Серебряков Михаил Павлович

- Родился я 21 ноября 1924 года в хуторе Черноморовский, на Дону, - сейчас это Октябрьский район. Я из казаков; это казачьи хутора: Шеболин, Черноморовка, Верхняя, Нижняя Кумская. Как раз под Верхней Кумской были зимние бои, и я участвовал там в боях. Судьба так сложилась, что я воевал в родных местах.

Мне еще не было 18 лет, когда я окончил десятилетку: началась война и вот немцы уже стали подходить. Когда немец форсировал Днепр, комсомол с нами работал. "Кто добровольцем?" Нас 7 или 8 человек, которым не было 18 лет, отправилось добровольцами. Сначала записали в военкомате, а потом в Сталинграде в обкоме комсомола была мандатная комиссия. Когда мы ее проходили, единственное о чем спрашивали: "Не боитесь, если сейчас пошлем на фронт?" - "Не боимся". Нас собрали группу человек в сто, и отправили поездом в товарном вагоне в Москву. Тогда мы не знали, конечно, куда мы ехали. Мы были просто команда. Так и называлась: "сотая команда". В это время на железной дороге под Воронежом бомбили узловую станцию Грязи, и мы только подъехали, как началась бомбежка. Поезд остановился. Нас немножко прихватило. Самое первое крещение это для нас было. Закончилась бомбежка, поправили вагоны, - и в Москву. Приехали в Москву, и нас отправили в штаб Гвардейских минометных частей: он стоял в Измайлове. Там была школа, в ней был формирующийся штаб Гвардейских минометных частей, "катюш". Туда я и попал. Сам полк в это время был на фронте под Москвой.

Я попал в разведку. Нас учили военному делу, была строевая подготовка. И как раз этот полк прибыл, и когда это случилось, нас разбили по дивизионам. В этом полку было три дивизиона, и наша волгоградская группа попала в 334-й отдельный Гвардейский минометный дивизион. И вот что случилось: В школе в 10-м классе мы с братом сочиняли трехламповые приемники, я этим увлекался. И вот в этом штабе все было размещено в школьных классах, и я иду, вижу: один не может тумблер поставить. Я говорю: "Вот так надо". Сержант увидел, говорит: "А ты откуда?" - "Из разведки", - "Иди в радиоразведку, станции для вас готовятся". У нас было совместное отделение, радиоразведка: радиостанция была 13-РП.

Недолго шло обучение. Где-то в июне нас взяли, в июле мы приехали в Москву, а в сентябре выделили наш отдельный дивизион "катюш" и направили на юг. Я выучил обращение к солдатам и выступил на небольшой площадке. Я был комсоргом.

Вначале ехали поездом. Куда мы ехали - не знали. Проезжали Казань, помню. Проехали мимо Сталинграда. С нами было 8 установок РС: установки были на ЗИЛ-5. Трехосные автомашины, боеприпасы, - все с нами. Всего в дивизионе было 120 человек личного состава: 3 батареи по 8 установок. Мало было "катюш" в 1942 году!

Определяем где мы находимся: где-то за Волгой. Здесь уже, где-то в районе Средней Ахтубы, нас с железной дороги сняли, и мы пошли своим ходом. Передвигались ночью. Было уже слышно, а главное видно, как немцы всю ночь пускали ракеты. Ракеты освещали и здесь, - осветительные ракеты на парашютах. Когда мы уже вступили в боевые действия, я увидел, что немец ночью всё освещал, чтобы видеть местность: он очень боялся. Буквально можно было читать газеты!

Где-то за Волгой мы переправились южнее (сейчас это место называется Грачи, оно за Светлым Яром). Переправлялись на пароме: это были обыкновенные паромы с настилом. Переправлялись ночью. Это было где-то в ноябре. К 19 ноября тут же где переправили наш дивизион, переправился и корпус. Нас придали к 4-му мехкорпусу, - потом его назвали 3-й Гвардейский Сталинградский мехкорпус. У нас стрелковых корпусов было мало: это у немцев 6-я Армия в основном состояла из корпусов, а в корпусах дивизии, - такая была структура. У нас же армия - дивизии, а тут корпуса. И тогда наши стали создавать механизированные корпуса. И вот этому корпусу нас и придали. Командующим корпусом был Вольский, - мы и тогда это знали. А у нас командиром дивизиона был осетин капитан Турзаев Аламбек Аламбекович. Выше званий не было. Лейтенант командовал ротой, младший лейтенант командовал взводом.

