- Я родился в 1913 году в Одесской области, село Соврань. Я из очень бедной семьи: мать умерла, когда мне было 5 лет, а отец стал инвалидом, - у него было что-то с позвоночником. Я ни одного дня в школу не ходил, а с 9 лет начал работать. А потом было такое тяжелое положение, что мы еще с одним парнем пустились беспризорничать и доехали до Донбасса, до города Константиновка. Там нас устроили на завод, и с 12 лет я работал уже на заводе: это был Константиновский бутылочный завод. Там меня начали обучать грамоте по программе "Ликбез". А потом таким подросткам как я запретили работать на заводе, - там ведь температура 70 градусов! Потом я окончил фабрично-заводское училище (ФЗУ), и до армии работал на заводе шлифовщиком. Оттуда я ушел в армию, и с 1935 по 1937 годы служил в 80-м артиллерийском полку в Донбассе. Это была престижная дивизия, - Пролетарская Донбасса. Я окончил полковую школу и имел звание младший командир, по-нынешнему - старший сержант.
А.Д.: - Предвоенная подготовка у Вас была хорошей?
- Конечно. Готовили нас хорошо, и полковую школу я окончил с отличием.
А.Д.: - Какие взаимоотношения были в армии в тот период, до войны?
- Хорошие. Никакой дедовщины не было. Тогда были политруки, - и они людей воспитывали. Это был как раз тот период, когда командный состав репрессировали без оглядки. В нашей дивизии, хотя она и престижная, сняли командира дивизии. Через полгода сняли следующего, - и тоже как "врага народа". Я же был секретарем комсомольской организации, и как секретарь тоже выступал: "У нас враги народа!" Откуда я мог что знать, - мы же рядовые люди. Весь кадровый командный состав, который еще в Гражданской войне участвовал, был фактически уничтожен. Это большая вина Сталина, и это отразилось на начале войны... Победу завоевали те, кто стал командным составом уже в процессе войны.
А.Д.: - На батальонном, полковом уровне репрессии были?
- Нет, командиров батальонов не репрессировали. Только уже начиная с полка, дивизии. Во всяком случае, так было там, где я служил.
А.Д.: - Какие взаимоотношения были у офицеров с солдатами в то время?
- Хорошие.
А.Д.: - Было, как рассказывают, равноправие: чтобы солдат мог в офицерский клуб пойти?
- Нет, дисциплина была хорошая. Не было ни одного случая, чтобы какой-то боец стрелял в своих. И отношения были хорошие. Я, например, был в полковой школе секретарем комсомольской организации батареи. Мы помогали восстанавливать театр - это был Артемовск под Донбассом. В выходные дни командир с женой и я ходили в театр. Такие у нас были товарищеские отношения, - но и дисциплина была хорошей.
После армии я окончил курсы электромехаников и работал сначала монтером, потом механиком, а потом старшим электромехаником. В 1941 году я работал на железнодорожном транспорте: на Донецкой дороге в Донбассе. Одновременно я заочно учился в железнодорожном техникуме имени Андреева, - это здесь, в Москве. 21 июня я был в Москве, сдавал экзамен за последний курс, и вдруг объявляют - война. Так что начало войны меня застало в Москве. После сдачи экзаменов я немедленно вернулся на свое место работы и хотя как специалист был освобожден от мобилизации, подал заявление добровольно идти на фронт. Мне сказали: "Не имеем права, у вас есть бронь". Я обратился в Горком Партии, и там сказали: "Пожалуйста, иди". В августе 1941 года я ушел на фронт.
А.Д.: - Когда вы уходили на фронт, семья была?
- Нет, я еще не был женат. Были девчата... Я жил с одной женщиной, но не был расписан.
А.Д.: - Вы были уже взрослым человеком, когда началась война. Как Вы восприняли начало войны?
- Настроение было такое, что надо победить. Были отдельные боёцы, которые хотели перейти к немцам, два человека в дивизии. Их потом расстреляли, перед боем. Но большинство людей были преданы Родине. И не только в начале войны, но и в процессе войны мы были все дружные. У нас было много людей разных национальностей, - и никто не считался, какой ты национальности: лишь бы хорошо воевал.
