Афонский Сергей Николаевич

- Я, Афонский Сергей Николаевич, родился в 1927 году в Москве. Здесь же жил до августа 1941-го года, когда отца моего призвали в Красную Армию, а нашу семью вместе с другими отправили в эвакуацию в Чебоксары с заводом, где работала мать. Там построили специальный городок и выпускали в основном боеприпасы от 100 килограммов до тонны.

В Чебоксарах прожил два года. Учились, на заводе боеприпасов работали по очереди, по 5 – 6 учеников. Девочки красили детали, а мы, двое, работали на штамповочном прессе. Ящики со снарядами рядом стояли и ванна с войлоком, запрессовывали запалы. Этим наше дело завершалось. Когда приходили, нас упрашивали поработать еще. Сутками не выходили из цехов – у нас периодически авралы были. Мы работали и нас кормили.

И все-таки я еще и учился. 7 классов окончил, был председателем совета школьников, пользовался авторитетом у директора школы. Играли, как говорят, в военные игры, придумывал с ребятами и потом организовывал. И так как дружил я с сыном директора завода и сыном главного инженера, выделили нам участок, разравняли, дали учебное оружие. И мы школьников тренировали – штыковой бой, владение холодным оружием, преодоление полосы препятствий...

- Чем еще вам запомнились годы, прожитые в Чебоксарах?

- С волчицей у меня там схватка была. Зима, много снега. Неподалеку от нас дубовая роща была в холмистой местности. Туда я пошел на лыжах с санками хворост собирать. Ломаю ветки сухие, и вдруг почувствовал что-то неладное. Поворачиваюсь, а волчица уже к прыжку приготовилась. У меня руки в меховых рукавицах попали ей в пасть. И пришлось с волчицей в схватку вступить. Держал я ее, пока не стала дергаться в предсмертных конвульсиях … Мне было около 15-ти лет. Я был накачанный хорошо – много приходилось работать физически, поэтому хватило сил и сноровки со зверем совладать, да и рукавицы помогли. У меня до сих пор шрам от зубов сохранился.

После этой схватки еле домой добрался, весь изорванный. В беспамятство впал, два или три дня не приходил в себя. А потом ходили без меня в то место – там только косточки волчицы остались.

- Когда вы вернулись в Москву?

- В 1943-м году дали разрешение, и я с матерью и двумя сестрами вернулся в Москву. Пошел учиться в 8-й класс, а денег нет. Сосед работал на заводе «Калибр». Мать упросила, взяли меня работать на этот военный завод, на Новоалексеевской, где тогда выпускали оптику для орудий и для подводных лодок.

На «Калибре» строго был Всеобуч. Учились владеть оружием и выезжали на стрельбища, азбуку Морзе осваивали. Поработал, в другом месте понадобился, оттуда взяли в Метрострой. Стал под землей работать слесарем-монтажником. У нас больше работа была непосредственно в забое, установка и разборка каркасов для грунта, для выброса грунта. Там были всякие авралы, затопления и угрозы обвалов...

- Сергей Николаевич, когда вас призвали в Красную Армию?

- Брали тогда и астматиков, и очкариков, всех подряд брали. Даже нестроевых брали. Вот у меня дедушка с косоглазием, его тоже призвали. А я был сильный, здоровый парень. Раздели, посмотрели. «Подтянись! Ну-ка, отожмись! На фронт пойдешь!».

20 августа 1944-го года мне исполнилось 17 лет. И фактически в день рождения меня уже провожали в армию. Забрали, потому что на Курской дуге погибло очень много людей, и нужно было восполнить потери. У меня всех товарищей, которые работали со мной, взяли с Метростроя, и никто не вернулся с войны.

- Куда вас отправили?

- Сначала отправили в город Горький. Месяц были в Гороховецком учебном центре. Там и стреляли, и гранаты бросали, и рукопашному бою учили. Уже по-настоящему: «Длинным коли!», «Коротким коли!».

Потом переодели в военное обмундирование и отправили в Прибалтику. Нас привезли в город Шауляй, что был на границе с Восточной Пруссией. Через некоторое время нас расформировали и отправили в 151-й отдельный мотострелковый полк, который был сильно потрепан в боях. Я попал в полковой взвод разведки.

- В каких боевых действиях вы участвовали?