Корпус был большой. Когда он формировался, в нем было 18 тысяч человек: каждая дивизия 5-6 тысяч. После Вольского командиром корпуса стал Обухов. Тогда мы этого не знали, но после Сталинградской битвы его сразу сменили на Обухова. Там было такое небольшое замешательство. Первый раз такая операция делалась: окружить такую массу вражеских войск!

Я был в разведке дивизиона. Разведка впереди, в первую очередь смотрит разведка. Разведка - это уши и глаза. Разведывали мы, что же это за 6-я Армия? Это такая страшно усиленная армия! Наших армий тут было: 51, 50, 62, 64… Всего наших было шесть или семь армий. Штат армии доходил до 50 тысяч, но эти наши потрепанные армии были по 10-15 тысяч. У них была другая структура. Армия - это как фронт. И Вольский высказал сомнения, что "не мало ли у нас сил?" Может быть, он и прав был. В основном все наши войска были сосредоточены у Клетской. Там было два фронта, и Рокоссовский был. 2-я Армия Малиновского не участвовала в прорыве, а стояла в резерве: дескать, как пойдет дело. Если бы не она… Потому что каждая часть, когда вступает в бой, естественно, теряет силы. А эта стоит наготове. Тут оборону занимала румынская армия. Немцы командовали ими, а в основном тут была румынская армия. И по сути дела, никакого сопротивления она не оказала. Были бои но не такие серьезные.

Мы начали 20-го, на один день позже. В Клецкой была задача не только соединиться! Часть войск должна пойти расширять кольцо. Танковая группа немцев стояла там как резерв, она не переправлялась сюда. Так вот, наши же смотрели там. Одна часть, 4-й танковый корпус Кравченко, пошел на переправу, соединиться с 4-м механизированным корпусом, а вторая часть - отбить тех. Они действительно отбили и погнали их. А если бы мы тут просмотрели, то тут рядом была танковая армия Гота, и Манштейн там был. И вот когда удар отбили, тут кольцо расширилось.

20-го туман был сплошной, людей не видно. У нас было меньше авиации, и это было хорошо для нас. У немцев больше было авиации, но она не участвовала в сражении. Чтобы идти на прорыв, нужно видеть, что ты уничтожаешь, где какие скопления войск. Мы сосредоточились на огневой подготовке. Огневая подготовка была около часа. Там больше было, полтора часа, - а тут меньше. И тут туман, - куда бьешь, не видно. И вдруг стало разветриваться. Дали команду: пошла артиллерийская подготовка, "катюши". 20-го мы сделали три залпа.

Когда наших погнали с Боровенкова, был 13-й танковый корпус Танасчишина. Он отступал, и когда сюда дошел, у него всего было 13 танков. Но и он участвовал в боях, деваться ему было некуда. А в корпусе были танковая бригада Асланова, две механизированные бригады. Он лежит тут на Мамаевом кургане. Полностью сформированный корпус был! Эти корпуса создавались для прорыва, для обороны не создавались. И поэтому им придавали дополнительные части: артиллерию и тяжелые танковые полки. После артподготовки идет тяжелый танковый полк. У него катки, впереди гусеницы. Мины его не берут. Т-34 тогда и не так много было, это считался средний танк. Были и легкие танки Т-70.

Когда прорвали оборону, идут танки, бронемашины. Тут рельеф такой, что небольшие овраги, балки по одной стороне дороги. Идут артиллеристы с боеприпасами и наши "катюши" идут. Уже светло. Идем уже по тылам, как обозники. Там что-то горит, в другом месте горит. Дорога идет по косогорью, а другая сторона выше. Вдруг с той стороны заработал по всей трассе крупнокалиберный пулемет. Тут и бросают разведку. "Что такое, уже прорвали, войска прошли, три раза "катюши" уже отстреляли… Уходим подальше!"

Группу разведчиков бросили туда: "В чем дело, почему стреляют?" Сразу все остановились, люди попрятались. Мы быстро туда забежали. Смотрим, - блиндаж. Два заросших прикованных румына, с бородами, не брились. Они стреляли поверху, чтобы их освободили. Для них ясно, что фронт прорвали, идут войска, бесполезно сопротивляться. Но немцы их приковывали. Румыны дали нам понять, что сдаются.

