Я родился 20 сентября 1912 года в Эстонии, в Принаровье — в деревне Кароль Васкнарвской волости Вирумааского уезда, в семье крестьянина-бедняка Никифора Захаровича Чапурина. Наша деревня находилась в пяти километрах от центра волости — деревни Васкнарва. В 1923-м году, минуя первый класс, я окончил Карольскую четырехклассную начальную школу. Уже с октября 1923 года я был учеником сапожной мастерской Грабова в соседнем селе Ямы. Там я работал до 1927 года, а после, уже с мая месяца, там же сапожником у купца Юдина. С мая 1934 до начала войны я был разнорабочим на случайных работах на территории Вирумааского уезда Эстонии: на лесозаготовках, на рытье канав, каменщиком, батраком. Все это продолжалось до 1941-го года. Хотя я в те годы имел очень малое образование, я с ранних лет старался во все вникать. Очень переживал, когда видел несправедливое отношение людей друг к другу. Вся моя молодость прошла во времена Эстонской Республики. Хочу сказать, что если сейчас родители своих детей почти до 90 лет, а, может, и больше, имеют возможность содержаться на иждивении, то в наше время с этим обстояли дела с точностью до наоборот. Как единственный работник в семье я оказывался вынужден помогать родителям содержать свое хозяйство. Видимо, все эти переживания молодости впоследствии и помогли мне пережить тяжелые военные годы. В феврале 1939 года я женился на Анфисе Курминой из деревни Переволок (с 1916 года рождения). Во время войны моя жена была эвакуирована в глубокий тыл СССР, в Ульяновскую область, где работала в колхозе. Ее не стало в 1987-м году.
17-го июня 1941-го года, еще за несколько дней до того, как началась война, я прибыл в Нарву поступил в качестве каменщика в отдел капитального строительства комбината «Кренгольмская мануфактура». Все это я делал в расчете на то, чтобы переселиться сюда на постоянное место жительства. Работать мне приходилось на строительстве жилых домов, которые закладывались по обеим сторонам нынешней улицы Йоала, напротив Дома Культуры имени Василия Герасимова. Здесь же меня и застало известие о нападении Германии на Советский Союз.
25 июня все мы, рабочие, были сняты и направлены на оборонные работы в районе железнодорожной станции Пюсси. Где-то во второй половине июля часть рабочих, в том числе и меня, отправили обратно в Нарву. Когда ночью наш эшелон совершал обратный путь, мы подверглись орудийному обстрелу. Так как один вагон был подожжен, нам под обстрелом огня, который корректировал летавший над нами самолет, пришлось участвовать в его отцеплении. Это стало первым моим знакомством с войной. До самой Нарвы нам пришлось добираться пешком. Надо сказать, что во время нашего участия в оборонных работах, железнодорожная станция Нарва подвергалась бомбежкам, в связи с чем имелись разрушения и жертвы. Я пришел на квартиру родственников, но, к сожалению, никого там так и не застал. Сестра моя эвакуировалась, а зять Михаил находился на дежурстве — на второй день он также эвакуировался в тыл. Мне стало известно, что еще 23-го июля была объявлена мобилизация в ряды Красной Армии. Несмотря на то, что я являлся белобилетником, я добровольно пошел на сборный пункт. Вместе с другими мобилизованными меня направили в глубокий тыл — на станцию Реж Свердловской области. Там я работал каменщиком в составе 787-го рабочего строительного батальона. Должен сказать, что, находясь в этом батальоне, я нетерпимо относился ко всякого рода нытикам, лодырям и паникерам. Их, надо сказать, у нас в то время встречалось немало. Я же всю ту работу, которую мне поручали, выполнял аккуратно, за что неоднократно ставился в пример другим. В батальоне я занимался строительными работами, а точнее говоря, делал печки на станции Реж.
