Борейко Яков Ильич

Я родился 14 декабря 1923 года в Винницкой области, село Степашки, Гайсинский район. Промышленности и какого-то производства в селе не было. Главная достопримечательность в деревне - мельница.

Родитель мой - Борейко Илья Филиппович, рождения 1891 года, мастер-краснодеревщик, специалист хороший. Воевал в первую Мировую, участник Брусиловского прорыва. Мать, Лукерья Пантелеймоновна - простая женщина, совершенно неграмотная, не умела, ни писать, ни читать. Ее девичья фамилия Слободенюк...

В деревне мы жили до 1935 года. После голодовки 1933 года, отец завербовался на производство в Донбасс.

Я учился сначала в деревенской школе, а потом, до девятого класса, в городе Славянск. В школе компания у нас образовалась, и втроем мы поступили в аэроклуб. Одновременно занимались в девятом классе и в аэроклубе. До обеда в школе, а потом в аэроклубе. Здание аэроклуба было в центре города. Там зимой занимались теорией.

- Вы, учились и в школе, и, одновременно, в аэроклубе, где совершенно другая программа. Одно другому мешало?

Качество учебы в школе, конечно, понизилось. Времени не хватало - некогда было читать литературу...

- Учителя знали о том, что Вы в аэроклубе учитесь?

Сначала не знали, а потом, когда успеваемость у нас троих снизилась, "вычислили". Некуда деваться было, и мы признались...

Учителя нормально отнеслись. Понимаете, было это в то время, когда такие занятия поощрялись. Клич был: "Комсомол - на самолет".

Закончили аэроклуб, приехали летчики с Ворошиловградской школы, проверили технику пилотирования, теорию, и военком нас всех призвал, время назначил и отправил в Ворошиловград. Получилось так, что я ушел в армию, но никакого документа о том, что я закончил сколько-то классов не получил. А мы и понятия не имели, что справка нужна будет... В 1940 году направили нас в авиационную школу... Когда это было? Кончили школу, сдали экзамен это май-июнь. Две недели нам дали, вроде на отдых, и где-то июнь-июль...

- Мандатная комиссия была?

Конечно, в то время это была главная комиссия. А медицинская уже потом.

- Как началась Ваша служба?

С чего служба всегда начинается? С карантина. Постригли, помыли, одели в солдатскую шинель, выдали обмундирование, "б\у", выгоревшее, плохо проглаженное.

В карантине мы строили тир: четыреста метров длина, стенка для мишени. Там пристреливались самолеты. Построили тир, и к сентябрю начались занятия - теория.

Самолет мы изучали "У-2". Зимой начали летать на нем. Потом на "СБ", на котором выпускались.

- А "Р-5" не было?

Переходный самолет был "Р-5". Некоторые полетали даже на "ТБ-1" - это прототип "ТБ-3". "ТБ-3" - четырехдвигательный, а "ТБ-1" двухдвигательный. Но я на нем не летал, только со стороны видел. Нас сразу перевели с "Р-5" на "СБ".

- И что Вы скажите об этих машинах?

"Р-5" - самолет надежный, и надежность была заложена в двигателе. Случаев отказов двигателя "М-17" я не помню. Но как боевой самолет "Р-5" уже устарел окончательно.

"СБ" - это уже совершенно другое поколение. Металлический полностью. Он красивый сам по себе, технология производства была совершенно другая.

- При пилотировании "Р-5" трудности доставлял?

Трудности были. Самое главное на "Р-5" удержать направление на взлете, и хорошо подвести на посадке. На взлете строгий. Опоздал с ногой, уже разворот... Не исправишь.

А "СБ" совсем другое дело. Простой в пилотировании. Отличный самолет.

- А качество остекления на "СБ" хорошее было?

Бронированного стекла не было... А по прозрачности? Ну, может быть, и были какие-то серии, но я, лично, недостатков не отметил. Я с кабины летчика видел все нормально.

А на "Р-5", Вы представляете - расчалки, крылья, длинный нос, все это ограничивало видимость... Штурмана не видно совсем...

- Мы разговаривали с выпускником Вашей школы, Героем Советского Союза, Титовичем. Он, кстати, тоже на штурмовиках летал. Он вспоминает, что самолет "СБ" всем нравился. А "Ил" не сразу приняли. У Вас такое было?

По пилотажу "СБ" хороший самолет. Но я на "СБ" не воевал. Да я на нем всего налетал пятьдесят два часа. Это разве налет?

- А сколько у Вас всего налета до войны всего было?

В аэроклубе полетал часов двадцать. На восемнадцатом полете вылетел самостоятельно. И полетали мы там самостоятельно, в зону, наверное, пять зон и по кругу...

- Когда с "СБ" Вы пересели на "Ил-2", каковы были Ваши ощущения?

Процесс этот был длительный, потому что, когда осенью 1941 года немец подошел, и ясно стало, что остановить его невозможно, Ворошиловоградскую школу срочно эвакуировали в Уральск. Офицеры с семьями и материальные ценности уехали эшелонами. Курсанты пешком пошли в Уральск. А нас, группу, человек двенадцать-пятнадцать, направили на дальнейшее обучение в Краснодарское объединенное авиационное училище.

Приехали в Краснодар, но совершенно не летали. С Краснодара мы эвакуировались в Закавказье, такая станция и аэродром Евлах. А как деревня называлась, уже забыл. Там мы полетали на "СБ" на так называемое боевое применение. Экипажи из курсантов и летчик, и штурман, выполнили несколько полетов строем и один с бомбометанием на полигоне. Бомбы были практические "П-40", цементные.

- Внутри бомбы была вода? Или просто болванка?

Взрывчатое вещество было - бомба взрывалась...

И все обучение... После этого мне записали, что я летчик-бомбардировщик, закончил, и все прочее... И я получил сразу лейтенанта...

В школе сержантами нас выпустили. А раньше выпускали офицерами, тоже лейтенантами...

- Приказ Тимошенко, да?

Да. Нам уже пошили обмундирование, все уже висело... И тут приказ, и мы сержантами уехали в Краснодар. (Приказ Тимошенко был значительно раньше, чем отъезд в Краснодар осенью 1941г. учитывая, что зачисление в школу было где-то июль 1940 г., то выпуск из школы мог быть в мае-июне 1941г. О.Р.)

- Ваше отношение, к приказу Тимошенко какое было?

Какое? Я, лично, не придал особенного значения, и обиды не было. Приказ есть приказ и все...

Уже потом стали размышлять, и скажем так, не понятно было - одинаковые по подготовке летчики один - сержант, а другой - лейтенант.

- В нашей бомбардировочной авиации командиром экипажа являлся пилот. А у немцев считалось, что командир экипажа - штурман, тот, кто бросает бомбы. Как Вы считаете, что было более правильным?

Более правильно было - командир летчик. Потому что командир несет ответственность за все. Штурман, он человек-штурман, больше ничего у него авиационного нет. Он не умеет летать, он не мог заменить летчика.

- Но в случае, если штурман погиб, то вероятность выполнения задания только одним пилотом мала.

Ну, до цели, штурмана убить не могли. Над целью или после, да.

- После того как он бомбы сбросил он уже, в общем, и не нужен...

Нет, он нужен, чтобы привести домой в сложных условиях, ночью и так далее. Летчику некогда же заниматься этим делом.

Возможно, что мое личное мнение сложилось потому, что мне не представилась возможность летать с высококвалифицированным штурманом. Я пол войны пролетал со штурманом-корректировщиком. И у меня сложилось определенное мнение, и не очень хорошее.

Я знаю, что были штурмана настоящие, и мне доводилось летать с ними уже в мирное время. А в войну я его привозил на цель, показывал, он делал свое дело, и я его привозил обратно.

- Вернемся к обучению. Вы закончили полеты на "СБ". Вас должны были после этого, либо в ЗАП отправить, либо в боевую часть.

После окончания Краснодарского объединенного училища, меня направили в запасный авиационный полк в такой городишко - Петровск, Саратовской области. Это было в конце 1942 года.