Бывают предварительные заслоны, когда оборона противника эшелонирована. Но тут она была небольшая, поэтому там и легко и прошли. И бои начались уже под Зетами, где был укрепленный район. Рядом в Ворапоново аэродром. Эти куски и оказали сопротивление. Я как раз в этих кусках и попал в бои. Под Воропоново ночью нас отправили в разведку, и мы подошли к самым окопам. Наблюдали, чтобы вылазок немецких не было. Был уже мороз: в ноябре морозов не было, а через 2-3 дня сразу мороз. Было мокро, шли дожди, и сразу градусов 5-10 мороза, - и все сковало. Нам к рассвету уходить, а встать не можем, все примерзло. Здесь ничего не произошло. Мы добрались только к обеду.

Все у нас было механизировано, на машинах. Наши войска уже подходили к соединению под Калач-на-Дону, и тут задержались, чтобы не было прорыва. Это была защита нашего собственного прорыва с боков. Румын вели в плен, а с правой стороны были немцы. Поэтому мы тут заслон сделали, - считай, у поселка Максима Горького. Немцы это наступление за серьезное не приняли: думали, "в отчаянии". А потом, когда у них через 3-4 дня сложилась общая картина, тогда они и бросили в бой Манштейна. Вот тут были бои! Завоевать - это полдела, главное удержать. Тут начались настоящие бои. Здесь у нас сгорели две "катюши". Почему сразу дали Героя командиру танковой бригады Асланову? Мы все время в разведке, а пасемся в штабной, где радиостанция, - она работала в открытую, без кодов. Слышим, где идут какие бои. Немцы прошли Котельниково. А мы в это время, когда соединились, вдоль левой стороны Дона ощущали, как те пошли с правой стороны Дона, и на Морозовскую, туда, - наших отгонять. А мы с левой стороны дошли до Котельниково, зашли далеко. Там были кавалеристы, а на той стороне был Гот.

Тут как раз пошли хорошие морозы. В кабине я, помню, сильно мерз. Ночью холодно, по тревоге, - и назад. Так мы шли от Котельниково до Шебалино, где Мышкова. Потом повернули, - и под Верхней Кумской. Вот тут корпус и встретил немцев: немцы уже туда дошли. Тут были танковые бои. На то и разведка: узнает кто с какой стороны, и сколько. Манштейн увидел, что это какая-то измотанная танковая бригада. Их передовые отряды бросились вперед, но не прошли. Мы стали ждать остальных, стали маневрировать. Наша разведка поняла, где они нанесут главный удар. Тут "катюши" принимали участие, просто стреляли залпами прямой наводкой. У "катюш" это второе, непрямое назначение, но это разрешалось. Так стреляли с разрешения Вольского. Снарядов было мало. Количество выстрелов обговаривалось. Снарядов мало… 2 или 3 раза мы вдарили. Машины рвались, а танки-то не возьмешь! Снаряд примерно вот такой, и накручивалась болванка, а дальше хвост. Нам сразу дали команду: "вывернуть взрыватели". Две установки зарыли в землю параллельно земле, чтобы только одни направляющие торчали. Получилось удачно. Где наше командование предполагало, там немцы и бросили главные силы. Асланов сам сел в танк. Вольский кричит: "Выйти из танка!", и мы это слышим по радио. Он говорит: "Я для пробы". Один танк горит "для пробы", второй танк… Мы наблюдаем! По трем машинам вот эта болванка попала, прямо по ним, - так густо они шли. Первая, как попала, немцы вздрогнули. Когда третья попала - они остановили атаку.

Первому попали под башню, и башня летела метров 100 с огромной силой. Реактивный порох горит долго: когда стреляем, его далеко видно. Он горит до самого танка. Как дал, - и башни нет, и танк взорвался. Один, второй… Буквально за минуту! Когда третий танк разбомбили, они уже не по команде стали поворачиваться назад. Это сыграло роль, а то бы они прорвались. Это была у них первая серьезная остановка. А в ночь корпус снимают: подошла 2-я Ударная Армия Малиновского. Они едут с пушками, армия была оснащена сильной артиллерией. На наши места, смотрим, ставят пушки. Вот и ее бросили: уже она стала воевать. Третий раз когда немцы пошли, они нарвались. Немцы думали, что корпус впереди уже ослаб, а тут их встретили свежие силы. Это спасло от деблокирования окружения.

