Я, Клавдия Федоровна, была Васильева, а сейчас, по мужу - Счастливая. Родилась в Ленинградской области, Ломоносовский район, деревня Петровская. Это отсюда, от Старого Петергофа, всего в девяти километрах. Я, по существу, здешняя, здесь я родилась в 1918 году. Вот теперь сосчитай, сколько мне лет.
Родители были самые настоящие крестьяне. И детей у них было девять человек. Вот такие мы были богатые.
Отец с матерью вкалывали. Работали и работали... Свой дом имели. У нас было четыре дойные коровы. И поросята, и телята... Потом началась коллективизация, все забрали, оставили одну корову. А детей-то - девять человек. Стали думали, что делать.
За работу не платили, и не давали ничего. Ни хлеба, ничего. Трудодни начисляли. Обещали осенью рассчитаться. Осень пришла, но ничего не дали. У кого был приусадебный участок, им и спасались - сажали свою картошку. Год мы прожили на картошке. И корова давала нам молоко. Доставалось по чашечке каждому. Вот таким образом жили. Мама спрашивала меня:
- Ну, что ты будешь делать?
А я как будто бы не ихняя, не привыкла к работе по хозяйству. Мне бы учиться, мне бы книги. Сижу с книгой в руках, а отец скажет:
- Спрячьте от нее книгу.
Он корзины плел на продажу. Возил в Ленинград. Корзины большие, вот такие. Мне надо было зачищать корзины снаружи, что б они были гладенькие. И от меня книги прятали, а я плачу сижу. Найду книгу, уйду куда-нибудь, спрячусь хоть куда-нибудь с книгой. Вот у меня и сын абсолютно такой же.
И все-таки я умудрилась учиться. Наши старшие не сумели - четыре класса и все. А я со слезами убежала учиться в Гостилицы. Там проучилась до седьмого класса...
- Семь классов Вы закончили в Гостилицах, а дальше?
Потом пошла учиться в рыбопромышленный техникум в Ленинграде. Там не только все про рыбу, но там учили и как строить дамбы, к примеру. В техникуме училась четыре с половиной года. В 1938 году закончила, диплом защитила на отлично. Диплом этот и сейчас у меня хранится.
Тогда после учебы на работу всех направляли по распределению. Меня, как отличницу, спросили, куда я хочу. Я попросилась куда потеплее, и меня отправили в Саратов. Один год поработала, два, и война началась.
А потом оказалось, что все мои родственники остались в блокаде. И все погибли. Они здесь остались, а я сохранилась, потому что я Саратове жила и отсюда пошла на войну. И войну сумела пережить.
- Можно сказать, что Вас образование спасло.
А может быть и так. Тогда я очень учиться хотела Я очень любила писать. Я и сейчас могу статью, стихотворение. Я всем пишу, всем абсолютно. Как только кому на день рождение нужно сразу:
- Клавдия Федоровна, напишите.
-До начала Отечественной войны еще несколько военных конфликтов случилось. Вы их помните?
Финнcкая хорошо запомнилась. Тогда граница была почти под Ленинградом.
Тогда, перед войной, мы считали, что наша Красная Армия сильная. Ни фига она сильной не была... Все оказались необучены, а кричали....
Мы часто и с сыном спорим. О правильности наших действий.
А тогда мы не знали даже что внутри страны делается... У нас в техникуме преподаватели исчезали, а мы не знали, куда они делись. Слово лишнее боялись сказать, вот как теперь говорят. Что ты! А про Сталина можно было говорить только в хорошем стиле.
- В предвоенное время, у Вас была какая-нибудь военная подготовка: ДОСААФ, ОСОАВИАХИМ, движение "Ворошиловский стрелок"?
Тогда мы почти все были Ворошиловскими стрелками. Это обязательно было. Стрелять учились... Это было самое обычное дело, заставлять не нужно было. Мы такие были патриоты, Вы не представляете.
А остальному, все же в основном мужчин учили. Чтобы еще и девочек учить, что тогда же получается, что, еще и женщинам воевать. Что Вы! Мужчин учили...
- А кроме норм военно-спортивных, подготовки никакой другой особой не было?
А другой подготовки не было. Вот это и плохо, что молодежь не готовили к войне. Вы, наверное, слышали такую песню: "...Ни пяди чужой не хотим, но мы и своей не отдадим". А у нас оказались открыты границы совершенно. Немцаы пришли настолько быстро, что наши не успели опомниться.
Стрелять умели, ходить умели...
Вот когда война началась, и мобилизовали, вот тогда начали капитально учить нас, уже в Саратове...
- А перед самой войной, чувствовалось, что война будет?