В ЗАПе, нас приняли как солдат - поместили в казарму. Ничем серьезно не занимались. Главная проблема была занять очередь в столовой.

- Кормили плохо?

Да. ЗАПы, как система подготовки кадров для боевых частей, была явно недоработанная. В запасных полках инструктора были такие, которые не могли готовить летчика к боевым действиям. Они не знали, что такое война, что такое боевой вылет. Потому что они сами не воевали.

Вот у меня в Петровске, в этом запасном полку был молодой инструктор, лейтенант, молодой человек, который мог научить взлететь и сесть и все. И то он не учил меня этому как следует. Мы были, как, ну, резерв. И тут вместо "СБ" в запасный полк начали поступать "Ил-2".

- Ваше первое впечатление о "Ил-2"?

Впервые я увидел "Ил-2", на аэродроме в Петровске. Раньше его не видел, не читал о нем, абсолютно никакого представления не имел. И когда пригнали группу самолетов, впечатление: совершенно иной тип самолет...

Этот Петровский 15-й запасный полк был разведывательный. Не штурмовой, а разведывательный. И самолет "Ил-2" поступал туда в разведывательном варианте. С фотоаппаратами, с сильной радиостанцией, и все остальное.

- А учебные фильмы на тот момент по "Ил-2" были?

Нет. И вообще я не видел. Ни разу. На этот "Ил-2", на который я переучивался, в запасном полку, мне дали инструкцию по эксплуатации техники пилотирования, на желтой бумаге, обложка с заклепками на заводе сделанная и все. Мы прочитали ее, посмотрели самолет, потрогали, и на этом кончилось. Никаких фильмов.

Оценки давать я тогда не мог, потому что я не был специалистом. Я на нем не летал, я не знал его боевые возможности. А летать научили на нем таким образом: дали мне два провозных полета на "УТ-2". Подошел к земле на повышенной скорости, разогнал, выровнял... А "УТ-2", если вы читали про него, он летучий. Выровнял, километр летит и садится...

- У Вас "УТ-2" были с прямыми крыльями или модернизированные?

Уже стреловидный. Небольшая, пятнадцать градусов стреловидность была...

После "УТ-2" пересел на "Ил-2" и все.

- И первое Ваше впечатление?

Совсем другая ситуация. Мощный двигатель, шум сплошной, масса такая в руках. Я взлетел, круг сделал, сел. Лейтенант-инструктор залез на крыло, открыл фонарь, посмотрел мне в глаза:

- Как?

Я говорю:

- Нормально.

- Давай еще один сделай, и все...

Два полета сделал, потом два полета сделал на следующий летный день, полет в зону. В общем, три дня летных было. Две зоны и шесть полетов по кругу. Вот с таким багажом я уехал воевать.

- А как Вас отправили на фронт? Полк пришел сюда на переформирование?

Это очень интересная история.

Вызывает начальник штаба. У меня в деле было записано: "Может быть назначен на должность командира звена".

- Это после шести полетов? Можно было уже командиром?

Нет, меня командиром звена рекомендовали на "СБ", в Краснодаре. Выпустили и написали, что может быть назначен на должность командира звена. И вот в ЗАПе обнаружили эту запись, сформировали экипажи, три самолета дали, мне предписание дали: воинская часть такая-то.

- Указали и маршрут и аэродром?

Нет, сказали сесть в Липецке на дозаправку, и там спросить, где эта ВЧ, где аэродром. Представляете? Мне еще и девятнадцати лет не было. Поди, разберись, где там что.

- Вы втроем полетели?

Да. Ведущий - командир звена. Ну, мы взлетели, набрали шестьсот метров. Так и шли до Липецка. Рано прилетели, зарулили, выключили. Я пошел к диспетчеру, пожилой мужчина, видно, знающий дело.

- Заявку куда давать? - Он меня спрашивает.

А я говорю:

- Вот в ВЧ такая-то.

Он спрашивает:

- А где это?

Я говорю:

- Откуда я знаю. Мне сказали, "Там спросите". У Вас - говорю, - значит.

Он возмутился, но говорит:

- Ладно, идите в столовую, пообедаете, а я займусь тут.

- Вам выделили самолеты на перелет из состава корректировочной эскадрильи?

Нет, самолеты выделили запасному авиационному полку, которому с завода пригоняли самолеты. Там формировались подразделения разведывательной авиации. В то время у каждой воздушной армии было две таких эскадрильи.

- В полк техника приходила с завода уже подготовленная для разведывательной работы, или в полку ее переоснащали?

Да, на заводе оснащенная.

- Качество "Илов" в этот момент Вас удовлетворяло? Или все-таки оставалось желать лучшего?

Ну, для того, что бы сказать на счет качества, надо опробовать его как следует.

Я скажу на счет "Ил-2": и в разведывательной авиации и в штурмовом варианте, я ни разу ни в одном вылете не ощутил какого-то недостатка. Ну, там по мелочи что-то было, там какой-нибудь приборчик, там что-то такое. Ни разу двигатель не чихнул, ни разу не сдал, ни в одном полете.

- Это заслуга Ваших техников, ведь так же?

Ну, это заслуга завода, производителей. Завод, который делал эти двигатели, завод который делал эти самолеты. Потому что...

Конечно, недостатки были, но техники, они для того и существовали - их устраняли. Ну что, устранили, и я полетел нормально опять.

Ну, что-то с оружием было, где-то заклинило... Или плохо смонтированная лента заела, дальше не поступает. Это естественные недостатки. Недостатки были. К примеру, ручка управлением двигателя, неотшлифованная как следует, была, скажем. Ну и что!

Ну, масло потекло, это же не главное. Исправили, и поехал дальше. Я говорю, что самолет сделан был идеально. Отвечал условиям ведения боевых действий, другого лучшего самолета нет.

- В разведывательном варианте камера была в кабине стрелка, да? Здоровая такая, "КР-1" что ли?

Сзади кабины стрелка монтировались фотоаппараты "АФА-33", два аппарата. Бывали варианты, даже три аппарата было, один вертикально и два так. Для того что бы...

- Для перспективной съемки.

Ну, перспективы почти не было. Ну, там пятнадцать градусов наклон. Понимаете, площадь увеличилась... Плановую фотографию можно было сделать двумя аппаратами.

- На разведчиках была предусмотрена возможность использования бомб и ракет?

Бомб я ни разу не возил. "РСы" были. "РС-82" в основном. По четыре на крыло. Да, ну когда не было на складе, так "РС-132" вешали по две штуки. Бывало, что ракеты не вешали. На складе нет их, к примеру, не привезли...

- В продолжение Вашего боевого пути. Вы пошли в столовую, а дальше что?

Нас покормили, пришел я опять к диспетчеру, он говорит:

- Нашел. Эта ВЧ базируется в районе Патеш.

И потом добавил:

- Вы имейте в виду, дело после обеда, вы летите на запад. Солнце в глаза, вам на последнем этапе немножко надо снизиться на всякий случай.

Диспетчер такие рекомендации дал и все. "Патеш", раз по карте прямую линию провели.

Прошло пару часов, взлетели... Прилетели мы засветло, прямо на аэродром, часов, наверное, в пять.

- Прямо на свой аэродром?

Ну не сразу, конечно. Я, пользуясь указаниями, которые получил, во второй половине полета снизился. Снизился и потерял временно детальную ориентировочку. Я раньше летел и каждую деревню по линии вел пальцем. А тут засмотрелся, снизился, скорость другая, точно не знаю, что там дальше. Но курс держал. Ждал сначала железную дорогу, которая идет с Орла до Курска, и почти параллельно ей идет шоссейная дорога. Но проскочил железную дорогу, не заметил, вышел на шоссейную дорогу, развернулся влево, потому что снос был какой-то все-таки. Держал курс, а надо было держать градусов на десять или на пятнадцать меньше. Из-за аномалии. Мне пришлось потом развернуться налево, выйти, а шоссейная дорога проходила через город, вышел на город, прокрутился, круг сделал, никакого аэродрома нет. Он в районе Патеш. Я вокруг Патеша облетел. Звено, вроде держатся ребята.