Я попал в 240-ю дивизию 3-й армии Брянского фронта и начал воевать в Подмосковье. В обороне Москвы я участия не принимал, - но участвовал в наступлении от Москвы. Тогда я был командиром отделения разведки в 692-м артиллерийском полку. В дивизионе было две батареи 76-мм пушек, и одна гаубичная 122-мм: для пушечной батареи была конная тяга, а гаубицы на "ЗиСах". Моя батарея была придана стрелковой пехотной дивизии. Здесь я и получил первую награду - медаль "За Отвагу".
А.Д.: - За что Вам ее дали?
- Я был в разведвзводе, разведывал огневые точки противника. И вот я на передовой обнаружил огневые точки, и сам участвовал в их подавлении. За это я и получил первую награду. Медаль "За Отвагу" - это престижная награда!
Я должен сказать, что когда мы наступали под Московй, - там не поймешь, где что делается. Однажды в процессе зимнего наступления мы захватили немецкую штабную машину, вроде нашего "рафика". Мы сели на неё и приехали в деревню. Там где-то была расположена пехота, и мы поехали её искать. Заехали за крайний дом, встретили пехоту, говорим: "Что тут такое?" - "Тут недавно немцы были. Только-только были, отступают". В центре деревни церковь, мы поехали дальше к ней, - и нас встречают немецкие разведчики: человек 20 в белых халатах. Видят штабную машину, - отдают честь. Шофер у меня был украинец, он кричит: "Немцы!" - "Молчи, езжай дальше вперед". Мы поехали вперед. Что делать? Немцы сзади, немцы спереди. Я говорю: "Поедем целиной". Мы поехали целиной, а там наши наступают, - и они открыли по нам огонь. Что дальше делать? Надо возвращаться. Со мной был командир отделения, два автоматчика, и я говорю: "Если нас встретят немцы, открываем огонь". Мы возвращаемся назад, а немцы уже всё поняли и приготовились нас останавливать. И вот мы сходу открыли огонь, часть из них ранили (не знаю сколько), - но и одного нашего разведчика ранило тоже. Мы прорвались, поехали дальше, - а там уже наши разведчики нас в канавах встречают. Мы крикнули: "Не стреляйте, свои!", - и поехали дальше. Вот такой эпизод был.
В феврале 1942 за отличия в бою мне было присвоено звание "младший лейтенант", и я был назначен командиром взвода артиллерийской разведки. От Москвы мы наступали до реки Зуша перед городом Мценск, и там остановились. Дальше я продолжал воевать, и участвовал в боях по окружению немцев под Сталинградом. Там меня уже назначили командиром огневого взвода артиллерийской батареи.
А.Д.: - Какое тогда было моральное состояние?
- Было тяжелое время. Мы были на войне, голодали: Зимой 1942 года дело дошло до того, что мы питались только сухарями, а соли не было совсем. Зато водки было достаточно. Почему? Дают на всех, а часть погибнет, - и их водка остается. Водкой нас регулярно снабжали, а соли не было. Ночью мы часть разведчиков посылали на нейтральную полосу. Немцы эвакуировали жителей оттуда, где они занимали оборону, - и те в подвалах оставляли продукты. Немцы поняли это и ловили нас. Только этими продуктами мы и питались, снабжение было ужасным, - но никто не хныкал. Ели конину, убитых лошадей. Этот период, зима 1942 года, был очень тяжелым. Надо прямо сказать, снабжение было отвратительное. Только потом, когда мы уже наступали от Сталинграда, только тогда стало хорошо.
А.Д.: - Вши были?
- Конечно, были, но я лично не ощущал никогда. Там периодически делали дезинфекцию.
А.Д.: - Снарядов хватало?
- Да. Транспорт работал исправно, боеприпасы были в достаточном количестве все время. В этом отношении тыл работал хорошо.
А.Д.: - Чем запомнились бои в Сталинградской битве?
- Под Сталинградом я воевал в составе 38-й армии Воронежского фронта, хотя это был тот же 692-й артиллерийский полк, с которым я всю войну прошел. Всё время был в этом полку! В обороне Сталинграда мы не участвовали, - мы участвовали уже в окружении. Там были тяжелые бои, потому что немцы бросили большие силы для того, чтобы освободить своих. Но у них ничего не получилось, - мы тоже бросили в бой наши резервы и отбивали все контратаки немцев.