Служба в рабочем батальоне продолжалась у меня до января 1942 года. Потом меня призвали в действующую Красную Армию. Как доброволец я был принят рядовым бойцом во 2-й батальон 300-го стрелкового полка 7-й Эстонской стрелковой дивизии. Наша часть располагалась на станции Еланск той же области и входила в состав Уральского военного округа. Почему меня направили в ту часть? После того, как в феврале 1942 года началось формирование 7-й Эстонской стрелковой дивизии, вышел специальный приказ Сталина — направлять всех эстонцев в свои национальные части. Там мы жили в землянках и тренировались.
В марте же 1942 года я стал курсантом Отдельного Отряда Особого Назначения при Московском военном округе, который дислоцировался сначала вблизи деревни Погорелка Камышловского района Свердловской области, в пионерском лагере. Мне сразу же стало понятно, что мы находимся теперь на особом положении. Особенно же все это стало ясно после беседы с председателем Совнаркома Эстонской ССР Веймером. Тогда же мы поняли, что нас готовят для выброски в тыл врага в Эстонии. Где-то с апреля по июль 1942 года мы обучались ориентированию на местности, активно изучали топографию. Кроме того, овладевали всеми видами оружия, как нашего, так и немецкого, вплоть до мелкокалиберной пушки. Одним словом, изучали все то, что могло бы нам пригодиться в тылу врага. Отмечу, что если раньше мы назывались особым отрядом особого назначения, то после встречи с Веймером стали именоваться просто партизанским отрядом.
В июле 1942 года нас перебросили в Иваново, где мы продолжили изучать минерное дело. Кроме того, мы осваивали парашюты и даже успели совершить по два учебных прыжка. Некоторые же наши товарищи были направлены учиться на радистов. В конце же августа 1942 года нас направили в Москву, где мы каждый день готовились к выходу в тыл врага через линию фронта. К сожалению, по ряду причин наш переход в тыл задерживался до декабря 1942-го года. Располагались мы совсем рядом с площадью Дзержинского. Совсем рядом от нас находилось эвакуированное в Москву эстонское правительство.
В первых же числах января 1943 года нас вернули обратно в Иваново, обмундировали в военную форму. Мы приступили к каждодневному ведению военной службы, продолжая совершенствовать свои навыки для работы в тылу врага. В это время Эстонской стрелковый корпус, в который вошла не только 7-я дивизия, но и 249-я дивизия, участвовал в боях под Великими Луками. В июле 1943-го года нас снова отправили в Москву. Здесь мы приняли присягу. Затем началось формирование отрядов и групп. Меня назначили комиссаром группы при партизанском отряде под командованием Константина Семеновича Вяльцева. Хотелось бы отметить, что пока мы находились в Москве, нас постоянно посещали члены правительства Эстонской ССР Каротамм, Варес-Барбарус, Теллинг и другие ответственные работники. Частым гостем у нас бывал и первый секретарь Нарвского горкома комсомола Леонид Вальтер. В августе-сентябре 1943 года одну из наших групп под командованием Талви отправили в тыл к фашистам. Нас сначала хотели отправить в тыл пешком, но потом решили, что сделать это лучше на самолетах.
В скором времени прямо из Москвы нас перевели на нашу партизанскую базу, которая находилась недалеко от города Валдая. Находясь в землянках, мы постоянно пребывали в ожидании вылета для того, чтобы быть выброшенными в тыл врага. Наконец, 13 октября 1943 года, с наступлением темноты, этот вылет состоялся.
Полковник ВВС, проверив наше снаряжение и готовность к полету, отдал нам команду на посадку в самолет. Конечно, рев моторов и страшный ветер от пропеллеров самолета не только срывал, но и отбрасывал далеко вперед маскировочный материал. Всем нам от этого становилось явно не по себе. Однако стоило нам сесть в самолет и оторваться от земли, как все неприятности остались, как говориться, позади. Наша группа состояла из 11 человек. Мы настолько увлеклись проплывающей перед нами красотой лунной ночи, что когда пролетали над озером Ильмень, забыли о том, что впереди, на совсем другом берегу, проходит линия фронта. Там, разумеется, нас могли ожидать и неприятности. Приближаясь к линии фронта, наш самолет стал заметно набирать высоту. Несмотря на то, что мы оказались хорошо одетыми, нам стало заметно холоднее. У некоторых же наших товарищей появился шум в ушах. Сквозь окна самолета стали видны вспышки выстрелов. Тем не менее, линию фронта мы прошли благополучно. Оставалось только приземлиться в тылу врага. Наши мысли невольно крутились вокруг этого главного для всех нас момента. Следует отметить, что некоторые из нас должны были прыгать с парашютом впервые и поэтому в какой-то мере волновались. Учитывая, что мне предстояло прыгать уже в третий раз,я должен был показать остальным пример воодушевления и готовился прыгать первым.
