- Представьтесь, пожалуйста. Где родились, как прошло Ваше детство?
Я, Кайдалов Алексей Степанович, родился 22 июня 1925 года в Куйбышевской области, станция Клявлино, Клявлинский район, Маклаушинский сельский совет (прим. - ныне административно-территориальный район на северо–востоке Самарской области). В поле у лесочка меня мать родила.
В школу за семь километров ходил на лыжах, поэтому был физически крепок. Закончил семь классов. В семнадцать лет был призван в армию.
Попал в полковую школу учиться на командира минометного расчета. Минометы у нас был 82-мм, так называемые батальонные. Умел свистеть, как любая птичка, даже соловьём мог, за это в полковой школе меня все любили. Соловьём называли. Спали мы в землянках на двухъярусных нарах, дневальные дежурили и следили, чтобы пушсало (прим. - смазка пушечная) было всегда в коптилках.
На огневую позицию я прибегал всегда первый, а командир взвода сзади видит, что парень старается. Я ведь дома и на лыжах ходил, и дрова таскал, физически хорошо был подготовлен к службе в армии. Роста только не большого был. Пискаев, здоровый такой, меня всегда в пример остальным ставил. Как командиры минометных расчетов мы должны были иметь с собой противотанковые гранаты, чтобы уметь бороться с танками противника. Все это мы хорошо изучали в полковой школе.
Однажды учения проводились на поле возле дамбы. Я сидел впереди, а взвод позади расположился. Командир взвода что говорит, то для меня закон. Вот он рассказывает, что это противотанковая граната, это пластинка. Вот эту пластинку прижал, чеку выдернул и можешь держать гранату, сколько хочешь, она не взорвётся. Это уже для меня закон – всё, что он рассказывает. Тут он спрашивает нас: «Кто добровольно может бросить эту гранату?». Сам сзади слышу шёпот: «Не лезь!». Это Федотов, Козин, такие здоровые парни. Командир взвода говорит: «Нет добровольцев?». Я сидел-сидел и говорю: «Товарищ лейтенант, а можно я?». А я ведь левшой был. Он говорит: «Левша? Значит, берёшь просто в левую руку и всё делаешь так же». Взял я эту гранату, сделал всё, как надо было, и вижу, что все прячутся, попадали в укрытия. Я через дамбу бросил эту гранату, сразу прогремел взрыв.
Дальше - больше. Всем присваивают звание младших сержантов, как командирам расчетов, а мне присвоили сержанта. Сержант – это уже как помкомвзвода, и оставляют обучать призыв 1926 года, а мы были 1925 года. Вот так всех отправили на фронт, а я остался.
Вскоре меня, несмотря на то, что я минометчик, назначили командиром взвода автоматчиков. Сказали, что раз сержант, то командуй. В моём взводе было сорок человек. Учили в полковой школе командовать личным составом очень хорошо, сейчас ни один офицер так не умеет. Автоматчики – это ведь не минометчики, там ведь многое надо знать, а тут взял инструкции и изучал. Что там учить? Прибежал, упал, перевернулся, чтобы не на одном месте лежать.
Вдруг как-то прибегает посыльный от командира роты и передает приказ вести взвод в баню. Пришли, помылись все, и я помылся. Дали нам всё новенькое, с иголочки. Как оказалось, нас готовили к отправке на фронт, но я этого не знал. Никто меня не предупредил об этом. Решили и меня отправить со взводом на фронт, этого я тоже не знал.
Мы поехали эшелоном на фронт, а я был назначен старшим телячьего вагона в нём. Как раз вагон был на сорок человек. Продукты в пути получал на всех. Ребята сами назначили, кто будет ходить за хлебом, а кто его делить. Сам я брал паёк последним, что оставалось.
Прибыли мы, как помню, под Харьков. Нас там ждали вооружённые автоматчики. С вагонов выходим, и нас повели. Прибыли в какую-то часть. Это был 2-й Украинский фронт, 18-й танковый корпус. Так как там миномётов не было, то я, сержант, попал в сапёрную роту минирования, как-то так она называлась. Командир роты был Козлов. Меня сразу там полюбили, потому что умел свистеть любой птичкой.