- Связь с ними была по радио?

Нету связи. У меня передатчик был. Но мне не дали частоту. Молчат. В этих условиях молчат все, как правило.

Мне повезло - я увидел, подозрительное поле, на зеленом поле следы от колес....Представьте себе.

Я построил еще один круг, выложили "Т", я распустил звено, сел. Пробег кончился, а посадочный курс был прямо с юга на север. Пробежал солдат, красным флажком помахал, давай сюда. Зарулили мы в лес, нас затолкали и все. На этом аэродроме оказалась и эскадрилья, которая нам нужна была и, на другой стороне был полк истребительный, никак не связанный с этой разведывательной эскадрильей...

Представьте себе, вот так нормально прилетели...

- Действительно повезло. Раз уж Вы коснулись этого, то вопрос: с блудежками как дело обстояло? Я имею в виду, потерю ориентации при выполнении полетов, приводящую к тому, что самолеты не возвращались на свой аэродром и т.п.?

Никто по-настоящему этим делом не занимался. Легче было написать - "боевая потеря".

Все зависит от уровня подготовки, и натренированности. Я лично летал с уверенностью, что я никогда не заблужусь.

А вообще-то блудежек хватало. И даже не одиночных. У нас был случай - эскадрилья заблудилась. Командир эскадрильи вел, заблудился и сели в поле. Сломали один самолет. Разбирательство было. Но я лично не знал, какие меры были приняты командованием. Может быть, не до этого было. Потом прислали туда заправщиков, перелетели и все... А то, что самолет сломали - подумаешь, новый пришлют.

- Вы в какую эскадрилью прибыли? Номер?

Это была 14-я отдельная разведывательно-корректировочная эскадрилья, а после Орловско-Курской битвы ей присвоили другой номер, и стала она 11 гвардейская.

- Как Вас встретили в эскадрилье?

Я какой-то встречи не отметил. Встретили, как обычно молодежь встречают - "пополнение пришло", познакомились. Вот тебе землянка, вот тебе столовая, вот тебе это, и все... Абсолютно новая обстановка, никаких знакомых. Командир спросил, что мы умеем делать. А мы ничего не умели делать. Воевать мы не умели.

- Кто был командиром эскадрильи?

Командиром эскадрильи был Иван Сергеевич Тищенко.

- Он на боевые задания летал?

Очень осторожно и очень мало.

- На Ваше мнение это так и должно быть?

Нет. Командир должен быть боевым летчиком. Он у меня лично не пользовался никаким авторитетом.

- А когда пришли к такому мнению?

Когда я увидел, как он ведет себя, как он управляет, как он отдает приказы, боевые распоряжения...

- Кто у вас был замполит?

Замполит эскадрильи был не летчик. Человек, который не мог меня воспитывать, или каким-то образом влиять на меня, потому что он сам не специалист. Но они такие мастера поговорить...

Мнение о командире, как абсолютно не имеющем авторитета среди летного состава сложилось не только у меня. Это привело к тому, что я перед Висло-Одерской операцией бросил эту разведывательную эскадрилью и перешел к штурмовикам.

- То есть надоело, дальше некуда?

Ситуация меня не удовлетворяла.

- А кто же тогда в основном командовал полетами? Начальник штаба? Начальник звена? Командир звена?

Командир эскадрильи. А помогали мне приобрести опыт те, кто летал, более опытные в боевом отношении, они имели большую практику. Я на них смотрел, с уважением слушал, каждое слово.

- Но каждый летчик вырабатывает свои навыки, принципы ведения боя, полета... И не каждый совет может быть полезен в другой ситуации. Как Вы "фильтровали" то, что они говорили?

Вот так вот, потому что, если повторить точно, так как он сказал, это еще не все, потому что он это делал в одной обстановке, а мне пришлось совсем другая обстановка, тот его совет он не полностью годится. Я должен был что-то дорабатывать. Принимать свои решения, дополнения к его совету.

Каждый раз, в каждом полете все по-разному было. Так же не бывает, что все время одна и та же обстановка. Каждый полет не повторим...

Поэтому чужой опыт полезен, но принимать решение надо было уже самостоятельно. Самому думать. Но не сразу это приходит, сперва пользуешься чужим опытом, пока своего не набрался...

- Когда Вы начали понимать, что на земле и в воздухе происходит?

Навыки эти со временем формируются, для меня лично, наверное, где-то в пределах двадцатых вылетах.

Каждый полет, я вам говорил, разный. Нас старались ориентировать, по данным разведки, которые имел штаб, что где происходит. А я когда прилетал, старался увидеть то, что где на самом деле есть.

- А снимки вам какие-то давали? То есть, снимки позиций каких-то?

Снимков никто нам не давал. У нас была полетная карта и больше ничего. Отметку там поставил, и больше ничего.

Каждый вел, как тетрадь ведет человек, сам себе записи в блокноте делает, там и я на карте делал. Отметка для меня понятная, другой может не понять, а мне ясно... Каждый только своей картой.

- Сколько времени у Вас занимала подготовка к боевому вылету?

Время подготовки к боевому вылету всегда зависело от цели полета, от задания.

- А среднее время подготовки самолета техническим составом?

Оно всегда превышало время подготовки летного состава. Пополнить боеприпасы, заправить топливом, масло долить, сжатый воздух в баллоны заправить...

Если у самолета никаких недостатков не проявилось, то двадцать-тридцать минут и он готов.

- Ваше отношение к техническому составу?

Вы знаете, технический состав и летный состав, воздушные стрелки, штурманы, корректировщики, техсостав - это было для меня лично, единая семья. Единая семья. Так я относился к ним и они ко мне.

Техники делали свое дело добротно, обеспечивали безопасность. Это позволяло выполнить боевое задание. Как же я должен относиться к этому человеку? Не было никаких проблем.

- В этой разведывательной эскадрильи Вы летали единичными экипажами? Или парами? Сопровождение истребителей всегда было?

Когда сформировалась эта эскадрилья в полк - то в полку была эскадрилья истребителей для прикрытия. Эскадрилья "Ил-2". Эскадрилья на "Яках". И звено ночных разведчиков на "По-2". Вот такой был полк. Так что уже во второй половине войны в полку, была возможность прикрытия.

А когда первые боевые вылеты, то никаких прикрытий.

- Но ведь немцы за разведчиками охотились? Как на это смотрело наше командование?

А никак не смотрело. И как смотреть, если не было возможности обеспечить прикрытие. Даже с соседнего полка, истребительного. Он имел свои задачи и все...

- А потери в эскадрильи были? На тот момент?

На Курской дуге, мы потеряли четыре машины, четыре экипажа.

- Экипаж погибал с машиной?

Все не возвратились.

- У штурмана пулемет был?

Обязательно, "Березина 12,7". Наверное, около двухсот патронов. (150 штук в ленте О.Р.)

- Расскажите про взаимоотношения в экипаже? Между стрелком-штурманом и летчиком?

Мы уже затронули уровень штурманской подготовки... Если мой штурман слаб, как штурман, то я не настаивал на замене. Я делал все, что бы была защищена честь экипажа. Я никому не говорил в полку, что он в вылете не то сделал, или плохо сделал, и такое прочее. Это оставалось у нас двоих на совести. Я другой раз не хотел сделать больно ему, высказать свое мнение...

- В чем была основная слабость штурманской подготовки?

Вот, к примеру, Иван Кузурмен, который попался мне в экипаж первым, еще в ЗАПе. Он закончил артиллерийскую школу, он артиллерист. Он знал теорию стрельбы, как приготовить прицельные данные для пушки, и все. В авиационном отношении "ноль". Он чистый артиллерист, не имеющий понятия в штурманской службе. Он не мог рассчитать маршрут. Их как готовили? Взяли подготовленных артиллеристов, провезли на "Ли-2" один полет, и направили в ЗАП.

