Лактионов Николай Анисимович

На 78-м году жизни я решил написать воспоминания о первых месяцах войны Германии и СССР. В тот период я жил в Москве, успел закончить 8 классов и 18.06.41 г. поступил работать учеником электрослесаря в Стройтрест № 30, чтобы во время каникул подзаработать деньжат на карманные расходы.

22.06.1941 г. в 12 часов дня, находясь в магазине в Москве около Курского вокзала, я увидел скопление народа у репродуктора и услышал выступление Наркома Ин.Дел Молотова о нападении Германии на Советский Союз. Хотя мне было всего 15 лет, но это все подействовало на меня уд-ручающе: как ни странно, я частично потерял ориентацию: в какую сторону идти к поезду. Но со временем все нормализовалось.

Страна и столица начали переходить на военное положение.

22.07.1941 г. был первый налет немецкой авиации на Москву. Тысячи прожекторов освещали небо, беря в перекресток самолеты. Этой ночью немцам удалось поджечь элеватор с зерном и сжечь вагон с грузом на жел.-дор. ветке. Все это случилось в радиусе 1 километра от моего жилья в районе Царицына. Это было первое боевое крещение Москвы.

На следующий день мать, отец (невоеннообязанный) и младший братишка уехали в д.Мокрыж Курской области, к нашей сестре. Я остался в Москве и работал до эвакуации предприятия на Восток. Затем попутно с солдатиками в эшелонах доехал до ст. Дмитриев и прошагал пешком 13 км до родного села. Было это в конце ноября 1941 г. Через пару недель наш район был захвачен немцами.

Фронт на Курск прошел стороной от нашей деревни, через Фатеж. В нескольких километрах от д.Мокрыж сразу же начал действовать Курский партизанский отряд численностью более двух тысяч человек. Леса там были непроходимые. Поэтому полиция и немецкие военные наведывались в село очень редко. Так что описание оккупационного периода (10.194102.1943 гг.) займет не так много страниц.

Через две недели после прохода фронта в деревню нагрянул на постой немецкий обоз - подвод около сотни и сотни три солдат и офицеров. Расквартировались по сельским избам. Морозы уже лютовали. "Военные гости" командовали русскими хозяйками: как готовить для них обед или ужин. Солдаты были усталые, неухоженные, недовольные своей судьбой. Жестами показывали, сколько у них детей и какого они возраста.

Произошли аресты. Задержан был и мой отец по доносу местного полицая Штыка Николая Емельяновича, обвинившего его в том, что отец был активистом колхозного строительства, а при приближении фронта организовал перегон колхозного скота на Восток, после чего вернулся в деревню.

При допросе отца в Райцентре переводчиком оказался немец, работавший на строительстве ДНЕПРОГЭС в 30-е годы прошлого века. Там же работал тогда и мой отец. Возможно, воспоминания о прошлом подтолкнули переводчика посодействовать отпустить отца домой. Были задержаны и два брата - коммунисты Себякины - Василий и Степан. Через пару дней обоз тронулся на Восток, увозя с собой и братьев Себякиных, видимо для дальнейшего следствия и для работы по уходу за скотом. Но братья через несколько дней бежали. Один из них - Василий Игнатьевич - сразу забрал семью и ушел в лес к партизанам, где стал командиром роты. Одного 3-летнего ребенка партизанская семья оставила на попечение тещи. Следует отметить, что ни полицаи, ни немцы не терроризировали ни тещу, ни ребенка: все счастливо встретились после ухода немецких войск. Второй же брат - Степан Игнатьевич - при одной из облав спрятался во дворе, его не нашли, но был крепкий мороз, он получил сильные обморожения и потом долго и мучительно умирал.

Летом 1942 г. ночью партизаны окружили Райцентр Михайловку, где стоял немецкий гарнизон - человек 40 и отряд местной полиции - человек 20. Во время ночной осады полицаи разбежались по известным им улицам.

Но на их пути оказались партизанские засады, и почти все полицаи погибли. Немецкий гарнизон в каменном здании занял круговую оборону и отстреливался до утра, пока партизаны ни ушли в лес. Среди немцев погиб только один офицер - переводчик. О потерях партизан я не знаю.

Помню, как одним жарким летним днем 1942 г. колонна немецких автомашин и автобусов с солдатами проследовала через Расстригино - Мок-рыж - Погорельцево на Курск. Это - полное бездорожье, но благодаря сухой погоде, колонна прошла. Никто не считал, сколько было а/м, но они двигались через село более 2-х часов. Ни одна из автомашин не остано-вилась, время было дорого, торопились. Ведь это был разгар летней Сталинградской битвы. Немецкое командование для ускорения продвижения войск использовало даже глухие бездорожные пути. Ведь наступала вторая зимняя битва, после первой - за Москву.

4.XI.1942 г. в день праздника Казанской Божией Матери я с мамой поехал на санях в Генеральшино навестить ее сестру. Нас обогнал, тоже на санях, Штык Н.Е. (полицейский деревни). Как оказалось, эта наша встреча была последней. За селом к нему подсели какие-то дружки, которые, видать, его и прикончили. Нашли тело полицая через несколько месяцев, весной, на рубеже между Мокрыжью и Расстригином. И что характерно, его коллеги из немецкой комендатуры и полицейского управления не производили никакого расследования его гибели. Ненужным он оказался и немецким властям, и тем более, местному населению.

Поскольку в Мокрыже у нас организовалась семья из 9-ти человек, естественно, мы оказались владельцами брошенной лошадки "Нюрка", от-кормили ее, подлечили и использовали по хозяйству. А если имелась ло-шадь, то нужно было нести и трудовую повинность. И вот в ноябре 1942 г. меня занарядили в обоз в Райцентр Михайловка, это в 13 км от родного села. Приехали мы к месту сбора вечером. С нескольких сел набралось около 20-ти подвод. Нас накормили на немецкой кухне, был и свой доппаек. Лошадям мы дали сена, и нас уложили спать. Ехать в обоз никто не хотел, но за отказ могли конфисковать лошадь и все имущество.

Ранним утром поднялись, напоили лошадей, перекусили сами. И нам объявили: едем на жел.-дор. станцию Дмитриев. Это по правому берегу р.Свапы, в 20 км - через Колпинские (считай Брянские) леса, а мороз был свыше 20 градусов. Мы понимали, что запросто можем нарваться на парти-занский заслон. Ведь "пуля-дура" - она не видит, где солдат, а где ребенок. Но делать было нечего, и, Слава Богу, обошлось все благополучно, хотя в глубине леса были слышны отдельные выстрелы.

Выезжая из Михайловки, мы обратили внимание, как на церковной возвышенной площади была установлена виселица, и видать, что уже нес-колько дней с петлей на шее висела казненная партизанка, девушка лет 18. На ее груди висела картонка с надписью: "Бандитка Чумакова".

Вот прошло уже более 60 лет, но я это вижу, как сейчас, наяву. Вот как такая жестокость запала в душу, даже не зная в чем вина девушки, мне жаль ее до сих пор - ведь она рождена была, чтобы жить.

Переезд на Дмитриев занял весь световой день и прошел благополуч-но. Мы, ездовые и немцы, временами соскакивали с саней и делали про-бежку, чтобы согреться. Немцы иногда давали команду приостановиться, чтобы сфотографироваться на фоне красивого Брянского лесного массива. Сосны стояли величаво, радуя своей красотой зимнего пейзажа.

Фотоаппараты у солдат были примитивные - жестяные коробочки, но это - техника того времени. Качество фотографий я, естественно, не видел. Возможно, эта немецкая команда направлялась в отпуск домой или к новому месту службы.

После выполнения этой перевозки нас отпустили домой, и мы довольными вернулись в свои семьи. Для родителей наше отсутствие было большим переживанием, и конечно, встреча была радостной.

Так жила деревня в период оккупации: без электричества, без керосина, без соли и сахара. Гнали изредка самогон, он был как валюта, но сырья-то для него тоже не было, даже сахарная свекла была на строгом учете деревенского пайка.

В конце лета 1942 г. деревенские домохозяйства облагались налогом. Помню, как каждый двор отвозил 3-4 мешка зерна на заготпункт.

На деревню в 100 домов было дано задание сдать 7 коров на мясокомбинат, опять же все это делалось "миром", сообща. Выбрали старички 7 малопродуктивных на молоко коровушек и отогнали в заготскот. С хозяйствами, понесшими убыток, рассчитывались непострадавшие крестьяне. Арифметика была хитрая, я ее не помню, но принцип знаю: кто-то возмещал ущерб, отдавая телочку, кто-то поросеночка, барана и т.д. В общем проходило более спокойно, как говорится, без кровной обиды между своими. Было еще несколько случаев, когда небольшие бродячие группы немецких солдат, заглядывая в деревенские поместья, приставали к домохозяйкам: "Баба, дай мильх, яйко, кура, шапка".

Учитывая, что шла жестокая, кровопролитная война, такие общения крестьян с немецкими солдатами кажутся безобидными человеческими отно-шениями. Бывают они во всех войнах, когда люди оторваны от семьи, на глазах гибнут люди, друзья и недруги. Российские зимние природные ус-ловия еще больше вынуждали к подобным поступкам.

Шел декабрь 1942 г. Немецкие и советские войска вели тяжелые уличные бои в Сталинграде. С обеих сторон были большие потери в тяжелых зимних условиях.

В нашей местности, д.Мокрыж Курской области, обострились действия партизан. 19.11.1942 г. они начали аресты среди пособников немецкому режиму. Расстреляли женщину на глазах ее детей за то, что ее сын Иван служил в полиции и не приняли даже во внимание, что второй ее сын 1919 г. рождения Василий - майор Красной Армии командовал батальоном на советско-германском фронте. Еще пятерых мужчин вывезли в лес и расс-треляли, по-моему, не имея на то достаточных оснований.

11 февраля 1943 г. в село вошли Советские войска. Началось новое восстановление коллективной обработки сельскохозяйственных угодий. Фронт начал продвигаться на Запад, т.е. туда, откуда пришел.

24 апреля 1943 г. мой возраст досрочно призвали в армию, так как в знаменитой "Курской Дуге" остерегались, что подростковое население прифронтовой полосы может быть снова оккупировано, лишив тем самым Красную Армию так необходимого людского резерва.

Через полгода учебы я оказался уже в действующей армии рядовым мотоциклистом - автоматчиком 7 гв. Мехкорпуса. Корпус вошел в резерв Ставки Верховного командования, выполняя разовые стратегические задачи.

Проехал я на своем мотоцикле "Индиан" от Днепра, через Восточную Пруссию, Сандомир, Бреслау. 10.02.1945 г. я получил осколочное ранение в левую ногу и оказался в лазарете в г. Ченстохове, откуда выписали только 15 мая 1945 г.

