Я родился 28 февраля 1921-го года в деревне Анфалиха Харовского района Вологодской области. Родители мои были простыми крестьянами, а потом стали относиться к классу рабочих. Дело в том, что в 1929-м году отец уехал в Архангельск, а я в 1936-м году по окончании семи классов поехал к нему, где стал работать в военно-учетном столе соломбальского райисполкома. Документации были настоящие горы, ведь все военнообязанные состояли на учете, в наше время было очень почетно служить в Красной Армии и все сами стремились стать солдатами. Сам также призывался из Архангельска.
В 1939-м году объявили комсомольский набор в авиацию и военно-морской флот. Мне в феврале этого года исполнилось 18 лет, и в апреле я уже служил на Черноморском флоте. Сначала попал в учебный отряд, где меня обучали по специальности «артэлектрик». Учили нас хорошо, командиры и мичмана были очень грамотные ребята, при этом никакой дедовщины не было. Наоборот, молодых призывников старались уберечь и помочь им. После шести месяцев учебы всех выпустили и группу выпускников, в том числе и меня, направили на легкий крейсер «Молотов», строящийся на Николаевском заводе № 198. Вместе с рабочими мы работали с восьми утра до пяти вечера, ходили туда каждый день из казармы. Мы помогали в постройке, одновременно досконально изучая всю материальную часть крейсера. Поэтому когда рабочие сдали корабль, то в мае 1941-го года прошли государственные испытания, в ходе которых наш крейсер продемонстрировал лучшие для крейсеров своего проекта скоростные показатели. Военно-морской флаг мы подняли 14 июня 1941-го года. Меня назначили на МПУАЗО-2, это основной прибор морского поста управления зенитно-артиллерийским огнем. Мы занимались тем, что с двух бортов держали горизонталь, когда судно кренилось, при этом наш прибор показывал, как стоящим на вооружении легкого крейсера «Молотов» 45-мм полуавтоматическим универсальным пушкам 21-К нужно держать прицел. Была у нас также и гировертикаль для определения вертикали.
После поднятия военно-морского флага мы направились в Севастополь, после чего нас тут же направили на боевые учения, потому что у нас на корабле была установлена единственная на всем Черноморском флоте отечественная радиолокационная станция «Редут-К». Когда мы в субботу вернулись в порт, то большинство командиров отправились в увольнение. И ночью 22 июня 1941-го года локатор засек летящие в нашу сторону самолеты, но мы решили, что это советские самолеты, возвращающиеся с учений. Доложили на мостик, но там не было старших командиров, и только тогда, когда в море начали падать донные неконтактные мины, две из которых взорвались на берегу, мы почувствовали, что началась война. Уже в полдень перед строем прослушали выступление народного комиссара иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова и узнали о том, что Германия напала на нашу Родину. Затем мы продолжали отражать воздушные атаки на Севастополь, и благодаря радиолокационной станции вовремя засекали налеты противника. Когда налетали самолеты противника, никто не знал, кто точно сбил один из них, ведь вражеский самолет падал в Черное море, и сбитая цель шла на счет всего корабля.
В ноябре 1941-го года нас перевели для усиления противовоздушной системы обороны в Поти, и мы участвовали в артиллерийских обстрелах укрепленных немецких позиций под Феодосией. Затем грузили в трюмы боезапас и пополнение и участвовали в выгрузке подкреплений и боеприпасов в осажденном Севастополе. В июне 1942-го года одними из последних кораблей прорвались в осажденный порт во время страшного третьего штурма города и выгрузили столь необходимые защитникам снаряды. Принимали участие в обстреле позиций немецких войск под Севастополем, я лично видел, как по Мекензиевым горам ходили вражеские танки, и наша артиллерия главного калибра стреляла по ним. Кстати, при выгрузке по нам били из минометов, одна из мин разорвалась около причала, и несколько ребят из пополнения ранило, так что их только высадили, и тут же погрузили на борт для того, чтобы отвезти в тыл. Из осажденного города мы прибыли вначале в Новороссийск, затем в Поти.
Но самым интересным для меня в этот период было участие в высадке морских десантов. В первый раз группу матросов с нашего крейсера командировали в качестве команды на баркасы в сентябре 1941-го года, когда под Одессой был высажен Григорьевский десант. Тогда плавсредств остро не хватало, и использовали реквизированные у рыбаков баркасы. В команду нашего судна входил старшина баркаса, моторист и я, матрос. До берега двигались рядом с крейсером «Красный Кавказ». Точно так же мы принимали участие в высадке Керченско-Феодосийского десанта в конце 1941-го года, и здесь наш баркас разместили на крейсере «Красный Кавказ».
Как проходила высадка? Ну что тут рассказывать, высадили и вернулись обратно на крейсер «Молотов». Баркас был забит народом, десантники стояли впритык друг к другу, судно упиралось прямо в берег, ребята выпрыгивали на землю, после чего наш баркас приподнимался на волне и уходил обратно в море, затем мы другую партию набирали. Противник сильно обстреливал баркас, били по кораблям, несколько десантных кораблей затонули прямо на моих глазах. Перед высадкой десантники были настроены нормально, по-боевому. Вообще же главное преимущество баркаса заключалось в том, что люди прыгали не в воду, а прямо на берег. Из вооружения у нас имелся только ручной пулемет, из которого я вел огонь по прибрежным огневым точкам противника. Оба десанта окончились для меня благополучно, и я вернулся на крейсер, где продолжал нести службу до злополучного похода в августе 1942-го года.
