться, совмещай свою стрелу. А стрелять будешь, имей в виду, что откат может тебя ударить, поэтому стой сбоку. Когда заряжаешь (а я был заряжающий), только зарядил и отодвигайся», - вот и вся учеба.

Вы представляете вообще зенитную пушку? В ней круглый такой ствол, который вертится вокруг.

- Ваша зенитная батарея была в составе полка или отдельно?

- Это ОЗАД – 367-й, по-моему, отдельный зенитно-артиллерийский дивизион. Где мы нужны были, туда нас перебрасывали, в тот полк. Доходило до того, что перебросили, а питание обеспечить забыли, так что ходили, сухари жевали или размачивали и ели. Была отдельная часть, там были прожектора.

Ночью в одном месте стояли, ночью же переезжали на другое, чтобы немцам показалось, что нас много. А тут еще такая забота: надо успеть выкопать яму и опустить пушки на уровень земли, чтобы остались только стволы сверху.

А в качестве тягачей использовались трактора, которые в Сталинграде выпускали, СТЗ, причем их там же, на заводе и восстанавливали.

Кстати, нам же ночью приходилось передвигаться, а мы за день изматывались. Получалось, что трактор тянет пушку, а мы держимся за нее и спим. А кто-то заснул и упал, спохватился и догнал. Вот так мы передвигались с места на место.

- Как прошел ваш первый бой?

- Это было в начале 1943-го года под Котельниково. Там дальше речка протекает, мост через нее. Еще был мост железнодорожный и насыпь – переезд. Когда немцы отступали, мы их остановили и начали уничтожать. Они еще пытались пробиваться через эту речку, которая камышом заросла.

85-мм зенитки расположены были вокруг моста, чтобы немцы не бомбили. Получилось так, что команда поступила отразить атаку самолетов. И все подняли стволы вверх, а оказалось, что вместо самолетов едут немецкие танки, а моя пушка ближе всех к ним. Я первый спохватился, опустил ствол и начал по танкам стрелять. Первый я подбил, он уже не двигается, а там 3 танка. Средний съехал с дороги и утонул в болоте, задний уже добили остальные. За то, что первый начал стрелять и попал, получил я орден Славы 3-й степени.

- Расскажите, как управлялось зенитное орудие.

- Эта пушка у нас была на четырех колесах. У наводчика был специальный такой коллиматор – прибор увеличительный. Он туда смотрит и целится, на нем есть наметки. Это один. Второй – тот, кто водит ствол вокруг себя по горизонтали. Третий, который поднимает ствол. Четвертый я, заряжающий. А там же крупные снаряды! Поэтому меня, как самого большого и сильного поставили заряжающим. А двое еще подносчики. Вот мне надо успеть, чтобы один поднес, я схватил, зарядил и выстрелил. За это время второй уже стоит со вторым снарядом, его хватаю и тоже заряжаю.

Команду на огонь отдавал командир орудия, старший сержант. А всеми 4 пушками командовал командир дивизиона – у нас майор

- Спуск вы нажимали или наводчик?

- Нет, наводчик только наводит. А тут специальная такая ручка. Нужно быть очень внимательным – дернешь, пушка выстрелит и откат назад. Нужно успеть и зарядить, и устоять успеть. Вот такая задача наша и состав такой был.

- Не могли бы вы описать процесс стрельбы по самолетам?

- Конечно. Летит самолет там где-то, а тут на коллиматоре видны деления, показана высота и дальность. У стреляющих тоже свой экран есть. Главный коллиматорщик выводит стрелку, а остальные по ней смотрят и совмещают высоту ствола. Тот определяет высоту и дальность, а они по горизонтали и вертикали подкручивают, потом стреляют. А на носике каждого ствола высотомер был. Такая система там была.

- Ночью как стреляли? На звук или как?

- Наводка, когда сделана, смотрим по этим стрелкам. Куда навели туда и стреляем. Снаряд-то ночью или не ночью летит себе. А самолет ночью определяли только на звук. Прожекторов у нас-то не было.

