- Родилась я в Керчи 12 февраля 1917 года, моя девичья фамилия – Галенко. Родители были простые рабочие. Папа имел дроги, папа имел корову, вот так мы и жили. Брат – погиб… неизвестно даже до сих пор ни когда, ни где. Сестра – старшая – была. Людмила. Вот фотографии её. Училась я в школе, школа называлась тогда – имени Короленко. После неё пошла я работать, в Госбанк поступила. Позже нас послали в Симферополь на повышение квалификации, и я получила бухгалтера. И работала в банке дальше.
- 22 июня 1941-го года Вы как узнали о начале войны?
- Работала у себя. Как налетели самолёты! Погода такая пасмурная – и не знали, что это. А они как начали бомбить! Причал у нас стоял, баржа была с боеприпасами. Со всеми. Видно, заранее чувствовали, что должна начаться война и что она должна была от берега отойти. А они как попали туда – как начало всё рваться! Все вот эти бомбы взрывались, и – что сейчас мост, он был деревянный – через него всё перелетало. Это вот всё в Керчи было…
Первый муж, с которым я была зарегистрирована, он сразу ушёл на войну – и пропал без вести под Брестом. Вот эти первые бои. Туда попал…
- После начала войны жизнь сильно изменилась?
- Конечно, я же была военнослужащая [Так у автора. Возможно – военнообязанная. – Прим. ред.]! Керченская военно-морская база у нас образовалась – и я там была. Меня туда призвали. На какую должность – ну, я была, как бы Вам сказать… на складе работала, склад боеприпасов был.
- Какие задачи перед Вами ставили?
- Как «задачи»? Как говорится – если что случится или бомбы падают – чтоб уже не убегали никуда, ничего… Мы боеприпасы выдавали на корабли, а потом после этого минпартия была здесь, мины мы собирали после войны. Здесь же весь пролив был заминирован.
- Когда немцы начали подходить, Вы были эвакуированы?
- С войсками. Мы работали вначале, в крепость ушли, а потом нас на Таманский полуостров перебросили – и тоже бомбили… перед нами одну баржу разбили… вторую, как говорится – мы как-то получились счастливые, как-то мимо нас… мы добрались до берега Тамани. А там уже мы по-военному все были.
- Немецкая авиация Вас сильно бомбила, а противодействие нашей авиации – было?
- Ну, а как же, конечно, было. Ну, опоздали немножко, когда первый раз налетели. Конечно, было.
- Немецкая, советская авиация: сравните, кто в 1941-м году чаще бывал над Вами?
- Ой, ну Вы же знаете, что немцы так наступали! В панике мы, наш Советский Союз, не успели собраться. Всех в это время поотпускали в отпуска; пока собрались… дай боже им, хорошо хоть вообще летали.
- 22 июня 1941-го года Вы узнали о начале войны. Было ощущение, что это надолго?
- Вначале мы как-то не сообразили – а потом, конечно, все ждали… и в душе было, что вот пройдёт время – всё равно Советский Союз победит, как говорится.
- Даже в 1941-м и 1942-м году?
- Да.
Все считали: во-первых, из Сибири прибыли войска. Вот, когда он в Сталинграде... Потом – на Курской дуге… сибиряков прислали из Сибири, пока задерживались, думали, что Япония откроет с той стороны фронт. Но а там наши были разведчики. Было или что, этого не будет. Так что спокойно всё… пришли на помощь к Сталинграду... Курская дуга, вот здесь она…
А в 1942-м – тем более было… здесь немца застали: два раза ж Керчь переходила. В 1942-м году мы и пушки, и боеприпасы все перевозили через пролив: тогда лёд был кошмарный, по льду. Не кораблями. Но некоторые пропали, затонули, а вообще переправлялось через пролив всё: и танки, всё шло. Лёд был толстый очень. В 1942-м году зима была – очень!
- Вы были на Таманском полуострове, когда немцы второй раз захватили Керчь?
- До Новороссийска мы шли. Отступали, да, а немец там какие-то высоты занял, наши корабли готовились к уничтожению, да. Ну и получилось так, что наши подоспели, всё, их отогнали, и корабли все сохранились, а потом уже возвращались в Керчь. А мы отступали до Новороссийска, он был тоже захвачен. Туда дальше (сейчас – это Сухуми) временно нас отправляли, в основном – женщин. В Сухуми я тоже работала, тоже на складе. На военном, с боеприпасами.
Потом вот начали возвращаться. Когда уже, как говорится, освободили перед этим Новороссийск. В 1944-м, да? Подождите, сейчас вспомню. Ну, так это было уже в апреле-месяце. Керчь практически была полностью разрушена, что ж. Мы работали – и все, военные, не военные – все собирали камни и Керчь восстанавливали.
Ну вот у меня оставались в ней папа и мама, но их нигде не было. И, когда мы прибыли, я попросила, чтобы меня отпустили, и я пошла по улице туда, где раньше был военкомат старый, увидела, что дом наш – целый, потому что его перелетали снаряды батарей, которые там на Митридате стояли. И на Таманском полуострове. И как наш дом стоял на перелёте – я, как увидела дом – я прибежала, плакала, радовалась… а потом работала в секретной части уже в тылу, когда освободили. А когда вошли в Керчь – ничего, пустота была. Разрушено, кошмарно.