- Наш полк попал под Кенигсберг. В это время Гитлер сформировал большую группу войск, чтобы деблокировать окруженный город и спасти Курляндскую группировку немцев. И советским войскам была поставлена задача – атаковать противника до подхода этой группы. Нам надо было укрепиться, чтобы занять круговую оборону на случай, если атакуют не только на суше, но и с моря. Один батальон прикрывал одно направление, а два других – второе.

Так получилось, что оказались мы в хорошо сохранившемся историческом месте, где немцы с англичанами соперничали. А немцы сидели в хорошо устроенных окопах и блиндажах. Перед артподготовкой командир дивизии сказал: «Ребята, это историческая ценность, поменьше бейте по ней! Придется кровушку пролить, но пройти. Будем бить по окопам».

В этом бою у меня произошло первое столкновение с противником. В окоп попал. Стоит парень, немец, очкарик: «Не убивай меня, не убивай меня!». Я еще крови мало видел, мне его жалко стало. Прикладом оглушил, чтобы вывести из строя, забрал оружие и дальше пошел.

Потом, когда штурм Кенигсберга произошел, нас сняли и отправили брать военно-морскую базу Пиллау. Я вам скажу, била наша артиллерия, долбила долго. Вели стрельбу и по находящимся там кораблям. И мы свою задачу успешно выполнили. В Пиллау и отпраздновали Победу.

Разместили нас в немецких казармах. Громадные помещения, койки сплошные, наверное, человек на 400. Пришли в себя, отъелись, отмылись, отскреблись.

- Когда вы прибыли в мотострелковый полк, вас там учили фронтовики? Сержанты, офицеры?

- В этом полку деды были по 50 лет. Равнялись мы на тех, кто уже отвоевали год, приобрел опыт. Они нас оберегали, воинским хитростям всяким учили. Пробежал немножко, ложись. Полежал немножко, пошел дальше. У меня быстро личный инстинкт самосохранения выработался.

- Были потери в полку?

- Конечно. Мне четырех человек с большим боевым опытом хоронить пришлось. Одного, сержанта, когда с бандитизмом уже боролись в Литве. Он увольнялся из армии. И с оперативной группой пошел: «Ребята, я последний раз с вами схожу!». Подошли к хутору, мызе. Открыл ворота сарая посмотреть, а там бандиты оказались… Хороший парень был, жалко!

- Вы рассказали про два боя в Великую Отечественную войну. А сколько раз вообще вы ходили в атаку?

- Еще два раза пытались восстановить положение группы. Там с танками группировка была небольшая. Тоже приходилось в атаку ходить. В общем, четыре или пять раз ходили в атаку.

- Сергей Николаевич, кричали «Ура!», «За Родину!» или ничего не кричали?

- Вы знаете, из пяти атак, может быть, два раза кричали «Ура», «За родину! За Сталина!». У меня чаще всего рот не открывался, потому что бежишь, дыхание сбивается.

Если ротой в атаку шли, то поднимал бойцов командир роты. Если взводом на разведку пошли, то командир взвода разведки. А чаще всего, смотришь – рядом поднимаются старики: «Пошли ребята!». И мы тоже шли с ними в атаку.

-Что вы чувствовали в бою: эйфорию, страх, преодоление страха?

- Часто такие вопросы задают. Я никогда не отвечаю, потому что трусом себя не считаю. Во время атаки чувствую ответственность – товарищ встал, ты встал, пошли в бой. Политруки показывали зверства немцев, поэтому было и чувство такое злобы что ли. Что без нас ничего не сделают!

- Не подводило вас оружие в бою, не было осечек?

- Ни разу. В бою не подводило. Один раз сидели в засаде. Литовцы экономят: если это изба, у них зимой отапливалась только кухня и комната, где ребятишки. Остальные комнаты были холодные. И вот я сидел в этой холодной комнате. И вдруг шуршание. Что такое?! Поднимаюсь, а литовец поднял крышку, из погреба вылезает. «Шмайсер» у меня – клац-клац, затвор передернул. А он замешкался. Я подбежал к нему, ударил по каске прикладом и все – упал он! В общем, взял его в плен.

- А трофейное оружие применяли?

- Применяли и автоматы «Шмайсер», и пулеметы их, и огнеметы. У нас в подразделении у двоих «Шмайсеры» были – убитых много, собирали патроны. В некоторых подразделениях в основном были наши ППШ, ППС.

А в училище я входил в состав расчета пулемета «Максим».

- Когда вы во взводе разведки были, приходилось брать «языка»?