- То есть вся работа штурмана оставалась Вам?

Я все взял на себя с самого начала и до конца.

- Вообще смысл в таком штурмане был?

Он числился у меня в экипаже, и в смысле корректировки огня был мастер.

- По поводу корректировки огня, Мы беседовали с Героем Советского Союза Барштем Абреком Аркадьевичем, он летал на истребителях. И он совершенно спокойно корректировал артогонь на "Харрикейне", на "Яке"... Без всякой подготовки...

Вы знаете, сейчас можно все говорить.

- Он же Герой Советского Союза...

Ну и что из этого?

- Вы считаете, что он слегка прихвастывал?

Мнение такое. Я, например, в совершенстве владел теорией и практикой корректирования артиллерийского огня. Сколько я сделал вылетов на корректировку, и ни разу артиллеристы с первого залпа не попали. Попадали только в район цели.

Обычно мы корректировали огонь крупнокалиберной артиллерии, армейских артиллерийских групп, которые стреляли на двадцать километров примерно. И надо было точно определять координаты разрывов относительно цели, что бы им дать материал, для уточнения прицельного угла и так, и так, и так далее. Три раза минимум надо было точно определить.

- А чем Вы, или ваш штурман, пользовались для корректировки?

Глаза, карта.

- Дальномеров никаких не было?

Ничего. В том-то и дело, что он умел видеть расстояние, точно определить, в метрах и потом он уже координаты им давал, потому что для них метры ничего не значат.

- А провозные полеты были?

Нет, и не могло быть провозных, потому что я прилетел на трех "Ил-2", а в эскадрилье были "Су-2".

- Когда Ваш первый вылет был? Именно боевой вылет?

Первый вылет под Орлом. Наверно, дней через десять как мы прибыли в эскадрилью.

Боевой вылет у меня был не с этим штурманом, с которым я прилетел, а с тем, который уже повоевал. И он мне от взлета до посадки говорил, как маневр надо строить и все другие подробности...

Он дал мне провозной полет, под Орлом первый раз. И я тогда пошел.

- А как штурмана оценивали возможности для корректировки разведки "Су-2" и "Ил-2"?

Выше качества "Ил-2". Когда они посмотрели, что это совсем другие возможности, совсем другие условия и...

На "Су-2" он сидел как летчик сзади, из кабины хороший обзор. А тут он сел, спиной вперед, условия хуже, но защищенность от атак снизу - бронеплита была (Пол в кабине в/стрелка не имел брони, а удлиненный бронекорпус и ремонтный вариант дополнительной брони были сделаны позже О.Р.), для штурманов конечно было важно...

- У Вас был разведывательно-корректировочная эскадрилья. Сколько вылетов на корректировку и сколько на фоторазведку?

Примерно пополам? Во время, когда готовится операция, мы делали снимки - фотопланшеты на направление главного удара, где будет осуществляться прорыв. Общевойсковая армия прорывала примерно в полосе пятнадцать-двадцать километров. Всю тактическую глубину обороны противника и тридцать километров по фронту. Вот эту площадь делали с масштабом сто метров в сантиметре.

- А с каких высот обычно фотографировали?

"АФА-33" Тридцать сантиметров это фокусное расстояние, сто метров в сантиметре - три тысячи метров.

- А выше или ниже?

Каков заказ будет. Сказали пятьдесят метров - мы высоту пересчитаем сами.

- Объектив не выставлялся на земле, на эту высоту?

На земле выставлялся на фокусное расстояние на три тысячи метров. Механики фотолабораторий готовили все, заряжали, все расстояние ставили и никаких...

- Кому конкретно подчинялась ваша эскадрилья?

Конкретно подчинялась эскадрилья 16-й воздушной армии.

- В одном из интервью с авиакорректировщиком, говорилось, что его эскадрилья была подчинена артиллеристам, а не воздушной армии. И он говорит, что, в частности и представление к наградам шло через наземные войска, а не через ВВС, что их обходили наградами...

Такая структура, когда авиация находилась в подчинении командующего общевойсковой армии, была до создания воздушных армий. Например, под Москвой было так. А потом, когда сформировались воздушные армии, вся авиация, перешла к командующему воздушной армии. Но могла быть в оперативном подчинении наземных войск и эскадрилья, и какая-то другая часть, которая работала специально, выделялась в интересах, скажем наземной армии. Но боевые приказы, распоряжения, все шли от воздушной армии. Пехота нами не командовала. Единственное, что было крупным серьезным недостатком, что мы не имели возможности организовывать и проводить деловых встреч с артиллеристами, обмениваться опытом... Я их по радио только знал. Я его, и он меня, только по радио.

Ни разу никто не сообразил, что надо взаимодействие организовать, обменяться опытом...

- У Вас наведение осуществлялось по радио с земли? Или Вам давали на аэродроме задачу перед вылетом?

Когда вылет готовился заранее, ставили задачу дома. Я подлетал в указанный район, связывался, мне уточняли, и я работал. Бывало так, быстренько взлетел, а задачу получишь на месте. И так бывало. Но это было редко...

- А в основном, какие были цели?

Я корректировал огонь только по артиллерии противника. Контрбатарейная стрельба.

- А сверху видны позиции артиллерии противника?

Вот в том то и дело, что я получал район, и должен был найти замаскированную батарею.

- При радионаведении с земли, бывали ли случаи, что бы противник пытался противодействовать радиосвязи?

У меня был такой вылет один на Курской дуге. Быстренько прилетаю туда. Задачу должны были определить на месте. Всегда трудновато было установить четкую связь. Почему? Радиостанция стояла за штурманом-стрелком, в фюзеляже. От станции до моей кабины шнур, металлический, а у меня эти самые настройки, представляете, что это такое.

Найти точную волну - проблема была целая. Трудно было всякий раз. И потом, уровень то громче, то еле-еле. Стреляют, двигатель работает. Кабина не герметизирована, понимаете, да?

А тут, еще не долетая, четкий голос:

- Я такой-то.

Я говорю:

- Готов получить задачу!

А в ответ:

- Сегодня мы работать не будем. Обстановка изменилась, мы сегодня работать не будем. Спасибо, всем привет.

Я разворачиваюсь и домой. Зарулил, все на меня вот такие глаза, и сразу:

- В чем дело?

Я говорю, вот так и так.

- А ты, - говорит, - пароль спросил?

- А вы мне пароль давали?

Я понятия не имел, что такое пароль.

Дозаправили. Второй раз вылетаю, второй раз связываюсь уже нормально, уже тембр голоса знакомый, отработал. Хорошо кончилось. А так могло бы знаешь, за невыполнение задачи-то...

- Что считалось вообще боевым вылетом? И бывали ли случаи невыполнения задач?

Бывали случаи. Такие условия порой складывались, что невозможно было выполнить задачу, обнаружить цель.

- Если не долетел до цели, это не боевой вылет?

Конечно, его не считали, мне в книжку не записывали. Точнее записали, сколько времени я налетал, но не боевой вылет...

- Предположим, вы возвращаетесь после вылета в интересах артиллерии. Летите с полным боекомплектом. У Вас считалось нормальным, если Вы вернулись на аэродром с неизрасходованным боекомплектом?

Я не имел права менять данное мне задание и проявлять какую-то ненужную инициативу. У меня был случай. Это уже в битве за Днепр, наверное. Я ходил фотографировать, задание выполнили. Возвращаюсь, навстречу мне разведчик немецкий. "Хеншель-126". Я его второй раз встречаю. Возвращаюсь, опять он мне встречается. Думаю, я тебя должен наказать. И проявил инициативу. Он, вообще-то, скорость примерно одинаковая, ну чуть меньше...

- А Вы летали сколько? Двести пятьдесят? Или под триста?

Триста двадцать была крейсерская скорость. И вот я его, после второй встречи, развернулся, еле догнал. Он хитрый, он сразу раз, под меня, я вывернул, и ну, наверное, со второй или с третьей очереди, он загорелся, упал, взрыв. Я его сопроводил до земли. Я развернулся до-о-ово-о-ольный такой...