Так что конец войны я встретил на госпитальной койке, ощущая и сейчас последствия ранения, являясь инвалидом войны 2-й группы.

Пришлось в своей жизни пройти дорогами войны, видеть смерть, раз-рушения, Западный мир и его народ.

Видел в ноябре 1944 года г.Минск, полностью разрушенный. Видел Берлин в мае 1945 г., где нельзя было найти неповрежденного дома. В мае 1945 г. видел я и г.Дрезден, который представлял самое страшное зрелище. А это - самый мирный, культурный центр Германии. Не понятно, за что постигла его такая участь. При больших разрушениях, значит, были и большие жертвы.

Очевидно, моей Курской лесной глубинке повезло больше, несмотря на соседство оккупационных войск и партизанских соединений.

В моей деревне примерно 100 домов, погибли в годы войны 56 чело-век, вернулись с фронта и умерли с 1945-2003 гг. также 56 человек (какое совпадение!) и сейчас еще живы 5 человек, принимавших участие в войне.

С курянином Петром Киреевым из Конышовки мы были призваны в армию в апреле 1943 года. Служили вместе, хотя были призваны из разных районов. Он был крепким парнем лет 18-ти, немного «косил» на левый глаз, но стрелял метко, водил мотоцикл и храбро воевал. Видно, в детстве он не был «маминым сынком», был находчивым и всегда находил выход для подкрепления солдатского пайка, особенно в учебном полку: стояли в лесу в лагерях, а он вдруг приносит колбаски или селедочку: «давай, землячок, подкрепимся». Были и другие выходки, ведь солдатский быт требовал решения многих хозяйственных проблем.

События тех лет обязывали иметь всегда преданного друга. Одним из таких моих близких боевых друзей в памяти остался П. Киреев.

Великое дело патриотизм, но он возрастает, когда знаешь, по чьей вине возникли наши бытовые трудности, потеря друзей. И люди рвались на фронт. Примером в этом была и наша учебная рота, готовившая младших командиров, которая досрочно была направлена в действующую Армию в ноябре 1943 г. по нашей просьбе (мне тогда было 17 лет и 9 месяцев), с целевым назначением - 7 гв. мехкорпус.

Два наших литерных вагона, из-за перегрузки ж.д., медленно продвигались на Запад. Мы располагались в пульманских вагонах, с трехъярусными нарами, посередине стояла «буржуйка» из бочки. Топили по очереди, дрова и уголь добывали по пути. Каши-концентраты заваривали в котелках, наливая на стоянках воду из паровоза. (Машинист нынешнего «покроя» наверняка бы не разрешил нам такое благо). Имела наша команда продовольственный аттестат, по пути нас отоваривали сухим пайком, редко, но были случаи, что на станции нас встречали и вели в столовую на обед. Начальником нашей команды был старшина Пахомов, бывший завскладом в ГУМе Москвы и уже побывавший на фронте.

Ехали мы медленно. В Москве, например, на ст. Перерва стояли около пяти суток. Очевидно, командование знало, что наша боевая техника еще не поступила к месту формирования, поэтому не содействовало скорости продвижения.

Следующей нашей большой стоянкой была ст. Льгов. П. Киреев предложил мне составить компанию и заехать повидаться с родителями перед фронтом. Ведь проезжали по родным местам. Ему до Конышовки нужно было преодолеть километров двадцать пять, мне до Дмитриева вдвое больше. Я согласился. Доложили о своем намерении начальнику команды Пахомову. Подумав, он дал «добро», но под нашу личную ответственность.

Добравшись до пассажирского вокзала Льгов, нас задерживает комендатура и доставляет на проверку в знаменитую Льговскую тюрьму. Правда, расположили нас не в камерах, а все-таки в теплом коридоре. Документы у нас были - красноармейские книжки, комсомольские билеты (без фото) и наизусть вызубренный номер нашего эшелона. Утром нас проверили, не нашли в поступке признаков дезертирства, и отпустили. И мы с Петром пошли поселками до Конышовки по ж.д. ветке.

Я переночевал в их доме, а утром его сестра посадила меня на поезд до Дмитриева. Здесь я доехал благополучно, потом отшагал 13 км до родного села, где попал в объятия родных, увидевших меня юного, в зимней и военной форме, направляющегося на фронт.

Я побыл дома всего двое суток и поехал на Льгов; зашел к Военному коменданту, он выслушал, откуда я свалился. Я сообщил, что нагоняю свой эшелон. Он любезно сообщил мне, что наш эшелон на сей момент находится на ст. Бахмач.

Чтобы скоротать время на ж.д. вокзале до отхода поезда, я залез поспать под лавку, на которой спал полувоенный человек.

Лежу ночью, а мне по голове «бах»: оказывается, сверху упал пистолет. Я в полумраке осмотрел - трофейный, в комплекте, исправный, с диском. Беру его в карман, переползаю под другую лавку и уснул до прихода поезда, на полу, с вещевым мешком под головой.

Утром пассажирским поездом приехал в Бахмач. Уже на станции я встретил человек 5 из нашей команды: Климова, Копасовского и еще троих ребят - кировчан с рюкзаками полученных продуктов по аттестату.

Они сказали, что нужно ехать этим поездом два полустанка, там стоят в тупике наши вагоны. Мы продолжили путь в этом гражданском поезде, рассевшись в двух отсеках вагона. Сел в этот же вагон и полный, усатый пожилой мужчина, в шапке с красной лентой наперекос (партизан). Он грубо согнал со средней полки пожилую женщину, с пренебрежением посмотрел на нас, будущих окопных солдат, поставил под лавку две корзины, улегся на среднюю полку и захрапел. Кировчане через одну остановку взяли эти корзины и со словами «вятские ребята - хватские» пошли на выход, не забыв прихватить и свои рюкзаки. Нам пришлось следовать за ними, со своими вещами.

Поезд подал сигнал и отправился. Вместе начали проверять содержимое корзины, и там оказалось: сумка мака, четверть растительного масла и четверть самогона.

Прибыли к своему эшелону. Леша Ларионов кочегарил «бочку». Познакомившись с нашими продуктами, он тут же наделал клецки с маком и бросал их в кипящее масло. Кушанье с другими добавками получилось отменное. Так прошла наша встреча после пятидневной отлучки.

Рядом стояли еще несколько эшелонов, а у некоторых товарняков были нарушены пломбы.

Зашел к нам старшина Пахомов и сообщил, что «соседи неспокойные, беды не избежать» и предложил всем покинуть вагон и двигаться своим ходом в Веркиевку (месту назначения). Дня за четыре, с задержками в населенных пунктах для отдыха, мы прошли этот путь расстоянием в 30 км.

Так мы влились в 5 гв. мотоциклетный б-н 7 гв. мех-корпуса. На следующий день начались составления списков и распределение по взводам и ротам, расселение в дома местных жителей х. Холявки (был конец декабря 1943 г.). Этот путь из учебного полка в Горьковской области до Нежинского р-на с приключениями, но без потерь, мы преодолели почти за два месяца. Теперь мы оказались уже в действующей Армии с ее законами и дисциплиной.

С Петром Киреевым мы попали в разные роты, растворились среди 15-ти тысячного коллектива мехкорпуса. Иногда были коротенькие встречи, но их содержание забылось за давностью более 50-ти лет.

А хотелось бы знать дальнейшую судьбу земляка-курянина П. Киреева.

ДЛЯ МЕНЯ ЭТО БЫЛ ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ

С Алексеем Капасовским, уроженцем Подмосковья, мы вместе были в учебном мотоциклетном полку в 1943 г., получили водительские удостоверения, а в Нежинском р-не закрепили за ним мотоцикл М-72 с коляской, а за мной - «ИНДИАН» 2-х колесный, 17 л.с., с цепным приводом и масляным многодисковым сцеплением, но очень прожорливым на бензин.

Длинный был у нас фронтовой путь: Минск, Восточная Пруссия, Сандомир, Бреслау. На Одерском плацдарме нас с ним ранило в одном сражении, меня с ранением Бог пощадил: ранение оказалось нетяжелым, но ногу мою свело в колене так, что разогнулась месяца через два. О ранении Алексея я узнал, когда его занесли в машину на носилках и положили на вторую полку, я лежал на нижней и имел возможность наблюдать за ним, подать ему воду, лекарства... Он был бледен, окровавленный, с закрытыми глазами. Нас везли до полевого госпиталя часа 2-3, но они показались веч-ностью, так как мы не избежали обстрелов. В пути я раза четыре спрашивал его о самочувствии. Он отвечал одним словом: «плохо».

На одном из перегонов к нам подсела медсестра, я спросил о характере ранения Леши: «У него снесло осколком ягодицу и перебита рука». Я понимал о большой потери крови и срочности операции, довезли нас до полевого госпиталя. На опушке леса стояли палатки, внутри сделаны стеллажи из жердей, где проходила обработка ран и операции. Подбежавшие санитары взяли меня, но я показал им, что на верхней полке лежит тяжелораненый. Они понесли Лешу и больше я его не видел. Стеллажей и медработников было много, чувствовалась нехватка наркоза, раненых буквально удерживали от движений, сочувственно уговаривая теплыми материнскими словами. Сливался стон, но обстановка положения все сглаживала. После обработки моих ран мне дали выпить разбавленного спирта, и после бессонных ночей перед ранением я уснул мертвецким сном.

Проснулся я в каком-то подвале, сознание и память возвращались не сразу, фронтовое помнилось лучше, чем более раннее. Одолжив костыли, начал искать Лешу, но среди раненых его не было. Госпиталь был полевым, работал на потоке, даже прилетали самолеты. Списков я не нашел, так как было большое скопление войск и раненых.

В последующие годы я и другие Ветераны делали публикации в печати о розыске однополчан, о Совете Ветеранов нашего корпуса (7 гв. МК). Но ответа от него или его родственников не последовало до сих пор.

Я часто вспоминаю Алексея Капасовского, которому тогда было 19 лет. Он умел и любил петь, лежа в землянке, мы заслушивались его тихими мелодиями.

А какие были человечные медработники! Спасибо Вам, родные. Вы спасли жизнь миллионам людей своим профессионализмом и любовью к раненым. Ваше, уходящее, поколение было добрее и отзывчивее. Низко кланяемся Вам.

ИЗ ГОСПИТАЛЯ В г. ЧЕНСТОХОВЕ - В ГЕРМАНИЮ

В середине мая 1945 г. после лечения в г. Ченстохове я попал на пересыльный пункт, тоже в Польше, но ближе к Польско-Германской границе. На пересыльном пункте оказались и выздоровевшие солдаты, и освобожденные от принудительных работ в Германии граждане России молодого возраста.