С момента нашего перелета через линию фронта прошло не более 40 минут, как вдруг мой сосед радостно воскликнул: «Партизанские сигналы — огни!» Я присмотрелся и увидел, что это действительно были огни встречи. Но после этого с борта самолета стали раздаваться ошеломляющие нас пулеметные очереди. Оказалось, что мы попали под обстрел вражеского самолета. Началось сильное сотрясение машины. Наш самолет пошел камнем к земле. Это было вынужденное пикирование — чтобы выйти из под того самого обстрела. Мы, конечно, тогда на своих местах не удержались и попадали кто куда. Через несколько секунд после этого наш самолет вышел из пике и взял курс по направлению встречных сигнальных костров. В результате оказалось, что из-за столь неожиданной схватки с фашистским самолетом в нашей группе партизан один человек вышел из строя — был ранен в ступню. Кроме того, получил повреждение левый борт самолета. В связи с этим нам пришлось делать лишний круг для того, чтобы обеспечить выброску людей и вещевых мешков. Таким образом, столь неожиданное происшествие стало первым нашим «боевым крещением» в тылу врага.
Не успели мы и опомниться от случившегося, как вдруг прозвучала команда: «Приготовиться!» За ней последовала другая команда: «Приготовиться!» После этого за мной в ночную мглу устремились все остальные участники группы. Дело, правда, не коснулось одного получившего ранение нашего товарища Петухова. Он улетел обратно. Через несколько минут все мы благополучно приземлились на землю, где в то время, подобно шакалам, уже вовсю рыскали наши враги. Приземлились мы, как оказалось, на территории Псковской области. Тогда же наша группа влилась в состав партизанского отряда под командованием Якова Семеновича Вяльцева. Нас партизаны сразу же встретили.
Едва мы познакомились с положением и обстановкой, как уже на третий день нам пришлось участвовать в одной нелегкой операции. Нам предстояло подрывать Варшавскую железную дорогу, которая находилась в 75 километрах от места расположения партизан. Это расстояние мы преодолевали пешком в течение немногим более суток. Мы забрали все необходимое для выполнения операции, а это были взрывчатка, боеприпасы и многое другое, и с наступлением темноты отправились в путь. Нас на это дело пошло около 70-100 человек партизан. Через полутора суток, не доходя до станции двух километров, мы подошли к железнодорожному полотну.
Когда мы прибыли на место, нас обо всем очень хорошо проинструктировали. Каждый из партизан получил конкретное задание и знал, что и как ему следует делать. В операцию оказались вовлечены также железнодорожные сторожа, которые после выполнения этого задания также влились в состав нашего партизанского отряда. Охрана же железнодорожного моста была нами своевременно изолирована. В результате всего этого нам была предоставлена возможность действовать на протяжении более чем 2-х километров.
Надо сказать, наши действия по подрыву железной дороги оказались хорошо организованными. Людей у нас расставили так, что минирование и поджог зарядов проходили по команде одновременно по всему объекту. На все это было потрачено не более чем получаса времени. Впрочем, несмотря на такое ограничение во времени, враг нас все равно обнаружил. Поэтому минирование проходило под обстрелом противника, который вел по нам огонь с ближайшей станции. Мы пропустили один эшелон, затем положили взрывчатку под стык рельс и взорвали четыре снаряда.