- Приходилось только проделывать проходы вместе с саперами, а непосредственно «языка» брать не приходилось.

- Вспоминали о Боге в трудные моменты?

- Я атеист. А верующие у нас были, никто не запрещал молиться, не осмеивал. Это были семейные уже, пожилые, лет под пятьдесят. И молились, как только отрывали блиндаж или же в доме каком-то остановились. Образок ставили и свечи – с собой носили. Это было в порядке вещей.

- А 100 граммов в вашей части давали во время Великой Отечественной войны?

- Давали, когда завершилась операция серьезная или атака, наступление, чтобы разрядка моральная получилась. А так чтобы в окопах сидели и разносили, как в ресторане, такого не было.

- В фильмах показывают, что солдаты, офицеры обмывают награды. А у вас такой обычай был?

- Некогда было. Правда, некоторые выпивали. Самогон гнали литовцы, они же любители домашних колбасок, этого всего.

- Как вы считаете, от водки на войне больше пользы или вреда?

- Я не был ее любителем, поэтому не могу сказать. И у нас не было таких пьянчужек, которые бы говорили: «А-а, ты не хочешь! Тогда дай мне!». Мудрый у меня был 54-летний боец, Иван Савельевич, по-моему. Он говорил: «Неужели вы, ребята, не поймете, что жить-то надо не ради водки! Не теряйте жизненную ориентировку! Жить надо сейчас трезвыми. Вот война закончится, тогда выпьем!». Такой вот был человек.

- Как вы в НКВД попали?

- Приказ пришел, что весь полк, имеющий боевой опыт, притом осадный, передать во 2-ю дивизию НКВД, которой командовал генерал Смелов. Штаб дивизии находился в Вильнюсе, в бывшем дворце Сметона. И вот полк туда. Это было уже лето 1945-го года.

Марш-бросок получился у нас 70 километров. Прошлепали за двое суток, вымотались. И наш полк распределили так: один батальон в Каунас, второй остался в Вильнюсе, а третий в Алитусе. Я попал в Каунас, где три роты раскидали по гарнизонам. Наша 9-я рота оказалась в Литве, в районе Гарлява. Разместились мы в здании школы. Рядом был сарай, где кухню организовали.

Были в роте и полку пополнения личного состава, потому что под Пиллау понесли потери. У нас в отделении было девять человек, уцелели трое, шесть человек добавили.

- Какие задания выполняли?

- К нашей роте были прикреплены шесть оперативников НКВД. И начали нас учить приемам маскировки, обнаружения. В лесу с щупами ходили в поисков схронов с оружием... Были и большие операции по уничтожению обнаруженных баз бандформирований, в которых участвовал весь гарнизон.

Однажды получили оперативные данные о том, что из-за границы в бандформирование должны были прислать человека с важным заданием. И должен был он прийти в такой-то дом. Ночью мы заняли хутор, где ожидалось его появление. Наш взвод пришел полностью, проверили все, а в засаде остались оперативник и пять человек.

У многих местных сыновья, отцы в банде находились. А у них хуторская система – друг другу новости передают. И вот в дом, где мы были в засаде, стали приходить люди. Пришли, а обратно их не выпускают. И вот целая изба набралась таких. И так мы просидели всю ночь. Только уже к утру два человека на велосипедах приехали, в гражданской одежде. Оказалось те, кого мы ждали. Когда они поняли, что попали в засаду, попытались бежать. Но наш снайпер на приличном расстоянии их застрелил.

- А потом что сделали с этими родственниками бандитов?

- Население не трогали. А если точно знали, что это сын или отец бандита, то арестовывали его. Один раз, помню, весной 1946-го года человек тридцать таких набралось. Связали руки, посадили на машину, взяли четыре человека охраны и повезли в Алитус сдавать для последующей проверки в НКВД.

Ехали, ехали, началась пурга. Забуксовали. Остановились, просят пить, просят есть. А до Алитуса пустынное место. Одна только мыза (хутор) попалась. Зашли, а у хозяина ничего нет, только хлеб. Поели.

- Сергей Николаевич, за что вас наградили орденом Красной Звезды?

- Была уже хорошая погода. С оперативной группой пошли. По их данным, на хуторе скрывался вооруженный бандит. Кругом лес. Подошли к хутору. Установили пулеметы по углам. Стали подходить к дому. Там перед входом увитая плющем беседка. Вдруг выходит бандит с немецким «Шмайсером» и начинает стрелять. Я в ответ из своего ППШ. Сжал курок и не помню, когда остановился. Тут я осознал, что такое «пули свистят». Потом пилотку долго хранил простреленную. А противника изрешетил я пулями.