Два или три дня, - и корпус бросили на Ростов. А нас оставили, только "катюши" оставили. Мы были в Красноармейске и все время стреляли по окруженной группировке. Там старая площадь, и был собор, в нем были склады. Догнали свой корпус мы уже налегке, в Сальске, почти под Ростовом. В Батайске немцы оказали большое сопротивление, тут мы снова стреляли из "катюш".

Наступила весна. Все растаяло. Заняли Ростов. Так с корпусом мы и шли. 3-й Гвардейский механизированный корпус, - его именем названа 16-я школа на Красного Октября. Своими средствами корпус восстанавливал эту школу. В этой школе весь боевой путь корпуса сохранился. Там мы всегда и собирались. А с 70-го года, когда началось движение ветеранов, нас все время направляли в Москву.

- Когда увидели первых немцев?

- В Красноармейске были пленные немцы. Их водили в Чепурники, туда подходили поезда, разгружали вагоны. А чтобы на меня шел немец с винтовкой со штыком, я не видел. "Катюши" загораживали: они были секретным оружием. Нас охраняли, за нами следили.

- Потери в дивизионе были большие?

- У нас небольшие потери, но были. В основном от авиации. 126 человек дивизион, и потеряли мы человек 20. Пополнение было небольшое. Взвод радиоразведки мало потерял. В основном потери были у танкистов и пехоты.

- Корректировщики были? Кто наблюдал за попаданиями?

- Разведчики за этим и следили, мы с НП наблюдали.

- Кто давал цель?

- Только из корпуса, мы же приданные.

- Результаты своей работы видели?

- Видели: ничего живого. Деревья или догорают или вывернуты с корнем. 128 мин дивизиона на эту площадь в течении нескольких секунд. Тряпье валяется, людей сразу и не узнаешь, подводы, - все разорванное, где кочка была там ровно, и наоборот. Жуткая картина!

- Кроме как под Верхней Кумской прямой наводкой стреляли?

- Нет, больше не приходилось. На Украине мы уже воевали по картам, как немцы. Мы по срокам с боеприпасами выезжали. Видим, что там самолеты бомбят, Юнкерсы-87, - а мы едем туда. По нашим планам мы должны там быть, наш дивизион там должен быть. Почему "Юнкерсы" бомбят, пикируют? Выбегает дед: "Куда вы едите, там немцы! Подождите!" И мы снова в лес. И слышим: "Тише, тише!". А вот для этого разведка! Послали двоих разведчиков. Додж "три четверти", специальный, разведывательный. Кто-то там ехал, и они нам сообщили, что все закончилось. Мы к вечеру приехали, а у "катюш" там уже нет снарядов. А мы как раз привезли их, стали заряжать. Все заряжали. Зарядка простая: были бы руки и ноги. Вдвоем можно поднять.

- При выстреле никого в кабине не было?

- Командир машины, кабина закрывается. У него электрическая машинка. Когда на направляющие пазы воткнули, зажали, здесь открывается крышечка и вот такой пакет, а там контакты. Закрываем, - а там электрическая машинка. Он крутанет, порох зажигается вначале, потом зажигается это и идет дальше. Они не сразу уходили, а по машинке. Мины выходили быстро, но по очереди. Залпом нет. Для залпа ставились домкраты.

- Сколько времени требовалось на перезарядку?

- На перезарядку нужно примерно час на 8 установок. Может, и меньше. Но им надо доехать. Отстрелялись, сразу с этого места уходим. Выстрел - и назад. А там уже наготове… Мы называли их "мины", но по сути дела это ракеты, реактивный порох по всей длине реактивного снаряда, и сам он весь в дырках. Когда мы были в Москве, нас посылали на полигон, раскладывали снаряды, изучали их. Реактивный порох зажги, и он поползет, будет медленно гореть и ползти, но он не вспыхивает. Весь секрет "катюш" - это направляющие. 8 направляющих: сверху и снизу мины, 128 мин на три батареи: 4 батареи по 4 установки. В каждой направляющей прорез. А на снаряде и на конце, и где порох, - болты, которые вставляются в расщелины, чтобы мина шла по направляющей, не слетала: и замком они зажимаются. Их ничем не снимешь, замок до 20 атмосфер рассчитан. Когда порох начинает гореть, то когда тяга горения доходит до 20 атмосфер, мина срывается. Если замок заделан не до конца, то всё, она будет лететь и в метрах 50-100 упадет, будет гореть и упадет. Сам выстрел - это срыв с 20 атмосфер, замки не выдерживают, - вот весь смысл выстрела. Немцы тоже сделали шестиствольные минометы, но там влиял ствол, создается давление в стволе. А тут давления не было, замок держал, а потом срывался.