Вскоре попал в санчасть с температурой. Лежал там на нижней кровати как сержант. Устраивал концерты из художественного свиста для раненых и медперсонала. Со мной там лежал очень заслуженный разведчик, которого знало наше командование, и вот он уговорил меня перейти в разведку. Говорит: «Мёд наш будет первый. Не пожалеешь!».
Моя первая разведка было такой: мы шли по тропинке и вдруг - немцы нам навстречу, тоже шли и наступили случайно на палку сапогом. Мы залегли сразу. Если бы они на пять минут вышли раньше на эту тропинку, то нас бы не было! А тут, пожалуйста, это счастье, видно, какое-то. Мы залегли и приготовились открыть по команде стрельбу из автоматов. Один из нас крикнул: «Огонь!». Мы расстреляли их, всех на мушке держали, только один раненый остался. Вот такой был случай.
Командир роты Козлов тоже любил разведку, и иногда отправлял нас с заданиями. Меня лично взял своим помощником. Часто надо было выяснить обстановку. Что скажешь, я не пойду?
Бежишь иногда вдоль забора какого-нибудь села. Пригибаешься, как можно ниже, от огня противника. Вдруг слышишь из погреба: «Наши!». А там - хозяин дома с семьёй, женой и двумя дочерьми спрятался от всех и выжидает. Спрашиваю их: «Где немец?». Говорят, что только что прошли. Я выяснил у них обстановку, доложил всё. Козлов и Петухов, тоже у нас служил, приказывают мне вернуться к дому и попросить у хозяина покушать. Пошло нас пять человек. Хозяин нам и говорит: «Зайдите в дом, а я пока приготовлю что-нибудь». И вот или он дал сигнал или ещё кто, но только мы зашли в дом (помню, там стол стоял в середине), и слышим, что самолёт летит, и как начал нас бомбить! Первая бомба не долетела, а вторая как раз возле дома рванула. Я только успел подумать, что мать будет вспоминать, где я погиб…
После войны, когда вернулся домой, рассказал всё это, а мама сказала, что в этот день копала картошку, и у неё выпала из рук лопата примерно в это же время.
Как бомба рванула - помню, но больше ничего не помню. Меня завалило, начали откапывать и вытащили из-под завалов без сознания. Все остальные целые остались. На второй день, хоть и чувствовал себя ещё не совсем нормально, уже попросился у офицеров присутствовать на занятиях.
Меня ведь и в разведку взяли из-за умения свистеть по-птичьему. Тот разведчик, что лежал со мной в санчасти, так и сказал: «Я никуда не уйду, пока ты не согласишься пойти в разведчики». Этого разведчика очень уважал наш командир корпуса. Так что в разведвзвод я попал по приказу командира корпуса.
В тот раз, когда мы пошли в разведку по той тропинке, после скоротечного боя мы пошли дальше, и увидели лежащего без сознания человека. Думали, что он мертвый, но наш старший разведчик взял и из фляги влил ему в рот водку, тот глотнул. Так мы поняли, что он живой, взяли санки и потянули. Притянули к врачам и доложили, как и где его нашли. Врач нагнулся и почувствовал запах водки. Обрадовался этому очень! Сказал, что мы ему спасли жизнь.
Однажды мы шли в разведку и наткнулись на минное поле на дороге. Наш командир роты хитрый был, говорит мне: «Ты командуй, а я пойду обстановку выясню». Страшно ему стало, а вдруг мина взорвётся. Сапёры с миноискателями вокруг по полю и по дороге ищут противотанковые мины. Мины все нажимного действия, вокруг их - как грибов натыкано. Сапёры ползают, находят и из них запалы выкручивают. Сам я лично обезвредил много мин. Оставлял их на дороге козликом, чтобы все видели, что они не опасны.
