Я родился 28 февраля 1926-го года в деревне Васильевка Карасубазарского района Крымской АССР. Родители мои были из крестьянской среды, в семье росло шестеро детей, все сыновья, я самый младший. До войны окончил семь классов, причем до четвертого включительно мы учили крымскотатарский язык, затем стали изучать немецкий. 22-го июня 1941-го года мы одними из немногих в стране так и не узнали о начале войны, потому что в деревне не было радио. О нападении Германии на Советский Союз стало известно только на следующий день, когда начали призывать мужчин нашей большой деревни в Красную Армию. В моей семье папу и всех старших братьев-комсомольцев призвали. Отец, Михаил Михайлович, член партии, начал служить в истребительном батальоне, в трех километрах от Васильевки располагался лес, они там искали вражеских шпионов и десантников, заброшенных из самолетов. Брата Валентина, 1912-го года рождения, Леонида, 1915-го года, Николая, 1920-го года, и Александра 1921-го года призвали. Только меня и самого младшего брата, Григория, 1926-го года, в 1941-м году не призывали.
Осенью 1941-го года Крым оккупировали немцы. Они шли по основной дороге на Керчь, наша деревня была немного в стороне, и поначалу оккупанты к нам даже не заходили. Но после окончательной оккупации полуострова враги начали организовывать у нас полицаев, затем избрали старосту. Мой брат Григорий, самый сметливый из братьев, в то время учился в школе в Карасубазаре (Белогорске), родители ему снимали квартиру, и в совершенстве владел немецким языком. Отец поначалу ушел в лес в составе истребительного батальона, дома остался мама и я с братом. Когда комендатура организовалась, его возглавил немец, которому был нужен переводчик, и брат стал там работать на этой должности, он вошел в подпольную группу, которая передавала свои сведения партизанам. Гришу впоследствии выдал предатель, его арестовали и в симферопольском концлагере, расположенном на месте совхоза «Красный», в сентябре 1943-го года расстреляли. Но сперва отца казнили, он вернулся из леса в начале 1942-го года, но немцы его арестовали как коммуниста по доносу, и 12 марта того же года расстреляли в Карасубазаре.
Мы же продолжали жить под оккупацией, а в апреле 1944-го года наши войска освободили Крым. Как прошло это радостное событие? Мимо деревенских домов проехали две машины с орудиями, «Додж три четверти», и все на этом. Митинг организовали, на котором выступили выжившие в ходе оккупации партийные активисты, прибывшие военные рассказали о том, что Красная Армия освобождает Крым и идет дальше на Севастополь. Буквально дня через три меня призвали и направили в 120-й запасной стрелковый полк, размещенный под Симферополем.
Там дней десять поучили, причем в первый же день выдали обмундирование, но мы в столь короткое время не успели даже присягу принять. При этом особо ничему не учили, успели только выдать винтовки со штыками, да и все. А после короткого обучения направили в морскую пехоту. В Севастополе к тому времени еще шли бои за город, когда я попал в 255-ю отдельную дважды Краснознаменную Таманскую орденов Суворова и Кутузова II-й степени морскую стрелковую бригаду. Таково ее полное наименование к концу войны. Стал рядовым стрелком в 1-м взводе 3-й роты 14-го батальона морской пехоты. Принял участие в зачистке Мекензиевых гор от остатков немецких войск. Укрывшихся в дотах и окопах врагов собирали везде, и в итоге взяли в плен множество немцев. Вид у них был угнетенный, явно чувствовали, что победы им уже не видать, ведь Одесса к тому времени была освобождена, так что им оставалось эвакуироваться только в Констанцу, в Румынию, причем добраться в этот порт можно было только на кораблях, а в Черном море активно работала наша авиация.
Из-под Севастополя мы после зачистки вернулись обратно в Бахчисарай, где начали учиться морскому десантному делу. Неподалеку от нашего расположения находился огромный ставок, мы учились высаживаться на вражеский берег. Был май месяц, на грузовиках привозили небольшие лодки, бросали их на берегу и мы волокли к воде наш транспорт, и где-то в течение двух недель учились правильно высаживаться. В каждой роте у нас полагалось иметь трех специалистов – санинструктора, химика и сапера. Меня же после недельных курсов сделали ротным сапером. Затем нас перебросили под Одессу и здесь в районе лиманов мы уже со всей серьезностью учились садиться на транспорты и высаживаться на морской берег в течение июня-июля 1944-го года.
Подготовили нас к десанту, и в августе 1944-го года мы высадились в районе Днестровского лимана. Посадили нас в Овидиополе на бронекатера и направили в сторону места высадки. Это был мой первый по-настоящему серьезный бой, среди товарищей имелись раненые и убитые. Конечно, помогла сильная поддержка со стороны нашей авиации, и был произведен мощный артналет на наш участок высадки, но все равно, румыны, прятавшиеся в камышах, росших у берега, метко сбивали наших ребят при высадке с бронекатеров. Но в итоге мы выбили врага и вскоре освободили город Аккерман, который впоследствии переименовали в Белгород-Днестровский. Здесь мы снова стали участвовать в зачистке росших в пригороде виноградников, причем специально организовывали отделения по сбору военнопленных, чтобы по одному румын и немцев не водить, а кучей собирать. В целом хотел бы отметить, что румыны вояки не очень, но стрелять они умели, так что кое-кто из товарищей погиб при высадке. Вот так мы взяли Аккерман, после чего двинулись дальше.