А.Д.: - Какие-то эпизоды запомнились?
- Там каждый день - эпизод. Мы отражали контратаки немцев, они бросили на нас танковую дивизию. Однажды ночью они пытались наступать, мы отражали их атаки, - и в процессе боя вдруг поняли, что немцы где-то у нас в тылу. Мы развернули пушки, открыли огонь, - и хотя понесли большие потери, но отразили атаку с тыла. Было такое время, когда не поймешь, где свои, а где чужие!
А.Д.: - После Сталинградской битвы кормили уже нормально?
- Да, когда начали наступать, после Сталинграда, - тогда снабжение было уже нормальное, уже были тылы. Население мы не обижали, на счет этого было очень строго. Такие распоряжение было, чтобы у населения насильно ничего не брать.
За Сталинград я получил орден Красного Знамени, а после Сталинграда нас перебросили на Курскую дугу. Здесь я уже был командиром батареи. За пять дней боев с 7 по 12 июля, отражая атаки противника, моя батарея 76-мм орудий ЗиС-3 подбила 12 немецких танков "Тигр". Это такие танки, что их просто так не возьмешь. У них была сильная броня, - но нас снабжали бронепрожигающими снарядами. Свойство такого снаряда в том, что он создаёт высокую температуру, и не пробивает, а прожигает броню. Но танк надо пропустить на прямой выстрел, - это 300 метров. В моей батарее было 67 человек, а после пяти дней боёв в строю осталось только 20. И все они были ранены, - да и я тоже. Мне запомнился такой эпизод: я веду бой, а в затишье приходит младший лейтенант, присланный после школы. Он докладывает: "Товарищ старший лейтенант, младший лейтенант прибыл в ваше распоряжение". Вдруг близко разрывается снаряд, меня только ранило, - а он упал замертво. Ни одного дня не воевал! И вот такие эпизоды часто были...
А.Д.: - Тяга для орудий какая тогда была? Конная или уже были машины?
- Были машины, "Студебеккеры".
А.Д.: - Помните, как стояла Ваша батарея?
- Мы стояли на окраине деревни: Немцы бросали листовки в наш тыл: "Вы окружены, лучше сдавайтесь!" На отдельных участках в районе Прохоровки они пробили наш фронт, продвинулись на 30 километров, и фактически зашли кое-каким частям в тыл. Поэтому немцы и бросали листовки - "сдавайтесь". Но никто на это внимания не обращал, - хотя для того, чтобы отражать атаки, нам иногда приходилось орудия поворачивать в тыл. На Курской Дуге батарея подбила 12 танков! Пишут, что на Курской Дуге были сильные танковые бои. Да, они были, - но большую роль в победе на Курской дуге играла именно артиллерия. Артиллерия в основном и уничтожала немецкие танки.
А.Д.: - За подбитые танки деньги платили?
- Да, переводили на книжку.
А.Д.: - Вам лично приходилось стрелять, или Вы только управляли боем?
- Нет, почему же? Мы несли большие потери, и было такое время, когда возле орудия не было наводчика. Так что приходилось самому стрелять. "Тигры" были хорошие танки, они намного превосходили наши. У "Тигров" была сильная броня, и немцы на них надеялись, надеялись победить. От немецких танков мы понесли большие потери, - 283 тысячи погибло в Курской битве... Сейчас в районе Прохоровки построен собор, и там имена и фамилии погибших, - и то не всех, есть неизвестные.
А.Д.: - После Курской битвы вы пошли в наступление, или Вашу часть отвели на переформировку?
- После Курской Дуги нам дали пополнение и вооружили 100-мм орудием. Это было хорошее орудие. У немцев на "Тигре" было установлено орудие с прямым выстрелом 1900 метров. Прямой выстрел - это когда снаряд летит строго в горизонтальном положении, не изгибает траекторию, и попадает точно в цель. 76-мм пушка имела прямой выстрел всего на 600 метров, а потом, когда нам дали 100-мм, у нас прямой выстрел был уже 2100 метров, - лучше чем у немцев.