Но так как у нас был хорошо продуман план операции, это обеспечило наш безопасный отход. Через очень короткое время все наши партизаны оказались в сборе в установленном до этого месте. Таким образом, первое задание мы выполнили успешно. С нами все благополучно обошлось. Мы вывели из строя большой участок железнодорожного пути и взорвали мост. Кроме того, в отряд влились новое пополнение из железнодорожной охраны. Впоследствии мы узнали, что на эту операцию вышли все партизанские отряды близлежащих районов. В результате всего этого Варшавская железная дорога была выведена из строя на очень продолжительное время.
В обратный путь к месту партизанской стоянки мы двинулись уже другим трактом. Поэтому на наше возвращение ушло уже более двух суток. По пути видели сожженные деревни и виселицы. Кроме того, летом «рамы» (немецкий самолет-разведчик. - Примечание И.В.) сбрасывали еще и листовки. Когда мы вернулись в расположение своего отряда, нас там не ожидало ничего хорошего. Оставшиеся на месте товарищи уже второй день вели бои с фашистами. Нам сразу же пришлось вступить в бой с вражескими группами, которые пытались выбить партизан из населенного пункта. Осуществить им этого не удалось и они, по сути дела, вынуждены были отступить.
На следующий же день рано утром нас начали бомбить немецкие самолеты. Они сбрасывали зажигательные и другие бомбы. В течение всего дня эти ужасные налеты повторялись четыре раза. В результате этого оказались подожжены многие дома данного населенного пункта. Но наши партизаны не растерялись и вместе с населением не только ликвидировали пожары, но и стали вести обстрел вражеских самолетов. В этот же день нами был сбит один немецкий самолет и один самолет подбит. Командир экипажа сделал вынужденную посадку на занимаемой нами территории. Мы его пленили. К сожалению, я не помню название станции, где мы осуществляли подрыв железной дороги, и деревни, где немцы нас бомбили. Но, ориентируясь по карте, можно сказать, что это было около станции Новоселье и деревни Дедино. Впрочем, все это требует отдельного уточнения.
Хотя мы были молодыми и испытывали страх, все же понимали, что если немцы вынуждены у себя в тылу прибегать к помощи авиации, то это говорит о том, что их положение на завоеванной территории непрочно. Это придало нам смелости и силы, воодушевило еще больше на борьбу с врагом. Жизнь в партизанском отряде проходила достаточно разнообразно. Нам не раз приходилось сталкиваться лицом к лицу с немецкими автоматчиками. И хотя перевес зачастую оказывался на стороне вражеских сил, мы, партизаны, выходили победителями со сравнительно малыми потерями.
Начиная с октября 1943 года и до встречи с Красной Армией в 1944 году мы, партизаны, чувствовали себя хозяевами положения на территории оккупированной немцами Ленинградской области. У нас имелась своя советская власть, так называемая тройка, которая во многом содействовала нашему общему делу. Особенно много эти «тройки» помогали нам в вопросе снабжения партизанской армии продовольствием и одеждой. Немало оказывали и другой помощи. Все это оказалось возможным лишь благодаря тому, что все население принимало сторону партизан. Немцы и их прислужники имели возможность двигаться только днем по большим дорогам. В тех же местах, где находились немецкие подразделения, им угрожали постоянные неожиданности со стороны нас. Свое местонахождение они всегда минировали и огораживали колючей проволокой. По проселочным дорогам всегда свободно разъезжали партизаны от деревни до деревни.
Для борьбы с нами немцы создавали большие карательные отряды, которые оказывались вооруженными до зубов: имели танки, артиллерию, минометы и пулеметы. Всему этому мы, партизаны, противопоставляли тактику умелого маневрирования, то есть, ударяли по врагу там, где он этого никак не ждал.
Наша партизанская работа заключалась не только в уничтожении вражеских коммуникаций, его живой силы и техники, но и в воспитании людей, которые временно оказались на занятой противником территории. Через партизан они узнавали всю настоящую правду о делах на фронтах Великой Отечественной войны, о том, как живет наш народ в советском тылу. Короче говоря, в тех местах, где действовали партизаны, шла жизнь, полная скорой надежды на освобождение. Кроме того, мы и сами поддерживали связь с нашим тылом. Ежедневно в Эстонский штаб партизанского движения в Москву отправлялась информация о скоплении и движении наших войск. Наши действия, все-таки, оказывали моральное воздействие на мирное население. Во всяком случае, эвакуированным людям было ясно, что победа будет за нами.