Прибывший офицер из организуемой В/К г. Грефенхайнихен лейтенант Желтов, по имеющемуся у него запросу, принял под свое руководство трех человек, выздоровевших солдат и сержанта, и человек 15 бывших репатриированных.

Имея аттестат на получение сухого пайка, мы направились своим ходом в г. Грефенхайнихен. По пути следования нам изредка попадались военные машины, но сплошным потоком двигались гражданские переселенцы, с рюкзаками или колясками, направляющиеся и на запад и на восток. По обочинам дороги можно было видеть костры, на которых вся эта передвигающаяся лавина людей готовила себе еду. Популярными в то время были брикеты концентратов и сухари.

Помню, как однажды, около нас, находящихся на привале солдат, остановился американский "студебеккер", крытый брезентом. В кабине рядом с шофером находился офицер Армии США, прекрасно владеющий русским языком. Он поговорил с нами, выяснил - кто мы и куда следуем. Затем открыл кузов и выдал нам всем по продуктовой подарочной коробочке, весом килограмма по три.

Оказывается, он ехал в расположенный где-то поблизости лагерь военнопленных наших союзников, которых еще не успели оформить для планового направления в Западные зоны. Офицер проявил признательность к нашей команде, выдавая часть подарков, предназначенных для его соплеменников. Это было подспорьем к нашему сухому солдатскому пайку и выражением дружественного жеста по отношению к нам.

Был и такой случай. Продвигаясь уже по территории Германии, один из товарищей нашей команды, владеющий немецким языком, посмотрев на здание, произнес слово "бакерай" (пекарня). Он попросил через лейтенанта всех остановиться, а сам зашел к шефу этого заведения и договорился, что нам выдадут 20 буханок хлеба, но нужно только, чтобы офицер написал расписку. Что и было сделано, и мы продолжили свой путь, не испытывая особых трудностей в питании в мерках скромных солдатских потребностей.

Так мы в течение нескольких майских дней добрались до г. Грефенхайнихен безо всяких происшествий, выполняя уставные требования.

ТАК НАЧИНАЛАСЬ МИРНАЯ ЖИЗНЬ

В середине мая 1945 года, выписавшись из госпиталя в городе Ченстохове, я был направлен для прохождения дальнейшей службы в Советскую Военную Администрацию в Германии. Первым моим пунктом была Участковая Военная Комендатура в очень красивом городе Грефенхайнихен (Саксония). «Участок» - это территория, в сравнении с нашей структурой, что-то больше с/совета, но меньше района.

В Германии в то время было полное безвластие, отсутствовали органы управления. И вот для восстановления нормальной жизнедеятельности в районах были созданы В/Комендатуры.

В г. Грефенхайнихен началась наша служба под мирным небом.

Они были не карательными, скорее охранительными органами, т.к. на освобожденных территориях было полное отсутствие продуктов питания и промышленного сырья. Кроме того, на территории было много войсковых соединений, война была окончена, в войсках проходили переформирования. В/Комендатура располагалась при выезде из города в сторону Биттерфельда. Она сделала очень многое в деле поддержания порядка и направленности к развитию народного хозяйства.

Весь офицерский состав Комендатуры состоял из бывших фронтовиков, но подобран из более сдержанных, способных хозяйственников с военной дисциплинированностью.

Военным Комендантом был к-н КОСТИН (предвоенный председатель колхоза Воронежской области). Переводчицей у него была русская девушка Валя, из числа побывших на принудработах Советских граждан в Германии, сумевшая в совершенстве освоить немецкий язык. Шофером у него был Вилли, немец, коммунист, прошедший через концлагерь, верен социалистическим идеям и во всем внушал доверие.

По каждой отрасли народного хозяйства были заместители В/Коменданта: к-н ШАМРАТОВ - заведовал отделом народного образования, к-н ЗАХАРЕВСКИЙ - возглавлял промышленный сектор, к-н МОЛОЧНИКОВ - отдел сельского хозяйства. Были замы по внутренним делам и другим ведомствам, их фамилии, к сожалению, я не помню. Ведь весь этот материал я оформляю из личных воспоминаний, не имея никаких архивных документов. Зам. В/К по строевой части был ст. л-т ТУРБАЕВ А.И. (из Рязани), командиром взвода охраны был л-т ЖЕЛТОВ (москвич, жил у Сандуновских бань). Всего офицеров было 20 человек, рядового и сержантского состава примерно столько же. Была одна общая столовая, жилье для офицеров и казарма для солдат располагались в здании рядом с Комендатурой. Подчинялись мы районной В/К Биттерфельда, откуда поступали все указания как телефонограммами, так и фельдпочтой.

В богатом архитектурой г. Грефенхайнихен остались неповрежденными войной типография, молочный завод и мясокомбинат местного значения, авторемонтная мастерская, пошивочные и другие службы быта. Почти рядом с городом, в деревне Штровальде, был крупный спиртзавод, который был сразу взят Комендатурой под охрану, контролируя выдачу сырья народному хозяйству.

Взаимоотношения с немецким народом у нас складывались деловые, но близости не допускалось, сожительство с немецкой женщиной считалось преступлением, и военнослужащие привлекались к суду Военного Трибунала по статье до 7 лет лишения свободы. Такие случаи имели место.

Напишу заранее, что за все 5 лет службы в Советской Администрации в Германии (1945-1950 гг.) я не знал ни одного случая диверсии, отравления или других злодеяний со стороны немцев. Ведь через наши органы проходили все сведения.

Четыре раза из Германии я ездил в Москву в отпуск, путь пролегал через Польшу: вот там отмечались случаи отравления водкой, колбасой и т.д. Поэтому в одной из анкет на вопрос: «Какую нацию из числа стран Зап. Европы я считаю самой выдержанной и справедливой?» - я ответил: немцы (кроме периода 1933-1945 гг.), самые доверительные, честные и трудо-любивые люди.

Хочу отметить, что Комендатуры не занимались следственнодознавательскими делами. Это входило в функции отделов «СМЕРШ», которые не входили в штат и подчинение Комендатур, а периодически размещались для выполнения каких-либо задач.

Вот в такой обстановке заместители В/Коменданта передавали свои полномочия немецким органам самоуправления, подбирая на посты ру-ководящих работников, способных построить справедливое Социалистическое общество в ГДР. И построили! Замполитом В/К был к-н КУЗУБОВ.

В 1946 году Комендатура была расформирована, личный состав был передан в В/К города Биттерфельд. Но потом пошло все по другому, неведомому мне пути. Социалистический строй в ГДР прекратил свое существование после воссоединения ГДР и ФРГ, в результате усилий режима перевертышей-коммунистов бывшего Советского Союза.

Эрих Хонеккер (я с ним имел встречу, когда он возглавлял Свободную Немецкую Молодежь, затем глава ГДР) после указанных событий прибыл в Россию, но политического убежища не получил. Предательски был передан судебным органам возникшего рейха: был осужден, но по возрасту или по амнистии под охрану не был взят. Он покинул Германию, уехав в семью до-чери, проживающей в Чили. Там в 1990-х годах умер и по личному завещанию его прах должен был быть развеян над территорией бывшей ГДР.

Вот так угасает лозунг - «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Теперь даже у нас на Родине приходится видеть частные концерны, да коттеджи вокруг крупных городов: общество разделилось на сверхбогатых и бедных. Я не знаю какое положение сейчас в бывшей ГДР - такой же дикий капитализм, как у нас, или другая система. Да и у нас пока нет ясности, что будет дальше. Пока идет медленная «прихватизация». Мы держимся на плаву, используя те богатства, которые создали наши поколения.

В/К Г. ГРЕФЕНХАЙНИХЕН. ФОТОГРАФИИ 1945 г.

Ст. л-т Турбаев, замполит В/К Кузубов, переводчица Валя, В/комендант Костин, ст. с-т Колосов и с-т Лактионов Н.А.

Л-т Желтов (москвич)	К-н Захаревский (после автомобильной аварии

А. Ивченко в центре	Стоят: А. Ивченко, В. Антропов и Н. Лактионов Сидят: С. Манукян и С. Шевченко

Н. Лактионов, л-т Желтов и В. Антропов

Все проходили службу в Военной Комендатуре г. Грефенхайнихен. Фотографии 1945 года.

В/К ГРЕФЕНХАЙНИХЕН В ПЕРИОД ОРГАНИЗАЦИИ

Надя - жена капитана Молочникова. Очень добрая, подвижная русская женщина: ее всегда можно было видеть и на стрельбище, и за рулем мотоцикла…

На лужайке перед комендатурой: Пинчук П.П., л-т Савченко, л-т Желтов, Ивашев и Лактионов Н.А.	Во дворе комендатуры. Весна 1945 год. Победа. Молодость.

ШЛИ РАЗНЫМИ ФРОНТАМИ, НО ВСТРЕТИЛИСЬ В САКСОНИИ

Л-т Желтов, Слава Шевченко, ст-на Демьяненко и Лактионов в г. Грефенхайнихен. Фотография от 5 сентября 1945 года.

Лактионов Н.А. и Манукян Сурен. Июль 1945 г.	Н.А.Лактионов в В/К г. Грефенхайнихен на штатном мотоцикле по пути в районную комендатуру г. Биттерфельд. Июль 1945 г.

г. ГРЕФЕНХАЙНИХЕН И ОКРЕСТНОСТИ

Общий вид

Витенбергская улица.

Вид с птичьего полета.

Окраина города.

Мы любили г. Грефенхайнихен, восхищались его архитектурными памятниками. К счастью, город почти не пострадал от боевых действий второй мировой войны. Вид 1940-х годов.

Деревня Штровальде располагается рядом с городом Грефенхайнихен и примечательна тем, что там работал крупный, по тем временам, спиртзавод.

Помню один случай. В конце 1945 года по каким-то вопросам приходил в нашу Комендатуру управляющий этой фирмой. Он пригласил меня поехать с ним и его женой в окружной г. Галле по его коммерческим делам. Я согласился и на следующий день, отпросившись у военного коменданта, совершили эту поездку. Для меня это была настоящая экскурсия по пунктам оккупационного периода, для шефа фирмы являлась моральной поддержкой для успешного решения проблем с провозом необходимого сырья.

С тех пор прошло уже более 50 лет, естественно все изменилось. Как хотелось бы взглянуть на сегодняшний город и его окрестности.

МОЙ ДРУГ-КУРЯНИН - САША ИВЧЕНКО

С сержантом Сашей Ивченко мы дружили во время службы в Военной Комендатуре г. Грефенхайнихен в 1945-1946 гг. Год рождения его - 1925. До ВОВ он жил где-то в западной части Курской области. Был сержантом, прошел фронтовыми дорогами, имел ряд боевых наград.

Сидят: шофер Слава Шевченко, Замполит к-н Кузубов, с-т Лактионов Н.А., сверху в центре - фельдшер Галина Фундаева.

