- Я родился на Северном Кавказе, в Ставропольском крае. Мои родственники там живут и сейчас. По национальности – отец татарин, а мать ногайка. Я – смешанный. Но в паспорте написано – «татарин».
Перед войной отучился семь классов, а потом – профтехучилище. А потом уже ушёл в военное…
Где-то в Москве есть музей кавалеристов, в каком-то профтехучилище. Забыл номер. Там есть все мои данные! Там и тувинцы есть. Они тоже были в моём эскадроне. Казаки донские, терские приходили…
- Хорошо. Когда Вы начали воевать?
- С первого дня, с первого часа. Дрогобыч. На западной границе. По тревоге подняли – и всё, пошли.
- Какой был номер части?
- Части – рассказать Вам – двояко. Почему? Когда я кончил училище, направили на Украину. С Украины направили на Дрогобыч, командиром разведвзвода. Это в Львовской области. Там – формировался корпус, переформировался корпус… началась война – я пошёл в бой. Там было некогда разобраться частям!
Я получил первое задание сделать разведывательное подразделение на правом фланге.
Пошёл, разведал. Слышу – шум моторов, смотрю – два мотоцикла. Немцы. Я за опушкой леса спрятался в засаде. Их пропустил, они недалеко от меня остановились – и толкают друг друга, смеются. На двух мотоциклах – по три человека. Я открыл огонь. Вот первый мой бой.
Уничтожили два мотоцикла, двое немцев было ранено, остальные убиты. Взяли раненых, повели в штаб. Пока вели – они поумирали. Это было 22-го числа, уже днём… в 11 часов утра. А потом – пошло! Я получил ранение 23-го июня там же – и был отправлен в тыл.
Оказался на лечении в Донбассе… Северский Донец… там есть монастырь такой… забыл, как называется. Там памятник Артёму стоит. Я там был в госпитале.
Оттуда попал в Воронежский фронт, потом – в Сталинградский. На этом маршруте я отступал с боями – и снова наступал по нему же.
Войну окончил – в Чехословакии, в Праге. Под ней тоже был ранен в последние дни войны. Уже был подписан мир, а у нас всё бои шли. Мы окружили немцев около города Бенешова. Они стремились соединиться с американскими войсками – а мы их окружали. Шли бои…
Вот такие мои похождения.
- В эскадроне – сколько человек?
- Четыре сабельных взвода и два специальных взвода: взвод пулемётчиков, взвод противотанкового ружья. Шесть взводов. Считайте, по 22 человека. Ещё – управление эскадроном. Отделение управления. Эскадрон – это больше, чем стрелковый взвод. Максимальное приближение – стрелковая рота.
- Во время войны были атаки в конном строю?
- В конном строю – почти никогда. Только однажды под Сталинградом мы пошли в атаку на венгерскую кавалерию. Они не приняли вызова, ушли, свернули в сторону – и так и сдались без боя.
- Это единственный раз был, когда Вы пытались атаковать в конном срою?
- Да. Уже подняли сабли, уже пошли, смотрим – уходят с поля в сторону, подняли флаг белый в знак того, что не будут принимать участия в бою.
- Каких Вам лошадей поставляли?
- С конных заводов. У нас работал северокавказский конный завод. Всё время оттуда получали. И монголки нам поставляли, маленькие лошадки. Но мы их потеряли. Не полюбили кавалеристы их. Мы их оставляли, старались освободиться от них. Они крепкие, но они не вписываются к нам. А Монголия их нам передавала.
Потом у меня, под моим руководством, вместе воевали тувинцы. Это – добровольцы. Отряд в 200 человек, эскадрон. Командование эскадрона тоже русский язык не знало. А мне командир полка говорит – берите себе. И их командир получил Героя Советского Союза! Качеглы [Так у автора, но, видимо – Кечил Оол Тюлюш. – Прим. ред.]. Он атаковал немцев в конном строю в Ровно, это Украина, и рубал их. Ровно мы с тыла взяли. Когда вошли – там тогда был снег. На санях въехали. А потом он растаял – просто невозможно стало пройти.
- Какая была Ваша первая награда?
- Медаль, которую мне вручил комбриг Лысенко. В начале войны я подчинялся ему. Когда я провёл разведку и мотоциклистов разгромил, он с себя снимает свою медаль – и вешает мне. Начало войны – тогда никто не награждает! Поэтому для меня эта медаль стала очень ценной. До сих пор хранится. Могу показать.
- Как Вас ранило первый раз?
- У меня ранения – только пулевые и гранатные. Разведка же. Первое – было пулевое. Попали в ногу. Тогда меня посадили мои разведчики в автобус, я помню… потом ночь ехали пароходом… и я оказался в Северском Донце. А там был монастырь когда-то. Стоит памятник Артёму. И до сих пор стоит. Там я лечился месяц… может, чуть больше.
