Я родился 31 августа 1921 года в с. Мокрое Куйбышевского района Калужской губернии. Отец с матерью были колхозниками, занимались сельским хозяйством по месту моего рождения. Я окончил семиклассную среднюю школу в селе Мокрое и после нее сразу же поступил в Смоленский электротехникум связи.
Осенью 1940-го года по окончании электротехникума был призван на действительную военную службу в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, направили в город Черновцы, где меня определили в 72-й отдельный батальон связи 17-го стрелкового корпуса. Наш корпус дислоцировался вдоль румынской границы на стыке Молдавии и Украины. Зачислили в школу младших командиров. Эта школа готовила сержантский состав, я как специалист в радиотехнике был зачислен без моего желания не в ремонтные мастерские, куда очень хотел попасть, а в радисты. Легко обучился работе на радиостанции, потому что за моими плечами было среднетехническое образование. Вскоре был избран комсоргом школы.
22 июня 1941-го года я был дежурным, стоял на посту в ночь с субботы на воскресенье. Наши курсанты пошли во двор казарм батальона, где показывали кинофильм, а я оставался на своем посту. И услышал одним из первых по телефону о том, что перебежки из Румынии заявляют – немцы готовят на нас нападение. Этому и верили, и не верили, но на всякий случай командир 17-го стрелкового корпуса генерал-майор Иван Васильевич Галанин дал распоряжение вывести в боевые порядки запасные пункты управления. Так что ночью показ кинофильма прекратили, батальон был поднят по тревоге, личный состав нашей школы распущен по своим подразделениям, я вместе с радистами и радиостанцией выехал на подготовленные позиции примерно в 20 километрах от города Черновцы. Там уже были заготовленные нами при различных учениях траншеи и окопы, укрытия для машин. Мы сразу же ощутили облегчение, что не пришлось все это делать заново, а все было приготовлено. Здесь мы и узнали о начале войны с Германией. Развернули как телефонно-телеграфную проводную связь, так и беспроводную радиосвязь. Но в то время к радиосредствам командование дивизии и частей относились с опаской, боясь, что враги все это смогут подслушать и рассекретить. Или будет запелегнировано положение радиостанции, и немцы накроют артобстрелом штаб. Поэтому в первые дни войны мы больше пользовались средствами телефонной и телеграфной связи. Впоследствии, когда поняли, что такой вид связи не успевает за передвижениями войск, перешли без опаски к большим секретным шифровальным радиограммам. Тогда радиостанции стали активно использоваться в управлении войсками.
Вскоре наши части начали отступать. Наш 72-й отдельный батальон связи влился в состав 88-го отдельного полка связи 12-й армии. Мы оказывали помощь окруженным войскам в районе Умани, где врагами было захвачено множество вооружения и наших людей. Деблокировать никого не сумели, сами стали отступать, в это время я был ранен. И здесь произошел случай, когда личный состав специальных подразделений радиосвязи занимал круговую оборону для отражения контратак противника. В начале августа 1941-го года в районе г. Первомайск Николаевской области наш 17-й стрелковый корпус выходил из окружения к переправе на реке Южный Буг. И вот, 4 августа мы подошли к реке в районе села Чаусово. У спецмашин были оставлены только водители и по одному сопровождающему, а личный состав батальона занял оборону для сдерживания противника. Отбив несколько атак, под артиллерийским и минометным обстрелом мы были выведены к понтонам, среди наших связистов были убитые и раненые. В это время я не стал бросать свою радиостанцию, которая оставалась для связи в наших отступающих порядках, вывел машину к понтону и переправился на тот берег под обстрелом. Меня отметили высшей солдатской наградой - медалью «За отвагу». Это был крайне редкий случай в начале войны. Сама медаль имеет начальный номер, и я ею дорожу больше всего.