Чувствовалось. Появились у нас в Саратове люди не местные, даже на квартире, где я комнату снимала, там появился мужчина, такой, с таким настроением, как, будто вот он не наш. Я спорила с ним о будущем, но мне хозяйка говорит:
- Не спорь с ним. Это, - говорит, - не наш человек. Он, откуда-то приехал.
- Как Вы узнали о том, что война началась?
В этот момент я была в командировке в городе Вольск. Я часто ездила тогда в Вольск и Хвалынское. Думала: воскресенье - можно поспать. Тогда платили хорошие командировочные, и я номер в гостинице себе наняла. В одиннадцать часов слышу: "Война!" И выступает Молотов...
Ну, разве мы могли тогда подумать что это на четыре года. Что Вы! Ну, два-три месяца. Вот так мы думали.
Так началась война. Я сразу закончила командировку и уехала в Саратов. Но я продолжу о войне. Ну, вот теперь, нас не обучали. Но когда нас взяли, нас начали обучать.
Через некоторое время меня призывают. Я тогда комсомолка была, знаете, такая активная. Вызывают меня в райком:
- Вас в армию надо взять. Пишите, что Вы добровольно идете.
Начальник мой пошел в защиту, говорит:
- Может быть, задержим. Скоро уже не с кем будет работать.
Он был мужчина пожилой, ему было под шестьдесят, и его не могли призвать.
- Нельзя, - говорят. - Она комсомолка, активная. У нее хорошие характеристики. Мы ее на комсомольскую работу направим.
Напротив Саратова немцы Поволжья жили. Их всех выгнали, куда убрали, мне неизвестно. А нас там учили. Первоначальную подготовку дали.
- В каком году Вас призвали в армию?
Меня в 1942 году забрали. Когда немцы к Сталинграду подошли.
Вы знаете такой город Камышин? Понадобились зенитчики срочно, чтобы не допускать к нему вражеские самолеты. Там танки наши ремонтировали.
Нас не заставляли бить именно по летчикам. Задача - не допускать до объекта. Наша задача была объект защищать. И не дай Бог, если разбомбят... Нас всякими карами припугивали, если не справимся с задачей.
- Когда Вас забрали в армию, в какое подразделение Вы попали?
В 501-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион.
- Чему Вас там учили, перед тем как поставить на боевые дежурства?
А учили всему, что должны делать зенитчики... Обнаружить, дальность определить, направление - с какой стороны летит. У нас и разведчики были, и связисты были, и дальномерщики были. У нас все рода войск, для того, что бы обнаружить эти немецкие самолеты. Нас не так много было, но девчонки грамотные были.
- А у Вас какая специальность?
Я за эти годы все прошла, кем только не была. А последняя - комсорг. Я читала им газеты, лекции проводила, воспитанием занималась. Некоторые девчонки плакали, боялись. Нужно было успокоить...
Помню, как начнут бомбить, одна девочка-еврейка, как маленький ребенок под кровать лезла. Я говорю:
- Вылезай, - говорю, - ты что думаешь, кровать спасет?
Дети! Некоторым - девятнадцать, но энтузиасты были.
У нас в 501-м дивизионе четыре батареи было. Я в первой батарее работала. У нас командиром был единственный мужчина - Мельрут...
- А чем был вооружен ваш дивизион?
Зенитками.
- А калибр какой?
Да черт его знает. Забыла. Да я с удовольствием всё бы забыла... Вроде "76 мм"...
- "76" миллиметровые. Если я не ошибаюсь, унитарный патрон был, и весил килограмм под сорок.
Я, честно, не помню. Потому что время много прошло... Снаряд тяжелый был....
Надо отдать справедливость нашему начальнику. У него какой-то резерв был при штабе - группа пожилых мужчин, которые воевать уже не могут, а вот по хозяйству могут. Их использовали, когда нужно подвести тяжелые орудия или что-нибудь...
- Но когда идет стрельба по самолету, снаряд надо запихнуть в ствол?
Это делали девчонки. На это ставили самых здоровых девчонок. У нас были такие высокие, здоровые. И они справлялись.
Это сейчас мне ведро воды тяжело тащить, а тогда... Но я этого не делала. Потому что у меня функции другие были. Забота о личном составе. Например, не дай Бог, вшивость обнаружат, тут уж с меня голова... За этим в войсках тщательно следили. В баню, не реже, чем через две недели ходили. В ближней деревне организовывали. Ходили по очереди. А мужики в другую деревню ходили.
И вшей не было в войну. И не только у нас, у девчонок, а у меня были сведения и по другим соединениям, на совещаниях знакомили. За этим строго следили, потому что боялись, я не знаю, чего боялись. Вот я этому удивляюсь до сих пор.
- Тифа боялись. Вши тиф переносят, сыпной.
Самое тяжелое настает, когда переезжаем на голое место. Надо начинать все заново... Ведь мы своими руками копали землю. Копали, копали, копали. Землянку надо строить, обкопать там... Как мы выжили, я удивляюсь! Воевали, и мне еще до девяносто лет дожить удалось... Это при такой войне. Ужас!