- У Вас пушечное вооружение, какое было: "23мм" или "37"?

"37мм" я ни разу не видел. Два пулемета ШКАС и две пушки "23" миллиметровые. Вот, вот этими пушками я его достал...

- А не помните, какого числа произошло?

Где-то у меня было записано... Я прилетел домой, а конец пленки недозаснят был. Докладываю. Проверили, недоснят, надо доснимать. А кому это интересно, что ты отвлекся, не выполнил то, что нужно было делать. Ну и что, что завалил разведчика? И меня опять...

- А Вам его записали в летную книжку?

В летной книжке записи нет. Но прошла неделя, пришло оповещение, и выплатили мне сто одиннадцать рублей за сбитый разведчик (Может быть ошибка - должно было быть 1500 рублей О.Р.).

- А не тысячу?

Нет. Вот и все.

- Может, Вы путаете, потому что существенно больше платили?

Нет, я про тысячи не знаю.

- На Вашей памяти, применение штурмовиками оружия, не считая хвостовой установки, по самолетам противника часто было? Или это редкие случаи?

Задача была только для самообороны боевого порядка штурмовиков. Мы должны выполнить свою задачу. Прийти, найти этот объект, уничтожить... И возвратиться целыми домой. В случае нападения истребителей, зенитной артиллерии и истребителей, это два самых главных врага, надо создать такие условия, что бы обеспечить защиту от удара истребителей: сомкнуть боевые порядки, организовать взаимное боевое взаимодействие воздушных стрелков...

А уж если возможность появилась, например, противник сам в прицел влез, тут уж... А специально, вряд ли. При двухкратном превышении скорости у противника, он не позволял особенно выделываться...

- Что было Вашим самым главным врагом: зенитки или истребители?

Анализ, которым мы занимались уже после, показывал, что эти два средства противника, были примерно одинаковы. Больше у нас было потерь от зенитной артиллерии.

- Все кого мы расспрашивали, все говорили, что от зениток потерь было больше.

Это правильно. Представь себе, что я летчик и он летчик. Мы встретились в воздухе, у нас есть возможность побороться, я вижу его как противника, он видит меня... Но я не вижу, когда зенитка выстрелит по мне.

- А вообще видно было, когда по вам уже стреляли?

У нас закон был, когда мы приходили на цель, становились в круг, я отвечал за впереди идущего, он пошел в атаку, я смотрю, обязательно, кто, откуда по нему стреляют. И если я вижу, что по нему ведет огонь, я уже по цели не работаю, я работаю по тому, кто угрожает впереди идущему.

У нас был порядок: я обязан уничтожить того, который ведет огонь по самолету впереди идущего...

- Вам лично приходилось падать с самолетом? Вас сбивали?

На Орловско-Курской битве, меня сбивали один раз.

- Кто сбивал?

Пара "Фоккеров". Это было уже на завершающем этапе Орловско-Курской битвы. Немец отступал, бежал, короче говоря...

Нам поступила задача вести разведку отступающего врага, чтобы добивать его. И вот в одном вылете мне была поставлена задача вдоль конкретной дороги. Ну, я пришел туда, смотрю... После дождя развезло все, и речушка, я не знаю до сих пор, как она называется. Небольшая речушка, а у моста такое скопление, которое я до конца войны не видел. Танки, орудия, машины... В общем, не пересчитать.

- А на какой высоте тогда ходили?

Тысяча метров примерно. Ну, чтобы не каждый мог по самолету стрелять... Если шестьсот метров то стрелял уже каждый, только разве не из пистолетов.

И начал я считать. Стал в круг... Не было опыта... Это, наверно, десятый вылет. Надо же считать, так надо же было оперативно оценить ну с точностью до десятка примерно. Сто пятьдесят или двести машин... Ну, какая разница? Главное много... А я начал считать. Круг, второй круг, абсолютно потерял и страх, и контроль за обстановкой. Решил, что самое главное посчитать. И штурман тоже считал. И вдруг, удар. Но даже я не могу себе представить, как вам рассказать, какое ощущение от попадания снарядов в самолет. Такой удар и сразу все, как говорят, опустилось. Я когда глянул на плоскость слева, в нее серия снарядов попала, развернуло обшивку, видна земля, и шасси вывалилось.

У меня в кабине перебило систему воздушную... Оттуда грязь всякая в глаза... "Фокке-Вульф" вышел с атаки. А кто меня учил воздушному бою, оборонительному скажем? Помню, что мне сказали, что оборонительный бой - вираж. Они вроде-то не соображают, как в вираже уничтожить.

Один вот попал, ведомый тоже мне очередью попал... По хвосту досталось второй раз. Решение принимать надо, что делать. Погода - десять баллов. Где солнце, где юг, где север потеряно. Крен, компас крутится. Я его переворачиваю и пошел. В каком направлении неизвестно. Кто рядом, тогда и не думал. Ручку полностью на себя, а он не слушается. Тяну полностью ручку, не поддается... Вывел только прямо над верхушками деревьев. Повезло... А был страх, что не хватит высоты.

Куда лететь, неизвестно. Ну, чутье было какое-то, просто везение, я не знаю, как это назвать, в том направлении куда нужно, я вышел. Сориентировался. Скорость начала снижаться, самолет проседает и я ручку на себя полностью...

Зашел в стороне от полосы и сел на живот... Сел, посмотрел, руля высоты почти нет. Перкаль весь слетел. Погнул винт, и снизу радиатор масляный немножко оторвало...

Разобрали самолет, крылья отняли, поставили на машину, отвезли на авиационный завод, в Курск. Мы потом летали на новом самолете. Вы знаете, "Ил" это один из самых живучих самолетов, периода войны. Я без хвоста прилетел, сел.

- Максимальный калибр зенитки попадания, которой "Ил" мог перенести?

"20мм" - это "Эрликоны" на земле, рядом стреляли. А "37" это уже серьезно.

Оценку самолета "Ил-2" историками других стран, Ефимов привел в своей книге. Немцы его обозвали "скальпелем", который выпотрошил немецкую армию.

- Ваша эскадрилья за Курскую дугу потеряла четыре экипажа. Сколько осталось по окончанию битвы? И сколько было всего?

Десять самолетов в эскадрилье. Было два звена "Су-2", и три самолета "Ил-2".

- Звенья были по три самолета? Или по четыре?

У нас по три, это у истребителей потом стали четверки. Штабное звено числилось при штабе. А летали все равно по одному.

- Закончилась Курская битва, а дальше что?

А дальше мы перебазировались на новые аэродромы, и почти без оперативной паузы началась битва за Днепр. А пополнения нам не было. С шестью машинами остались до Белорусской операции.

- А когда Вас в полк преобразовали?

Вначале Белорусской операции. В 1944 году.

- В битве за Днепр Вы продолжали заниматься разведкой?

Да. В битве за Днепр мы ничего не фотографировали. Мы только сопровождали, и задач по корректированию огня почти не было. Потому что все было в движении. И так двигались до Днепра.

- Сколько примерно вылетов в день выходили? Вот во время операции?

Два, это в среднем. А бывало только один. А бывало вообще ни одного. А максимально я, например, выполнял три вылета.

- Вы вечером получали сто грамм.

Да. Сто грамм было за боевой день. И неважно, сколько вылетов, все равно сто грамм. Но если не летали, ничего не получали.

- Добавляли? Сами?

Ну, я лично этим делом не увлекался... А ребята добавляли. Самогон покупали в деревнях.

- А покупали-то на что?

Деньги платили.

- А платили на аттестат или как? Или наличными?

Как угодно. Я оформил аттестат отцу, полностью отправлял. А некоторые брали деньги. Мне деньги не понадобились.

- Вы летали с наградами, или хранили их в штабе?

Я лично повесил, и все, и в воздухе и на земле.