Я взял противотанковую мину, несу и иду по дороге. Шёл себе я, шёл и случайно наступил на противопехотную мину. Есть Бог на свете, от её детонации не взорвалась в руках противотанковая мина. Кому ни рассказываю этот случай, все говорят, что не может быть. Она должна была рвануть! Я говорю всем, что Бог есть, и он меня спас. Но меня осколками ранило в живот и ногу. Я упал, ребята подскочили, меня перевязали и куда-то понесли на руках.
Оказался я в госпитале, а там уже не помню, как и что, куда меня переводили, что со мной делали. В госпитале познакомился с одним солдатом, тоже раненым. Он мне и говорит: «Старшой», - а я уже был старшим сержантом, - «не теряйся, медсестричка тут слаба на нашего брата». Я подумал, что зачем это мне всё надо, после кого-то ещё. Медсестра предложила мне жениться на ней, что воевать больше не пойду, не попаду в маршевую роту на фронт. Но солдат отвёл, слава Богу. Я ей говорю: «Нет, я хочу за отца и брата отомстить врагу».
У меня брат, командир пулеметного расчёта, погиб при обороне Москвы. Отец мой, Кайдалов Степан Ерофеевич, был с 1905 года рождения, погиб на Курской дуге, похоронен в братской могиле. Потом мне медаль его отдали. Он был командиром 45-мм пушки, мы их называли «Прощай, Родина!».
В госпитале начальник отделения, майор, должен был отправить меня в свою часть на фронт. Он настолько меня жалел, что отправил не на фронт, а в Харьков, на Холодную гору, в танковое училище. Я прибыл в это училище, встретили там хорошо (я небольшого роста), но когда начали проходить медкомиссию для поступления, то один врач увидел, что открылась моя рана. Отказали мне в приёме по этой причине. Ведь в танке постоянно будешь в солярке.
Хотели отправить в артиллерийское училище, но я потребовал отправить меня на фронт со снайперами. А рана не заживала всё у меня, стал греть её на солнце, смотрю - стала заживать.
Как-то пошёл на обед, слышу, что выстрелы вокруг. Думаю, что такое случилось? А вокруг кричат: «Конец! Победа!». Вот так я и встретил День Победы и закончил свою войну на Холодной Горе.
- Как сложилась Ваша жизнь после войны?
Вскоре прибыли покупатели из России, из 20–го отдельного автомобильного полка. Набирали шофёров к себе, а с этой профессией после демобилизации не пропадешь. И я начал просить командира роты отпустить меня к ним в полк. Он разрешил обратиться к покупателям. Я подошёл, а там капитан записывал в полк. Я к нему обратился, чтобы он и меня записал на курсы шофёров. Он посмотрел на меня - видит, что дисциплинированный сержант, а как раз в полку сержанты нужны были. Сержантский состав, между прочим, оставили ещё на два года служить, так что пришлось ещё мне послужить.
Уже потом, имея права, я попал в пехотное училище в Черновицах. Возил туда-сюда на своем студере материалы, караулы, майоров и генерала, начальника училища. Меня командир взвода выделил для этой цели как опытного и хорошего водителя. Я им очень понравился, и мне предложили поступить в это училище. Говорят: «Мы тебя без экзаменов примем». Майор один хорошо ко мне относился, почерк красивый у меня был. У майора этого дочь ещё была. Но я не пошёл в это училище, хотя надо было! А ведь пошёл бы - сделали из меня человека, но всё сложилось по-другому. Такую должность прошляпил!
Я попал потом в такую беду, где бандеровцы всюду стреляли. Я оказался на сверхсрочной в погранвойсках. Им такие водители, как я, нужны были. Однажды нашего водителя, Корнева, подстерегли бандеровцы на дороге, и стреляли по машине с трёх точек. Солдату ногу ранили, а шофера не задело. Пробили заднее колесо и удрали. Приезжает следом батальон, окружает всё вокруг и прочесывать начинает. Перебили всех бандитов вместе с главным их, Завидеем. Его потом в город возили, показывали всем. Постепенно всех бандитов перебили и вывели оттуда.
Интервью: | А. Драбкин |
Лит. обработка: | А. Пименова, Н. Мигаль |