Родился я 17-го мая 1927 года на Дальнем Востоке. Деревня Новопокровка Амурской области. Это ниже по Амуру на 300 километров от Благовещенска.
Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни.
Как жили до коллективизации, не знаю. Но уже при мне у нас было крепкое хозяйство: огород 45 соток, да еще в поле участок. Корову имели, кур держали, гусей. В общем, жили как все. Земли там хорошие, но климат не очень. И когда в 1932 случился неурожай, тут уже настоящий голод был. Я не помню этого, но мама мне рассказывала, что я тогда опухший был. И до сих пор помню, что у нас тошнотики делали. Знаете, что это такое? Картофельные очистки помыли, сварили, и в рот, а они обратно, поэтому так и называются…
Семья у нас была большая, родители и семь человек детей: четыре сестры и три брата. Я был самым младшим. Но старшего брата в 1938 году арестовали. Миша всего год как вернулся из армии, поработал трактористом и 23-го февраля его арестовали. А ведь брат за свою работу был в почете. Получал даже премии: двустволку, гармошку… Но время было такое, что всех подряд мели. В нашей деревне было всего тридцать домов, но в тот день арестовали аж двадцать девять мужиков. И вернулся из них потом только один старик… Он потом рассказывал, как их в тюрьме пытали. Подвешивали к крюку на потолке за ноги и разматывали: «Подпиши, что ты враг народа и то, то и то делал…»
В общем, брата забрали и все. До сих пор ни слуху, ни духу… Правда, кто-то нам сообщил, будто бы ему дали десять лет и отправили на Колыму. А потом вроде как пришла телеграмма - «Приеду первым же пароходом», но так и не приехал. А у нас слух такой прошел, что баржу с заключенными чекисты специально потопили… (В 1-м томе «Книги памяти жертв политических репрессий Амурской области» есть информация, что тракторист МТС с.Усово-Покровка Архаринского района Лештаев Михаил Михайлович 1910 г.р. уроженец с.Жариково Тамбовского района был 29-го апреля 1938 года осужден тройкой УНКВД по ДВК к 10 годам лагерей - amur-ivanovka.narod.ru)
А в 1939 году наша семья переехала в Биробиджан. Не знаю, по какой причине. Но сестры уже разъехались, и мы переехали к одной из них. Жили десять человек в одной комнате в бараке…
Я в нашей деревне четыре класса окончил, но когда переехали решил учиться дальше. Опять пошел в 4-й класс, ведь два года не учился, многое забыл. И уже в войну закончил семь классов.
Как узнали о начале войны?
Наверное, как и все, по радио, не помню уже точно. Помню только, что неожиданно совсем вышло. В первое время только и слушали: сдали Минск, сдали Киев, конечно, неприятно. Страшно… А в центре города большую карту повесили и флажками отмечали линию фронта.
И уже вскоре в Биробиджан приехало много эвакуированных. До этого он был заштатный городишко, но именно в войну сильно увеличился. Причем, многие эвакуированные приехали с деньгами. Помню, очень выгодно было торговать иголками. Пять рублей штука. Но с продуктами стало совсем худо.
В первые дни войны в магазинах продукты еще были. Потом остались только крабовые консервы, а уже потом и их не стало. Совсем ничего… А карточки-то еще не ввели, так за хлебом очередь занимали с вечера. Но на весь город всего два магазина, так можете себе представить эти очереди… Голодуха, жрать нечего… Утром в школу иду, под ложечкой сосет… Ведь даже соли не было, сахара, совсем ничего… Потом уже ввели карточки: иждивенцам - 400 граммов, служащим – 500, а рабочим по 800. Так я мечтал устроиться на работу, чтобы эти 800 граммов получать.
А у моего друга отец был начальником пристани. Звучит громко, но там всего один пароходик, фактически катер, и был. И в мае 1942 года я устроился туда учеником моториста. Больше года проработал, а потом мне подсказали: «Есть возможность попасть в Амурскую Военную Флотилию». Я поехал в Хабаровск, и меня приняли помошником моториста на бронекатер №34. И больше года я там прослужил юнгой.
Как служилось?
Замечательно. На катере экипаж пятнадцать человек, и все ко мне относились прекрасно. Никакой дедовщины и в помине не было. Не помню, чтобы ссорились или тем более дрались. Все сдружились как братья. И с соседними катерами очень дружили. Вообще, я служил до 1960 года, и до этого времени никакой дедовщиной у нас и не пахло. Мой командир отделения на редкость душевно ко мне относился. Всему учил, рассказывал.