Первый раненый был. Комсомольцы над нами шефствовали.
А потом уже отправили в Воронежский фронт в командно-разведывательное подразделение. И там ранение получил, под Сталинградом. После лечения оказался в Сталинградском фронте – и там тоже ранен был. Лечился в Первом коммунистическом госпитале в Москве.
А как это получилось: я ходил в разведку на Мамаев курган. Взял двух немцев в плен. Языков, вернее. И, когда уходил, меня обрубали немцы, окружили, и я оказался в мельнице. А внизу там был штаб командующего 62-й армии. И я неделю оборонял этот объект.
Мне неохота было убить человека, расстрелять. Лучше сдать в плен. Потом наши послали туда бригаду моряков – и эта морская пехота нас освободила.
Разгромили немцев там – и я попал в Капустин яр, в госпиталь. Там около меня лежал генерал, накрытый такой же буркой, как у меня. Пришла команда его забрать. А они взяли – и меня, и генерала забрали вместе в самолёт. Оказывается, подумали – я его адъютант.
И оказался я в коммунистическом госпитале в Москве. Там нас посетил Семён Михайлович Будённый, мне подарил рассыпной папиросы «Казбек»… целую сотню или штук пятьдесят… вот так.
- У разведвзвода лошади были – одной масти? Или Вы не старались по мастям подбирать?
- Нет, это до войны. А так – какая попала, такая и есть. Не разбирали по масти, по росту. Разные были же.
А до войны – да. Первый взвод – такой белый, скажем, второй – серый… Но во время войны такого уже не было. Там уже – как попадёт. Сегодня ранило или убило белого – а на замену представили серого. Убило серого – дали чёрный…
- Вы помните каких-то Ваших лошадей?
- Я Вам сейчас покажу кое-что, пойдёмте.
Когда мне исполнилось 90 лет – горисполком меня наградил моим Казбеком. Это – мой Казбек фронтовой! Смотрите, это я стою. Когда освободил город Ровно – фотографировали меня с этим конём. И карточка сохранилась. Потом попросили у меня её посмотреть. И с неё художник сделал нам подарок на 90-летие: вот такую картину!
Хочу её отправлять в музей. У меня племянник в Ульяновске – вот племяннику готовлю сейчас эти картины, фотографии: туда, в Ульяновск. Он выделять будет маленькую комнату – и в этой комнате будет уголок боевой и трудовой славы Ахмеджановых. Вот это – будет самый сильный предмет! И конь такой – вот с этой фотографии… и я в бурке – молодой, 24 года.
Коня потом в Вене убило в конце концов. Тяжело ранило его… а меня – в ногу, и мы оба упали. При взятии её. Вот – всё, рассказ.
- За что Ваше первое «Боевое Красное Знамя»?
- Получил за Сталинград, за Мамаев курган.
- Мне сказали, что Ваше имя – Хафиз, а Вы взяли другое…
- Да, моё имя – Ахмеджанов Хафиз. Но меня на фронте называли «Фёдором Николаевичем». Я согласился.
Корреспондент приходит – я рассказываю ему моё имя настоящее по паспорту… а меня называют всё время – «Фёдор Николаевич».
«Николаевич» почему я взял… у меня был случай. Когда прибыли в Дрогобыч – нам дали маленькую комнату на два офицера. Холостяки. Там есть примус, кушать готовить. А второй – Иван Кузнецов. Он из Пензенского училища, артиллерия, 45-ки.
И мы с ним вместе выступили в бой: он артиллерией, а я разведкой. Я иду… где ползком, где пробежками… смотрю – он командует своей сорокапяткой, командует… потом гляжу – уже без головы лежит! Ему прямой наводкой голову сняло! И в честь него, Ивана Кузнецова, я взял его отчество: Николаевич. И сказал своим разведчикам: с сегодняшнего дня я беру его. Он сам – с детдома. Никого не было, ни родителей, ни жены: ещё совсем молодой.
Я искал-искал – нашёл детдом, где он учился, а родных – так никогда и не нашёл. Поэтому я просил: называйте меня, как воспоминание о моём друге.
- У Вас есть газеты, которые в войну про Вас писали?
- Сейчас – нету. У меня небольшая неприятность получилась. Подготовил в музей фотографии. А у меня тогда жена умерла – и я остался один. Через год соединился с одной женщиной, учительницей на пенсии: думаю – доведёт меня до конца. Но эта женщина была, оказывается, психически больная… я ушёл в инвалидную организацию – а она взяла и порвала весь архив! И на помойку вынесла сама, а потом говорит: я не делала, я не видела. Психически больной человек. Всё, архив пропал. Еле-еле уже осталось что-то… а у меня архив был очень большой! И фронтовые газеты были, и портрет. Сейчас – ничего нет. Только телевидение меня много раз показывает. Как 9 мая – так и показывает.