За эту операцию, фактически за то, что сохранил личный состав и сам живой остался, мне орден Красной Звезды дали.

- В каких еще операциях участвовали?

- Был еще такой случай. По оперативным данным большая банда должна была выйти из леса и перейти в соседний район для совершения масштабных диверсий и убийств советского актива. Наша задача была встретить и ликвидировать. В гарнизоне у нас 100 человек было, а для задания привлекли около 50 человек.

Ночью мы заняли позиции, где ожидался выход банды. Это был глубокий овраг у дороги. Расположились все и лежим, ждем... Под утро метрах в ста пятидесяти – двухстах появились. Открыли огонь по ним, потом стали преследовать. Большую часть банды ликвидировали.

- Специальное военное образование получили?

- Да. Где-то в мае 1946-го года мне предложили поехать учиться в Саратовское училище НКВД. Согласился, нравилась мне военная служба! В училище три года мы больше ездили по командировкам. И в Литву тоже – выборы обеспечивали.

На втором курсе мы были в отпуске. Всех отозвали и отправили на Украину. Но сначала мы попали в Белоруссию, пешком дошли до города Лиды. А оттуда пошли в сторону города Ровно.

- Значит, учебу в училище совмещали с борьбой с бандитами?

- Да. В Ровенской области Западной Украины мы останавливались в двух больших селах. В поле провели операцию по уничтожению бандитов. А на следующий день пришел эшелон, нас распределили с оперативниками и всех, кто был связан с бандитами, погрузили в вагоны и отправили. Плач, рев был там!

Потом нас перебросили в Коломыю в Ивано-Франковской области. Там тоже участвовали в проведении операции по ликвидации бандформирований.

Выезжали в командировки мы и в Эстонию, и в Латвию. В городе работали по уничтожению бандитского подполья.

- Я общался с людьми, которые боролись с бандформированиями в Литве, на западе Украины. У них учитывалось, сколько дней провели в боевых действиях. А вы знаете, сколько у вас их было?

- Все записывали при подсчете. Я сам не учитывал и не могу сказать.

- А приходилось ли вам контактировать с истребительными батальонами из литовцев?

- С истребительными батальонами приходилось контактировать, потому что обыкновенно нас размещали на территории или же в здании НКВД района, и ястребки эти то же там размещались. Мы с ними общались нормально, а действовали раздельно. Был у нас оперативник – литовец, но он окончил нашу академию.

- А местные жители в Прибалтике к вам как относились?

- Боялись они. Придешь, начинают трястись. В чем-нибудь антисоветском участвуют, оттого и боятся.

- Как боролись с советской властью литовцы, латыши, эстонцы и украинцы? Были ли у них отличия в этом?

- Нет, одно и то же – нападали из-за угла; там, где нет армейских подразделений; запугивали население; убивали не только самих советских активистов, но и членов их семей. Когда я был уже в училище, были мы в Западной Украине. Когда бандиты брали в плен нашего солдата, они привязывали его к двум деревьям и отпускали их – разрывало человека на части! Или прямо по живому телу пилой двуручной пилили! В Литве то же самое было.

- Бывали случаи, что эти лесные бандиты сдавались в плен?

- При мне не сдавались. Мы задерживали и отправляли для проверки.

- Как проходила ваша служба после училища?

- После окончания училища и присвоения звания лейтенанта в 1949-м году в Кремль попал в полк специального назначения, в котором прослужил четыре года. В 1953-м году после смерти Сталина в полку произошла большая замена офицеров и личного состава. И перевели меня в войска по охране особо важных объектов.

Был командиром взвода, роты, зам. командира, командиром батальона, начальником штаба полка. Потом два года в Египте военным советником был.

- Сергей Николаевич, хотелось бы, чтобы вы рассказали поподробнее про вашу службу в Египте.

- Мы туда попали втроем. Генерал Мартынов, полковник Григоренко и я – подполковник. Из МВД я был один. Когда министр узнал, что я там один подполковник, а остальные полковники и генералы, то приказал: «Подготовить немедленно аттестацию досрочную по присвоению звания полковника». И в 1970-м году получил полковника.