Во всех этих делах, безусловно, большую роль и значение имели партизанские агентурно-разведывательные группы, в задачу которых входило также и рассказывать людям правду о делах фронта и тыла, а также собирать ценные сведения о том, что делается в тылу врага. В то же самое время мы делали населению разъяснения о том, чтобы те из людей, кто способен носить оружие, шли бы в наши партизанские отряды. Одна из таких групп, собственно, и была вверена мне — как начальнику группы агентурной разведки. Дело в том, что я только в самом начале занимал должность комиссара группы. Очень скоро после этого мне поручили быть начальником группы агентурной разведки. В среднем в своем составе наша группа имела от пяти до девяти человек. Находясь далеко от отряда, она должна была заниматься агентурно-разведывательной работой и постоянно держать хорошую связь со штабом отряда.
Помнится, когда штаб нашего отряда находился в деревне Королевщина Лядского района Ленинградской области, нашей группе было поручено пробраться на территорию Эстонии, к реке Нарове, с тем, чтобы провести наблюдение за ходом строительства укреплений по левому берегу реки, от Васкнарвы до Городенки. Все это происходило в самом начале ноября 1944-го года. Этим строительством руководили немецкие инженерные части. К этому делу мы привлекали также местное население с гужевым транспортом и беженцев из числа евреев из лагеря, которого охраняли шуцманы. Укрепления строились на левом берегу реки Наровы у деревни Кароль. Там же создавались блиндажи. Для этой цели разбирались целые дома. Ниже деревни Кароль, напротив деревни Дюк, создавались траншеи. В районе деревни Городенка и Боровни, напротив деревни Омут, строились уже железобетонные дзоты.
Кроме того, тогда же нам было дано и еще одно существенное задание — привести скрывающегося в тылу человека. Для меня и моих двух товарищей оно оказалось особенно важным, так как нам спустя три с половиной года пришлось увидеть родину, те места, где мы родились и выросли, и встретиться с родителями и родственниками. Нас было, как вы поняли, три человека в составе группы. Это принесло нам немало волнений и душевных переживаний. В то же самое время это всех нас воодушевляло на смелый шаг в предстоящем задании. Мы должны были в течение троих суток его выполнить и вернуться в штаб отряда. Особо отмечу, что маршрут в один конец составлял 70 километров. Положение наше осложнялось еще и тем, что более безопасное передвижение простиралось только на 30 километров. Остальные же 40 километров нам нужно было покрыть за одну ночь, а после уже быть у цели. Одним словом, мы должны были скрытно переправиться через реку Плюссу, миновать немецкий гарнизон, находившийся на станции Ужово, побывать в двух населенных пунктах, перейти эстонскую границу, которую охраняли вооруженные члены организации «Омакайтсе», и пройти незамеченными на конечный пункт, то есть, в деревню Переволок. В этой деревне, расположенной по правой стороне по самому берегу реки Наровы, нас должны были укрыть.
В этом пути нам оказали очень большую помощь партизаны соседних русских отрядов, обеспечившие нашу переправу через реку Плюссу. Сначала из деревни Кареловщина нас доставили до деревни Углова. Из Углова нас вели уже другие товарищи (из Гдовского района). Староста из деревни Орел дядя Левонтий проводил нас через эстонскую границу, то есть, почти до деревни Переволок. На обратном же пути нас провожал и обеспечивал полную безопасность «полицейский», получивший от дяди Левонтия такое задание.