- Когда появились награды с колодками, с висюлькой, а не на винтах, многие летчики были недовольны, потому что регулярно эти награды обрывались. У Вас такое было? Теряли?

Я первый орден Красного знамени получил винтовой. А второй уже с колодочкой. Зная про такие случаи, мы закрепляли попрочнее, чтобы он не оторвался.

- Сколько всего за всю войну у Вас боевых вылетов?

Которые засчитали, у меня восемьдесят четыре. А налетал больше ста.

- У Вас досады не было, что, немного не хватило до ста боевых вылетов, за которые представляли к званию Героя?

Я тогда не оценивал. Ну, вроде бы как неудобно было такое говорить. А вообще, я вам скажу, оценить количественно сделанное во время войны корректировщиком, и сравнить с кем-то другим невозможно.

Вот вначале под Сталинградом и под Москвой, штурмовику давали Героя за восемьдесят вылетов. Потом за девяносто, потом за сто. И на этом кончилась война.

И потом, я вам скажу так: летчиков такого уровня, каким я закончил войну, в полку было девяносто процентов. Вот в штурмовом полку, в котором я закончил войну - 59-й гвардейский... Кому из них дать предпочтение, при этом соблюсти справедливый подход, это была проблема целая. И в этой проблеме масса всевозможных нюансов.

- Были ли вообще правила награждения?

Не всегда.

- За что могли отменить награждение?

Ну, за поведение определенное. Морально-бытовое разложение и может быть за несоответствующее отношение к начальству.

- Почему Вы покинули свою эскадрилью? И как Вам это удалось?

Мне просто стало не интересно воевать в этом коллективе. Я написал раппорт: "Прошу меня перевести в штурмовую авиацию", точка. Без указания причин. "Прошу перевести..." и все. И командир даже не соизволил мне задать мне ни одного вопроса, почему я ухожу.

А когда мы встретились после войны, были у нас ветеранские встречи в Гомеле, во Львове. Он после войны остался в Западной Украине. Когда первый раз встретились после войны, он мне говорит:

- Ты напрасно ушел, на тебе представление на звание Героя шло.

Я говорю:

- Спасибо. А что, Вы тогда не нашли возможности объяснится?

- В итоге Вас перевели в штурмовую авиацию. Сильно отличались задачи, которые Вы выполняли?

Тот полк, куда я пришел, в 59-й гвардейский, - небо и земля.

Сложнее было в корректировочном. А здесь я был в компании, всегда в группе. Здесь группа и интерес другой, условия другие, коллектив другой. Я уже считал себя влетанным человеком. Меня приняли самым лучшим образом. Я не ощутил никакого неудобства.

- Летчики, которые приходили из разведывательных частей, тяжело уживались в штурмовых, бомбардировочных частях. И одной из причин этому было то, что они привыкли летать в одиночку.

Да. Но у меня лично не было. Я расскажу, как я входил в строй. Я пришел туда, ну как обычно, документы, личное дело. Направили в третью эскадрилью. У командира эскадрильи еще в то время семь боевых орденов было - полная грудь.

Начинается летный день. Командир полка решил проверить меня. Не комэск, а командир полка.

Комэск спрашивает:

- Ты что знаком, что ли с ним? Что это вдруг не я проверяю, а он?

Я никакого понятия не знаю. Проверил меня командир полка, поставил общую оценку хорошо. Все стало на место. Начались боевые вылеты, и когда командир полка летал, он брал меня в пару. И все такие глаза удивленные делали.

А ответ на вопрос - слетанность. Я не ощутил никакого неудобства. Надо было стать вот здесь, я стоял. И строй, и маневр, и что угодно я делал беспрекословно. И вот однажды он меня берет в пару и говорит, я запомнил эти слова на всю жизнь:

- Сейчас полетим, я тебе покажу, как надо любить Родину.

И показал, как надо любить Родину. Прилетели, сели, говорит:

- Понял, как надо Родину любить?

Я говорю:

- Понял.

Он прошел с Москвы, Сталинград и в 1943 году он получил звание Героя. Скляров Максим Гаврилович, похоронен на Новодевичьем кладбище, мы все время, каждый год ходим, его поминаем. Он показал качества настоящего штурмовика: маневр, манера построения атаки, ведение боя...

- Какая награда ценилась больше всего на фронте летчиками?

Все награды были наградами. И высшая государственная награда - орден Ленина. Орден редкий, может, по вине старшего руководства. Ивайкина Григория Ефимовича моего комэска, он башкир, представили на звание Героя, но Героя не дали, дали один Ленина.

- А Вы, на какую должность пришли в этот полк?

Замкомэска. И войну закончил в этой должности, старший лейтенант.

- Когда Вы пересекли границу Советского Союза?

Это после Белорусской операции.

- Вас предупреждали о том, что вы оказываетесь на территории сопредельного государства, и что там нужно соблюдать особый режим?

В Польше нет. А в Германии да.

- Была ли разница в отношении, по отношению к нашим военнослужащим, к Вам в частности, между польскими и немецкими жителями?

Ну, разница была. Польша была, считалась, вроде как мы вошли, чуть ли не свое. А немецкие, это совсем другое. Но с немцами, простыми жителями, я лично не встречался, не имел возможности... Впрочем как и с поляками...

Они проявляли осторожность, дистанцию держали, боялись русского воина. А потом уже, когда время прошло, стало на свои места...

И нас предупреждали не горячиться, проявлять сдержанность и т.п.. Были такие, у которых немцы убили родственников и которые намеревались отомстить каким-то образом. Не в боевых действиях, а прийти и наделать, что угодно...

- Какое было отношение к открытию второго фронта?

Мы не считали это помощью. Они делали свое дело. Было очевидно, что это игра. Ну, открыли, мы-то не ощущали вот этого.

- Некоторые говорят, что даже наоборот хуже стало. Потому что...

Ну, не хуже...

- ...когда американцев в Арденнах зажали в январе 1945 году, нашим пришлось не подготовившись начинать наступления, для того, что их выручать союзников.

Варшавскую операцию нас вот эта ситуация заставила на пятнадцать дней начать раньше. Тогда когда еще не все сделано было для подготовки. Эта уступка нам дорого стоила, будь здоров. Это разве дело? А они там сделали свое дело. Открыли второй фронт... Ну и что? Что, здесь у нас стало меньше противника? Или сопротивление слабее?

Группировка, какая была у немцев, такая она и осталась.

- А результат Ленд-лиза Вы заметили: продукты, обмундирование, приходили? Рации может быть американские? Техника какая-то?

Грузовики "Студебеккеры" - возили боеприпасы, и все прочее, конечно, лучше, чем наши "ЗиС-5" и полуторка. У "Студебеккера" ведущие колеса, проходимость выше. Поставляли бомбардировщики типа "А-20 - Бостоны" тоже хорошие и воевали на них нормально. Я не знаю всего, но вот еще полосы для полевых аэродромов...

- На этих полосах Вы базировались?

Да. Хоть она и не бетонка, тормозит немножко, но позволяет летать в любое время.

Еще продовольствие и обмундирование, я видел это, и пробовал, консервы, колбаса консервная, вот это я запомнил... Вкусная очень. Колбаса была во!

- А кожаной куртки у Вас не было?

Нам не доставались, кожаные куртки - все истребителям. Нам не давали. Штаны, куртка, это все истребителям почему-то. У нас в самолетах ничего иностранного не было...

Да, под конец нам выдали обмундирование, это брюки и гимнастерку с сукна английского. Светло-коричневая, тонкая такая, приличная очень...

- В какой форме Вы летали?

Требований специальных, в чем летать не было. Ну, летом: гимнастерка, брюки. И, конечно, комбинезон... Но не у всех.

- В сапогах? Или в ботинках?

Сапоги, конечно.

- Ботинок не было?

Ботинки я на фронте не носил ни разу. Только сапоги. А в ботинках с обмоткой летал на "По-2" в школе, в Ворошиловграде.

- А зимнее обмундирование у вас какое было?

Зимнее обмундирование, штаны, брюки утепленные, ватные. И куртка тоже ватная.