- Очень обидно. Последняя часть, в которой Вы служили – какая?
- Шестой гвардейский кавалерийский корпус. Восьмая гвардейская кавалерийская дивизия. 29-й гвардейский кавалерийский полк. Командир эскадрона.
Вы обязательно сходите в то училище! Оно находится около морского вокзала… я помню, он – против училища, где музей кавалеристов. И сейчас оно действует там!
Я награждён – можете писать: два ордена Красного Знамени, два ордена Красной Звезды. Орденом Александра Невского. Орденом Богдана Хмельницкого – все три. Теперь, Отечественной войны – первой, второй степени. Десять орденов у меня боевых и 35 медалей различных: за освобождения городов и так далее.
- За что у Вас орден Александра Невского?
- Это интересно: мне его дали за освобождение Валуйки. Я там участвовал. А когда-то и сам Александр Невский там воевал! С татарами или с кем… [Смеётся.] Вот так. Я, моя разведка – была зимой, 1942-й или 1943-й год…
- Начало 1943-го.
- А в 1942-м году Валуйки занял итальянский корпус. Меня генерал Суржиков вызывает и говорит:
- Давай зимой разведку сделаем.
Мы сделали разведку. А там смотрю – есть возможность… просто так нельзя пройти, там тоннель: между домами рыли тоннели-проходы! Такой снег, что иначе нельзя. Я залезаю, смотрю – сидит генерал один. Один сапог надел, другой не надел. Смотрю – никого нет, я – к нему ползком. Пистолет в нос: молчи! Мы его забрали, вывели оттуда. За этот подвиг я был награждён орденом Александра Невского.
- За захват итальянского генерала?!
- Ну да, в штабе.
- А второй орден Боевого Красного Знамени?
- За освобождение города Ровно. Областной город освободил. Я ворвался туда с тыла… кавалерия действовала всё время с тыла! Вошли в прорыв. А первый – за Сталинград, за Мамаев курган. Два ордена Красного Знамени. Богдана Хмельницкого получил за освобождение Украины. А потом уже после войны ещё два ордена меня нашли. Сейчас меня наградили – Богдана Хмельницкого второй степени. И за 90-летие в День рождения наградили, президент.
- Какой был возрастной состав эскадрона?
- В начале войны – 20-й год, 19-й год. В основном составе – 20-й год, 21-й год. А в середине войны стало, знаете, молодёжи много. Было процентов, наверное, 10 старшего состава, остальные – человек 200 – молодых. И войну кончили в Праге, а потом приступили к бандерам.
- Какое Вы училище заканчивали?
- Я заканчивал Тамбовское Краснознамённое кавалерийское училище имени Первой конной армии. Которые имели среднее образование – учились год. Без образования – надо было два года учиться. На год тогда брали только кавалеристов. И местных, от казачества.
- Чему учили?
- Воевать, рубать, атаковать, разведку вести…
- А джигитовка, вольтижировка – учили этому?
- О! Я джигитовкой занимался. Будённый наградил меня карманными часами. Так что я в отношении этого был виртуозом!
- Пригодилось это на фронте?
- Один раз. Это было так. Верхом на коне я хотел атаковать пехоту. В это время повернулся направо, смотрю – с правой стороны танк немецкий. Я лошадь положил – раз! А сам под ней оказался. Он видел меня, но – объехал, уехал. Не остановился. Потом я помчался догонять своё подразделение, они уже атаковали. Смотрю – два немецких конника! Ну, я – давай за ними! Один меня хотел шашкой ударить, а я – раз! – и вниз под коня!
Вот так. А мой ординарец, коновод – одного убил и другого убил тут же. А я посмотрел – конь живой, и я живой.
- Это где было?
- Вспоминать трудно… это бой. Посмотрю сейчас.
- Да не надо… а когда был этот бой?
- Это было в Венгрии за Карпатами.
- С лошади приходилось стрелять?
- Приходилось положить – и стрелять. И на ходу – то же самое. Становишься на стремени – и стреляешь. А повод отпускаешь. Стремена ногами прижимаешь – и стреляешь.
- Тачанки у Вас – были?
- Были, три. В пулемётном взводе. А четвёртая – командира эскадрона тачанка. У меня была, после боя держал у себя: отдыхать.
- Ветеринарная служба?
- Обязательно! В эскадроне был санитарный врач, старшина, была и фельдшер. Кузнец был… это в управлении. Он проверял, ковал и так далее.
- Кто поставлял Вам фураж?