Для боевого корабля при обстреле вражеских позиций на берегу опасна как артиллерия противника, так и немецкие самолеты, но последние нанесли нам самый серьезный урон во время войны. В ночь на 3 августа 1942-го года мы получили задачу обстрелять укрепления врага в Феодосии, а также уничтожить сосредоточенные там суда и плавучие средства. По приближении к порту мы увидели, как с воды поднялся вражеский торпедоносец, прямо на взлете бросил торпеду, и крейсеру оторвало 20 метров кормовой оконечности. Одну машину повело, вперед она вести корабль не могла, так что одна начала работать в режиме «вперед», а другая «назад». Руль оторвало. Рассвело, в результате немецкие торпедоносцы пытались нас добить, кто-то насчитал более 20 торпед, выпущенных по нам. Но все они прошли по носу, потому что крейсер развивал якобы большой ход, за бортом наблюдался сумасшедший бурун, потому что одна машина работала назад, а другая вперед, а на самом деле мы ползли черепашьим ходом. Педантичные немцы четко рассчитывали по буруну определенную скорость, и все время промахивались, все торпеды проходили перед носом.
 |
Акробатическое представление на крейсере «Молотов», 1944-й год |
Кое-как поддерживая курс, мы пришли в Поти, и были поставлены у причала. Большого дока не имелось, поэтому судно стояло с креном. Прислали эвакуированных специалистов из севастопольского судоремонтного завода, но все равно людей для ремонта не хватало, поэтому нас, матросов, обучили на электросварщиков и трубопроводчиков. Конструкторы, задумывавшие ремонт крейсера «Молотов», нашли оригинальное решение проблемы – от корпуса недостроенного крейсера «Фрунзе» отрезали корму, и мы вместе со специалистами приварили ее к нашему кораблю. В итоге она получилась несколько шире, чем наша оторванная корма, так что судно стало выглядеть оригинально.
В феврале 1943-го года группу в девять моряков с крейсера подготовили для организации корректировки стрельбы с боевых кораблей во время высадки десанта под Южной Озерейкой. В группу входили – капитан-лейтенант, радист и я, старшина второй статьи, как рулевой, остальные ребята в охране. Но высадка основных сил не удалась, поэтому мы отошли в Геленджик, где узнали, что ложный десант Цезаря Львовича Куникова, как тогда его называли, закрепился в районе поселка Станичка. Немцы так и не смогли сбросить их в море, и вскоре основные силы были переброшены на «Малую Землю». Мы работали в арткорректировке во время высадки главного десанта. А дальше корректировать было нечего, ведь пятачок «Малой Земли» не расширялся и через трое или четверо суток мы получили радиограмму с приказом вернуться обратно на легкий крейсер «Молотов».
Приемный акт нашего восстановленного корабля был подписан 31 июля 1943 года. В итоге 18 августа 1944 года в составе отряда «Молотов» перебазировался в Новороссийск, а 5 ноября в составе эскадры Черноморского флота крейсер вернулся в Севастополь, где и встретил окончание войны.
Кстати, я был акробатом и участвовал во флотской самодеятельности, за что награжден грамотой от командующего Черноморского флота адмирала Филиппа Сергеевича Октябрьского. Жизнь на корабле в целом проходила нормально. Работали акробатами четверкой и тройкой.
- Что было самым страшным на войне?
- Страха как такового не было у меня. Но само тело, когда происходит налет, и ты видишь вражеские самолеты, все сжималось. Примет и предчувствий у меня никогда не было, я в них не верил. Молитв и в десанте не слышал, может быть, кто-то в уме и молился, но кто там скажет, ведь мы тогда официально были полными атеистами.
- Как кормили на флоте?
- Нормально. Конечно же, американская тушенка выручала, но в целом на кораблях вообще хорошо кормили.
- Замполит на корабле был?
- Не замполит, а комиссар, и политруки по частям имелись. Относились мы к ним нормально, экипажи боевых кораблей вообще были дружными. Многие матросы, преимущественно со вспомогательных должностей, потому что обученных специалистов не отпускали на берег, с первых же недель войны записывались в морскую пехоту. И тогда на их место приходили мобилизованные мужчины возраста наших отцов. Мы за них другой раз и вахту несли. Кстати, в евпаторийском десанте принимали участие матросы с нашего крейсера, это точно знаю.
- С особым отделом не сталкивались?
- Кто-то сталкивался, кто-то нет, я лично нет. Был такой человек на корабле – смершевец. Если ты просто набедокурил, к примеру, нарушил дисциплину, то сталкивался в первую очередь со своим командиром. А вот если какую-то немецкую порнографию у тебя нашли, то тогда с особистом дело имеешь. Уже и командир БЧ узнает от него о твоей оплошности, и вместе с провинившимся матросом получает по полной.
- Как вы встретили 9 мая 1945-го года?
- Находились в Севастополе, от радости не было предела чувств. В воздух стреляли из всего, чего только можно. У нас автоматов не было, зато из пушек салют серьезный сделали. В конце мая 1945-го года я был награжден медалью Ушакова. Ранее мне вручили медали «За оборону Севастополя» и «За оборону Кавказа».
После демобилизации вернулся в Архангельск, где отработал в рыбной промышленности 30 лет на архангельском траловом флоте. Стал капитаном, затем капитан-флагманом. В 1978-м году я перевелся в Керчь, где построил себе кооперативную квартиру как работавший на Севере, после чего в «Керчьрыбпроме» проработал восемь лет капитан-директором.
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