- Как Вас учили распознавать, свои, чужие самолеты?
Специально учили. Была небольшая группа людей, которая изучала. Они даже по звукам изучали, не только по силуэтам, но и по звуку. Какой самолет летит, и они по звуку узнавали. И команду дают. Точнее командир дает. Если подлетает близко, начинаем ставить заградогонь, потом помогает вторая батарея и третья и сразу грохот стоит со всех сторон.
- На Ваших глазах, ваш заградительный огонь кого-нибудь сбивал?
Был даже такой случай, что мы не только сбили самолет, но и он упал недалеко. И хоть мы и сбили самолет, но допустили его очень близко. И командира Мельрута сняли с должности. Других награждают за сбитый самолет, а его сняли с работы. Знаете почему? Потому что слишком близко, сбили, еще бы немножко, и полетели бы бомбы в наши танки. Понимаете? Ведь наша задача была, не допустить их до того места где наши работают, танки чинят.
- Как Вы этот самолет завалили?
Как завалили? А неизвестно кто в него попал. Стреляли то все...
- А что за самолет-то, Вы не помните?
Честно? Уже не помню. Да мы и не интересовались как-то особо. Мы как увидели этот самолет, так сразу к нему. Нам было интересно, что в нем. Я помню только, как мы рвали парашюты. А они были шелковые хорошие. Думали себе наволочки для подушек сделаем.
И нашли много продуктов хороших... В бортпайках... Немцы сытые летали, а мы голодные были. Колбаса хорошая. И у них и хлеб, белый хлеб.
А говорили, что немцы голодные воюют, что у них никаких резервов не осталось.
А командира Мельрута жалко, мужик ничего был. Жена его приезжала навещать его. Ну а как же, девяносто девчонок, а он один. Жил "в малине"...
- А как у Вас было с довольствием?
Это мое личное мнение: если бы не американская тушенка, мы бы вообще войну не выиграли, честно говоря. Голодно было.
Спасала нас тушенка. Хоть и жидкий суп, ну все-таки чувствуется, что он не на воде, а там что-то положено. И не каждый день мы это ели. Другой раз едем, двое-трое суток, передислокация идет. И никаких супов, мы едем на куске хлеба.
Когда мы пришли в Польшу, к нам тогда хорошо относились, и вообще ко всем русским. Они в другой раз, как-то не по-русски, но понятно предлагали:
- Иди, я накормлю.
Но мы боялись...
А когда наша часть стояла в Германии... Что запомнилось мне, когда в Германии оказались. Идет мужичок старенький, или женщина, несет воду, и с белым флагом. Они так боялись русских. Ну, детей мы жалели, немецким детям давали еды...
Мы заходили в дома, свободно заходили. Большое начальство набрало там вещей, Бог знает сколько, но это не для нас было.
А вот оставленное в домах нельзя было есть, потому, что отравляли. Настолько немцы нас ненавидели.
Хорошо теперь немцы к нам относятся, теперешние. Они, во-первых, извинились перед нами, это большое дело. Во-вторых, они ценят сейчас Россию. А тогда они ненавидели нас. Это Гитлер их так настроил.
- С питанием понятно, а с вещевым довольствием?
Когда идем в баню, тогда и стирали сами. Там в бане и вымоешься сначала, и постираешь. Если это лето, там просушишь, и опять одеваем. Одеты мы были как солдаты, только юбки нам выдавали. Где-то карточка маленькая была... Это в первые годы войны.
- Скажите, пожалуйста, у вас в дивизионе погибшие были?
Были. У нас наводчик погибла, а другая выжила, но у нее ногу оторвало. Но когда нас стали свободно выпускать, попадали на мины. Немцы оставляли...
Солдат много погибло, и у нас девчонки гибли.
Мы ехали по Украине и на одной станции авиационный налет был. Девчонки побежали. Вот тут погибло много.
- А после Камышина какой у вас был маршрут дальше?
Мы переехали каким-то образом на Украину. Я сейчас не помню, как это происходило. Украина, потом Польша. А в Германии мы оказались возле Берлина. В документах нашей части сказано: "От Сталинграда до Берлина..." Вот мне прислали поздравление на девяностолетие. Я сдала все документы в военкомат и они меня благодарят на основании моих же документов.
- При освобождении Западной Украины у наших войск были большие сложности из-за бандеровцов. Вы на себе это почувствовали?
Ой, бандеровцы нас так ненавидели. И, между прочим, эти бандеровцы до сих пор существуют. Они украинцами считают себя, но как были бандеровцы так и остались бандеровцы.
- Известный факт, что женщины демобилизовались и по беременности. У вас прецеденты были?