- Какое у вас было обмундирование?

- Армейское. Носили до износа. Были обмотки, сапоги только у командиров и то кирзовые. А у нас только обмотки. Зимой шинель и все, больше ничего. Многие замерзали, простывали, болели.

- Личное оружие у вас было?

- Только винтовка. Гранаты только если идешь куда-то на дело, на бой, тогда дают гранаты: «Вот вы идите, там могут пригодиться». А когда возвращались, их забирали, если не использовали.

- Как кормили под Сталинградом?

- Очень скверно. 200 граммов выделяли хлеба или сухари, и все. Даже было так, что кто-то из наших вздумал свои подштанники понести и поменять на еду в поселке. Пошли в поселок, он приносит фасоль. А она поеденная жучками, мы кое-как ее перебрали, сварили, покушали. А ночью живот бурчит, и друг говорит: «Это у вас жуки в роту строятся!».

- После Сталинграда вы куда попали? Дальше с фронтом пошли?

- Да, дальше пошли с фронтом. Сначала Краснодар освобождали, потом дошли до Днепра, Кременчуг освобождали, еще что-то. Потом через Киев прошли, дальше нам пришлось Польшу освобождать, но они оказались сейчас неблагодарными. Затем мы двигались на Берлин.

- А не приходилось еще по танкам стрелять, кроме как под Сталинградом?

- Нет, больше танков не было. Нас потом ставили не на передовой, а уже на охрану тыла, поскольку уже страну освободили, ее нужно было охранять от налетов. Охраняли вокзалы, железнодорожные станции, мосты, склады боеприпасов. Ночь, когда все спят, обязательно выставляли своего дежурного, он был и возле колодца, чтобы его не отравили. И возле того места, где спят все, тоже ставили.

- Вы до Берлина дошли?

- Нет, до Бреслау. Это как раз граница, польский город, а за ним уже начиналась Германия. Поэтому раньше Германия захватила Бреслау, а уже мы освободили и дальше пошли. До самого Берлина не дошли, но в глубине Германии были.

- Как узнали о победе, помните?

- Помню. Спим как всегда, ночью иногда делают тревогу, а тут тоже спим и слышим ужасный грохот: пули, выстрели, шум такой большой. Мы схватились за оружие. Думали, что на нас уже напали. А наш командир: «Стойте, ребята! Конец войны!». Как это? Вчера была война! Он остановил нас.

- Вы из зениток не стреляли на радостях?

- Нет. У нас была экономия. Надо сказать, что страна наша вообще была бедная, экономили на всем. Когда стреляешь из зенитки, заряжаешь патроны, стреляешь и не попадаешь, а командир: «Ты знаешь, сколько ты потерял? Столько сапоги стоят, а ты выпустил впустую».

- Дивизион сколько за войну сбил самолетов? А ваше орудие?

- Дивизион, по-моему, 37 самолетов. А орудие я не помню сколько.

- А помните обстоятельства хотя бы одного такого случая?

- Вот такой случай. Зима. Подходит Новый год. А мы как всегда стоим, окопавшись, но не знаем времени, только у нашего командира есть часы. Он: «Ребята, должен наступить Новый год, будьте просто внимательнее». Слышим гул, летит самолет. Командир говорит: «Вот фриц вам подарок несет новогодний». Мы сразу схватились, каждый встал на свое место. Вот самолет приближается, и мы начали стрелять. Попали, он загудел и с таким шумом вниз полетел вдаль куда-то! Услышали удар, он грохнулся. Командир говорит: «Если он принес этот подарок, давайте, бегите туда, где он упал, поищите». Мы побежали – я и еще двое. Оказывается, он упал на сухое дерево и переломился на 2 части. И из него высыпались ящики. Мы начали смотреть – там консервы, все такое. По-моему, это был транспортный самолет, поскольку он вез продукты. Пока мы распихивали консервы по карманам, услышали гул приближающейся машины. Мы, значит, ходу оттуда, потому что все отберут штабные. Пока они доехали, мы забрали часть продуктов. Все остальное из штаба этого пособирали и увезли.