- В армии в то время были комиссары, потом замполиты. Какое к ним было отношение?
- Были, а как же… хорошее отношение. Потому что уже Новороссийск взяли, всё… даже Брежнев оттуда же вышел. Потом уже и Керчь. А после освобождения я работала в секретной части: в Отделе тыла, но – уже не военной. Да, вольнонаёмной.
- А во время работы в секретной части Вы имели дела со СМЕРШ, с контрразведчиками?
- Был такой. Сталкивались.
- Какое отношение было к ним?
- К СМЕРШ-у – так себе. Мы чувствовали, что там затевают что-то нехорошее. Не то что «нехорошее»… они выявляли разных шпионов…
- Когда служили, у Вас какая форма была?
- Морская. Фланелька, тужурочка, сапожки были… когда холодно – валенки носили.
- Встречаются данные, что многим женщинам обувь по ноге трудно было подогнать. Вы с такой проблемой сталкивались?
- Да. Но я на складе работала: как-то подбирали под размер. Ну, если немножко большое – ни черта страшного. Наматывали. У нас были портянки.
- Бельё какое у Вас было? Мужское?
- Конечно. Не дамские рубашки.
- Как в армии кормили?
- В армии – кормили, мы не голодовали. Кормили хорошо. Ещё и по сто граммчиков давали. И не по праздникам, по-моему, а каждый день.
- Вы на складе обеспечивали деятельность флота?
- Да, и десанта, когда высаживался сюда. Обмундирование выдавали.
- Вас за это награждали?
- Видите, какие у меня награды? Награждали, конечно! Потом, когда уже прибыли – после этого, попозже, приходили документы. Все у меня документы на мои... есть. Показать вам?
- Я верю. Романы в армии – были?
- Были, было всё, были романы… Вот за Прокофьева я как раз вышла. Потом уже зарегистрировались…
Как? Ну, в сорок каком-то году познакомилась с Борисом Владимировичем Прокофьевым просто на военно-морской базе. Он был капитан первого ранга. И любовь там началась, всё это… Но, так как он был на тот момент женат – я с ним не стала никаких иметь отношений. Потому что, ну... Как бы – это не гоже, да? И по прошествии скольких лет – это было уже, наверное, году в 1983-м или 1984-м – Борис Владимирович меня находит через военкомат. У него умерла жена.
Да... он хранил все мои письма. Он хранил пластинку, которую мы вместе в окопе нашли. Он всё хранил. И в итоге – поженились на старость лет. Вот так. А Вы говорите – «романы»… Вот она, любовь настоящая была, фронтовая, которая потом закончилась браком. И теперь он здесь и похоронен. В Очакове.
- Потрясающе. Встречаются упоминания, что беременных девушек из армии списывали. У Вас такие случаи были?
- Я, Вы знаете, не помню…. конечно, отправляли. Домой… или я не знаю, куда. Что они – с детьми будут, что ли?!
- Какое было отношение к немцам?
- Ой, презирали мы их всех, конечно; как «какое отношение?»… напали на страну – ещё отношение к ним хорошее иметь?! Не помню я, в какой момент – среди нас, которые работали на кухне или ещё что там-то, где-то была жалость к их детям… некоторые подкармливали их, были случаи.
- У Вас какое-то свободное время – было?
- Ну... Приезжали в армию концерты. Были. Да. Там танцы, ещё что-нибудь… Было. Я не помню, танцевала или... О! Я любила танцевать. Танцевала.
- Как было со вшами на флоте?
- Нет, этого не было. Это когда вот началась война – моя сестра старшая с мужем работали, там авиаполигон был, их эвакуировали. Так, пока они доехали до Сибири, они сидели там все, щёлкали… у нас такого не было. Потому что я – в той стороне, я – вот здесь на юге.
- Помывка была регулярна?
- Да. Где мы мылись – я уже не помню. Но, во всяком случае, мы чистые были.
- Из армии Вы ушли в 1944-м году?
- Да. И стала вольнонаёмной. Как получилось – потому что здесь мои папа и мама были. Когда я прибыла в Керчь, здесь был у нас, не помню, как его фамилия… я попросила, чтобы вообще меня освободили от армии – и уехала в Симферополь. Дали мне машину – и я поехала в него маму и папу забирать из лагеря. Потому что их, когда заняли Керчь, прямо, как говорится, ловили, садили и отправляли прямо туда. Немцы, да. Ну, и я нашла там и маму, и папу, и привезла…
- 9 мая 1945-го года.
- Ой, 9 мая – это когда освободили?
- Нет. Победа, 1945-й год, немцы капитулировали.
- Дома я была – и сказали, что война кончилась. Все повыбегали на улицу – знакомые, незнакомые – и целовались и радовались. Шутите – Победа?! Да…
- Спасибо, Евгения Михайловна!
Интервью: | Н. Аничкин |
Лит. обработка: | А. Рыков |