Я в комендатуру прибыл из госпиталя в мае 1945 г. рядовым, но уже через месяц приказом по Округу мне присвоили звание «сержант». В августе 1945 г. меня направили на переподготовку сержантского состава в г. Галле (Саксония). При регистрации на сборах мне записали, что я командовал отделением на фронте. Я имел хорошую выправку, соответствующее образование, знания и опыт. По окончании курсов мне присвоили звание «ст. сержант». Так что с Сашей Ивченко мы дружили как куряне, фронтовики и сержанты. В В/К он был командиром отделения, нес службу в качестве начальника караула, я работал в Управлении Военного коменданта. В нашей участковой комендатуре было около 40 человек - 20 рядового и сержантского состава и 20 офицеров. Были общая столовая, места спорта и развлечений.

Офицеры возглавляли отделы Народного Образования, Сельского х-ва. Промышленности, МВД и постепенно передавали эти функции немецким специалистам, формируя тем самым местные органы управления.

Зам. В/К по строевой части был ст. л-т Турбаев Алексей Иванович. Мы с ним были в дружеских отношениях и в ноябре 1945 г. он предложил мне отпуск в Москву на 45 суток с условием, что на обратном пути я привезу из Рязани (Мердвино) его жену и дочь. Я охотно согласился, он оформил мне отпускное свидетельство, продовольственный аттестат и пропуска через границы. Я готов был к отъезду. Вдруг он получает телеграмму с Родины, что его жена умерла, 4-х летняя дочь осталась без присмотра. Он был расстроен, но не в такой уж степени: он тут же мне объяснил, что подобным образом жена однажды вызвала его с фронта. Было решено ехать вместе.

Тогда путь из Германии был долгим - суток 5, с пересадкой в Бресте. Заехали ко мне в Москву, позавтракали и тут же выехали к нему в Рязань. Я его провожал для моральной поддержки. Была уже зимняя пора, мы наняли сани и нас довезли до пригородного села Мердвино. Зашли к нему в дом и ...факт подтвердился. Но жену уже похоронили. Вечером за столом было много родственников: как же - приехали в отпуск фронтовики, да прямо из Германии! Спиртного и закуски мы с собой привезли, так что после выпитого, поминки превратились в острую дискуссию. Родственники основательно убедили Алексея Ивановича в неверности его жены при жизни. Для этого были существенные факты.

В роковой день она ехала из Рязани в переполненном автобусе, с открытыми дверями, по пути выпала и ударилась затылком о землю, сгоряча вроде боли не было, а ночью умерла во сне.

Он принял решение жениться и уехать в Германию уже с новой женой, переоформив путевые документы в МИДе Москвы. Так он и сделал. Я ездил из Москвы к нему на свадьбу в Рязань, на улице произвел салют из немецкого Парабеллума. В комендатуру вернулись вчетвером: в том числе с ребенком, и его новой женой учительницей, другом детства - Анастасией.

Мы снова продолжали службу в дружбе с Сашей Ивченко. Весной 1946 года нашу участковую комендатуру упразднили, а личный состав передали в районную В/К Биттерфельд. Комендантом там был полковник Харченко, по натуре очень добрый человек, но командир роты охраны, ставший нашим начальником, был тыловик, буквоед, жесткий с подчиненными, и служба с ним началась натянуто. Особенно усложнились у меня с ним отношения, когда он отобрал у меня мотоцикл «Стандарт» (трофейный), красного цвета с дополнительным воздушным сигналом. Он был моим спутником в работе.

Летом 1946 года у меня на верхней губе появился фурункул и по настоянию немецких врачей я был направлен в госпиталь в г. Виттенберг. Пролечившись там около недели, я сдружился с зам. начальника госпиталя, ленинградцем Кечиным Иваном Ивановичем. Я его познакомил с городом, где служил раньше (а там был спиртзавод Штровальде, нужный госпиталю и доступный для меня). Он подбирает мне работу «старшина отделения» и оставляет служить в военном госпитале. Меня это очень устраивало, так как лучшего места для прохождения кадровой службы не найти.

Выбрав как-то денек, я поехал навестить Сашу Ивченко в г. Биттерфельд, это километрах в 30-ти. Приехав туда, я его не застал в живых - он был похоронен за две недели до моего приезда. Саша был своеобразным коренастым крепышом, с курской простотой, гордым и справедливым.

А произошло вот что. Примерно в середине лета 1946 года, он под каким-то предлогом уехал в г. Грефенхайнихен, где мы с ним служили раньше. Его возвращения ждали день, два, три. СМЕРШ вычислила его «нахождение», выехала в Грефенхайнихен, зашла в дом немецкой семьи, с которой он в прошлом дружил. Он закрылся в одной из комнат. После настоятельных требований сотрудников СМЕРШ «выйти» он застрелился.

Что-что, но чтоб Саша мог пойти на самоубийство, уйдя от двух лет отсидки, я не предполагал. Наверное, причина была в другом. Потрясения в юности, порывы молодости, стремление к долгожданной свободе... Это все издержки ВОВ.

Так закончил свой Боевой и жизненный путь мой друг, земляк-курянин Саша Ивченко. Вечная ему память.

ЭТО ВСЕ РОССИЯНЕ В ПОЛЬШЕ И ГЕРМАНИИ

Фотография раненых. Госпиталь г. Ченстохов.
Митько, Спиридонов, Лактионов, Ржанников, Костик (сидит) 10.03.1945 г.	Лепилов, Волошин и Лактионов (сидит) 17.04.1945 г.

В/К Грефенхайнихен. После госпиталя. Н. Лактионов, Г. Фундаева (фельдшер) и П. Пинчук

ГЕРМАНИЯ: ВИТЕНБЕРГ И БАД ЭЛЬСТЕР

После расформирования В/К Грефенхайнихен я попал в г. Биттерфельд, где простудился и заболел. С фурункулом на верхней губе (что чревато последствиями) по заключению немецкой поликлиники В/Комендант направил меня в военный госпиталь в г. Витенберге на стационарное лечение.

После выздоровления, зам. нач-ка госпиталя по строевой части ст. л-т Гречин И.И. предложил мне остаться работать в госпитале на должности старшины отделения.

Ст. с-т Лактионов И.А. (москвич), ст. л-т Гречин И.И. (ленинградец) и с-т Рябиков В.А. (Брянская область).

Я согласился и меня зачислили в штат терапевтического отделения, где начальником был военврач майор Пешкин. Больных в отделении с заболеванием легких и туберкулезом было человек триста. Все - военнослужащие, еще не демобилизованные с дислоцированных на территории Германии воинских частей. Сказались перегрузки на фронте, изменение климата и выявлено только при тщательном обследовании военнослужащих в мирное время.

Мы, обслуживающий персонал, в первое время очень переживали за возможность заражения. Помню, как на пятиминутках нач. отделения объяснял нам, что остерегаться нужно, но в то же время нужно знать, что здоровый организм, не предрасположенный к заболеванию туберкулезом, сам борется с инфекцией и, обычно, человек побеждает.

Весной 1947 г. я получил письмо от брата Петра с Дальнего Востока, где он служил офицером после японских событий, в котором он сообщал об обещанном ему отпуске в Москву, а у меня была справка о болезни матери.

Я написал рапорт нач-ку госпиталя, который на мое удивление, тут же вызвал нач-ка КЭЧ ст. л-та Рябинкина и удовлетворил мою просьбу о предоставлении отпуска с заданием на обратном пути из отпуска привезли в Германию жену и дочь Рябинкина из Ижевска, меня это очень устраивало, т.к. я получал продовольственный аттестат и отпуск на 45 дней. Все документальные формальности были исполнены быстро, а я выполнил все точно и в срок.

У меня состоялась встреча в Москве с Петром: ведь за период нашей разлуки он окропил своей кровью землю, будучи раненым в Маньчжурии, я - на Западном фронте за Одером.

Когда мы приехали с Зоей Рябинкиной (врачом по специальности) и ее дочерью в госпиталь в Витенберге, то, к своему удивлению, увидели только стены здания. Оказалось, что больные за это время были эвакуированы в Россию, а большинство медперсонала было переведено на укомплектование санатория для офицерского состава СВАГ в Бад Эльстере. Эти сведения я получил в местной комендатуре и на следующий день я прибыл с семьей офицера в Бад Эльстер, расположенный недалеко от границы с Чехословакией.

В санатории меня зачислили в штат, выделили рабочее помещение с двумя сейфами и поставили задачу: при поступлении офицеров в санаторий я был обязан принять от них табельное оружие на временное хранение и вернуть после лечения.

Санаторий Бад Эльстер.

Служба у меня продолжалась несколько месяцев и летом 1947 г. был получен приказ - весь медперсонал санатория должен быть гражданским. Нас, кадровых военных, начали направлять в другие в/части для прохождения дальнейшей службы.

В это время в санатории отдыхал Военный Комендант города Ауэрбах, фронтовой офицер, полковник Нестеров. Он пошел вместе со мной в отдел кадров санатория и попросил направить меня в В/К г. Ауэрбах, а мне сказал: «Ты будешь у меня работать на должности начальника боепита-ния».

Свое обещание он выполнил, и я снова оказался на службе в Военной Комендатуре.

Вот этот стол ожидал меня в Военной Комендатуре г. Ауэрбах. 1947 г.

ВОЕННАЯ КОМЕНДАТУРА г. АУЭРБАХ

Город Ауэрбах расположен в южной части Германии в 30 км от границы с Чехословакией. В/Комендатура выполняла функции Советской Военной Администрации в Германии и входила в подчинение округа Цвиккау.

В этом здании располагалась В/Комендатура р-на АУЭРБАХ в 1945-1950 годы

Город Ауэрбах характеризуется развитой промышленностью, особенно текстильной. В состав административного района входил г. Клингенталь - это город «музыки»: аккордеоны, баяны и гармоники, произведенные там, можно встретить во всем мире. Кроме фирм, наподобие «Галота», почти каждая семья специализировалась на изготовлении этих инструментов на дому.

В те годы на территории района работали рудники по добыче уранового сырья, поэтому район был закрытым, на дорогах стояли «КП» Комендатуры. У местных жителей и приезжих граждан должен был стоять штамп на право въезда.

Население очень трудолюбивое, дружественное, любящее порядок во всем. С ним у нас складывались деловые отношения. Иногда приходилось быть в их ресторанах, которых на территории города и в населенных пунктах района очень много, и больших и маленьких. Но «фокусов» я там не встречал. Наблюдал, как пожилые немцы часами сидели за столом и играли в карты в «шкат». Это вроде нашего «петуха» с набором взяток. На столе у каждого игрока стояла кружка пива, правда, в то время оно было низкого качества. Но они с этим примирились, а пиво было, наверное, их традицией.

