Гуйнов Алексей Васильевич

- Гуйнов Алексей Васильевич. 1927-го года рождения, родился 1-го июня. Тогда это было – Одесская область, село Красное поле. А сейчас, со времён Хрущёва Никиты Сергеевича, этот район перевели в Кировоградскую область. Сейчас мой адрес такой: Кировоградская область, село Красное Поле.

Родители – были колхозниками. Отец имел начальное церковно-приходское образование, три класса там было, в школе. Ну и, там… на разных должностях. Он был председателем сельсовета, в магазине торговал, заведующим магазина был. Перед началом войны был колхозным пчеловодом, а я был у него уже помощником.

У меня было 4 брата и сестра. Я – самый старший. Война началась – отца мобилизовали на фронт. Война началась 22-го, а отца 28-го мобилизовали. И я в этой семье стал просто самым старшим. Огород был – 40 соток: его надо было испахать и засеять…

- Вы помните 22-е июня? Как началась война, откуда Вы узнали о ней?

- Как началась война? Ну, деревня есть деревня... а по тому времени – тем более. Это же воскресенье было. Ну, уже так как я взрослый был – то отец меня брал на пасеку. Короче, как война началась – мы работали с отцом на пасеке колхозной, там было около 60-70 ульев. Вот надо было смотреть, когда рой вылетит, чтобы он не убежал. И на каждого был отдельный журнал и запись. Рой, если ты его не остановишь, то он может убежать... а тут приходит сосед – и говорит, что началась война. «Как?» - «А вот так». Мы узнали, что 22-го началась война.

- У Вас какое было ощущение: что это будет такая долгая тяжёлая война – или что немцев сейчас быстро разгромим?

- У нас многие добровольно шли… короче говоря, было такое настроение, ощущение. Причём это же было неожиданно. Они же погнали танки, самолёты – и всё. Это тоже не так просто всё. Тем более, что мы с Германией были в хороших отношениях.

- И вот в 1941-м году Ваш район был оккупирован?

- Да. Пришли немцы, никакие не румыны или там прочие венгры. Проходила оккупация необычно: они там свои какие-то органы поставили для управления в районе, всё поменяли. У нас был – председатель сельсовета при советской власти. А немцы сразу – «староста». Этот староста при советах сидел в тюрьме. Они таких искали. Это наш односельчанин. Не помню, за что он сидел. Потом, когда они пришли – его сразу в старосты.

- А полицаи в селе были?

- Да. Тоже местные. И партизаны у нас в районе были, но они прятались. Многие шли к партизанам. Но, во-первых… их там было немного, ну и потом они делали такие наскоки на дивизии… а те – на партизан. А партизаны занимались подрывной работой – где-то улицу, где-то поезд взрывали. Вот такая у них в основном работа.

- Когда Вы были под оккупацией – информация о том, что происходит на фронтах, как-то поступала?

- Этого не было. Пришли немцы, колхозы разогнали, а всю эту территорию колхоза на участки разделили – и раздавали. Вот, допустим, село. Вот этот ваш участок 5 или 10 га – так его ж потом и обрабатывать надо! То, что было от колхоза – мельница, плюс ещё пункт, который делал кормы, резал, плюс лошади. Вот эту землю разделили, и – сколько там на этот участок? – давали одну-две лошади. Ну там плуг и что там ещё, чем обрабатывать, что надо было. А свиньи, а коровы, а барашки – всё эти сволочи забрали сразу. Всё это вот увозили. Лошадей оставили, потому что они землю обрабатывают.

- Как жилось? Голодно – или нормально питались?

- Война есть война. Это там вот в отношении мяса, яиц, курей – пришли гады: «Куры, яйцо – есть»? Полез, загреб всё в мешок – и всё. Вот так было с едой. А потом объявили, что у нас много корма – и сразу налог! Несмотря на то, что семья была большая… они на каждую семью сделали норму сдачи пшеницы. Вас двое, а вас шесть человек – норма одна. Так мы что делали? Ночью в сарае выкопали вот такую вот метра два яму, и – туда пшеницу в мешках! Она долго разве там постоит? Ну, потом снаружи там обставляли… или из кукурузы там стенки обкладывали. Короче, изолировали от земли, потом засыпали.

- Кого-нибудь из Вашего села угоняли в Германию?

- Да. Это происходило – здесь они были такие дружеские, но – брали. Если вас в семье три человека – то с той не берут. Берут, где по пять. Там – возьмут. Короче говоря, всё не подбирали.

- Из Вашей семьи кто-нибудь был угнан?

- Нет. Мне было 14 лет, я был самый старший. А те были по 5 лет, по 2 года перед самой войной.

- Когда Вы узнали о наступлении советских войск?

- Вот примерно как Керчь: 1944-й, где-то в апреле-месяце.

- Какое было чувство, когда пришли советские войска?

- Конечно, они такие вроде немцы были добренькие, но… вот, соседка – случай! Ночью пришли партизаны. Наутро – где-то часов в 10 уже – эсэсовцы. Машины – и всё. Зашли в одну хату, в другую… А соседка видела, что немцы пришли. Ну, как бабы? – «Пойду послушаю, что...» Она побежала туда. Что она там делала – я не знаю. Но мы услыхали выстрел, и – готова соседка: «поинтересовалась». Застрелил сразу – и всё. А сын у неё был молодой. Он… так получилось, что война – а он в отпуск приезжал. И этот сын – убежал. Пока они что-то искали – он убежал. И его бабка-старуха тоже, по-моему, убежала, а мать-соседку – застрелили.