Около четырех часов утра мы перешли границу, собрали свои последние силы и направились прямо по азимуту по направлению к деревне Втроя. Нам оставалось пройти около 7 километров. Но для того, чтобы действовать наверняка, нужно было в деревне Втроя выяснить дальнейшую обстановку. Времени до рассвета оставалось очень мало, поэтому медлить было нельзя. С большим трудом и риском для дела мы через соседа Шувалова уточнили положение в конечном пункте. К счастью, все полученные сведения оказались в нашу пользу. Все шло как будто хорошо. Но когда мы подошли к месту конечного пункта, то вся земля оказалась покрытой снегом. Наши следы ясно выделялись на местности. Чтобы сократить время, мы направились по компасу через лес и болото. Прямо к месту назначения мы вышли удачно. Трудно передать те важные переживания, которые мы испытывали, когда увидели родные места и поля, а главное — от предстоящей встречи с близкими родными. Ведь мы больше трех лет о них ничего не знали.
Чтобы не быть обнаруженными, нам пришлось целый день скрываться. Отдыхали после трудного дня на сеновале. Оттуда же наблюдали за окружающим и, в частности, за ходом работ на левом берегу реки Наровы в окрестностях деревни Кароль, где немцы как раз и строили свои укрепления.
Постоянным связным нам служила Ольга Филипповна Курмина — родная мать моего шурина Михаила Курмина, который находился вместе со мной в группе. Она то и дело оповещала нас о положении дел в деревне, по которой неоднократно проезжали немецкие повозки. Надо сказать, она была необычайно смело, и это нас, конечно обнадеживало. Потом для сбора более точных данных и сведений мы направили «в разведку» моего тестя Андриана Андреевича Курмина. Несмотря на свои преклонные года, он охотно вызвался на это дело и к вечеру принес много интересных сведений. Честно говоря, когда мы у него только появились, он побоялся открыть нам дверь. Ночевать в результате этого нам пришлось у соседей. Это только позже мы зашли к тестю и отправили его в разведку в Васкнарву.
(Андриан Андреевич Курмин родился в 1884 году в деревне Переволок. С 1941 года находился в немецкой оккупации. В январе 1944 к нему впервые пришли партизаны из Псковской области — его сын Михаил, зять Иван Никифорович Чапурин и Михаил Николаевич Волков из деревни Скарятино. Андриан Курмин принял партизан, укрыл в надежном месте и накормил. По поручению партизан собирал для них военные сведения о местонахождении и численности немецких войск, а также об оборонительных сооружениях на реке Нарва. Партизаны неоднократно приходили к Курмину и получали от него помощь. Когда в марте 1944 года деревни Принаровья были сожжены немцами и население было эвакуировано в Кингисеппский район Ленинградской области, был избран уполномоченным от эвакуированного населения. Указом Президиума Верховного Совета ЭССР награжден медалью «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. - Примечание И.В.)
Вечером перед нашим уходом собрались несколько наших верных друзей и знакомых. Эта встреча оказалась как радостной, так и полезной для нашей работы. У нас установилась хорошая деловая связь через верных нам товарищей: Андриана Курмина (деревня Переволок), Прокопия Солодова (деревня Верхнее Село), Судакова Павла (деревня Кукин берег) и других, которые с риском для своей жизни всегда оказывали нам помощь и не раз укрывали партизан, когда это было необходимо.
Следующей ночью мы отправились в обратный путь. Дойдя до дяди Левы в деревне Орел, мы вынуждены были остановиться на целый день, так как дальше скрытно пробираться не представлялось никакой возможности. Да и, кроме того, нам, насквозь промокшим, надо было как следует обсушиться. Но не успели мы и сомкнуть своих глаз, как рано утром к нам пришла одна бабушка и сказала: «Детушки, подымайтесь! В деревню пришел отряд немцев!» От этой новости всем нам стало не по себе. Ведь мы, трое вооруженных партизан, ничего не могли сделать против 30 вооруженных фашистов. Немцы рыскали и что-то по деревне искали. Но наш дом они обошли, так туда и не заглянув. Честно говоря, когда около нашего дома, в котором мы скрывались, подъехала машина с немцами, мы подумали, что они сейчас войдут к нам. Но этого, к счастью, не случилось. Потом в деревне говорили, что они искали партизан. На этот раз все обошлось хорошо.