Комсомольская организация В/Комендатуры начала всту-пать в контакты с местной организацией Свободной Немецкой Молодежи (ФДЮ), центральное руководство которого возглавлял тогда Эрих Хониккер. Я был участником одной из встреч с ним непосредственно. Прошедший через концлагерь, он был отличным, душевным человеком, приложившим много сил к единению наших народов. Мне его до сих пор очень жаль, ведь он оказался преданным Российскими властями и умер в далекой стране Чили.

В/Комендантом сначала был полковник Нестеров, потом его сменил Герой Советского Союза майор Тимофеев Н.П. Кстати, с ним я в 1949 г. приезжал в Москву в отпуск. В 1995 г. 9 мая прошагали с ним вместе по брусчатке Красной Площади в Москве на Параде в составе разных фронтовых колонн: он под штандартом 1-го Украинского фронта, я - 2-го Белорусского фронта. Умер он в Москве в 1999 году.

Коллектив комендатуры был очень сплоченным. Часто вспоминаю наши взаимоотношения.

Стоят: старшина роты Харабаров Ф.М., писарь ОВС Тимчур С.В., писарь роты Голуб Н.Л. Сидят: зав. складом Дьячук И.Г., и.о. нач. боепитания Лактионов Н.А.

Комендатура располагалась на окраине города в трехэтажном здании бывшей семинарии. Помню немцев - шоферов Комендатуры: Макса с поврежденной на фронте нижней челюстью. Работал на грузовой дизельной а/м. Манфреда - обслуживающего замполита В/Коменданта на «Опель-Капитане». Дворника Вебера - с тяжелыми следами войны и бессменного повара - официанта офицерской столовой Гильду - очень симпатичную, строгую и выдержанную немецкую женщину.

По настоянию начальника боепитания округа Цвиккау капитана Скибина в 1947-48 гг. я был прикомандирован в его распоряжение и нес-колько месяцев руководил мастерской по реставрации, консервации и отправкой трофейного оружия по назначению.

Капитан Скибин

Работали в мастерской 4 немца. Здесь я познал немецкий стиль работы: приезжали на работу все на велосипедах, имели с собой термоса и бутерброды. Один из них был бригадиром, так что контроль за их работой не требовался. Мои функции состояли в том, что просматривал упаковку продукции в ящики, регистрировал и следил за ее отправкой.

Работа и характер службы со свободным выходом в город мне очень нравились.

В середине 1948 г. я был отозван в В/К Ауэрбах и оказался снова среди своих друзей. Лучшим моим другом был сержант Андрей Скрипник, который после демобилизации жил в Гомеле, затем в Киеве, где умер и похоронен.

За городом в овраге было стрельбище - это моя вотчина. В немецких столярных мастерских заказывал «шисшайбы» - мишени из плотного картона, и организовывал проведение учебных стрельб. И вот сейчас мне часто вспоминается, как собирали гильзы от боевых патронов и отчитывались за израсходованные боеприпасы. А от автоматического оружия они отлетали далеко, солдатам приходилось их разыскивать, ползая на коленях. А сейчас не могут или не хотят (невыгодно) навести порядок: ис-чезают боеприпасы тоннами, все сходит «с рук», что приводит к большим человеческим жертвам.

Весной 1950 г., когда на карте уже существовала ГДР, наступил этап свертывания районных комендатур. Майор Тимофеев Н.П. был направлен в г. Ляйпциг на должность В/Коменданта одного из районов города, личный состав - в разные в/части для дальнейшей службы.

Улица города на окраине.

Майор Щербаков, л-т Рябцун и другие, всего 6 офицеров и я, остались в составе ликвидационной комиссии для передачи немецким властям здания и сооружения, для выверки расчетов за выполненные услуги.

Майор Щербаков работал в В/Комендатуре очень большой период времени, являлся заместителем В/Коменданта по хозяйственной части. Поэтому он был назначен председателем ликвидационной комиссии.

Встреча Нового 1950 г. Он был завершающим годом функционирования Комендатуры.

В мае 1950 г. я был направлен в 1-ю Гв. Танковую Армию Катукова, расквартированную в предместьях г. Дрездена, для оформления демо-билизации. Пора. Я прослужил в Армии более 7 лет, и по возрасту мне уже шел 25-й год.

В средине июня 1950 г. в г. Котбус был сформирован эшелон, в котором нас торжественно с музыкой отправили в Советский Союз. До Москвы ехали долго, что-то около недели, не через Польшу, а через Прибалтику.

Так закончилась для меня ВОВ и нахождение за рубежом.

ДРУЗЬЯ ПО СЛУЖБЕ В ГЕРМАНИИ 1945-50 гг.

В/К г. Грефенхайнихен. Лактионов Н.А., Шевченко, Манукян и Пинчук П.П.

С-т Скрипник А.Ф. В/К Ауэрбах.	Ст. с-т Теплухин, ст. с-т Лактионов, с-т Ревуненко

Старшина В/К Ауэрбах Михеев. В часы досуга.	Голосование 9.02.1947 г. В/К Ауэрбах.

Лактионов Н.А. и Теряев И.С.

Через реки, горы и долины…

После выздоровления я был направлен для службы в Советскую Администрацию в Германии, где в разных подразделениях служил с ТЕРЯЕВЫМ ИВАНОМ СТЕПАНОВИЧЕМ. А ведь весной 1943 года на берегу реки Волги (г. Чебоксары) в 95-м запасном стрелковом полку мы с ним вместе одели погоны и приняли военную присягу.

Прошли разными фронтовыми дорогами до окончания войны. Демобилизовались в 1950 году. Спустя несколько лет (1964 г.), мы снова встретились, но уже во ВНИИГАЗе. Проработали вместе до ухода на заслуженный отдых в 90-х годах. В настоящее время продолжаем общественную работу в Ветеранских организациях.

ГЕРМАНИЯ. ГОДЫ И ЛЮДИ

После предыдущего описания прохождения службы в Германии хотелось бы более подробно остановиться на некоторых конкретных случаях жизни заграницей и об особенностях быта в тех местах.

Прежде всего бросались в глаза плотность населения в Германии, скудность лесных массивов, что, наверное, явилось одной из причин застройки городов и сел каменными и кирпичными зданиями. Другая причина - расчетливость и дальновидность. Дороги между населенными пунктами имеют исключительно твердое покрытие. Климат, по сравнению с Российскими просторами, намного мягче, что способствовало развитию земледелия и облегчало быт городского населения. Вдоль проселочных дорог посажены фруктовые деревья, в основном, черешня, яблони и другие. Как я понимал, хозяина на фрукты не было, но уход за посадками был организован: об этом говорило плановое расположение деревьев и правильно сформированная их крона.

Проезжая по магистральной дороге, можно было видеть примитивные деревянные эстакады, на которых стояли бидоны с молоком от сельских фермеров. Молоко специальным транспортом собиралось и увозилось на молокозавод для пере-работки. Рассказывали, что в былые времена хозяин оставлял молоко на эстакаде и уезжал на ферму, а спустя некоторое время, приезжал за возвращенной тарой. Но в нашу бытность обстановка изменилась, и продукция передавалась из рук в руки. Уж слишком много появилось "хозяев", почти со всех стран Европы.

Как я уже писал, первым моим местом службы "под мирным небом" с мая месяца 1945 г. был г. Грефенхайнихен района Биттерфельд в Саксонии. Город был красивым по архитектуре, имел ряд мелких предприятий, не было ни трамвайного, ни автобусного транспорта. Да он и не требовался: город был небольшим и компактным.

Так как я по военной специальности был мотоциклистом, то и в комендатуре у меня была должность "связного". В основном я обслуживал маршрут Грефенхайнихен - Биттерфельд. В комендатуре за мной закрепили мотоцикл "Стандарт", быстроходный, прекрасный по внешнему виду. Я его оборудовал дополнительной воздушной сиреной с приводом от колеса. Техобслуживание, заправку производил в мастерской "БОШ", которой руководил пожилой полный мужчина по фамилии Бахмач. Он был хорошим специалистом, видать, что знал свое дело, иногда шумливый и в тоже время добрый человек. С ним у меня были налажены деловые отношения, ведь все проблемы с моей "техникой" я должен был решать только с ним. Помню, как у меня вышел из строя аккумулятор. Приобрести новый - не было возможности, и он мне дал автомобильный аккумулятор, который я закрепил на багажник и присоединил к системе зажигания. А сколько мне пришлось применить фантазии, чтобы замаскировать аккумулятор и сохранить хороший вид моего "коня"!

В городе была швейная мастерская, в которой, кстати, на заказ пошили форму для всех солдат и офицеров комендатуры по образцу Советского армейского обмундирования, цвет материала был что-то среднее между немецкой "зеленой" и нашей "хаки".

Помню, как мы в новой форме вышли из казармы, которая располагалась напротив комендатуры, кто-то из наших заиграл на гармошке, а мой друг сержант Павел Пинчук (из Чернигова) пошел плясать русскую "барыню". У него это получилось очень красиво, в общем, он не подвел нашу компанию. Собралось много зевак - немцев, проходивших мимо. Все останавливались, на лицах у этих хозяев города сияла улыбка. Среди них были немка Оля, прекрасно владеющая русским языком, и ее подруга Люция, обе девушки были нашего возраста, часто мелькали перед нашими глазами, так как проживали в доме, рядом с комендатурой. С Олей старшина Демьяненко, уже пожилой, по моим меркам, танцевал вальс. Так что получилась интернациональная встреча. И характерно то, что это происходило спустя всего несколько недель после артиллерийских канонад в Берлине.

Спустя пару месяцев, прошедший концлагерь, немец - шофер Вилли, на автомашине В/Комендатуры совершил аварию. Причину я не помню, но знаю, что пострадал он сам и капитан Захаревский, возглавлявший пром. отдел В/К. Через некоторое время его демобилизовали по состоянию здоровья.

Работа в комендатуре шла полным ходом, сформировались местные органы самоуправления, Вспоминается такой случай: у нас в комендатуре служил солдат Мусиец, бывший репатриированный и освоивший немецкий язык. Он прибыл к нам для обучения и прохождения кадровой службы. И вот весной 1946 г. по каким-то сигналам в адрес коменданта, его направили одного (!) представителем В/Коменданта в д.Гребен, находящуюся от комендатуры в 5-ти км в сторону Биттерфельда. Он поддерживал связь с комендатурой, иногда я наведывался к нему. Мусиец сообщал обстановку, а я докладывал полученные сведения коменданту. Он гордился, что у него хорошие контакты с населением, и он как бы является защитником их интересов. Ведь время было еще сложное, Европа бурлила передислокациями как гражданских лиц, так и воинских частей.

