Я родилась в Алуште 21 апреля 1922 г. Родители мои были простыми рабочими в колхозе, папа - пастух, до организации колхозов родители были бедными, отец пас коров и баранов, он был инвалидом. В школу я пошла, но отучилась только 4 класса, затем начала работать в колхозе, потому что семья была большая, жизнь трудная, и я больше не училась. Работала я сторожем в колхозе, копала в огороде, убирала виноград и овощи.
22 июня 1941 г. началась война, сразу была объявлена мобилизация, но отец был хром, его не взяли. Осенью к нам пришли немцы, зашли во дворы, посмотрели, кто и чего, и ушли, никого не тронули. Продуктов никаких не забирали, но потом на второй или третий день пришли уже совсем другие немцы, т.е. первые нас сходу проехали. Эти же сразу начали ловить коммунистов и советских работников, их потом куда-то увозили. Старостой был избран один из рабочих колхоза, татарин, а вот в полицаи никто не пошел. Мы продолжали работать в огородах, собирали помидоры, клали в ящики, затем к нам приходили рабочие, грузили ящики на машины и куда-то увозили.
В конце 1941 г., когда я была дома, к нам несколько раз приходили немцы, говорили, мол, надо убирать где-нибудь, я работала, где надо. И вот один раз, сижу я дома, пришли немец и русский, у сестры был 3-х месячный ребенок, я как раз его на руках держала, потому что сестра ушла за хлебом. Немец и русский сразу ко мне: "Вы как, свободны?" Я ответила, что пока нет, когда сестра придет, возьмет ребенка, тогда я освобожусь. Они говорят: "Тогда мы будем ждать, только не убегайте!" Это все немец мне говорит, а русский перевод делает. А куда же я убегу? У меня родители здесь. Я подождала, немец не дождался сестры, ушел, сестра вернулась поздно. На второй день в дом пришел один русский переводчик, вместе с ним соседка, он подошел и говорит: "Идемте, вот ваша подруга идет, пойдем в миндальную рощу". Ну что ж, надо работать, пошли вдвоем пешком, я-то знаю, где миндальная роща, пришли туда, там мужчин 5-6, румыны, возятся с лошадьми, мы им говорим: "Покажите, где работать". Отвели нас в дом, там 4 большие комнаты, во дворе грязно, я попросила веник и тряпки, мы же с собой ничего не взяли. Румын дает нам и то, и другое, и ведро еще. Пошли работать, взяли по ведру воды, там паутина, еще что-то, семь часов отработали, и тут пришло начальство, сразу нас хвалить начали: "Ой, девочки, молодцы". Соседке было 35 лет, а мне 22 года, и действительно все быстро убрали. Пригласили нас кушать, но мы отказались, ответили, что уже дома пообедали, и быстро ушли. Прошло несколько дней, опять вечером приходит русский, тут я уже испугалась, куда-нибудь еще загонят. Он мои данные записал, фамилию и все такое, и снова повторил: "Только не убегите". А куда же мне бежать?! Все родные здесь. Мы подождали, где-то с неделю, тогда за нами приехали, и мы по приказу пошли за Алушту к мосту (место, где ныне расположен санаторий "Горняк"), нас собралось человек 15, все крымские татары, несколько ребят только, остальные все девочки. Долго там стояли, наконец, пришла машина, погрузились, едем. А куда, Бог его знает. И вот мы приехали в Симферополь на улицу Карла Маркса, нас там высадили у большого здания. А внутри здания такой мрамор красивый, немцы стоят и болтают между собой, но мы же не понимаем по-немецки. Привели нас к соломе, которую бросили на мрамор, мы сели, я плачу, мне так жалко было оставлять свою семью, никого перед отъездом я не видела. Так мы всю ночь и просидели, а перед утром уже, когда светлее стало, смотрим, эшелон подъехал, шум и гам, нас быстро вытащили, и тут уже не церемонились, прямо швыряли нас к вагону, я говорю немцу: "Ах, вы, плохо, что по-русски не знаешь, я бы тебе сказала!" А они себе кричат: "Скорей, скорей!" А куда там скорей, ничего не понимаешь. Так нас погрузили, мы даже кусочек хлеба и глотка воды не видели, как собаки сидели в этом вагоне, вокруг все грязно. Вагон был товарный, в нем раньше скотину возили, окна зарешечены, всю дорогу ни грамма не кормили, не знаю, сколько суток ехала, мы голодные, никого не видим.