- А какие у вас награды за войну?

- Самая главная – орден Славы 3-й степени, медаль «За отвагу», «За победу над Германией». Короче, два ордена, остальные – медали.

- Вы встречались с американцами?

- Да. Когда война закончилась, когда союзники дошли до Эльбы, причем они по ту сторону, а мы с этой стороны, решили сделать встречу. Поскольку я слишком веселый, музыкант, на трубе играл, поэтому меня послали туда.

Пришли. Там наше командование и американское. Выстроили нас и американцев лицом к лицу. Командование начало зачитывать, один зачитал про русских, другой – про американцев. А потом: «Расходиться, знакомиться». Американцы в колпачки наливали свое, а мы в алюминиевые каблучки – каждый свое наливал. А один из американцев держит аккордеон, что-то делает, а пальцы скользят, не попадает. Я подхожу: «А ну, дай мне!». Он дал, тут я как заиграл! А потом начали петь: «На честном слове и на одном крыле» - песня такая американская была про летчика. А я «Катюшу». Мы начали петь, и они тоже, только мелодию не знают, а слова свои какие-то. Поэтому мы слова, а они гудят. Вот так встреча прошла. В конце уже закончилось, надо расходиться, я отдаю американцу его аккордеон. «No, no, no!». А я думаю, действительно, такой подарок дает. Так у меня до сих пор этот аккордеон есть.

Я думал-думал. И вспомнил, «Василия Теркина» - есть такой рассказ. Там слова есть такие: «А гармонь пускай играет, веселится…». Я взял, продиктовал ему, он записал своими словами, своими буквами. «А ну, прочитай!». - Я прочитал. «Видишь, я все там написал!». Там есть у «Василия Теркина», что «Гармонь возьми, она тебе пригодится веселить свою пехоту». Вот начал американец читать. Конечно, на ломаном языке, но прочитал. Мы похлопали один другому. Аккордеон остался у меня.

- Когда вы начали играть на музыкальных инструментах и петь? На фронте часто этим занимались?

- Я еще в детдоме очень тянулся к музыке. У нас был баянист, который обслуживал нас. Он поставил баян, а сам пошел покурить. Я взял баян, начал подыгрывать, подбирать то, что только что озвучивали. Ребята удивились. Вот такое у меня было начало. Я же еще и поэт.

Поскольку я человек музыки, культуры, поэтому я на фронте организовывал бригады вокальные, музыкальные из солдат дивизиона и поднимал дух бойцов частушками. И ездили, в ближайших частях выступали. Я говорил: «Ребята, нам нужно в соседней части выступить. Кто со мной?». - «У меня есть песня». «А у меня стихи есть». - Собрались и пошли. У меня же были еще и музыканты, я играл и их учил.

Уже заранее подготавливал много экземпляров частушек и раздавал желающим, потому что куда я ни поеду, а там уже после концерта спрашивают: «А можно мне частушки получить?».

С чего началось. Мы отстреляли, и тут отдых такой получился, мне в голову пришел куплет:

Бьем врага и в хвост, и в гриву
Пулеметом, пушкою.
А меж боем в перерыве –
Бойкою частушкою!

Я сочинил и пошло! Матерные частушки я не выпускал. Что я туда немецкие слова вставлял, это да. Вот слушай:

Вопил Гитлер: «Drang nach Osten», -
Мы прижали ему хвостен.
Вот такой тебе Восток,
Знай, вражина, свой шесток.

Банда фрицев все орала:
«Доберемся до Урала!».
А теперь они орут:
«О, майн Гот, совсем капут!».

Чтобы покончить нам с войною, вынув шашки и штыки.
За Отечество стеною встали наши ходоки.
И добьем за все те беды фрица окончательно.
И придет к нам День Победы, придет обязательно!

