Разведчики

Приехали покупатели, и нас – молодежь, отобрали в отдельный армейский разведбатальон. Я был самым молодым, в сентябре исполнилось семнадцать, а самый старший был наверно года семнадцатого, восемнадцатого. В мирное время, чтобы стать разведчиком нужна тщательная подготовка, там же ни какой подготовки не было, разбили по подразделениям, по ротам, по взводам. На задания ходили по отделениям, это отделение туда-то, другое туда-то. Давали время на подготовку, офицеры разведуправления знакомили нас с картой участка фронта, где мы должны были переходить линию фронта, и с маршрутом. Если надо они выезжали с нами на передовую, изучали день, два, а то вот последний раз даже три дня сидели, следили за передним краем, где можно перейти линию фронта. Но это был уже 1942-й год, линия фронта за зиму стабилизировалась, и было очень, очень сложно перейти. А первые два захода мы делали ещё в 1941-м году, тогда более свободно было. Командовали отделениями кадровые сержанты, они были более подготовлены, а я самый молодой мальчишка, выполнял только их команды и распоряжения. Вся надежда была на них, и не дай Бог, чтобы случилось с командиром группы, хорошего мало бы было. Группы состояли из семи – восьми человек, но не меньше шести и не больше девяти.

Последовал приказ – перейти в атаку, отбросить немцев от разъезда и  занять хутор в нескольких километрах перед нами. Несколько раз мы  поднимались в атаки, которые сразу захлебывались в крови. Сплошная стена  огня вставала перед нами. Там такие потери были, что вспоминать не  хочется… Тогда из штаба дивизии прибыл подполковник Борисов, сделал  штурмовую группу, в которую попали два моих друга, и ночью они пошли в  обход немецких позиций. Но эта вылазка была обречена на провал, ничего  из нее не получилось, и из этой штурмовой группы мало кто смог  вернуться. Мои товарищи Угриновский и Литвак погибли в этом ночном бою…

Вошли в Сталинград в январе, и нас уже осталось от этой роты человек девять и командир взвода. Привели нас – вот передний край, и все. Как раз метель поднялась, не знаем, кто справа, кто слева. Мне он говорит: «Иван, сходи хоть узнай, кто там у нас слева?» Я пошел и нашел блиндаж, зашел: «Кто?» – «Да вот такой полк» - «Сколько вас тут?» – «Нас тут 11 человек!» – «А вы кто?» – «А мы вот кто!» – «А вас сколько?» – «А нас девять». Вот и весь передний край.

Я сколько раз в разведку ходил, всегда под своей фамилией. Всегда говорили: "Называйся собой, рассказывай где жил, иначе собьешься, спутаешься. Никаких выдумываний!" Это наши нелегалы там, они действительно разрабатывались, а тут только свое! Я и стал рассказывать про себя. Они давай меня водить, где остались еще жильцы. А те: "Да видели, да знаем!" Дед сразу: "Да он пришел… да я ж его за дровами… а ты чего так долго ходил?" Сразу так и сказал!

Взводу разведки отдали приказ - разведчикам проникнуть в танк через нижний люк, через канал ствола, вращая незаметно башню танка, вести наблюдение за немецким передним краем и установить точное расположение орудий ПТА. По "габаритам" для выполнения этого задания отобрали меня и еще одного разведчика, "из тощих", танкист нам объяснил, как действует танковая пушка, где находится поворотный механизм башни, и как надо стрелять, если понадобится открыть огонь, чтобы вызвать на себя ответный залп противотанковой артиллерии.

Группу разведчиков бросили туда: "В чем дело, почему стреляют?" Сразу все остановились, люди попрятались. Мы быстро туда забежали. Смотрим, - блиндаж. Два заросших прикованных румына, с бородами, не брились. Они стреляли поверху, чтобы их освободили. Для них ясно, что фронт прорвали, идут войска, бесполезно сопротивляться. Но немцы их приковывали. Румыны дали нам понять, что сдаются.

Весной 1942 года нас перебросили под Харьков во Вторые Просянки. И здесь шли бои не на жизнь, а на смерть. В одном из таких сражений я и еще один боец потеряли связь со своей часть. Ушли в разведку, а когда вернулись, то нашей части не оказалось на месте. Нашу часть перебросили на другую позицию. Кругом были немцы. Сдаваться в плен не хотелось. И мы, вдвоем в течение месяца, под боком у фашистов пробирались к своим. Радости не было предела, когда я и мой товарищ, разведчик, уже под Сталинградом присоединись к своим сослуживцам.

Хороший разведчик должен прежде всего обладать психологической устойчивостью. Главное, чтобы в очень сложные и ответственные моменты не бросился в панику. У меня такой ненормальный склад ума - чем опаснее, тем я спокойнее, тем лучше работают мозги. Чаще убивают неопытных, потому что они раньше бросаются в панику, их первыми замечают и убивают. И потом нужно привыкнуть к мысли, что в любой момент тебя могут убить. Свыкнуться с ней. Если ты думаешь, как бы выжить, ты уже ненадежен.

И начали брать здание. В каждую комнату кидаешь гранату, даешь очередь из автомата, проверка, есть кто живой, и двигаемся дальше. В ответ немцы стреляют по нам из автоматов и пулеметов, кидают гранаты, по лестничному пролету бьют из "фаустпатрона", все вокруг горит. Уже второй этаж взяли, и мне Касюк показывает глазами на разбитое окно - по канату вниз снаружи, во внутренний "дворик-колодец" спускаются немцы, почему-то запомнились их начищенные сапоги. Стрелять не стали, только кричу одному из разведчиков - "Петька, возьми еще кого-нибудь, принимай их внизу! Бери живьем!". На третьем этаже сопротивление немцев закончилось и поджигать здание мы не стали... Осталось нас из 36 человек только девять, но двое тяжелораненых. Остальные убиты, ведь весь бой шел в упор...

Шли почти без боев, немцы уже колоннами сдавались в плен, без какого-либо серьезного сопротивления. Дошли до города Мюрцюншлаг, захватили танковый завод, спрятанный в скальных горах и встали там на позициях. Но через месяц нам велели отойти назад, чтобы выравнять линию соприкосновения с союзниками. А потом, всю дивизию, вместе с частями 26-й Армии, пешим порядком отправили на восток.

Национальной розни не было. Отношения были братскими, полки дивизии состояли в основном из добровольцев, объединенных одной целью - убивать фашистов. В дивизии, в стрелковых полках, в 1941 году было: 50% латышей, 25% русских и 25 % евреев. Нам тогда нечего было делить между собой, кроме общей фронтовой судьбы и общей беды. Кстати, команды в дивизии старались отдавать на русском языке.

До мельчайших подробностей помню ночь перед наступлением немцев. На удивление, нас в эту ночь в разведку не посылали. Мы обрадовались, намеревались отоспаться в своей землянке, но спать нам не разрешили. Вместе с тысячами других людей, находящихся в окопах, на огневых и исходных позициях, на наблюдательных пунктах - мы тревожно вслушивались в ночную тишину и чего- то ждали…

Свою фронтовую жизнь я начала в Сталинграде. Когда я окончила школу связи, война шла уже полтора года. И сразу как я окончила школу связи, меня вызвали в военкомат и сказали: "Нам очень нужны радисты. Хотите, чтобы война быстро закончилась?" Меня сразу взяли в часть, но я училась на русском языке, - а надо было на международном языке, знать на азбуке Морзе все коды. Я пришла в часть, там сразу меня переучили и оставили с заданием в Сталинграде - на случай, если немцы зайдут в Сталинград.