Я в Египте с 1970-го по 1972-й год работал. Был в штабе армии народной обороны, так у них внутренние войска назывались. Возглавлял их генерал-лейтенант Марсен. Нашу академию окончил, по-русски разговаривал свободно. Он был моим подопечным. И генерал Али тоже окончил академию. Работали больше вечером, потому что днем очень жарко. Выезжали в командировки, разрабатывали и проводили учения.

У египтян были три настоящие полевые армии с артиллерией, с охраной, с боевыми установками со всеми, которые оборонялись по Суэцкому каналу. А при каждом губернаторе, который имел военный чин, был батальон, бригада называлась, это как у нас внутренние войска, охранявшие различные объекты. Я сам помогал им организовывать обучение, оборону, поставку для них оружия. Еще у них была плотина на реке Нил. Если ее взорвать, то весь Египет затопит. То есть там специфика была другая. И солдаты были спокойные, народ очень дружелюбный. Переводчик Мухаммед, Али – замечательные, нормальные люди. Приходилось каждый день вместе ездить в командировки, по всем губернаторствам. У нас было задание проверить, как там организована оборона. И везде нас встречали доброжелательно – устроят жилье, питание.

Когда разрабатывали и проводили масштабные учения египетской армии, учитывали все – готовили свои вводные данные, типа борьбы с разведывательно-поисковыми группами противника, с террористами. Все было нормально, пока президентом был Насер.

После его смерти к власти пришел Анвар Садат, и к нам повернулись задом.

У меня есть журнал, и есть там статья обо всем этом.

- Как вы считаете, во время арабо-израильских войн среди египетских офицеров были предатели?

- Там не предатели, а трусы были.

- После Египта вы отвечали за безопасность ядерных объектов…

- Назначили меня начальником отделения большого по охране ядерных объектов. По всему Союзу мотался. У меня 15 человек подчиненных было, 6 из них тоже полковники. Я должен был утром каждого дня знать, сколько рентген сейчас на всех объектах, сколько человек получили предельные дозы радиации, сколько человек погибли, откуда взять резервы заменить тех, кто на пределе, для охраны. И я об этом должен был докладывать командующему наших войск. А генерал армии Яковлев должен был в ЦК докладывать.

Я до того дошел, что как-то вошел к дежурному генералу управления со сводкой и потерял сознание. Когда воевал, боролся с бандитами, был молодой и совсем по-другому все воспринимал. А тут голова все время болела из-за этих проблем. Придешь домой, жена: «Ну, садись кушать» или что-нибудь еще говорит. А я не воспринимаю ее слова: «А?». Она: «Ты что, глухой?!» Я утром вставал, первым делом работа, работа, работа.

Нес ответственность за все закрытые города, за ядерные объекты, о которых никто не знал, и за то, что случилось в Чернобыле. Я как раз был в командировке на Ленинградской атомной станции, когда это произошло. А я был в составе группы по ликвидации ЧП, в которую входили несколько министров. Поэтому приехал в главк, а они уже уехали. Начальник оперативного управления, генерал, говорит: «Сиди, тут работы хватит!». У меня из отдела осталось четыре человека, остальные сразу же уехали в Чернобыль.

- Когда уволились?

- В 1986-м году уволился.

- Чем занимались потом?

- Двадцать пять лет был председателем совета ветеранов. И до сих пор в школу приглашают. Там хороший музей я создал с учительницей. И жизнь пошла уже такая – с внуками на рыбалку, с внуками на прогулку... Последние два года болячки вышибли меня из строя.

- У вас много внуков?

- У меня трое внуков и трое правнуков.

- Есть ли у вас секрет долголетия? Может быть, вы не употребляли алкоголь, не курили?

- Не знаю, почему прожил я столько лет. Много работал, переживал за свое дело. И пил, и курил. Восемьдесят лет, восемьдесят пять и девяносто отмечал, не как некоторые – дома, а в кафе. И чувствовал себя хорошо. Курить бросил только лет пятнадцать назад.

- Снится ли вам сейчас война?

- Уже давно не снится. Снятся гражданские моменты со службы по охране ядерных объектов, но не военные.

- Для вас Великая Отечественная война – это главное событие вашей жизни?

- А как же, конечно! Я за нее ответственен, я все это видел, я участвовал. У меня в семье много родственников, погибших во время войны. Для меня та война святое дело! А День Победы – святой праздник! Все равно, что для верующих Рождество.

- Спасибо за рассказ.