А приходу советских войск – ну, тут все, конечно, были рады и довольны. И там так получилось, что кто-то в плену был. И вот этот полевой военкомат – сразу из военкомата списки всех, кто подлежит мобилизации! И сразу их – прямо не переодевая – взяли.

- Вас тоже так полевой военкомат призвал?

- А меня призвали – тогда такое положение было, что во время войны призывали раньше времени на 2 года. А потом, чтобы опять восстановить мирный порядок – 1927-й год рождения 7 лет служил, а не 2! Война была – вот нас и призвали раньше. А потом там был 1928-го года «комсомольский набор», и нас надо было в рядах задержать. Нас призвали в 1944-м, в октябре-месяце.

- И куда из военкомата отправили?

- У меня там целое путешествие было. Нас направили в Николаев. В Николаеве там был 35-й учебный стрелковый… дивизия. А в дивизии – три полка. Я был в 25-м стрелковом полку. Потом кончилась война, а нас готовили в сержанты, в командиры отделения. Закончили мы – и кончилась война. Я был командир 45-мм артиллерийской пушки противотанковой. Потом в первую очередь женщин демобилизовали, а нас – в Севастополь, и сделали моряками. И вот 5 лет я прослужил на флоте.

- А моряками – как? На кораблях – или береговое обеспечение?

- На флоте есть такой – «экипаж». Вот привозят – и экипаж распределяют по заявкам: кому крейсер, линкор или бригада траления, кто в подводные… и я попал в бригаду траления. Она находилась в Стрелецкой бухте. А там были одни развалюхи. Нас определили в первую, ордена Ушакова. Там были малые корабли, катера – и большие. Нас погрузили на буксир – и по морю отвезли в Стрелецкую бухту. Там здания, а всё было кругом разбито, развалено. Сами сколько там занимались ремонтом тоже! И по выходным восстанавливали эти дома. У нас стояла бочка 200-литровая: туда наливали воды, топили там, грели… Казарма большая.

- В какой должности Вы состояли в экипаже?

- Когда меня в Стрелецкую привезли – я попал на мелкий дивизион катерных тральников [Так у автора. – Прим. ред.] мотористом. Дивизион был на тралении, выход к Чёрному морю к Феодосии. Распорядок дня был такой: подъём – не как по распорядку дня корабельному, а как солнце показалось – то команде и вставать. 12 катеров было нас. Вставать, приготовиться, трал ставить. Там знали, кто с кем. Вот катера подходят друг к другу, и вот трос соединили между двух катеров. Но он – длинный, он далеко идёт. И так – один. Потом – идут так, чтобы перекрывать друг друга…

В 4 часа подъём – и до захода солнца тралим. Подходим последний рейс к берегу, чтобы якорь достал туда – и там ночуем. Утром в 4 часа – вставать. А на каждом катере каждый стоял по своей специальности. Ну и всё: утром встали – и опять то же самое.

Ужин был – сухой паёк. Отдыхали мы – на берег ходили, как положено по корабельной... когда плохая погода. Больше трёх баллов шторм – траление запрещаем. Вот это наше такое было увольнение на берег. Не по дням. Как было у нас… пришли в Казантип – на берег. А там – музыка и танцы будут. Вот такая была у нас служба.

- Мин много было в море?

- Не сказать, чтобы много, но – были. Вот это мы протралили, потом – надо переходить же дальше, и – опять.

- В Вашей бригаде подрывы катеров и кораблей – были?

- Был. Под Феодосией. Там как было: вот катер идёт, здесь трал, а в самом носу корабля вахту нёс минёр. И если где-то что-то – он кричит: мина! А этот – прозевал. И катер прошёл по мине. Взрыв. И тот, который там сидел – погиб, и ещё, по-моему, два человека... главное, вечером уже ужинали, а оно – как даст! А трал магнитный и всё это хозяйство – взорвалось. Произошло это вечером. Все отдыхать – а мы пошли тралы менять…

- Когда Вас призвали на флот, какое было отношение к замполитам?

- Обыкновенное. На дивизионе был один человек. Он на нашем катере жил. А на больших – там был замкомандира корабля, замполит. Вот такие дела.

- Чем флотский паёк отличался от сухопутного?

- На кораблях, конечно, лучше. А на катерах – лучший паёк у тех, кто там переставляет буи. В дивизионе был катер, который это делал. И по 100 грамм давали спирта. А потом там что-то получилось в верхах… Кузнецов – управляющий министр морского флота – погорел, Сталин забрал у него орден Героя [Так у автора. – Прим. ред.], и, по-моему, выгнал даже. Значит, что-то там у них было… не говорили…

- Сталкивались ли Вы с бандеровцами?

- Нет.

- Какое отношение во время войны было к Сталину?

- Хорошее, очень хорошее.

- 9 мая 1945-го Вы встретили в дивизии. Не могли бы Вы рассказать про этот день?

- Я ещё был в пехоте, получается. Был день свободы: все, кто хотел, туда шли. Тогда все кричали, торжествовали, это было что-то такое особенное…

- Спасибо, Алексей Васильевич.

- Пожалуйста.