- Как организовали в вагоне уборную?
- Какая уборная, люди не кушали, я, как сидела, так все время и не вставала.
Где-то поезд остановился, дверь нам открыли и смотрим, поезд наш уехал, а три вагона осталось, их отцепили. Мы слезли, уже светло стало, смотрим, гора, на которой стоит очень много мужиков, в белых шапках и в такого же цвета одежде. Они нас спрашивают по-русски:
- Девочки, вы откуда? - тут охрана повернула к нам свои автоматы и на ломаном русском говорят:
- Кто ответит, сейчас же застрелим!
Зачем нам отвечать?! И говорить нечего, мы сразу отвернулись и в другую сторону смотрели. Потом вышли женщины, недалеко от стоянки была баня, начали проверять нас, тут мы узнали, что привезли нас в австрийский город Кафенберг. Нас разбили на группы по 50 человек, мы пошли, искупались, после нам сделали дезинфекцию, такие чистые все вышли. Воды было много, мыла дали вдоволь. После купания объявили, что надо строиться, и мы куда-то пошли, а мы же голодные, люди падать от истощения начинают, куда нам идти?! И тут подходят к нам местные, видят, что у нас многие даже не дышат, мы начали плакать, и австрийцы начинают спрашивать:
- А почему это вас на машине не могут отвезти?
Там было не так далеко до лагеря, но если пешком, то порядочно. Всего подошло к нам трое мужчин, один из подошедших говорит:
- Сейчас я помогу этим девочкам.
Пошел куда-то, и пришли машины, такие большие. Так нас довезли до лагеря, вызвали хозяина и сказали:
- Примите, это вам рабочие.
А хозяином оказалась очень хорошая, молодая женщина 26-ти лет, австрийка, а уже заведующая лагерем, она нас начала устраивать, позвала рабочих, они помогли нам выбраться. Потом наших девочек, кто поздоровее, позвали на кухню варить, пригласили нас вечером кушать. Мы были такие голодные, а тут настоящий вермишелевый суп. По кусочку хлеба дали, по чашке вермишели. После этого хозяйка сказала:
- Пойдемте, я покажу вам комнаты, но вот убирайте их сами. - Дала нам тряпки, туда-сюда. А там, видимо, очень долго никто не жил, пыли было ужас. Тем временем привезли двухъярусные кровати, нам ребята помогли все затащить. Выдали матрацы, набитые соломой, и так мы поселились в этом лагере.
Три дня мы отдыхали, с нами только приходили и беседовали какие-то люди. Еще рабочие ходили к нам. После нас повели на завод, показали, кому, где работать, меня, к примеру, поставили к хорошему станку, я на нем железки резала для военных нужд, как я после узнала, эти железки были компонентами для винтовки. Я делала по 2-3 нормы, но нам ничего не платили, никто ничего не получал, даже ореха не видели. Вообще-то у нас норму все выполняли, в нашем лагере не было такого, чтобы кто-то не делал работу. Распорядок дня был таким: приводили нас утром в 8 часов, в 4 дня мы уже уходили назад в лагерь. Перерыва обеденного не было, кушать не давали, но разрешали минут по 10 передохнуть. За моей работой смотрел мастер, австриец, очень хороший человек, сильно жалею, что его адрес не взяла. Был очень красивым мужчиной, добрым, каждый день не следил за работой, но регулярно приезжал из района, а так в основном на заводе работали угнанные, и мы, и поляки, и чехи, и молодые ребята, и девушки, и даже старики были. Работали по 5 дней в неделю, в субботу и воскресенье выходные. В эти дни разрешали в город ходить, но чего нам было туда идти, денег ведь нет.