Летом 1946 г. была основана местная власть и В/К Грефенхайнихен расформировалась. Большинство личного состава было переброшено в В/К г. Биттерфельд для пополнения л/состава, в связи с проходившей демобилизацией. В Биттерфельде я прослужил всего несколько дней. Комендантом там был полковник Харченко - мужчина средних лет, с бородкой. Кстати, в середине 90-х годов прошлого века на Ново-Девичьем (центральном) кладбище г.Москвы я увидел памятник на его могиле, где он похоронен в звании полковника. Очевидно, Биттерфельд был его последним этапом военной службы.

Попав на лечение в в/госпиталь в г.Виттенберг, я там и остался для прохождения службы на должности старшины отделения. Служебных контактов с гражданским населением мне иметь почти не приходилось.

После возвращения из очередного отпуска в Москву, совмещенного с выполнением командировочного задания, я увидел опустевшее здание госпиталя: оказывается, больные были эвакуированы в другие госпитали, в основном, на территории России. Обслуживающий персонал был переведен для обеспечения функционирования санатория Советской Военной Администрации в Германии (СВАГ) г.Бад Эльстер. После уточнения в местной комендатуре координатов санатория - на другой день я был уже в Бад Эльстере. Это - отличное курортное место, с хорошо приспособленными помещениями для лечения и отдыха. Наличие минеральных источников позволяло проводить водолечение. Все это располагалось на границе с Чехословакией. Я знаю многих моих сослуживцев, которые почти свободно пересекали границу и посещали на несколько часов Чехию. В обслуживании госпиталя принимало участие также большое количество местных жителей. Можно было видеть, как они кропотливо и усердно выполняли свои функции. В течение нескольких месяцев мне посчастливилось там и работать и отдыхать. Врачи и весь медперсонал были военнослужащими.

В начале 1947 г. поступил Приказ о переводе санатория на обслуживание гражданским персоналом. Меня, как военнослужащего, направили для прохождения службы в В/К г.Ауэрбах.

Город Ауэрбах ин Фогтл. находится в южной части Германии, где-то в 30-ти км от Чехословацкой границы. Это промышленный городок и районный центр по административному делению Саксонии. В/К располагалась в 3-этажном здании бывшей семинарии.

Шел 5-й год моей кадровой службы в Армии, в звании ст. сержант, поэтому мне повезло с трудоустройством. Находясь в штате роты охраны, я выполнял функции начальника боепитания, был в моем распоряжении небольшой склад, служебная комната (по проекту - это двухкомнатная квартира, с зарешеченными окнами). Ниже, в полуподвале располагались караульное помещение и гауптвахта. По долгу службы имел почти свободный выход в город для решения разных вопросов. Организовывал изготовление учебных пособий: разрезные винтовки и гранаты, заказывал в немецких мастерских мишени согласно образцам (шисшайбы), проводил учебные стрельбы в отведенном для этого месте, примерно в 3-х км от комендатуры. В г.Ленгенфельд, недалеко от стрельбища, была столярная мастерская, в которой я заказывал мишени согласно эскизам. Хозяином этой мастерской был мужчина средних лет, очень доброжелательный и скромный человек. Помогала ему вести хозяйство его дочь Инга, строгая, славянской внешности и очень красивая девушка, лет 20-ти.

Иногда заказывал мишени у гольцмастера в центре города. Решал все по предварительной договоренности по телефону, с учетом наличия нужного картона, штакетника и рабочей силы. На все работы выписывали счет (рехнунг), где указывалась стоимость материала, зарплата, накладные расходы и т.д. Всегда все было с точностью до единой марки, не возьмут лишнего пфенинга, хотя деньги были обесценены. Заказы выполнялись в срок. За три года работы в этом городе я не знал ни одного сбоя устных договорных обязательств. Расчеты производились безналичным методом.

Приходилось бывать в металлоремонтных мастерских. Однажды я сделал по заказу воронение кожуха пистолета "ТТ" одному офицеру и сразу ко мне посыпалось много других заявок. Здесь уже был расчет наличными по квитанции мастерской.

Здание комендатуры находилось на окраине города, на возвышенном месте. Чтобы попасть в центр города (метров 700), нужно идти и по спуску вниз, а в некоторых местах и по ступенькам. Перед спуском рядом с большими зданиями стоял маленький частный домик, в котором жил портной (шнайдер), постарше меня лет на 10. Я часто проходил мимо его дома, потом познакомились. Он - на ломаном русском, а я - на ломаном немецком языках общались, понимая друг друга: и о политике, и об обычаях и о многом другом. К этому времени я начал увлекаться фотографией. У меня был широкопленочный фотоаппарат, громоздкий и неудобный в солдатской жизни. Мой "шнайдер" показал мне свой фотоаппарат, карманный по размерам, пленка 24x36 (стандарт нашей "лейки"), выдви-гающийся объектив, светосила 2,8. Я ему перед этим заказал в Клингентале аккордеон на 32 баса. Чувствовалось, что скоро предстоит демобилизация, и чтобы осталась память друг о друге, мы решили произвести обмен: я ему аккордеон, он мне фотоаппарат. Сделка состоялась и я долго и в Германии, и уже в России пользовался тем фотоаппаратом. Была отличная камера, но и был один недостаток: не было счетчика кадров. Первое время я путался, забывал прокручивать кадр перед съемкой - получалось двойное изображение.

Рядом жила еще семья, с которой у меня установились хорошие отношения. Хозяин был "шибер", на нынешнем русском языке - это предприниматель, а по советским временам - спекулянт. В Германии в то смутное время вроде бы было разрешено купи-продай, но чувствовалось, что они это делают осторожно. Я иногда пользовался их услугами. Детей у них не было, хотя они были на много старше меня по возрасту. Иногда приглашали меня с ними вместе пообедать. И что меня у них удивляло - после обеда они давали своему маленькому "пудельку" облизывать свои тарелки после еды. В России я такого не встречал. Но обычай - есть обычай, и меня это не возмущало. А так они были очень культурные и чистоплотные люди, знали хорошо свое дело, умели приспосабливаться к обстановке.

Очень жаль, что за такой большой промежуток времени, я позабыл многие имена тех моих знакомых немцев, с которыми имел какое-то общее дело. Ругал себя и сейчас ругаю, что не вел дневник, ведь очень многое можно было бы написать на тему военного времени и особенно о новой Германии, в которую я был влюблен, несмотря на прошлые зверства фашиствующих элементов.

В центре города в 50 м от ресторана жил "ледермайстер" (мастер кожевенных дел). Вел свое ремесло скромно, был инвалидом с протезом, имел автомобиль "ДКВ" с ручным управлением. Познакомились мы с ним случайно, за кружкой пива. Он увидел мою сержантскую кирзовую сумку и предложил (естественно за деньги) сделать мне кожаную. Договорились о времени, и заказ он выполнил быстро. Я заплатил ему столько, сколько он сказал. Потом он предложил, что если понадобится а/машина, он всегда готов оказать эту услугу. У нас с ним было несколько поездок в Бад Эльстер, в город музыки - Клингенталь и в другие города по хозяйственным нуждам.

Очень хотелось бы много хорошего написать о немцах, работающих непосредственно в комендатуре, Все было в те времена так просто, никакой нервотрепки, каждый делал свое дело. Эта самодисциплина у них вырабатывалась десятилетиями. Ну, вот такой пример. Хозяин имеет собственную машину, и прежде чем выехать на трассу, он заполнит предварительно "фарбефель" (путевой лист) и на обратной стороне укажет маршрут следования. Нужно ехать по другому маршруту - он записывает новый маршрут. Я спросил, зачем это нужно на собственной машине? Он ответил, что нужно, иначе полицейский накажет: а вдруг кем-то по этому маршруту было совершено дорожно-транспортное происшествие.

Очень хорошие взаимоотношения у меня были с шофером "Опель-капитана" Манфредом, работающим в комендатуре. Это очень самостоятельный человек, отличный специалист, хороший семьянин. Однажды я ехал с ним по делам службы за город. По дороге он предложил зайти к нему домой перекусить. Я согласился. Он накрывает скромненько стол, ставит бутылку красного вина и заявляет, что это вино имеет многолетнюю выдержку. Он налил мне бокал, сам воздержался, так как предстояло продолжить поездку. Я попробовал глоток, второй - вкусно. Человек я по натуре торопливый и залпом выпил бокал до дна, вместо того, чтобы пить медленно и восхищаться прелестью вина и благородством хозяина. Я до сих пор об этом сожалею. Но, как говориться, солдат есть солдат, тем более обстрелянный. Помню, как на фронте говорили - "солдат из поясного ремня сварит суп, но с голоду не умрет".

В 1948-50 гг. у нас иногда проходили встречи наших комсомольцев и членов "ФДЮ". Одна из них мне запомнилась. Тогда нашу группу возглавлял сержант Станислав Тимчур, а имя главы группы немецких девушек я не помню. Но помню - у нее был плакат, написанный на русском языке: "Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. И.Сталин". Разрешения на такие встречи молодежи не было, но не было и запрета. Так что все проходило стихийно. Такое положение было в военных комендатурах, а в воинских частях, дислоцированных на территории Германии, таких возможностей, наверное, вообще не было.

Хотелось бы остановиться на некоторых особенностях того времени.

В В/К г.Грефенхайнихен, например, взвод охраны, в основном, был сформирован из бывших советских военнопленных и репатриированных, и четырех человек, направленных через пересыльные пункты из госпиталя. Возможно, строевиков в В/К не посылали, так как планировалась Дальневосточная операция, во-вторых, побывавшие в Германии люди немного владели немецким языком, что облегчало работу. Среди них были Манукян, шофера Усов, Гусев, Шевченко, повар Иванов и др. Все они спокойно проходили службу, не имея упреков о прошлом. Но Иванов, естественно, получил по заслугам.

В 1945 г. в В/К Грефенхайнихен можно было наблюдать, как некоторые немецкие граждане задерживались органами "СМЕРШ", их допрашивали на территории комендатуры, потом удалялись для дальнейших расследований, или их отпускали домой. Кто забирал, кого забирали - я не могу назвать ни одной фамилии, не знал ни тогда, тем более, не знаю и сейчас.

Вот осенью 1945 г. помню, как "СМЕРШ" арестовала нашего повара Иванова. Нам объяснили так, что Иванов, находясь в плену, выступал на передовой линии фронта по громкоговорителю с призывом к солдатам Советской Армии сдаваться в плен и превозносил "райскую жизнь военнопленных". Конечно, делал он это не по собственной инициативе, а после обработки немецкими специальными службами.