- Какое было личное оружие?

- ППС, маленькие такие. Приклад был железный, он складывался. Вначале был карабин, а потом сразу выдали ППС.

- Применять не приходилось?

- Ну, как не приходилось… Еще сильные бои у нас были. Под Боровенково, когда был прорыв, Курская битва. Вот тут я их видел. Немцы там прорвали, а наш корпус был в резерве. Вот этот резерв и пригодился. Ахтырка - это узловая железнодорожная станция. Они все силы бросили для того, чтобы ее захватить, чтобы не было подвоза. Там два места: Прохоровка и Ахтырка. Они и на Прохоровку прорывались. Но в Прохоровке в основном были танки, а у Ахтырки был наш корпус. Это называлось Степной фронт. Мы не думали, что немцы сюда пойдут. Командующим Степным фронтом был Ватутин: маленький такой, толстый. Его потом убили бендеровцы. Точнее, они его ранили, и он умер в Москве.

С Ахтырки мы пошли мимо Полтавы и на Золотоношу: на той стороне Кременчуг, а Киев севернее. Нужно было освобождать Украину, а мы от Курска пошли через Полтаву и на Золотоношу, на Днепр, - а на той стороне Кременчуг. Это был конец октября. Тот берег высокий, а этот низкий. 7 ноября Сталин приказал взять Киев. И точно, 7-го взяли. И вот тут "катюши" беспрерывно били на тот берег. Там небольшие перелески, и мы выезжали прямо к воде. Тот берег не сильно высокий, но крутой, а тут наплавные мосты. Мы беспрерывно молотили тот берег. И артиллерия бьет, и авиация бьет. В это время наводят переправу. И там закрепились. Почему за форсирование Днепра 280 Героев СССР? Это впервые, когда очень много именно за Днепр дали. Потому что там шли на верную смерть! Мой дядя Миша там участвовал, рассказывал: он лежит в воде, но чует, что не погиб. Следом идет команда, подбирает, кого в госпиталь. Раз плывет, не сопротивляется, значит, погиб. И каким-то образом он дал сигнал, чтобы его вытащили из воды. А вода холодная!.. Сильнейшие тут были бои… Ни с какими потерями тут не считались. И 7-го Москва салютовала: занят город Киев.

- Трофейным оружием не пользовались?

- (Показывает бинокль) Чисто немецкий, одного обер-лейтенанта, - мы его пленили. Это полевой бинокль. Хорошие пистолеты у них были, и неплохие пулеметы. Немецкая техника была хорошая, это отрицать нельзя. Нас спасло огромное пространство. Они не рассчитывали. Цель была - уничтожить нашу армию. А армия отступала, и это нас спасло. Мы вынуждены были отходить. Как Кутузов спас армию, отступил на юг. Наша территория размывала немецкую армию, постепенно уничтожала ее, ресурсы заканчивались, и их боевой дух пропал.

- Как были обмундированы?

- Белье теплое. У нас были сапоги, но кто и в ботинках. Но мы в основном в сапогах. Фланелевые теплые портянки. Штаны ватные. Валенки зимой. Фуфайки, шинель и полушубок. А когда стояли на посту, давали шубы. Еще у нас был шерстяной подшлемник и шапка-треух. Одеты мы были хорошо. Но какой был мороз! В Красноармейске жили в хатах, топили углем, было жарко. Когда одеваешься на боевую позицию, одеваешь все это, становится жарко. А на мороз градусов 30-40 выйдешь, - впечатление такое, что ты раздет. Такой сильный мороз! Когда мы выезжали на огневую позицию, полно лежало погибших воробьев. Такой был сильный мороз, что не могли спастись.

- Как кормили?