Теперь хотел бы несколько слов сказать о наших радиостанциях. Еще до начала война месяца за два к нам стала поступать новая аппаратура, в том числе радиостанция РСБ-Ф. Это была рация, предназначенная для самолетов-бомбардировщиков, она была переделана для установки на автомобилях ГАЗ-АА и стояла в кузове, там был приемопередатчик и зарядный агрегат, который представлял собой динамо-машину ГСК-1000 и бензиновый одноцилиндровый двигатель внутреннего сгорания Л-3/2. И вот с этими машинами мы воевали. Это были неплохие, но уж чересчур громоздкие агрегаты. Уже в ходе войны были заменены переносные радиостанции, причем особенной популярностью в войсках пользовались рации РБМ, выпуск которых начался в 1942-м году. Они заменили устаревшие радиостанции 6-ПК, были легче, устойчивее в работе, как говорится, «держали волну», и поэтому нашли широкое применение до конца войны.
Теперь вернемся к моему боевому пути. В 1942-м году я был направлен на командирские курсы в Сталинград, организованные командующим Южного фронта, и отучился на них три месяца. По окончании учебы получил звание «младший лейтенант» и вернулся в действующую армию, но уже не в свою часть. Стал техником, затем командиром ремонтной бригады-«летучки» радиоцеха 20-го объединенного ремонтного поезда. Обслуживал воинские подразделения и налаживал связь на передовых линиях фронта, выезжая в штабы дивизий и армий. Пройден большой путь с Запада на Восток и с Востока на Запад в составе Южного фронта, Черноморской группы войск, Северо-Кавказского, Степного и 2-го Украинского фронтов. В моей ремонтной бригаде единственным офицером кроме меня был воентехник, остальные служили сержантами и рядовыми, все ребята были волжане.
Какие-то задания навсегда врезались в память. В июне 1942-го года после Харьковской катастрофы мы двинулись к реке Миус с походными чемоданами, укомплектованными приборами и запчастями для ремонта радиостанций в пяти танках прикрытия. За три дня и ночи без отдыха мой взвод восстановил работу всех танковых раций, была восстановлена устойчивая радиосвязь танкистов с командованием. Мы благополучно возвратились в свою часть, которая переместилась к городу Ростов-на-Дону. А танкисты связались со своим командованием, что являлось очень важным делом, ведь это были танки прикрытия, им как воздух нужна связь.
Во время войны мне посчастливилось обслуживать средства связи 5-й воздушной армии генерала Сергея Кондратьевича Горюнова при освобождении Харькова, 57-й армии генерала Николая Александровича Гагена при освобождении Кривого Рога и 5-й гвардейской танковой армии Павла Александровича Ротмистрова при проведении Корсунь-Шевченковской операции. Наш 20-й объединенный ремонтный поезд участвовал в Ясско-Кишиневской операции, воевал при освобождении Румынии, Венгрии и Чехословакии.
В 1945-м году мне приказали выехать в район озера Балатон в конно-механизированную группу генерала Иссы Александровича Плиева, где я должен был выполнить ремонт средств связи. Мы все отремонтировали, только в радиостанции командующего группой РСБ-Ф необходимо было заменить динамо-машину ГСК-1000. Начальник связи штаба Плиева предоставил мне самолет У-2 для полета на базу за запасной частью. Летчиком был старший лейтенант с двумя орденами Боевого Красного Знамени на груди, ранее воевавший на истребителе, но по ранению переведенный в войска почтовой связи. Это был очень опытный летчик, так что когда нам на обратном пути встретился «Мессершмитт», тот узнал врага с полета и сразу начал лавировать. И четко выполнял все элементы высшего пилотажа – то резко падал вниз, но внезапно взмывал вверх или прижимался к земле. Этот вражеский истребитель долго за нами погонялся, потом видит, что за штурвалом У-2 сидит умелый летчик, и ушел к себе. Мы благополучно вернулись в расположение конно-механизированной группы, я починил радиостанцию командующего группой, она заработала, наладилась связь с командованием. Мы за этот полет были награждены вместе с летчиком Орденами Красной Звезды.
Было много всяких событий, приятных и не очень. Стремление одержать победу над врагом прибавляло силы, но никогда не забудется усталость переходов по бездорожью. Войска передвигались вдали от шоссейных дорог по труднопроходимым участкам, по лесным тропинкам, под прикрытием деревьев. И часто машины приходилось вытаскивать из всяких неудобных ситуаций.