И закон был такой – если я не сделаю, то кто за меня сделает?! Поэтому все могли подменить друг друга. Я, например, был и моторист, и заряжающий орудия, и подающий снаряды установки «катюши», и санитар.
Какие ребята вместе с вами служили: по возрасту, национальности?
Самые разные. Были и такие, которые служили, по десять лет. Срок службы матроса - пять лет, а тут война… Но в основном молодые, а я самый молодой. Я срочную служил семь лет, так я был даже не салага, а салаженок, потому что младше меня никого на катере не было.
И по национальности самые разные. И русские, и хохлы, и грузины, и армяне, и башкир помню, был, но мы и не вспоминали, кто есть кто. Это сейчас любят попрекать: «Ах, вы понаехали…», а тогда и в голове не держали.
Из экипажа на фронт кого-то забирали?
Постоянно. Готовили и отправляли. Помню, ребята писали с фронта, а кто-то и погиб там.
Кормили как?
Мы же все молодые были и нам, конечно, не хватало. Но на самом деле кормили неплохо. Особенно после моей жизни на гражданке. У нас был морской паек – утром 200 граммов белого хлеба, 30 граммов масла, и чай с сахаром. В обед первое, второе и третье. Вечером ужин, а незадолго до отбоя – вечерний чай и еще 200 граммов белого хлеба.
Вот в 47-м, когда по всей стране голодно было, вот тогда тяжко пришлось. Утром, днем и вечером овсянка… Помню, пожаловались командующему, а ему и ответить нечего: «Потерпите, ребята! По всей стране так…»
Японцы себя как на границе вели?
И дня не было, чтобы они границу не нарушили и что-то не спровоцировали. Причем, и до войны они себя так вели. Я еще пацаном был, так они что делали. Когда проходит их катер, мы же на Амуре жили, то в нашу сторону непременно наведут пушки и хохочут. А близко же совсем, метров тридцать всего, и мы, пацаны, конечно, прятались. А был случай, что у нас Петя Ященко пахал на своем ЧТЗ, тут японцы идут, навели на него свою пушку, а он чего-то вдруг так испугался, что выскочил из кабины и побежал впереди трактора. А японцы хохочут, прямо заливаются… Мы сидели в кустах и все это видели. Наконец он опомнился и заскочил в трактор, но над ним потом все время смеялись из-за этого случая.
А через Амур напротив нашей деревни было китайское село, так мы прямо слышали, как японцы там казни устраивали: крики, плач, выстрелы… И зимой особенно китайцы оттуда перебегали на нашу сторону.
А во время войны японцы совсем наглели. И границу нарушали, и пароходы задерживали, а как-то даже наш катер потопили. Расстреляли его, только один матрос и выплыл… В общем, наглели японцы и только после Сталинграда прищемили хвост.
Так я прослужил больше года, а потом пришел срок моего призыва и меня направили в Красную Речку – это в пятнадцати километрах от Хабаровска. Там тогда стоял учебный отряд Тихоокеанского Флота. На медкомиссии, помню, смешной случай был. Голые все идем, а там комиссия сидит, женщины, девушки, везде смотрят, щупают. И одного высокого парня пощупали, а у него шишка встала. Так одна кричит другой: «Маша, пропусти этого без очереди!»
Прошли комиссию и в баню. Выходим, и никто никого не узнает. Ведь все по гражданке были, а тут все в форме. Правда, бескозырки выдали без ленточек. Чтобы сфотографироваться мне пришлось попросить у одного моряка. И до февраля месяца мы проходили курс молодого бойца. Гоняли по строевой, уставы учили. А 23-го февраля приняли присягу и получили ленточки.
Вот тут уже стали учить тому, что нужно на войне. Даже плавали одетыми в Амуре - учили, чтобы мы могли сбросить с себя одежду в воде. В отряде опять учился на моториста, но эти авиационные двигатели я еще на катере досконально изучил, поэтому учеба давалась легко. В общем, девять месяцев там отучились и нас расписали кого, куда. А меня обратно на мой же родной катер. Там 9-е мая и встретил. Построили, объявили, радости, конечно, полные штаны…
Несли обычную службу до августа. Наша Амурская Флотилия тогда считалась самой мощной речной флотилией в мире. Насколько я помню, тогда в ее составе было около 150 различных кораблей и катеров. В том числе было и несколько мониторов – большие речные корабли, плоскодонные. Они имели по две-три спаренных пушки – 130-мм.