Примерно в 1949 г. в г.Ауэрбах замполитом был майор Ворочин. Он обладал хорошими знаниями и был отличным оратором. Слушали его мы все с огромным вниманием, чтобы не пропустить его сформулированных фраз. Он привез из России свою семью и жил в особняке рядом с комендатурой. Встаем однажды утром и узнаем, что майора Ворочина, его семью и всю его движимость увезли органы "СМЕРШ" на студебекере. Мы официально не знали мотивов его ареста. Дальнейшая его судьба нам неизвестна. Знают об этом, наверное, только его родственники. Его ординарцем был солдат Димчук, который занимался оформлением "Ленинской комнаты", вел подшивки газет и был хороший стукач. Доносил он и на меня о моих связях с предпринимателями и немецким населением. Но его доносы на меня были неубедительными, так как я делал это ради работы и в интересах службы, хотя некоторым политиканам из комендатуры эти связи и не нравились.

За близкие, добрые, но неуставные отношения с населением, были откомандированы в Советский Союз для дальнейшего прохождения службы мои хорошие товарищи:

1. В 1946 г. из В/К Грефенхайнихен сержант Пинчук Павел Прокофьевич.

2. В 1949 г. из В/К Ауэрбах мл. сержант Скрипник Андрей Федорович.

У каждого из них сложилась жизнь по-разному, но что требовалось от них - они сделали, и любовь к Родине не утратили.

Наверное, найдутся критики моих откровенных кратких воспоминаний. Но, как говорится, "каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны". То, что было, того уже изменить нельзя. Нужно только знать обстоятельства, при которых складывалась наша служба.

Советовал бы каждому испытать себя на описании событий 50-летней давности, расположенных вне поля доступности автора.

ДРУЗЬЯ ДАВНО МИНУВШИХ ЛЕТ

По инициативе давно ушедших из жизни Симановского В.В., Ерышалова Г.И., ныне живущих Боброва В.М., Козина Н.Ф. и многих других, в послевоенные годы были составлены списки оставшихся в живых воинов 7 гв. Мехкорпуса. Был создан Совет Ветеранов нашего соединения, никем не финансируемого, держится на энтузиазме людей, прошедших войну, скрепленных дружбой совместно пережитых боевых действий. Эти списки помогли мне восстановить в памяти те события. Я служил в мотоциклетном батальоне.

Нас остается все меньше и меньше. Вот 21 ноября 2003 года ушел из жизни мой лучший фронтовой друг Климов Иван Максимович, с которым мы вместе прошли по военным дорогам 1944-1945 гг. Но как забыть те дни, когда за всю зиму 1944-1945 гг. мы не знали, что такое теплое помещение! Ночевать приходилось в наспех выкопанных землянках, подстилая одну шинель, а другой накрываясь, кушали часто из одного котелка. Помню, как в январе 1944 г. под г. Ченстоховом всех мотоциклистов посадили на танковую броню и сразу ночью направили к опушке леса (стояла распутица), в которой была оставлена в засаде большая группа противника, имевшая задачу - уничтожение Штаба 1-го Украинского фронта.

По пути следования мой друг И. Климов выронил автомат и был вынужден спрыгнуть за ним, ведь предполагался бой. Чтобы не оставлять друга в беде одного, я последовал за ним, и мы уже вдвоем догнали свою роту. Вся операция прошла успешно, но из корпуса погибли 147 человек, в этом, казалось бы, незаметном эпизоде войны. Операция длилась 3 дня.

В Москве от батальона сейчас остались 3 Ветерана: Осипов В.П., Чикин В.А. и я - автор этих строк. Нам всем уже под 80.

Запомнилась нелепая гибель моего друга фельдшера Сельденкина, который под Минском в ночное время вместе с водителем устранял неисправность мотоцикла. Из-за ограниченной видимости они попали под гусеницы проходившего танка. Проезжая через освобожденный г. Минск, мой товарищ повар Кориков пересел с поварской машины в броне-транспор-тер, так как была объявлена воздушная тревога. Он прилег в бронетранспортере головой в задний угол машины. И надо же так случиться, что от взорвавшейся бомбы один осколок, размером 2-3 мм, прошел через щель заднего и бокового бортов БМП и попал в затылок Корикову, отчего он скончался. А казалось бы, что он укрылся от осколков в бронированной машине.

Сейчас частенько вспоминаю, как мы, являясь резервом Ставки, находясь постоянно в движении от одного критического района в другой, не растерялись, и прибывали все в установленное время и в назначенный пункт. А ведь в батальоне было около 150 мотоциклов, 11 танков, 20 бронетранспортеров и бронемашин, артбатарея, и в каждой машине за рулем сидел Человек, который прибывал туда, куда нужно. Раций для связи в то время было очень мало.

Правда, растворились в той фронтовой лавине только два мотоцикла с водителями: Степанов Рудольф, сержант, запевала роты и Уткин Николай Михайлович. И что удивительно, Уткин страдал небольшой потерей слуха ... и воевал. Порой доходило даже до смешного: он заводил мотоцикл и смотрел на глушитель - пошел дымок, значит, машина завелась, он включает скорость - и поехал. На одном из маршрутов он упал, повредил руку, и его «пригрел» один из командиров пехотной дивизии, в штате которой он оставался до окончания войны. Уже в мирное время мы с ним часто встречались, он был жителем г. Ростова-на-Дону, и всегда в мае месяце приезжал в Москву, чтобы посетить могилу «Неизвестного солдата». Он не раз мне говорил: «это моя боевая традиция - если я не приеду, то «не поминай меня лихом»! И вот уже 4 года от него нет никаких вестей. Родился он в 1923 году. Так что выполняю его волю и всегда вспоминаю добрыми словами.

Командир нашего 5 гв. ОМцБ майор Волков А.К. и его жена, Нина Поликарповна (прибывшая к нам в батальон после потери троих детей в блокадном Ленинграде), ушли из жизни более десяти лет назад. Я проводил их в последний путь в г.Серпухове Московской области.

Командир взвода лейтенант Каптуревский Василий Панкратович скончался в возрасте 77 лет, похоронен в поселке Нивки Гомельской области.

Пом. Начальника штаба Винокуров Андрей Прокопьевич после войны работал учителем в г.Тольятти. Сейчас находится на заслуженном отдыхе. 24 ноября 2003 года отметили его 90-летний юбилей.

В С.-Петербурге живет мой однополчанин Белов Иван Федорович. На фронте он возил на мотоцикле помпотеха роты капитана Янкова. После войны Иван Федорович занялся научной работой, издал более 10-ти книг - справочников по электротехнике. Сейчас занимается садоводством.

Бывшая связистка штаба корпуса - Лариса Митрофановна Медведкина - находится на заслуженном отдыхе и живет в Москве. Она очень хлебосольная и приветливая женщина. Мы с женой частенько у нее бываем.

Хотелось бы несколько слов написать о командире корпуса, Герое Советского Союза, генерал-лейтенанте Корчагине Иване Петровиче. Вот только что сейчас у меня был телефонный разговор с однополчанином, бывшим командиром САУ Кузьмичевым Владимиром Константиновичем. Он коротко рассказал об одном эпизоде форсирования р. Одер, севернее г.Бреслау под непрерывным обстрелом и бомбежкой неприятельской авиации. Ситуация сложилась следующая: а/м, груженая боеприпасами, загорелась на переправе, уже миновав середину реки, и перекрыла дорогу. Генерал Корчагин, находившийся на западном берегу, стреляя из пистолета, привлекая на себя внимание, жестами указывал командиру САУ сбросить горящую а/м в реку, что и было сделано. Продвижение техники было восстановлено.

Я знал Корчагина И.П. как требовательного, строгого и справедливого командира. Перед войной он «успел» познать сталинские лагеря, но в связи с войной был освобожден и направлен на фронт. В войсках его любили. Следует отметить, что благодаря его выдержке и авторитету, многие бойцы из его корпуса остались живы: он не рвался в бой ради славы и наград. Имел прямую связь со Ставкой. Знал, с кем, когда и где вступить в бой, имея хорошую разведку и резерв.

Уже когда я находился в госпитале, в последней декаде апреля 1945 года, в г.Бауцен оказалась тяжелая боевая обстановка: Корчагину И.П. было приказано остановить продвижение армии фельдмаршала Шернера, направленную по указанию Гитлера из Чехословакии в Берлин для прорыва блокады окруженного города. Это дало бы возможность противнику вывести на запад окруженные в Берлине войска, рассчитывая на милость наших союзников.

В боях с превосходящими силами противника наш корпус понес большие потери - несколько тысяч убитыми и ранеными, но армии Шернера разорвать Берлинское кольцо не удалось.

После окончания войны генерал Корчагин И.П. был направлен в Москву, где после тяжелой и продолжительной болезни скончался в 1951 году. Похоронен на Ново-Девичьем кладбище г. Москвы.

В 1970 годах Советская делегация из 7 гв. МК в составе 4-х человек (Симановского, Боброва, Митрофанова и Дубовика) посетила захоронения наших боевых друзей в г.Бауцен, отдав им воинские почести. Делегация была удовлетворена хорошим содержанием воинского Мемориала.

Да простит меня читатель, может мои сведения его не заинтересуют, но, дорогие друзья, будьте снисходительными: я волею Судьбы остался живым в той кровопролитной войне и считаю своим долгом увековечить память как можно больше своих боевых друзей. Отметить всех нет возможности. На-деюсь, что это продолжат другие.

Вечная и добрая Память все жертвам 2-й Мировой войны.

Мир и крепкого здоровья всем, оставшимся в живых.

БЫТ ГЕРМАНИИ ГЛАЗАМИ СОВРЕМЕННИКА

Заканчивая свои воспоминания «Наедине с памятью», мне посчастливилось прочитать статью доктора исторических наук, профессора АННЫ ПАВЛОВСКОЙ об особенностях национального характера немцев. Я получил такое ощущение, как будто через 53 года я снова посетил Германию и пообщался с ее народом. Зная, что у меня будет круг и молодых читателей, захотелось еще раз проанализировать пройденное, увиденное и происходящее.

Интересно, что сегодня, в основном, старшее и среднее поколения немцев хранят память о войне, об ее ужасах, страдая «чувством вины» перед народами, пострадавшими от боевых действий.

Этот короткий период (в рамках истории) 1941-1945 гг. незабываем и трагичен, и нам, и, особенно, молодому поколению необходимо продолжить улучшение наших взаимоотношений.

Немцы появились на Руси очень давно, прежде всего с торговыми целями, продвигая на русскую землю европейскую культуру и науку, лечили, учили, познавали.

И хорошо известно, что многие немцы верой и правдой служили России, считая ее своей Родиной, образовывались смешанные браки с русскими, внедрялись немецкие обычаи и культура. Особенно это отмечалось в русских немцах-переселенцах, живших колониями на Волге, Урале, Алтае.

Петр I впервые на Русский престол ввел немку - Екатерину I, ставшую после его смерти Императрицей. Еще со школьной скамьи я знаю о ее успешном правлении и процветании России.