В конце августа 1944-го года освобождали Измаил, там румыны уже быстренько сдавались в плен, они чувствовали, что их правительство вскоре капитулирует, а немцев я лично даже и не видел, одни румыны встречались. Сильных боев уже не происходило. Далее форсировали реку Дунай и освободили Констанцу. Здесь заняли оборону на берегу, и пробыли около месяца, там доты имелись, не нами построенные, а румынами. В это время мы узнали о том, что румыны перешли на нашу сторону. Вскоре нас по тревоге подняли и перебросили на Болгарию, перешли мы румыно-болгарскую границу без боев, было всего несколько выстрелов, и то я не знаю, кто стрелял, потому что болгары совершенно не сопротивлялись. Вошли в город Варну. Местные жители встречали с хлебом и солью, да и язык у болгар нам родственный, ты легко можешь понять, о чем они разговаривают с тобой. Здесь бригада остановилась, мы заняли оборону по черноморскому побережью, и до конца войны простояли. Ждали возможной высадки турецких войск. Кто стоял на берегу, а кто в центре в Варне. Начали разминировать берег, как сапера меня пригласили в группу минеров. Здесь я увидел, что война не заканчивается с последним выстрелом – один товарищ что-то неправильно сделал и подорвался на мине. Я в этот момент получил ранение осколком в ногу, меня отправили в медсанроту, пролежал около месяца. По выздоровлении вернулся обратно в свою часть, в 3-ю роту 14-го батальона.
 |
Однополчане Василия Михайловича Лабонина за рулем трофейного автомобиля, 1944-й год |
Уже никуда не ходил, нога все еще не срослась. Стояли мы в Варне до конца войны. В мае 1945-го года батальон выехал на занятия в летний лагерь, а меня как раненного и несколько пожилых солдат оставили казарму ремонтировать. Рядом с нами стояла болгарская артиллерийская воинская часть, и ночью 9 мая 1945-го года поднялась страшная стрельба. Мы очень удивились, что такое, посмотрели, Варна располагалась на другой стороне залива от нашей казармы, и город весь светился от ракет и стрельбы в воздух. Только тогда мы догадались, что кончилась Великая Отечественная война. Радовались сильно, ребята из лагеря вскоре вернулись обратно в расположение, рядом с казармой находилась забегаловка, некоторые ребята пошли в нее, немного спиртного взяли. После в столовой отметили, выдали нам по 100 грамм. Дослужили мы в Варне до осени 1945-го года, и тут нашу бригаду расформировали.
- Что было самым страшным на войне?
- Командиры учили, что ничего страшного нет, нельзя не бояться. Но каждый в бою хотел одного – остаться живым.
- Как кормили?
- Нормально, американская тушенка имелась, а в Болгарии вообще все прекрасно, я тогда еще курил, и нам махорку выдавали в бумажных мешках, в половину человеческого роста. Когда мы ходили в десант, то с собой давали ленд-лизовскую тушенку и сухари какие-то, которые нужно было размачивать в воде и есть вместо хлеба.
- Как вы были снаряжены как десантники?
- У нас была обыкновенная солдатская форма, как в пехоте. Вот отдельные батальоны морской пехоты имели сборную солянку – и пехотную форму, и морскую, а нам последнюю даже не выдавали. Затем наши ребята в Варне где-то нашли болгарские тельняшки, одинаковые с нашими, принесли их в казарму и раздавали нам.
- Как мылись, стирались?
- В море. Баню я даже и не помню. А вот вшей у нас не было.
- Замполит имелся? Как к нему относились?
- Обязательно, а как же без него. Отношение к нему было совершенно нормальным, в целом же мы тогда и понятия не имели о политических делах. Кстати о криках во время атаки. «За Родину! За Сталина!» я лично не слышал, у нас больше по матушке кричали. А вот к рядовым коммунистам отношение у всех было исключительно хорошее.
- Как бы вы оценили командный состав вашей бригады?
- У нас был командиром бригады гвардии полковник воздушно-десантных войск Власов, отличный, знающий и грамотный офицер.
- С особистами не сталкивались?
- Нет. Я даже понятия не имел об их существовании.
- Как сложилась военная судьба ваших братьев?
- Александр пропал без вести в начале войны, Валентин погиб в 1944-м году в Венгрии, а Леонид, служивший аэрофотографом, вернулся и умер уже после войны. Николай во время Великой Отечественной работал на гражданском флоте и перевозил военные грузы, дожил до 90 лет, причем ему было присвоено звание «Заслуженный работник транспорта СССР».
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