Где вас застала война с Японией?
8-го августа мы стояли на рейде в Хабаровске и по тревоге нас подняли ночью. Вышли на рейд, приняли боезапас, топливо. И наш отряд - четыре бронекатера подцепил буксир и поволок вверх по Уссури. Шли мимо японских застав, видим, японцы бегают, смеются. А мы и сами ничего не знаем. Куда нас тянут, зачем...
А в полночь командир нашего бронекатера лейтенант Лакомов собрал всех в кубрик, открыл конверт и зачитал приказ «… с 00 часов 9-го августа Советский Союз находится в состоянии войны с Японией…» У всех лица сразу посуровели…
Стали готовить боеприпасы, а потом приняли на каждый борт десант, по 50-60 человек и пошли. А я хоть и моторист, но по боевому расписанию был приписан к орудию. У нас на катере была установка «катюши», крупнокалиберный пулемет и танковая башня с орудием. Я как раз был замочным – открываешь, снаряд загнал, закрыл – кричишь наводчику «Товьсь!»
Первую японскую заставу взяли без выстрела. К другой подходим, уже часа четыре утра было. Солдат выпускаем на берег, Лакомов вышел на палубу, проследить за процессом, и тут из кустов выстрел… Лейтенант упал, а я по боевому расписанию еще и санитар. Кинулся к нему, а пуля попала в живот и вышла сзади. Я поднял ему голову, но он у меня на руках умер… Тут подбегает врач – капитан Раппопорт, и падает. Ему пуля в колено попала. Тут уже наш пулеметчик из крупнокалиберного пулемета расстрелял эти кусты. Раппопорта и Лакомова отправили, и больше мы их не видели. Это были наши первые потери…
Потом у нас на пути был город Дуначжень. Китайцы выстроились на берегу с Красными знаменами, транспарантами, что-то там машут. Думали, что провокация, но все спокойно. Немного постояли, пошли дальше.
А дальше город Жаохэ – укрепленный пункт японцев и крупная база. На нашей стороне Бикин, на той стороне Жаохэ, а посередине остров. Мы встали за этим островом, а утром провели по городу артподготовку. Выпустили по городу штук восемьдесят снарядов, дали залпы из «катюш», а потом снялись с якоря и на полном ходу к городу.
Стреляем на ходу, я глянул в прицел, город горит, и слева и справа спарки из трех понтонов с танками. Много их и вся наша 3-я бригада речных кораблей, дивизион бронекатеров, и все на город.
Воткнулись в берег, танки съехали, а шли дожди и они скользят… Тут прибегает одна китаянка и по-русски просит: «Мужа ранило, помогите!» Дали ей бинтов, лекарств. Постояли еще, постреляли, японцев хорошо побили. Вот такое было наше боевое крещение.
Потом команда - по Амуру выйти на Сунгари и на Харбин. Там особых боев не было, но мы постоянно высаживали десанты. Ведь август там сезон дождей, все дороги размыты, и пехоте пришлось очень туго.
Но японцы старались любыми средствами нас задержать. Помню, на подходе к Цзямусы они нам навстречу распустили плоты. Потом перед самым городом мост взорвали. Но только одна платформа рухнула, и мы опять прошли.
А еще до этого нам попался пароход с японцами, который удирал от нас. Ему дали сигнал – «немедленно остановиться», а они открыли по нам огонь. Ну, раз приказ не выполнили, с монитора по нему как бахнули – сбили трубу. Японцев там видимо невидимо было, и они как мыши стали с него прыгать в воду. Плывут, тонут, а мы их расстреливаем…
Наконец, 16-го августа подошли к Цзямусы. Город горит, японцы, уходя, все поджигали. Пошли вперед дальше, высаживали и высаживали десанты. Все это тоже с боями.
20-го августа подошли к Харбину, а нам навстречу японский бронекатер с белым флагом. Генерал Цао, помню, вручил пакет, что весь харбинский гарнизон капитулирует. Японцы хотели взорвать свои корабли, но китайцы не дали. Только один катер взорвался.