- Вы выступали, когда выходили в тыл, или разрешали в перерывах между боями?

- Ну, стоит батарея, скажем, на передовой, а рядом с ней пехота, а там стоит еще танковая дивизия. Мы уже знаем, что после стрельбы немцы не будут снова стрелять. И мы давали концерты.

- Вам командир разрешал?

- Да. «Отбой», - и мы собирались все. Из соседей части к нам приходили: «У вас тут концерты готовятся, может, выступите?». Поэтому мы к танкистам или пехотинца едем и выступаем.

- У вас замполит был в дивизионе? Хорошие отношения были с ним?

- Конечно. Он меня всегда поддерживал, всегда говорил: «Ты победу делаешь не только оружием».

- Ваше отношение к Сталину тогда и сейчас, как-то поменялось?

- Ни то, ни другое. Я не имею никакого отношения к нему. Отношусь к нему абсолютно равнодушно.

- А девчата были у вас в дивизионе?

- Были. Батарея находится на передовой, а в тылу у них приборы, которые используются для наших пушек. Какая-то платформа такая есть, в ней стоят приборы специальные, и девчата сидят у этих приборов.

- Были на фронте у вас друзья?

- Да. 3 друга служили в нашем полку – поэт, музыкант и художник. Война всех побила, один я остался, чтобы жить за них, любить за них и творить за них. Примерно такой смысл. Эти друзья, Илья и Иван Иванов, были участниками моих концертов. Один был художник, а другой был поэт. Я сам художник и поэт, а композитор благодаря им. Я писал там стихи. Есть у меня 2 фотокарточки – одна из них газетная военного времени, а другая – нашего времени. Обо мне писали.

- Потери были на батарее?

- Конечно. В основном от ударов авиации, потому что немцы пытались подавить зенитки, чтобы не мешали бомбить.

- Вы немцев пленных видели? Какое они впечатление на вас произвели?

- Издерганные, измученные. Когда уже война закончилась, у нас, в Краснодаре их гоняли на работы.

- У вас ненависти к ним не было в то время?

Что такое ненависть? Я не знаю, о себе я не буду говорить. У других была ненависть, потому что, когда немцы дошли до Сталинграда, считай, пол России они прошли, показали свой зверский характер. Были погромы, изнасилования, убийства, грабежи. А когда их начали назад гнать, уже мы попали на германскую землю, то жалости к ним не было. Кстати, там поставлена скульптура, где наш солдат держит ребенка немецкого, – это фальшь, ничего подобного не было. Наши люди видели, как они относились к советским. Какая жалость может быть?!

- Какое впечатление произвела на вас Европа?

- Этот вопрос поднимали еще наши декабристы, когда видели, как живет Европа – чисто, культурно, и как живет Россия. Мы тоже, когда увидели эту культуру, сравнивали с культурой нашей.

- У вас в конце войны были какие-нибудь трофеи?

- Были. Единственное, что я сюда привез, вот эти часы с Бабой Ягой. Шатнешь Бабу Ягу – она подметает. Раньше она двигалась.

- А посылки разрешали посылать, вы отправляли кому-нибудь?

- Некому было.

- Вы когда демобилизовались?

- В 1947-м году.

- И приехали в Краснодар жить?

- Когда стал беспризорным, еще до детдома, я объездил почти всю Россию, место себе искал, но так и не нашел, возвратился снова в Краснодар.

- Как вы живете сейчас?

- Я воевал, сейчас воспитываю детишек, прививаю им вкус к красоте, искусству, отрываю их от вредных привычек, а про меня даже не хотят вспомнить. Много говорят хорошего, хорошо выступают, даже ветераны, а про самих ветеранов забыли. Ветераны сделали большое дело – освободили страну и пол Европы, спасали Россию, а сейчас о них почему-то забыли, забыли, что они продолжают действовать. Вот эту тему нужно поднять.

- Спасибо за интересный, содержательный рассказ.