Сложность характера и традиций немцев подчеркиваются в записках путешественников и публицистов. Н.М.Карамзин, одним из первых в России, дал блестящие характеристики народам, с которыми он сталкивался: англичан он назвал угрюмыми, французов - легкомысленными, итальянцев - коварными, а о немцах - ни слова, хотя в Германии он провел самое значительное время своего путешествия, а в Италию не заезжал вообще.

Томас Манн, например, утверждал, что «немцы воистину непостижимый народ», а великий Гете считал, что «немцы усложняют все себе и другим».

Именно немцы долгое время были для Русского государства границей, где начиналось знакомство с западным миром, т.е. Европой и ее культурой.

Путешествующий в XVIII веке Растопчин, попав в Германию, был несколько удивлен: «... Никогда немец, почтовый извозчик, будь он молод до безумия, пьян или влюблен, не проедет в час, по хорошей дороге, более одной мили ...».

Немцы считаются самой законопослушной нацией. Может быть из-за этого Германия - одна из самых возрастных стран в мире. Средний возраст ее жителей 40,1 года, в то время, как средний возраст человечества 26,5. Следующим фактором является то, что средняя пенсия в Германии в месяц равна примерно 900 EWRO (в России меньше).

Знаменитый немецкий порядок поддерживает Закон. Английский журналист однажды в 2 часа ночи стал свидетелем несчастного случая: переходившего совершенно свободную дорогу пешехода сбила внезапно появившаяся машина. После того, как пострадавшего увезли в больницу, потрясенный журналист поинтересовался, что же теперь будет? Немецкий полицейский ответил: «Ничего особенного, если выживет, заплатит штраф 50 марок, он ведь переходил дорогу в неположенном месте».

Нельзя обойти молчанием важнейшую особенность современной немецкой жизни: страсть к путешествиям. К чести немцев надо отметить, что они, несмотря на приличный домашний комфорт и удобства, совершенно неприхотливы и не боятся трудностей.

Вклад немцев в развитие литературы, философии, музыки неоспорим. Непревзойденными остаются и немецкие марши. Говорят, что под французские марши можно только совершать революции, под английские - пить чай в общественном саду, а вот под немецкие - действительно хорошо маршировать.

При всех своих непростых свойствах характера немцы просты и приятны в общении: в них нет английской гордыни, французской заносчивости, итальянского самолюбия. Личное и общественное для немца - вещи разного порядка, причем, последнее всегда важнее первого.

Иногда от немцев можно услышать, что в Италии дома красивые, здесь мастерство интерьера доведено до совершенства, в Англии - уютные, а в Германии - чистые.

Великий немецкий философ И. Кант оставил подробное описание разных народов. Про немцев он написал меньше, чем про других, отметив, что природная скромность не позволяет ему хвалить самого себя. В числе прочих достоинств он отмечал способность немца легче других народов подчиняться правительству, под властью которого он живет.

Пища является важной составляющей жизни любого народа. Среди европейцев популярно мнение, что для француза важно качество пищи, для немца - количество, а для англичанина - хорошие манеры за столом. Характерно, что немцы по-прежнему потребляют свинины больше, чем другие народы.

Афоризм «не хлебом единым жив человек» в Германии имеет свое продолжение - «нужны только сосиска и ветчина». Пиво для немцев является национальным напитком. Про пиво они говорят, что оно у них бывает хорошее и очень хорошее. Недаром в Германии находится каждая третья пивоварня мира.

Для русского человека немецкая пища даже очень близка и понятна: хлеб, картошка, мясо, пиво. Во многих регионах очень популярны «наши» лесные грибы, а не выращенные европейские шампиньоны.

Германия сегодня - страна мощная, красивая, набирающая силу. Своим процветанием она обязана своему народу -трудолюбивому, преданному, простому, честному.

По многим направлениям отмечается много общего у россиян и немцев. Наверное, не зря немец Томас Манн мечтал о том счастливом времени, когда все объединятся в единое целое и все «народы ... обменяются своими самыми драгоценными качествами: прекрасный англичанин, утонченный француз, человечный русский и знающий немец».

Все это будет полезно всему человечеству в ТРЕТЬЕМ тысячелетии. И пушки замолчат.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ВСТРЕЧА

В Рождественский день 2004 года у меня состоялась очень интересная встреча с моим преданным другом - Владимиром Ивановичем. Он знал, что я заканчиваю задуманную мной книгу воспоминаний «Наедине с памятью». Так что речь, в основном, шла о давно минувшей, но для нас памятной войне 1941-1945 гг. Его отец - Иван Петрович, с первых же дней попал в страшную бойню тех лет. Как нередко бывало, его семья вскоре получила «похоронку» об отце. Мать, потрясенная горем и не поверившая в гибель своего мужа, ушла в Армию с надеждой отыскать следы своего супруга. Она предполагала, что он, искалеченный и израненный, не желает принести это тяжелое горе в семью. Володю в 3-летнем возрасте мать оставила на попечение приятельницы, которую кстати, в последствии он очень любил. Мать стала медсестрой эвакогоспиталя на поезде, сопровождая раненых с прифронтовой полосы в тыл на восток.

К счастью, Иван Петрович остался жив и здоров, и умер спустя многие десятилетия после войны. Так что родители Володи, волею судьбы, оба оказались участниками войны.

Иван Петрович, несмотря на свои молодые годы, был грамотным солдатом, а вскоре стал офицером, владел немецким языком, а это было важно в тот период.

Сначала его использовали для передач информации через передний край фронта по мегафону на немецкую сторону об ошибочности боевых действий с мирной социалистической страной. Через некоторое время стало ясно, что эти действия не приносят эффекта, а участники передач подвергались массированному артиллерийскому и минометному обстрелам. Снарядов и мин противник не жалел, а спасало наших агитаторов только быстрота смены позиций устраиваемых передач.

Вскоре эти мероприятия были отменены, и Иван Петрович, обладавший к тому времени боевыми навыками, был назначен командиром взвода разведки. Основная задача этого подразделения, кроме составления разведанных о противнике, - прикрытие отступающего полка, что было чревато тяжелыми последствиями. В результате он был несколько раз пленен, но солдатская судьба всегда помогала ему возвратиться в свою часть.

Фронт уходил на восток быстрее, чем шли войска, так что однажды Иван Петрович оказался со своей группой в тылу противника. Решили заночевать на окраине поселка, в неразрушенной 2-этажной школе. Вдруг, среди ночи двор огласился рокотом многих мотоциклетных моторов. Почти одновременно на первый этаж вбежало несколько шумных, веселых немцев. Судьба разведчиков, казалось, была предрешена, т.к. они своим скудным боекомплектом стрелкового оружия не могли противостоять группе немцев, вооруженных автоматами. Два веселых немецких солдата с автоматами на шее, поднялись на 2-й этаж, осветили помещение фонариками и обнаружили за партами наших пятерых солдат. Сначала они остолбенели, потом один стал очень быстро говорить: «нихт шиссен, нихт шиссен» и, не дотрагиваясь до автоматов, пятились к двери. Они сбежали на первый этаж, опять послышался шум многих мотоциклетных моторов, и немцев, как ветром, сдуло. Почему эти парни не донесли об обреченных, голодных и утомленных русских солдатах - до сих пор считается загадкой их спасения.

Другой интересный случай, сказал Владимир Иванович, был у отца, когда ему удалось бежать после кратко-временного пленения. После легкой контузии под Новгородом Северским, очнувшись, он услышал со всех сторон немецкую речь и лай собак. Собрав пленных в колонну, немцы повели их на запад. Шли долго, и когда они прошли перелесок, то один из пленных, владеющий немецким языком, «выторговал» у немцев привал.

Здесь отец среди товарищей по несчастью услышал о подготовке определенной группы к побегу. Когда они побежали «врассыпную», то по ним немцы открыли стрельбу, ориентируясь по шевелившимся колосьям и кустам, слышались крики в колонне, и он получил свободу, к сожалению непродолжительную. Как им потом объяснили бывалые солдаты, такие случаи были нередки на ранней стадии пленения, когда еще не составлены списки и немцам было лень гоняться по жаре за каждым беглецом.

В чем причина его второго везения? В глубине души я уверен, что не бывает вражды у народов друг к другу до тех пор, пока не появятся жертвы с обеих сторон.

Хотя и не так часто, но это проявлялось только на первом этапе войны: до появления Приказа Гитлера под Москвой - «Ни шагу назад».

Вскоре появился Приказ Сталина под Сталинградом - тоже «Ни шагу назад».

Кризис внезапности в Советской Армии постепенно исчезал, Силы выравнивались. Борьба ожесточилась.

Наша беседа продолжалась долго. Но я ограничился описанием только этих эпизодов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Послевоенная эпоха жизни в Германии 1945-50 гг. оставила у меня неизгладимые впечатления: с одной стороны - предшествующие потери в войне миллионов людей, в том числе моих близких и родных, зверства отдельных личностей немецкой фашиствующей клики, которая, кстати, была осуждена, и с другой стороны - мирные немцы, трудолюбивые, аккуратные, обязательные и расчетливые люди.

В такой противоречивой ситуации у меня, простого гражданина России, бывшего молоденького солдата, сложились два мнения - написать воспоминания или все предать забвению. И все-таки, я решил написать это для нового подрастающего поколения.

Честно говоря, в мои годы, когда мне уже под 80, порядком надоели произведения профессионалов о ...героизме, патриотизме, о способах, хитростях и приемах применения наилучших методов убить врага (человека).

Мне очень жаль безвременно ушедших из жизни моих соплеменников. До сих пор тяжелы скорбные воспоминания их родственников, но мне также жаль людей, погибших и с противоборствующей стороны. Все мы - люди, а человеческая жизнь и так очень коротка.

Хитрые, но не очень способные политики придумывают всякие неудачные для людей капитализмы, социализмы, национализмы и всякие другие «... лизмы», что воздействует лишь как красная тряпка для разъяренного, обделенного умом рьяного быка: но его, наверное, можно понять, ведь бык предназначен для съедения хищниками и он проявляет жестокость, предвидя свой исход.

Быстро пролетела наша насыщенная событиями короткая жизнь. Поэтому тема получилась очень обширная по времени и разнообразная.

Ведь появилась яркая классовая рознь. Тем, кому удается жить не по своим средствам, работать языком в отрыве от здравого смысла, но не руками, их цель - иметь преимущества перед другими, поставив себя выше всякого человеческого достоинства. Но земляне должны быть примирительными и гуманными друг к другу. Зазнавшимся завидовать нельзя.

Хочется вспомнить еще раз высказывание великого немца Томаса Манна, характеризующего многие народности, что между «человечными русскими» и «знающими немцами» отношения должны быть всегда добрыми, благоприятными и едиными по взглядам.