После Курской Дуги мы наступали на Киев. Севернее Киева деревня Лютеш, и там моя батарея и батальон пехоты получили задание форсировать Днепр и занять плацдарм для того, чтобы потом развивать его и освободить Киев. Ночью 23 сентября мы на самодельных плотах, а пехота на рыбацких лодках, начали форсировать Днепр под огнем противника. Минометные снаряды, гром бомбежек!.. У нас было 4 орудия (это была пушечная батарея), но один плот вместе с орудием был потоплен. Была потоплена и часть пехоты. Но мы достигли берега, в рукопашных боях совместно с пехотой заняли небольшой плацдарм и в течение суток отбили 11 атак. Кругом буквально горела земля под ногами! Конечно, мы несли большие потери. Мы были самой первой дивизией, которая начала переправляться через Днепр. Сейчас в этом месте, где мы переправлялись, стоит большой гранитный камень, на котором написано: "23 сентября 1943 года в этом месте переправлялась 240-я дивизия, которая создала плацдарм для освобождения Киева". Потом наша дивизия стала Днепровско-Киевской.
Через сутки к нам переправилось подкрепление, потом плацдарм расширили. Для того, чтобы готовить наступление на Киев, приехал маршал Жуков. Ему рассказали о моей батарее, он приехал на батарею и поздравил меня, пожал руку: "Молодец, считай, что ты уже Герой". Четырем из моей батареи, в том числе мне, было присвоено звание Героев Советского Союза.
А.Д.: - Кроме Вас, кому еще в батарее дали звание Героя?
- Наводчику Ткаченко, командиру орудия Кремлеву, командиру взвода Дудину. Тогда же меня назначили командиром артиллерийского дивизиона. Под моим командованием было три батареи, ко мне приезжали заместителями офицеры с Академии, - а у меня из образования только полковая школа младших командиров! Уже когда после Киева мы вели бои, немцы сняли с Африканского фронта 16-ю танковую дивизию и бросили в контрнаступление. Я уже был командиром дивизиона, со мной ординарец с планшетом. Там был такой маленький кирпичный сарайчик, мы туда зашли вместе, сели друг против друга, я развернул планшет, - и вдруг прямое попадание снаряда из танка в пролет окна. Его насмерть убило, а меня только контузило. Передали: "Убит командир дивизиона и его ординарец". Считали, что надо на мое место кого-то назначать, - и вдруг я оказываюсь живой. Меня вытащили оттуда, - но я, правда, был побитый, несколько дней не мог воевать. За всю войну я был ранен 5 раз: правда, ранения были не тяжелые. И несколько раз я был контужен. В госпиталь я отказывался ехать, - побываю в своей санчасти, и продолжаю воевать.
А.Д.: - После боев за Киев, куда пошла дивизия?
- На Жмеренки и дальше на Румынию.
А.Д.: - Днестр форсировали?
- Нет, форсировали реку Прут на границе с Молдавией. Это небольшая река, и мы легко это сделали. Дальше мы наступали. 38-я армия Воронежского фронта вошла в состав 1-го Украинского фронта, а потом мы перешли в состав 40-й армии 2-го Украинского фронта, и в ней я воевал уже до конца войны.
А.Д.: - Управление дивизионом, две пушечные батареи, одна гаубичная, - это сложно?
- У меня был штаб дивизиона. Что и как - планирую я, а штаб уже командует: кому где встать и так далее.
А.Д.: - Кто был командиром Вашего полка?
- Они менялись несколько раз. Один был ранен, второй контужен, и его заменили. Последний, с которым я воевал до конца, был Кузенко. Он в Киеве жил после войны, мы встречались на День Победы.
А.Д.: - Приходилось Вам гаубичную батарею на прямую наводку ставить?
- Приходилось. В Карпатах уже в начале 1945 года пехоты у нас уже было мало, - надо наступать, а немцы в Карпатах себя активно вели. Было время, когда нас разделяло метров 50 всего, - и огневые точки мешали наступлению. Мы наступаем, и вдруг ущелье такое, а кругом лес. Здесь командование дивизии, и мы сюда заехали. А там кругом немецкие пулеметы, минометы, голову нельзя поднять! И вот я во главе дивизиона подъезжаю, мы развернули гаубицы и начали бить. После этого нам аж аплодировали! Командиром дивизии был генерал-майор Терентий Уманский, и он мне говорит: "Ну молодец, блудный сын!" Так он меня называл.