- А меховой не было?

Вначале были меховые комбинезоны. С отворотом воротника... Теплые, но неудобные.

- А унты с унтятами были?

Унты, унтята. Обязательно. Теплые, легкие, удобные.

- А шнур от ларингофона как он подключался?

Такая штепсельная розетка.

- То есть если резко дернуть головой, выдернуть можно было?

Нет. Длина шнура с запасом, так что я мог как угодно крутить головой. А в аварийной ситуации - выдернул и все. Он легко отсоединялся.

- Восемьдесят четыре вылета это включая вылеты в 59-м полку?

Это общая сумма. В разведывательной эскадрилье примерно половина.

- Какое было самое эффективное вооружение на "Иле"?

Самое эффективное - это бомбы.

- Вы считаете, что не нужны были "РСы"? И лучше бомб побольше повесить? Или все-таки нужно было?

Вы знаете, я прицеливался и выпускал "РС" точно по цели, и видел результат. А бомбу я сбрасывал, и не видел, и у меня гарантии сто процентной не было, что я попал. Я должен был развернуться, посмотреть, как там...

Но "РСы" вначале имели целый ряд недостатков. Я лично вначале много раз ощущал вот такое: прицелился, а он в сторону ушел...

Оказывается, малейшее повреждение стабилизатора приводило к огромным отклонениям. Потом "РСы" начали поступать в специальных ящиках, каждый в своем.

- В штурмовом полку у Вас какие "РСы" были и сколько?

В большинстве случаев вешали восемь "РС-82". "132" меньше было. По эффективности разницы особой не было заметно. И восемь "РСов-82", если ими попасть в цель, не хуже, чем "РС-132".

- Бомбы бросали все скопом или по отдельности?

Это в зависимости от обстановки было. Чаще мы бросали в первом заходе бомбы все, залпом. Второй заход "РСы", третий заход пушки, пулеметы.

- Самый крупный калибр бомб какой возили?

Самый крупный я возил - сто килограмм, больше не возил ни разу. "Двести пятьдесят" в люк не входила, а на внешней подвеске, двести пятьдесят килограмм у нас никто не возил.

- Какая общая бомбовая нагрузка была?

По техническим данным четыреста килограмм. Четыре сотки.

- А шестьсот никто не рисковал возить?

Ну, а надобность какая была? Эта внешняя подвеска только мешала делу. Мы и так еле летели полные нагруженные.

- При штурмовке каково число заходов на цель?

Три захода, это обязательно. Потому что бомбы, надо освободится было.

- А одним заходом нельзя было обойтись?

Это бестолковый заход. Так практиковалось в 1941 год и 1942 год - все в одном заходе. Это жульничество.

- А максимум, сколько Вы заходов делали?

Четыре, пять заходов максимум. Это когда обстановка складывается так, что опасности нет ни сверху ни снизу, отводят душу до последнего.

- Мы о восьми слышали.

Да нет, это выдумки. Ну что делать в восьми заходах. Да ну, это хулиганство уже. Кому оно нужно.

- А по требованию пехоты, у Вас такого не было? Наводчик наземный кричит...

Наводчик кричит, а он где сидит? Где сидит наводчик, а где объект? Это тоже полувыдумка...

- Основные ваши цели - коммуникации противника?

Тактическая зона обороны противника - это двадцать-двадцать пять километров в зависимости от того, как он строил свои боевые порядки в обороне.

Были у нас и задачи действовать по аэродромам. А аэродром это тоже минимум пятьдесят-семьдесят километров, а то и сто. Но это для нас было редкое событие.

- Какая была Ваша самая любимая задача на фронте? И какую Вы больше всего терпеть не могли?

Артиллерия на ОП. Это и любимая и худшая, и самая главная задача. Артиллерия на огневых позициях, скопления танков.

- Чем Вам это нравилось? Чем не нравилось?

Полевая артиллерия противника, это самый удобный объект- она сама-то не может противодействовать мне...

- Она все равно защищена.

Ну, это другое дело. А вот танки огрызались здорово, они стреляли по самолетам. И попадали. Мы танки атаковали не с пикирования, мы танки атаковали со ста метров. Возили противотанковые бомбы. А он имел возможность поднять ствол до сорока-пятидесяти пяти градусов, и стрелял очень метко. Так что на подходе и на уходе от цели очень сложно было. Надо было соображать, как подойти. Танки опаснее были, чем артиллерия.

- А такие объекты как железнодорожная станция? Аэродром? Мосты, переправы?

Для нас это были очень редкие задачи. Работы на поле боя больше.

- Какой был Ваш самый эффективный вылет? С точки зрения нанесения вреда противнику?

Ну, это трудно сказать. Самый эффективный? У меня есть такой пример, самый эффективный. Это начало Белорусской операции. Мы стояли в полосе 48-й общевойсковой армии, оперативное построение этой армии было западнее Гомеля, Жлобин и Рогачев. Перед Белорусской операцией мы снимали площадь для прорыва этой 48-й армии. И вот один из дней еще затемно в общежитие пришел посыльный, разбудил меня и приказал идти в штаб к командиру. Пришел в штаб, командир сидит, начальник штаба, и с красными погонами полковник... Особист какой-то. И еще майор, тоже пехота. Полковник оказался начальником разведки 48-й армии. Он говорит:

- Сегодня с рассвета должна начаться Белорусская операция. Вот смотрите...

И дает пояснения на карте о системе обороны противника...

- Вчера вечером информация прошла, что немцы вот с этой полосы все убрали сюда. Почему? Было решение командующего на артиллерийскую подготовку по первому эшелону. Семьдесят процентов вот сюда снарядов и двадцать пять сюда. Предположим, они убирают войска отсюда и семьдесят процентов снарядов всех артиллерийских средств по пустому месту. Артподготовка закончится и они вернутся. У нас будут большие потери, или сорвется наступление, и задача дня не будет выполнена и прочее. Срочно надо пролететь, узнать, увидеть, доложить! Здесь ли войска или нет. Надо проверить.

А как проверить? Командир полка сидит, ничего не может сказать, он ничего не соображает. Потому что он не летает, и даже если бы и летал...

- Лети!

Я говорю:

- Может этот майор со мной...

- Штурманом? Да нет, спасибо.

Еще не рассвело, я со штаба бегом на аэродром. Там уже самолет готовится. Утро, лето, роса до колен, сапоги мокрые стали, пока добрался.

А задачу как решать?

Ну, с какой высоты? Каким образом я должен увидеть, есть солдат в этой траншее или нет? Он же не будет вот так сидеть, и показывать: "здесь я, привет!"

И я ничего не мог выдумать-то особенного. Надо снизиться на такую высоту, с которой можно было бы увидеть человека, сидящего в окопе.

Бреющий полет и все. Река, та сторона повыше, чем наша. Зашел один раз... Не видно, ничего я не увидел. Под конец вроде бы как что-то показалось, что люди там сидят. Развернулся, вышел на свою территорию, развернулся с другой стороны. Уже взгляд другой. Тоже нет ничего. Третий раз зашел.

И решил я заглянуть в район второй линии обороны. Развернулся, только сунул нос, как мне дали!...

Я быстренько домой прилетел, сел. Начальство уже тут на машинах прямо ко мне, с ними радиостанция.

- Как?

Я говорю:

- Нет.

Вот и весь доклад был.

- Как нет?

- Нет солдат на первой линии обороны, нет. Я еще и на другую полосу обороны слетал...

Он посмотрел на меня внимательно, поверил мне и:

- Ладно, все, - говорит, - старшой, готовь дырочку.

Команда, и через какие минуты прошла, они перенацелились и началась артиллерийская подготовка... Войска выполнили успешно задачу боевую, задачу дня, и там все прочее, и все, как положено быть.

- Дырочка пригодилась?

Нет. Так вот о цене вот этого вылета. Сам не стрельнул, но сделал все для того, что бы обеспечить успех армии.