- Как кормили в войсках?
- Одно скажу, что, став красноармейцем, я до войны почувствовал ту заботу, которую проявляло командование по обеспечению личного состава питанием и обмундированием. Также весьма серьезное внимание уделялось культурно-воспитательной работе, политзанятиям, кинофильмам, встречам с героями Гражданской войны. И замечу, что, когда началась Великая Отечественная война, эти армейские традиции были продолжены и выполнялись на фронте, за исключением только тех моментов, когда мы оказывались в полуокружении, или в окружении, когда связь с тыловыми частями была полностью нарушена. Только тогда прекращалось питание, да и то, порой горючее и продовольсвие подбрасывалось с самолетов. Чувство голода я испытал за всю войну один-единственный раз – когда был тяжелый период боев на Северо-Кавказском фронте в районе Новороссийска и Туапсе, здесь немец зажал нас и прижал к морю, враг был уверен в том, что мы все будем потоплены. Но и тогда командующий Черноморской группы войск, в то время генерал-лейтенант, Иван Ефимович Петров прилагал все усилия для того, чтобы войска были накормлены. Были случаи, когда мы кушали мясо убитых лошадей.
- Что было самым страшным на фронте?
 |
Личный состав ремонтной бригады-«летучки» радиоцеха 20-го объединенного ремонтного поезда, лейтенант Смирнов Александр Ильич сидит второй слева, 1943-й год |
- Паника во время отступления, которая должна была вовремя пресекаться. Наконец появился Приказ Народного комиссара обороны СССР от 28 июля 1942 года № 227 «Ни шагу назад!», который запрещал отступать. И только тогда паника была прекращена, этот приказ строго выполнялся. Подробностей его я не знаю, хотя этот приказ нам зачитывали перед строем. Что я испытывал в тот момент? Не хочу об этом говорить. Все равно считаю, что Приказ № 227 определенную роль сыграл. Кстати, одновременно с чтением этого приказа в наших войсках была принята повторная военная присяга всем офицерским составом.
- Под авиабомбежки попадали?
- А как же. Могу рассказать самую страшную из них. Попал под нее около города Каменец-Подольского, там протекает река Смотрич, наш 17-й стрелковый корпус должен был выйти на берег реки в районе города, где саперы навели понтонную переправу. Она имела большую пропускную способность, ведь с нашей стороны скопилось много машин и орудий, лошадей и повозок, и всякого прочего вооружения. Только мы подъехали к понтону, как в этот момент попали под жесточайшую бомбардировку. Немецкие бомбардировщики атаковали группами – одни самолеты отбомбили, другие прилетали, и нам было приказано отойти в сторону и залечь в пшеничные посевы. Защиту переправы обеспечивали всего несколько зенитных орудий, которым на один сбитый самолет нужно было выпустить очень много снарядов. Но зенитчики и понтонеры проявили исключительное мужество, и продолжали сражаться и работать под сильнейшей бомбежкой. Неподалеку от того места, где я лежал с товарищами, угодила бомба. Когда авианалет закончился, и все затихло, я вижу, как слева мой товарищ радостно прыгает, потому что ему оторвало мизинец на руке и теперь он будет демобилизован. А товарищу справа разорвало живот, кишки вывалились наружу, и он своими руками вталкивает их обратно Это было страшное зрелище, которое мне до сих пор часто снится во сне.
- Как вы встретили 9 мая 1945-го года?
- Я встретил День Победы в составе 2-го Украинского фронта. Боевые действия для меня закончились в Братиславе, но наши войска продолжали бороться с врагами, потому что мы напали на следы генерала-предателя Власова, добивали его войска, сам он был захвачен в плен. Как нам рассказывали, его нашли на полу машины завернутым в ковер. И, конечно же, с ним потом расправились по заслугам, его расстреляли. А так у нас царила большая радость, а как же войне-то конец!
После демобилизации из действующей армии я окончил Одесский политехнический институт, в котором после работал свыше 33 лет, был инженером, завлабом, вел практикумы для студентов.
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