- Хорошо. В походах давали сухой паек. Сухари, консервы. А на фронте, если взять под Сталинградом, голода не помню, горячие блюда всегда были. А были моменты, что по три дня кухни не было, кухню разбили. То брошенная корова выручала, то ещё что-то…

А когда взяли Молодечино в Белоруссии, вот там мы наелись. Двумя залпами мы захватили Молодечино. Речка Березина не широкая, но многоводная, глубокая, а немцы всегда разрушали мосты. Нам же нужно их восстанавливать. Молодечино было в 80-100 км. Немцы рассчитывали: пока ещё русские наведут мосты… А как мы наводили мосты? У речек всегда шли бои. Все стаскивали туда: танки, подбитые машины, - и на них бревна. Это делалось всё в дневное время. Нет-нет, а немецкие самолеты прилетали, но они были одиночными, задачи у них не было, чтобы разрушить переправу. Кстати кто-то из наших подбил один самолет, и они перестали летать. Так вот, успели провести какой-то боевой отряд с танками, в основном разведку, - и всего две наших "катюши". Мы подъезжаем к Молодечино. Молодечино наверху, а тут низина: поля, все прочее. С правой стороны станция. Там немцы грузят эшелоны: эшелонов пять грузят спокойно. А город с левой стороны.

Организовали две группы: в город и сюда. И одна установка была установлена на станцию, а другая туда. По команде, мы как дали, "раз!" А мы-то наблюдаем, что тут. Особенно по станции, как дали! Они побежали. Они же не знали, что так быстро русские подъедут, и спокойно грузились. Это было с утра, а к вечеру мы заняли город Молодечино. Это большой город, но он испещрен железными дорогами. Это большой узловой центр, они сюда оттягивали войска со всех сторон. И к вечеру город был занят. Три вагона сала мы у них нашли, его везли в Германию. Вот такой толщины! У нас машины для перевозки людей, "Студебеккеры", и все сидения в них были забиты до самого конца войны. Как можно быть голодными при таком сале? Как кухня приедет, мы только кричали: "Давай хлеба сюда побольше, не надо никакой каши!" Запаслись капитально!

Трофеи были. Кстати, у них тут было много муки и продовольствия. Румын когда несли, они делают что-то из муки и воды. Они все в тесте измазанные. Их вели так - два человека ведут сто человек, и они никуда не убегут. Они поняли, что бежать не надо, - да и зачем? Они все с котелками и еще улыбаются, приветствуют нас. В меховых шапках, и сами все заросшие. У них немецкие галеты и эрзац-хлеб: по голове им стукнул, и можно убить. В теплое место на печку-буржуйку его положишь, и он мягкий-мягкий. Может, мало в нем питательных веществ, но главное, что на удивление, - на печку положить и он мягкий-мягкий, и вкусный.

- Наркомовские 100 грамм в довольствие входило?

- Периодами были. Они больше на передовой. А у нас на привале, когда свободные часы, делать нечего, давали, - давали наркомовские. В отношении снабжения, - оно было хорошее. Нужно было снабдить шестимиллионную армию всем. Это была сильнейшая организация! Но и немцы были организованы, сильнейшая дисциплина у них была.

Когда мы дошли до Ростова и дальше пошли. Дальше Донбасс. Вот тут весна и распутица. А там - непролазная грязь. А в это время мы получили "Студебеккеры" и меняли ЗИС-5 на "Студебеккер". "Катюши" меняли, да и машины меняли. Мы смеялись: танк залез по самое брюхо, и всё! Не может ехать, проваливается еще дальше. А "Студебеккер" цепляет его. Впереди огромный столб или дерево, а у него же лебедка. Он лебедкой крутит, тащит себя, и тащит танк. У немцев этого нет. И когда мы подошли к речке под Таганрогом, там Матвеев курган: с одной стороны немцы, с другой мы. Так у немцев остались тяжелые пушки, и не вытащить. А мы при помощи "Студебеккеров" все повытаскивали. Тут было немножко затишье, наступления не было. Может быть, были какие-то случайные выстрелы. Кругом степь. Мы видим, что делают немцы, они видят, что делаем мы. А вода-то у нас одна. Так вот, кто идет за водой, берет белый флаг. Но дело к чему? Это же не день, не два, проходит несколько недель. Они голодные и мы голодные. Боеприпасы закончились. А наши тыловики не могут проехать. Село на нашей стороне тоже было названо Матвеев курган. Там, конечно, никого не осталось. Живность какая? Куры. А раз куры, то и яйца. Обычно мы около кухни. И вот Тузунбаев Аланбек Аланбекович подходит. "Разведка, какая обстановка, чего куда?" Тюпа дежурный по части, его кормили тут. Тузунбаев спрашивает: "Чем сегодня кормили личный состав?" А тут была маслобойня и от нее остались семечки, их жарили, варили, и кормили нас. Тюпа докладывает: "Товарищ гвардии капитан, семечками и чаем". А ему повар подает на сковородке яичницу. Он говорит: "Откуда это?" Повар туда-сюда. Тюпа подбегает: "Товарищ капитан, остались куры, нашли пару яичек". Он встает, кругом все видно. Солдаты там лежат. Бросает: "Вот это уничтожить. Тюпе 10 суток строго ареста".