По периметру лагеря была колючая проволока, забор высотой 7 метров, но собак у немцев никаких не было. Да и куда нам бежать?! Там камень, здесь лес, найдут быстро. Было и такое, что к некоторым нашим девчатам приезжали родители, им разрешали встретиться и поговорить. Ко мне не приезжали, далеко ведь как, и у меня, как я узнала, родители уже умерли. А так в основном приезжали те, кто рядом жили, эшелон приходил, и в нем по 2-3 вагона родственников приезжало.
 |
Девушки в лагере Кафенберг. Велиева З. вторая справа. Австрия, 1942 г. |
Так пробыли мы 3 года. Никаких новостей нам не говорили, мы даже не знали, что там война, закончилась или нет. Город не бомбил никто. И вот в один день пошли мы полвосьмого утром на работу, а навстречу нам идут два милиционера местных, нас увидели и удивились сильно:
- Куда это вы идете?
- Как куда - работу.
- Какая работа, война-то давным-давно кончилась!
Тогда мы пришли в центр, смотрим, там стоят человек 10 девочек, мы их расспросили, оказывается, они тоже узнали, что война закончилась, еще в лагере, и ушли оттуда. Это был май 1945 г., мы решили с девчатами, зачем нам лагерь, и пошли, куда глаза глядят. Километров пять прошли, и видим, как едут машины военные, тут мы между собой говорить начали:
- А куда же они едут? - тут я сказала:
- Подождите, раз война закончилась, тогда они едут проверять лагерь!
Проехало машин 15, наши в них сидят! Потом в самой последней пожилые солдаты едут, они увидели нас, остановились, и спрашивают:
- Девочки, а вы куда идете?
- Конечно же домой!
- Да разве вы дойдете в Россию?
- Ну что ж, дойдем как-нибудь.
Тогда они нам показывают назад по дороге, откуда машины пришли, а там речка небольшая и буквально в полуметре от воды лес стоит, вокруг дороги дома, и говорят:
- Перейдите на ту сторону, и ждите нас, а сами не идите, а то там и собаки бегают, пропадете! Мы через три дня вернемся и вас с собой возьмем.
Мы так и сделали, на той стороне речки нас встретила русская старуха какая-то:
- Доченьки, куда вы идете? Из лагеря, наверное, голодные?
- Из лагеря, мы уже три дня ничего не кушали.
- Ой, мои детоньки.
Позвала нас, оказывается, куда-то убежала семья, в которой она работала, в городе столько свободных домов стало. Она нас накормила, одежду какую-то дала. Потом мы ей говорим:
- Мы уже пойдем, сегодня будут наши ехать и нас заберут.
И правда, мы вышли, только один день прошел, но машины уже назад едут, и две машины пустые, специально так сделали, чтобы нас взять. Привезли в какой-то лагерь, где собирали угнанных, там было 5 тысяч народу, это было место недалеко от железной дороги. Нас проверили, спрашивали, где мы были, вызывали по пять человек, потом пришли и говорят:
- Девочки, пойдемте помогать, тут вагоны ремонтируют, надо убирать.
Пошли, а что делать, тряпки попросили, три дня ходили и убирали, по лагерю две тетеньки ходили, дали нам по кусочку хлеба, а то так мы и не кушали ничего, на пятые сутки нас погрузили в вагоны и увезли оттуда. Не знаю, сколько мы ехали до Ташкента, всех отправили, кто был в лагере. Мы чуть с голода не умерли, не кормили никого. Но нас везли очень быстро, суток четверо, на станциях мы совсем не стояли. Как мы плакали, люди и умирали, их из вагона выбрасывали. В моем вагоне было человек 50, друг на друге сидели, и по 3-4 человека в вагонах умерло. Наконец в начале лета мы прибыли в город Ташкент. Высадили нас, эшелон ушел, бросили нас, мы сидим и ждем у моря погоды, кто нам кусок хлеба даст или куда-нибудь пригласит. Кто-то знакомых искать стал, а у меня-то нет никого. Я встала на стенку, думаю, может, увижу кого-нибудь, и тут парень идет, мы соседями были в Алуште, он такой здоровый был, а стал еще больше. Парень меня увидел, а я стою и плачу, он взял буханку хлеба и ждет меня, смотрит на меня. Я же узнать его не могу, он или не он, вырос же. Тогда парень подошел ко мне:
- Тетя Зера, это Вы или не Вы?