С кем? Вопрос задаю, с кем?
Беременели, но не так много, зря пишут, девочек позорят.
Это бывало с теми, кто у больших командиров сидели в секретарях. Это у них дома жены, и еще полевая, походная жена была.
А у нас? Да и как забеременеть? Девка с девкой? У нас никуда не убежишь. Куда денешься? Какая уж тут беременность...
Другие проблемы были. Одной так домой хотелось, и мать писала, что любым способом... Видишь, какая мама-то была, "любым способом".
Она какая-то неумелая была, не могла приспособиться к жизни, мы ее так и отправили в больницу. Она заболела, у нее что-то ненормальное с психикой... Другие тяжести переносили, а она нет... Она очень хорошая девочка была. Как мне ее жалко...
- Скажите, а случаи явной трусости были?
У нас? Три девочки у меня отпроситься хотели - убежать. Мне удалось уговорить их не делать этого.
- А женщин вообще в штрафные отправляли?
У нас никого не отправили. У нас дисциплина была хорошая. И не слышала я про такое.
- Когда освобождали Украину, как относились к Вам?
Мы все тогда были Советский Союз, поэтому они не могли плохо относиться.
Давно ли они стали они отдельными, самостоятельными. А тогда мы были Советский Союз. И украинка со мной спала рядом, и белоруска, и из Прибалтики. Мы все свои были.
Но вот что удивительно, как соберутся отдельно к примеру, хохлушки, то "ха-ха-ха", по-своему. И прибалтки - "ха-ха-ха", тоже по-своему. В своем коллективе по-своему говорят.
- А межнациональные конфликты были?
Нет, нет, не было. Мы все дружно жили.
- Как Вы узнали о том, что война кончилась?
Мы в Германии были. Спали на пуховых перинах, как барыни. Нам разрешили: "Выбирайте, что хотите". Немцы все оставили, бежали.
Спали и вдруг в два часа ночи слышу:
- Война закончилась! Война закончилась!
Все выскочили. Стреляют, кто с чего, кто с ружья, кто с пистолета.
Такая радость была, кто танцует, кто плачет, кто чего.
Господи, и это в два часа ночи.
- Когда взяли Берлин, ощущение того, что война, по существу кончилась, появилось? Или еще продолжали воевать?
Продолжали воевать... Только не в Берлине. Берлин уже был демобилизованный, и он уже весь разрушенный был. Немцы жили в подвалах. В городе полная анархия была.
А воевать мы еще воевали, наши части еще освобождали многие населенные пункты...
Мы уже свободно ходили... А часть войск куда-то отправляли...
Да, в район Праги. Вот я и не знаю, раз девятого мая подписали, то все должно было кончиться, не имели они права воевать. По правилу.
У нас какие особенные встречи были? С бывшими нашими пленными, с теми, кого в плен угнали, с девушками которые работали в Германии. Девчонки худые, голодные, их плохо кормили. Правда иные хорошо выглядели, это у кого какой хозяин попадется.
Они просились:
- Возьмите, возьмите нас.
Но нам строго приказали:
- Никого! И несете ответственность, если возьмете, хоть одного человека.
Их проверяли, выявляли, есть ли среди них завербованые против наших. И мы не имели права никого взять.
- На Ваш взгляд, действительно ли было нужно строгую проверку наших пленных проводить?
И проверять надо конечно было. Но не надо ссылать наших. Зря многих сослали опять в Сибирь... Вы же знаете об этом?
Может быть проверка нужна какая-то, потому что доверять всем подряд нельзя. Но не такая уж строгая. У меня брат Жорж, Георгий. Он тоже в плен попал, почему-то в Финляндию. Его тоже стали проверять. Он рассказывал:
- А один такой сопляк, - начал мне: "Ты, предатель!"
А Георгий воевал, ранен был, и его подобрали. И он сам не знал, как в плену оказался. Ему дали справку, что он больной.
Мой брат подошел, как ему стукнет. Потом вызвал потом его другой начальник, поговорили, все проверил, и отпустил.
- Зачем, - говорит, - вы мучаете человека, его же взяли без сознания. Таких, - говорит, - же много у нас. - говорит было.
Это мне Георгий рассказывал, он семь лет как умер.
- Скажите, про Ваше тогдашнее отношение к Сталину и к руководству страной? Не как сейчас, подчеркиваю.
Ну, тогда, конечно, не как сейчас. Но мы и тогда потихоньку говорили. О Сталине очень осторожно надо было говорить. Надо было как бы хвалить и между прочим вот, тяпнуть слегка. А прилюдно что Вы! "Сталин это все!"
Что Сталин, что Гитлер, они "одним миром мазаны". Они столько наделали!...
Интервью и лит.обработка: | Интервью: О. Корытов Лит.обработка: И. Жидов Набор текста: С. Спиридонова |