- Как положено. Есть отделение обеспечения, которое доставляет корм. Они запасы держат, привозят, сразу раздают по норме. Но – не всегда хватало, мы даже солому с крыш снимали. Кормили. А так, вообще – были обеспечены фуражом. Особенно тяжёлыми были длительные марши… очень тяжёлые! Я говорил, что в Ровно мы на санях были, а потом растаяло всё – так тянули! Страшно же там в тылу немецком с таким грузом ходить.
- Приходилось загонять лошадей до смерти?
- Такое не бывает. У нас не было.
- Сколько может выдержать лошадь? Какой пробег в день, марш?
- Не интересовался я, сколько.
- Если убило лошадь под кавалеристом – куда он поступал, куда девался, что делал?
- Только снимет седло, оружие снимет, пойдёт в тыл, принесёт седло от этой лошади в распоряжение тыла – и получит лошадь. А её ему – приведут сразу же!
- Какое у Вас было оружие?
- Карабины. Шашка, пистолеты – сколько положено. Был у меня миномёт 82 мм. Было противотанковое ружьё.
- А у Вас лично?
- Пистолет у меня, шашка и иногда карабин. Автомата не было. Это – начало войны. А потом, во время неё, начали появляться автоматы. Уже карабинов не стало. Автоматами вооружались.
- У Вас – был?
- Был. Наш ППШ. Обязательно, как в бой иду – так автомат.
- Вас использовали больше как мобильную пехоту?
- Да. Приближаемся быстро, снимаемся с коней, идём пешком наступаем.
- Какие команды у Вас подавались? «По коням!» – это понятно. А ещё какие?
- Команды – рысью, шагом, галопом…
- А если нужно сойтись с противником, если спешиться?
- Очень просто: «Спешиться!» В мирное время сигнал – труба. Мы ждали сигнал трубы. Спешиваться, садиться, галопом…
- Для лошадей какие-нибудь укрытия использовали – или просто отводили их в тыл?
- Специальные есть коноводы. У каждого – по пять лошадей. Он спешился, ты, потом ты вперёд-вперёд, а он сзади с конями. Отводил.
- Как ухаживали за лошадьми?
- У меня – коновод ухаживал. У меня – у командира – есть коновод, ординарец. Он отвечает за жизнь командира. Когда я в бою, веду бой – он за мной следит, чтобы противник не мог пробраться справа-слева. А так – за лошадьми каждый себе ухаживает.
- Чистили лошадей – часто?
- По возможности.
- Какое у Вас было отношение к немцам?
- К немцам? Ну, какое отношение, если он враг? Какое отношение?!
- Ненависть была – или просто спокойно воевали?
- Мы мародёрством не занимались. У нас строго был приказ: ни в коем случае физической силы не применять. Когда зайдёшь в село, там... ни в коем случае! Ни к женщинам, ни к кому абсолютно.
У меня у самого женщины были кавалеристы. Шесть человек – радисты. Верхом ездили, как и все.
- Какое к ним было отношение?
- Очень уважительное отношение! Они были с Краснодарского края. Там же кубанские казаки. Из них одну тяжело ранило, одну убило дивчину, а четыре остались невредимыми.
- Трофеи – брали?
- Какие трофеи брать? Нас интересуют трофеи – зерно и сено. Кормить же лошадей и людей! А такого трофея мы не брали. А если захватили – сделали охрану, и эта охрана уже всё сдавала соответствующим органам.
- Сто грамм – давали?
- В обязательном порядке! Всегда. Когда есть.
- Вы офицерский доппаёк – получали?
- Одинаковые были у нас. Потому что я сам себя обеспечиваю, кухня своя. У командира эскадрона – своя кухня. Что у солдата – то у офицера. А отдельно получать – такого не было.
- В обороне – приходилось стоять?
- Приходилось. Ну, неделю могли стоять… но – нас не держали. Кавалеристов не держали в обороне.
- Какое настроение было в госпитале? «Скорее бы на фронт»?
- Было такое настроение – скорее бы кончилась война! Когда кончится война?! У нас ещё были боевые действия после того, когда кончилась война. На ходу марш совершали сонные, на коне. Привязывали друг друга, чтобы не упал.
Меня последний раз ранило под Прагой. Пулевое ранение, когда уже война закончилась. Там окружение группировки было. Мы её сжимали в кольцо, чтоб они сдались. А они хотят в американскую зону, соединяться. А мы их не пускали.
- После первых ранений не хотелось остаться в тылу?
- Мы, кавалеристы – всегда шли в прорыв! Остальное пехота обеспечивала. А мы – прорвали фронт, и – туда! В тылу только получали задание: там гарнизон уничтожить, и так далее. Война есть война…
- Спасибо.
| Интервью: | А. Драбкин |
| Лит. обработка: | А. Рыков |