Всех понаказал! Дали ему семечки и чая. А начальник штаба старший лейтенант Бальцев должен исполнить. Он спрашивает: "Товарищ гвардии капитан, как его ставить на карцер, у нас нет хлеба. А в карцере положено 400 грамм хлеба и вода. Будет нарушение порядка", - "Так ему вместо хлеба дай больше воды, чтобы он не умер".

И еще курьез. Встает Тузунбаев, говорит: "Да где же эти немцы, черт их побери?" А небо ясное такое! А дело в чем? Чтобы побомбили, и мясо было. А так лошадей мы не имеем права убить, сами убить не можем, потому что она числится. Кричит Петру: "Ты там за водой ходишь. Скажи немцу, чтобы пристрелил лошадь, мы ее выставим. Пускай убьет, мы его орденом наградим!"

Этот Матвеев курган и нас и немцев застал в таком положении! И на следующий день мы сварили мясо.

- Что делали в минуты отдыха?

- Что касается Украины, бои были серьезные, жесткие. Потом мы почувствовали силу над противником, такой перевес: мы уже правим бал. Вот тут у нас и были кинофильмы. Помню хороший кинофильм "Иван Грозный". Помню, в лесу вечером приезжали артисты, и Шульженко. Я ее знал уже с того времени, когда она все время выступала в Измайловском парке в кинотеатре "Атлант". Мы всегда ходили на ее концерты. Это всегда перед фильмом было. Фильм о том, как немец планирует наступление, сатирический журнал. "В 3.15 наступление на советское селение", - всё в стихах. Там они наступают, выбрасывают десант. Десант летит, и попадает прямо в щи на кухне; другому еще что-то сделали… А потом она выступала.

- Вы были комсоргом. Что делали замполиты? Проводили политинформацию?

- Конечно. Замполиты делали великое дело. Это как гипноз, убеждение. Аристотель учил Македонского: "Хочешь завоевать мир, возьми 18-летних и преодолеешь горы, и покоришь мир". Им терять нечего. Они идут на смерть!

Вот у немцев боевой нож был, примыкался как штык, и на одной стороне ножа написано: "С нами бог". Это их был лозунг. А на другой стороне - "Каждому свое".

- С особистами сталкивались?

- Особый отдел обязательно был. Остановились мы в хуторе Демкин, потом Черноморов. А я родился в Черноморове! Мы выезжали на боевую позицию и стреляли в Верхнюю Кумскую. В Черноморовке он меня пригласил, он старший лейтенант. Говорит: "Вы родились в Черноморовке?" - "Да", - "Кто у вас в Черноморовке?" - "Тетка Стеня, и тетка Галя, отец с матерью, - а мы переехали, там не было десятилетки. Она была в Нижней Чирской, а там еще немцы". Больше он ничего не просил. Просто он меня оповестил, что он знает, что я здесь родился: "Освобождай своих. Теток освободил, а теперь надо отца с матерью освобождать". Так что они работали!

- На освобожденных территориях, как встречало население?

- Бывает так: мы идем, а там никого нет. Украина на меня не произвела впечатления. В Белоруссии крынку молока с собой давали. Белорусы лучше относились. Может, мы мало были на Украине? В Полтаве были сильные бои, людей-то не было, по сути дела. Мало я встречал там людей.

- Европа какое впечатление оставила?