А.Д.: - За что он Вас называл "блудным сыном"?
- За то, что я иногда не придерживался правил, а шел напролом. К примеру, эпизод: мы наступаем, немцы близко, мы отходим, - и тут заградотряд, нас не пускают. Мои ребята были здоровые, они отбрасывали их, но не стреляли. Командиру дивизии пожаловались, и он говорит: "Только блудный сын это сделает!"
А.Д.: - Заградотряды всю войну были?
- Нет, они только в 1943 году появились. Я с ними меньше всего дело имел, они в тылу были.
А.Д.: - Особисты у Вас были?
- В дивизионе не было. В дивизии был особист, но я с ним ничего общего не имел. Я знал, кто он такой, но чем он занимается, меня не интересовало. Он занимался тылом.
А.Д.: - У вас было такое понятие, "тыловая крыса"? О тыловиках на фронте как отзывались?
- Нет! Без тыла не может быть победы, каждому своё...
А.Д.: - Суеверия, предчувствия были?
- Нет. Какие там предчувствия?! Каждый час тебя может убить, об этом не думаешь.
А.Д.: - Чего боялись?
- Попасть в плен. И чтобы меня не победили, - вот этого я боялся. Каждый человек хочет жить. Кто не ценит жизнь, тот не будет побеждать. Если ты хочешь жить, значит, надо побеждать. А если ты не ценишь жизнь, значит тебе не за что бороться! Но это не значит, что ты будешь трусом. Ты будешь в бою думать о победе, если хочешь жить.
А.Д.: - Трофеи брали?
- Никогда. Возможности были, - пожалуйста. Особенно за границей, когда занимаем какой-то город. Мы освобождали Румынию, Карпаты, в конце войны освободили Прагу. Но я никогда ничего не брал.
А.Д.: - Почему?
- Зачем? Это называется мародерство.
А.Д.: - Посылки домой послать?
- Нет, некогда было этим заниматься. Зачем ты будешь что-то брать, если идешь в бой? Куда девать? Я даже и не думал никогда об этом!
После Победы нашу дивизию расформировали, а наш полк передали в 3-ю Танковую армию под командованием Рыбалко: после войны мы стояли в 20 километрах от Вены, над рекой Дунай. Я был участником Парада Победы в 1945 году в Москве, - в составе сводного полка 2-го Украинского фронта под командованием Малиновского. Командир дивизии очень меня любил, у нас были очень хорошие отношения. На Параде Победы из дивизии было всего 6 человек, во главе с командиром дивизии, - но он меня всегда брал с собой. А после Парада Победы я был на приеме у Сталина.
Демобилизовался я в 1946 году. Меня силой послали в высшую артиллерийскую школу, хотя я хотел демобилизоваться. Командир этой школы генерал-полковник артиллерии Бесчастный, когда я подал рапорт, сказал: "Героев не имеют права демобилизовать. Напиши рапорт на имя главного маршала артиллерии Воронова". Я написал, что я не кадровый офицер: когда нужно было, я все сделал для Родины, а сейчас хочу вернуться к довоенной работе. Он удовлетворил мою просьбу и в 1946 году я вернулся на Донецкую железную дорогу. Тут меня послали в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта, на укороченную программу (там учились специалисты, которые окончили техникум по этой специальности). За два года, к 1949 году, я окончил институт с красным дипломом и вернулся в Донбасс. Слудующие 22 года я был начальником станции автоматики и телемеханики, и там заслужил орден Трудового Красного Знамени. Когда нам приехали вручать переходящее знамя Совета Министров, приехал первый замминистра путей сообщения. Он увидел, какое у нас положение на дистанции, - она была показательной на всей сети железной дороги. И тогда он сказал: "Тебе тут делать нечего, поедешь в Москву". Меня перевели в Москву, и здесь я занимался электротехническими заводами по производству железнодорожной автоматики.
А мои награды за войну - это Золотая Звезда, Орден Ленина, орден Красного Знамени, орден Александра Невского, орден Красной Звезды и два ордена Отечественной войны I степени.
А.Д.: - После войны снилась война?
- И сейчас еще снится...
| Интервью и лит.обработка: | А. Драбкин |