Сразу стали разоружать эту Сунгарийскую флотилию, а потом вдруг приказ – трети матросов одеться по форме №3 и построиться с автоматами на берегу. Я тоже попал в это число. Построились и прошли парадом по набережной Харбина. Китайцев было полным полно, и русских много, но все встречали очень хорошо. Потом все окружили нас, и стали расспрашивать – как там жизнь в Советском Союзе?
В Харбине нам и зачитали известие о капитуляции Японии. Но там уже с сентября холодно, и в конце месяца все наши корабли ушли в Хабаровск. Когда возвращались, на Амуре уже лед шел. Вот так для нас закончилась война.
Какое впечатление осталось от Китая?
Беднота похуже нашей. Не дома, а какие-то халупы крытые дранкой, еще чем-то. Запомнилось, что когда мы шли на Харбин, то завидев нас, китайцы толпами выходили на берег и радостно махали красными флагами. Причем, выходили нас встречать целыми семьями. А тогда семьи у них были большие, дети мал мала меньше, так все выстраивались в ряд и все одеты в синие робы. Было заметно, что очень бедно жили, но от людей впечатление осталось только хорошее. Эта вражда уже потом началась.
Как относились к японским пленным?
Нормально. Плохого отношения я не видел. Когда нам объявили, что война, то нас строго-настрого предупредили – «Мы идем не как завоеватели, а как освободители. Не дай бог какого-то мародерства!» Поэтому пленных охраняли строго, и никто их не бил. Такого я не видел. И мародерства никакого не было. Наоборот, всю захваченную у японцев технику мы оставили китайцам. У них, кстати, все суда Сунгарийской Флотилии были выкрашены в черный цвет, а наши в серый.
 |
Из вашей семьи еще кто-то воевал?
Брат Виктор всю войну служил на Дальнем Востоке, был сержантом в пехоте на 1-м Дальневосточном Фронте. Дошел до Мукдена.
Хотелось бы узнать о вашем отношении к Сталину?
Плохо отношусь. Во-первых, за то, что брата ни за что арестовали. Тогда ведь как было? Разнарядка поступала – арестовать по области столько-то «врагов народа». А этим палачам ежовским и этого было мало, они все стремились перевыполнить план… Я уже потом читал, что на нашу Амурскую область пришла разнарядка, что нужно арестовать 1 500 «врагов народа», а арестовали больше трех тысяч…
Но понимание всего этого у меня появилось уже потом. После ХХ-го съезда. А в войну все были за Сталина. У меня тоже сомнений не было. Я и комсомольцем был, и в партию вступил.
Сейчас именно Сталина обвиняют в наших огромных потерях. Вот у вас лично было такое ощущение, что людей у нас не берегут?
Это сейчас стали болтать, а я такого не видел. Закон был один - надо значит надо!
У вас есть какие-то награды за войну?
Только благодарность от Верховного Главнокомандующего и медаль «За победу над Японией».
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
Получилось так, что я служил семь лет срочной службы, а потом еще десять лет на сверхсрочной. Но в 1960 году попал под «хрущевское» сокращение армии, и ушел в запас в звании мичмана. И мы с женой решили переехать в Тирасполь. Она как раз побывала здесь незадолго до этого, и ей очень понравилось. Ведь Молдавия и Дальний Восток были как небо и земля во всех отношениях. Сама жизнь, не говорю уже про климат. Я когда приехал, то прямо не мог надышаться. А какое здесь длинное лето, а овощи, фрукты – настоящий райский уголок. Если не пробовал, то живешь спокойно, а вот если попробовал…
Устроился на электроаппаратный завод учеником сварщика, на машину контактной сварки. Очень быстро освоил науку, и вскоре стал наладчиком, потом мастером, старшим мастером. Потом пять лет работал начальником отдела кадров завода, пока не разругался с директором. Тогда перешел на завод металлоизделий, и до самой пенсии проработал там технологом.
А на пенсии занимаюсь общественной работой в ветеранских организациях.
Большая у вас семья?
У нас один сын и один внук.
Войну потом часто вспоминали?
Часто. И вспоминал, и даже снятся до сих пор какие-то моменты. Но я же и не был особенно на фронте, поэтому каких-то ужасов пережить мне не довелось. Обидно только, что сейчас о войне с Японией почти забыли. А ведь II-я Мировая война окончилась именно с разгромом Японии.
| Интервью и лит.обработка: | Н. Чобану |
За помощь в организации интервью автор выражает большую признательность Денису Неделько и Дмитрию Замковому.