- Там нас боялись. Прятались люди. Да и мы с ними особо не общались. В одном месте получилось вот как. Я там не был, но мой товарищ Петя Твердохлеб рассказывал. Они остались ночевать у немца. Бабка с дедом остались, говорят: "Больше у нас никого нет". Поставили солдат на постой. А он услышал шорохи во дворе, там конюшня. Все проснулись и снова спрашивают: "Люди здесь есть?" - "Нет". Они пошли и нашли 15 немцев. Те не оказали сопротивления, просто прятались. Хозяева дома потом сказали, что не знали, что они там прятались. У них двухэтажный дом и спальня. Хозяева были в спальне, и когда к ним заходили, стали проверять. На одной кровати много тюфяков и одеял. Один солдат рванул, а там лежит девица, внучка. Бабка и дед встали на колени: "Не трогайте её". Никто не тронул. Был очень строгий приказ. Корреспондент "Правды" Гинсбург всегда об этом писал: гражданское население не причем.

Немцы прятались, мы их особенно не видели. Только там, где останавливались надолго. У нас корпус прорыва, а не обороны. Мы все время в движении, в наступлении, на колесах.

- Как узнали о Победе?

- Нас вернули из Померании. Мы в Берлине не были, а были выше Берлина, в Померании. И нас вернули в Восточную Пруссию. Немцы в Прибалтике были задержаны, держали оборону, и мы были в обороне. И на следующий день после Победы они сами сдавались.

В июне нас посадили в поезд и отправили на Дальний Восток на войну с Японией. Весь корпус туда. Мы доехали до станции Манчжурии: за Байкалом идет маньчжурская дорога. По нашей стороне называется иначе, а на их эта Манчжурия. И вот тут мы были в августе. Но мы там почти не воевали. Начали 8 августа, а в это время американцы сбросили бомбы. Мы начали в этот же день. Тут японцев не было, и мы сразу пошли на Хайлар и Харбин. Мы там не сделали ни одного залпа, и 3 сентября они сдались. Бои там были в Халкин-Голе: это там в основном стояли войска и было сопротивление. А тут войск не было, боевых действий не было.

По исторической науке 60-70 лет это уже история, а мы Сталина вспоминаем как живого: такой сякой он, всех убивал, - а он уже историческая личность. Со временем история становится мифом, для молодежи сейчас Война как миф. Мы ходим как герои, - а мы не были героями, так же боялись, как бы нас не убило. И через тысячу лет, нас не будет, а эта война будет мифом… И такой-сякой Сталин там засветится. Он будет Гераклом!

Сейчас много критики. Когда сидят в теплой комнате с кондиционером, можно рассуждать, как поступить. В песне народная мысль, она прямо отражает: "Воевали, как могли, но главное - победили". А научил нас воевать правильно немец. Нужно ввязаться в бой! Чего думать, кто перевесит? Нужно ввязаться в бой, посмотреть тактику, и его же тактикой уничтожить. Научиться у него этой тактике, и ей же уничтожить. Это давнишняя мудрость, еще со времен Наполеона. На приеме Сталин прямо это высказал. Он оценил русский народ как здравомыслящий. И высказал впрямую такую мысль, что "нас научили воевать немцы". Чудо случилось, что мы победили. А почему? Отсталая страна, никакой техники не было. Немцы не учли наш дух. Тут сыграл роль наш дух. Немцы были дисциплинированы, классически вооружены, техника была великолепная. Ее и сейчас не могут победить. Никогда не догонишь! Немцы были настолько технически развиты, хотя в Лозанне была конференция, и по Версальскому договору немцы не имели права делать оружие. А нас же не признавали до 30-х годов. Америка только признала…

В нашем музеи была немецкая делегация. Им все рассказывают, и в конце один немец говорит: "А все-таки мы вас научили воевать!" Экскурсовод не растерялся: "А мы вас отучили воевать!" Действительно, отучили надолго. А сейчас опять поднимают голос немцы. А почему? Мир - это сила. Достаточно кому-то ослабеть, на него налетели, и он погиб. У кого сила тот и владеет миром…

Война самое страшное состояние человеческого общества. Человек страшный зверь. Он, человек, становится зверее всех зверей, когда убивает человека. Правильно сравнивают человека с волком, лев сытый - он тебя не тронет, медведь сытый тебя не задерет. Два животных на свете ненасытные: человек и волк. Волк влетел в стадо овец, ему много не надо, но он один всех порежет, и будет резать до конца, пока его не убьют. И человеку дай пол мира, а ему мало.

Война для меня как будто вчера закончилась…

с. Цаца, 334 ОГМД, 3-й Гвардейский Сталинградский Механизированный Корпус 1973 г.