Я показала ему правую руку, где у меня был шрам после драки (мы с ним подрались как-то), он мне левую протянул, обнялись, стоим и плачем. Он мне хлеб сует, говорит, что его мама послала, вдруг кто-то из знакомых может на вокзал приехать. Начал уговаривать меня с ним пойти, но я отказалась:
- Как так, я с девочками вместе, куда я одна пойду?! Маме передай привет, но я не могу.
Постояли, я хлеб по кусочку всем раздала, хоть поели, через три часа пришел поезд, он шел в сторону Душанбе, мы на него сели, но в Болунгуре женщина песню поет, про меня, про Зеру. Я к окошку не могу подойти, говорю девушке, которая рядом с окошком лежит, что, мол, скажи женщине, в поезде много Зер. Женщина отвечает:
- Как поезд остановится, все слезайте!
 |
Дополнительные хлебные пайки на праздник. Кафенберг, на фото две польские девушки |
И из вагонов 15 женщин слезли. Женщина оказалась моей соседкой, позвала всех к себе. И вот так пожили мы немного в Болунгуре, потом в 1945 г. поехали в Самарканд. И прожила я в Самарканде до 2000 г., только тогда я вернулась в Крым. Первое время было тяжело, деньги есть, пойдешь, покушаешь, если нет, то голодный, а мы же нигде не работаем, туда пойдем, работы нет, квартиры нет. Потом одна женщина нашла нам мужей, тогда мы уже семьей пошли к узбекам просить квартиру, узбеки разрешали снимать квартиру только семейным. Начали работать, и уважение получили в итоге. В Самарканде у меня появилось на свет три сына.
- Как к Вам относилась начальник австрийского лагеря?
- Очень хорошо, даже иногда у окна сидела и с нами вместе плакала. Той войне никто не радовался.
- Как кормили в австрийском лагере?
- Два раза в день. Утром чай попил с хлебом, на обед мы не приходим, а вечером уже ужин. Но не сказать, что кушали хорошо и сытно, кроме такой еды ничего не видели, разве что по большим праздникам дополнительный паек получали.
- Брака на заводе не было?
- Нет, я в первый же день попросила: "Вы мне покажите, как делать". И пока показывали, я, что называется, глаза открыла, внимательно смотрела. После рабочий ушел, напоследок сказав: "Работайте". И я в итоге стала так делать - норму сделаю, сижу, отдыхаю.
- Как мылись, стирались? Новую одежду не выдали?
- Никакой новой одежды не было, мыло давали на заводе, там были станки, работавшие на мыле, мне начальник сам говорил: "Берите и несите девочкам своим". А вот душ там был и в лагере, и на заводе, хочешь, хоть по десять раз в день купайся. Вообще, у нас в бараке очень чисто и хорошо было.
- Как выглядел советский лагерь по проверке угнанных на работы в Германию?
- Просто полянка и там два дома, какое-то начальство там сидело. Они нас проверяли, военные, помню, что погоны у них были с черной каймой.
- Как спецпереселенцы в комендатуре в Узбекистане не отмечались?
- А как же, отмечали нас, три раза в месяц. Комендант нормальный был, не зверствовал. Но вот при моем отъезде узбеки никаких бумаг мне не дали, о том, что я была там спецпереселенцем, только одно говорили: "Хоть бы вы поскорей уехали в свой Крым!" Последнее время они были к нам так настроены.
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