- Когда Вы начали в Германии воевать. Ощутили усиление сопротивления?

Наоборот. Мы почувствовали, что уже немец выдохся. Абсолютно. Мы владели инициативой...

- У Вас были замполиты, они нужны или нет?

Я, если был бы человеком, который организовывал и создавал институт, я бы его, конечно, создал, но только на других основах. Специально бы готовил людей, которые бы могли решать эту важную очень задачу...

- Когда замполит был нужен? В 1941 году? Или в 1945 году?

Замполит нужен был в любое время.

- У Вас замполиты были летающие?

Нелетающие. А потому замполит он не мог меня учить. У меня с ним диалога не складывалось. Потому что он никто. Что он мог мне дать? Вот командир, который мне сказал:

- Вот я покажу тебе как надо Родину любить!

Вот это замполит! Я ему смотрел в глаза, в рот смотрел все время. И учился, и старался учиться, брать все то, что он умеет... А этот что? Кто он такой? Я за сорок шесть календарей не видел ни одного замполита порядочного.

Я командовал полком достаточное время, и не видел ни одного хорошего замполита. Я видел только карьеристов, и больше никого.

- Ваше мнение о особистах?

Я особистов понял только тогда, когда сам стал командиром полка. До этого я с ними вообще не сталкивался. А когда я стал командовать полком, вот тут появился контакт, и я тогда стал соображать, что такое особист, зачем он нужен.

Вы знаете, мое мнение: введение самого института особистов, это элемент недоверия командиру со стороны партии, правительства и т. д. и т. п.

От него не помощь была, а наоборот вред. Он приносил вред, потому что они комплектовались, не теми людьми, которыми нужно было комплектовать. Особистом должен быть человек, знающий положение в армии, в войсках, в стране, способный здраво оценивать ситуацию, складывающуюся сегодня. А он этого делать не умел. Особист он больше вредил делу, чем помогал...

Командир полка отвечает за все. Почему его доклады не принимались на веру, а нужен был еще какой-то, извини за выражение...

- Вы закончили войну в районе Берлина. Вы участвовали в бомбежках последних уже Берлина, да?

Да, мы вылеты последние делали в район Ратенау, западнее Берлина. Поддерживали 7-й кавалерийский корпус.

- Видели ли Вы последствия бомбежек союзников Берлина в период когда наши войска штурмовали этот город. Вы это сами наблюдали эти бомбежки?

Нет, я ни разу не видел. И как я мог видеть... Во время полетов не было такого.

Ну, может, и вылеты союзников и были. Но про бомбежки союзников Берлина в это время я не знаю. Я знаю, что Дрезден стерли с лица земли. Зачем было его уничтожать? Это была какая-то, даже не политика, а какая-то непонятная игра.

- Это мнение сейчас? Или это мнение было тогда?

Это мнение было тогда. Зачем тратить деньги, и убивать и разрушать? Когда уже все сделано было, точки поставлены были.

- А каково было Ваше мнение о том применении ядерного оружия, которое состоялось в Японии? Или Вам об этом докладывали в те времена?

Мы пользовались обычной информацией, которой располагали обычные граждане.

- И как восприняли бомбежку Хиросимы и Нагасаки?

Ну, как восприняли, это необычное событие было... С одной стороны бомбят врага. А с другой стороны, вроде как бы и мирное население под раздачу попало. Ну, там же военной цели-то никакой не было. Просто показали миру, что они сильные. Но причем тут мирное население Японии? Это непорядочно было... Это непонятно было военному человеку.

- Как Вы узнали о том, что война кончилась?

Ну, предчувствие окончания войны уже было. Когда объявили официально, ну как тебе сказать, праздновали... Я, например, лично, о себе и о коллективе полка, не могу сказать, что это был какой-то праздник. Праздника не было. Просто была общая такая, радостная обстановка. Радовались все. Но в понятие праздник входит такая составляющая, скажем так, пиршества, и прочие мероприятия...

У нас такого не было, мы просто ощутили победу, вздохнув каждый по-своему...

- И сколько это длилось?

Утром, после завтрака официальное объявление услышали, и все. День нас не трогали никуда...

- А потом боевая подготовка.

Ну, назвать трудно, что это боевая подготовка. Боевая подготовка становилась сложнее, чем было во время войны.

- Ясно. Так сейчас я перескочу на самолеты. Как у Вас были в полку покрашены машины?

Чисто зеленый цвет... Ну, бывали и какие-то камуфляжи. А в основном одноцветные.

- В разведэскадрильи тоже чисто зеленые...

Оливковые. Да, снизу голубой. А сверху вот так вот, да, примерно.

- А номера, номера, где были?

Номера, кто как мог, клеил.

- Элемент быстрого распознавания, что самолет принадлежит к определенной части.

Вот скажем, у нас в дивизии... Четыре полка. Одна, две, три, четыре полосы вокруг фюзеляжа. 79-й - четыре желтых полосы. 59-й - с двумя. 58-й был, с одной полосой и желтый кок. И Желтая пилотка. На всех самолетах полка. 78-й и 79-й - у нас четыре полка было.

- А тринадцатый номер был?

Был, а как же.

- Вы не помните Ваш номер самолета в разведэскадрильи?

Нет, не помню. Потому что я на разных летал. И в штурмовом полку то же самое.

- Были ли у Вас самолеты с какими-то рисунками?

Нет. У нас не практиковалось.

- А надписи типа: "за Родину", "за Сталина"?

Надписи появились, когда кончилась война, Был такой кинорежиссер Ром. И вот он в конце войны направили этого Рома к нам в дивизию, для того, что бы снять фильм "Победа". Мы построились и летали на Берлин в строю. И у многих вместо стрелка сели операторы. На каждом боку этих самолетов написали: "Сталинград-Берлин".

- То есть вот эта надпись она была постановочная?

Чисто постановочная, для того, что бы снять кино.

- И когда примерно было?

Это после войны уже... 1945 год.

- Давайте немножко пройдемся по Вашей послевоенной биографии. В 1950 году Вы попали на Дальний Восток? Там "Ил-2" были? Или уже "Ил-10"?

В полку "Ил-10" были.

- И как Вы оцениваете, какой самолет эффективнее, "Ил-2" или "Ил-10"?

Для того, что бы ответить на этот вопрос, надо было полетать во время войны и на "Ил-10"... А я на нем не воевал...

Я лишь летал на нем. Достаточно много. Самолет, который мог выполнить почти все фигуры высшего пилотажа. Управляемую бочку, перевороты, петли... Все мог. Его летные качества его были лучше, чем у "Ил-2".

Более скоростной, но следовательно, меньше времени для прицеливания, меньше время для огня. Это закономерное развитие авиационной техники. "Ил-10" был более совершенный, чем "Ил-2", по целому ряду показателей, летных и тактических характеристик, и боевых характеристик.

- С Вашего полка, или с Вашей дивизии корейцам или китайцам самолеты передавали?

Китайцам не знаю, а корейцам да. 537-й полк, которым я командовал, стоял почти на границе с Китаем, двадцать километров от границы. Покровка, такой полевой аэродром. Мне было приказано техническим составом подготовить их, стереть всякие номера, закрасить все, и перегнать в северную Корею. Аэродром я не помню название, но самый северный аэродром в Корее.

Я сделал посадку в Китае, в Мукдене. А затем уже в Корее.

- Кто лидировал?

Я вел весь полк.

- А обратно?

Пригнали, зарулили, нас напоили чаем, мы сели на "Ли-2" и улетели.

- Яков Ильич, а чем Вы сейчас занимаетесь?

Сейчас я пенсионер федерального значения, занимаюсь, пока еще есть возможность, общественной работой. Я член правления клуба "Авиатор", который создан при академии имени Гагарина. Занимаемся патриотическим воспитанием молодежи в Монино. У нас три общеобразовательных школы, школа интернат, Московская областная школа интернат с первоначальной летной подготовкой, и солдаты, офицеры воинских частей гарнизона и академии слушатели. Вот наши объекты работы.