К вечеру с задания вернулся «дядя» Лева и привез с собой провожатого для нас. Фамилии его мы не знали. Позднее нам стало известно, что им оказался «полицейский», работавший на нашу пользу. Свое поручение он выполнил с честью, доставив нас до самой реки Плюссы, у деревни Углово. Что же касается скрывавшегося человека, которого должны были доставить в лагерь, то он отазался и дядя Лева его, естественно, не привел. В Углово нас встречали партизаны из соседних отрядов. К вечеру четвертого дня мы, наконец, добрались до своего отряда. Таким образом, мы выполнили свое задание. Ведь мы узнали, что в деревне Кароль созданы бункера: для этой цели, собственно, и были разобраны дома.
В дальнейшем, руководя агентурно-разведывательной группой, нам не один раз приходилось бывать на территории Эстонии. За это время у нас наладилась неплохая связь с людьми, которые там проживали. Собственно, через них мы и вели свою агентурную работу. Позднее нам стало известно, что на территории Эстонии, примерно в 10 километрах от реки Наровы в районе Васкнарвской волости, находился небольшой «шуцмановский отряд», сформированный в основном из местной молодежи. Что означало это понятие — шуцманы? Это были те ребята, которые поступили в охрану только за тем, чтобы не быть призванными в немецкую армию. Большую часть этого отряда составляли знакомые нам ребята, то есть, наши земляки. Гитлеровцы использовали эти отряды для охраны военнопленных и «беженцев». Тогда наша разведгруппа поставила перед собою задачу во что бы то ни стало наладить связь с этим отрядом и добиться его полного разложения. Для этого мы привлекли верных людей, находившихся на территории Эстонии. Наладить с ними связь нам удалось за достаточно короткий срок. Для того, чтобы добиться этой цели, наша группа переселилась на продолжительное время в Гдовский район, в лагерь Липечи, где жили и скрывались от карателей жители местных деревень: Орла, Козловщины и других. Надо сказать, здесь мы довольно неплохо обосновались. Местные жители нас кормили и оказывали нам всяческую помощь. Особенно много нам помогали семьи Ломаковых, Вересовых и другие. Им можно было во всем доверяться. Эти семьи использовались для выполнения многих заданий нашей разведгруппы. Отсюда мы держали тесную связь со штабом отряда и неоднократно посещали Эстонию, где нас всегда ждали и укрывали либо Павел Судаков из деревни Кукин берег, либо Андриан Андреевич Курмин из деревни Переволок.
Постепенно результаты наших походов стали осуществляться. В одну из декабрьских ночей 1943-го года на заранее установленном месте к нам перешли из отряда «шуцманов» в полном немецком снаряжении и вооружении пятеро товарищей — Борис Пелешев, Виталий Федорович Пелешев, Борис Маслов, Николай Костров, Н.Шапиро. При этом часть из них перешла к нам с вооружением. С этого момента они приняли сторону партизан. В этом деле нам оказал огромную помощь Павел Судаков из деревни Куйкин берег. На другой день мы их отправили в штаб нашего отряда, в деревню Кареловщина. Сами же мы остались на месте нашего лагеря для дальнейшей работы. Безусловно, уход из «шуцмановского» отряда пяти человек сделали свое дело. Нам стало известно о том, что буквально на следующий день к партизаном пытались перейти еще одиннадцать человек. Но ввиду безрассудной смелости, проявленной с их стороны, план этих ребят не удался. Они были обнаружены командиром «шуцмановского» отряда Тимченко. Один из них стал его жертвой — он его прямо на месте и застрелил. Поскольку после этого в данном отряде «шуцманов» пошло разложение, стало ясно, что высшие силы немецкого командования терпеть этого не будут. И действительно, через какое-то время данный отряд шуцманов, ровно как и несколько других «шуцмановских» отрядов, были расформированы, обезоружены и отправлены под конвоем на работы в Тарту. Командир же того отряда Тищенко был арестован. Дальнейшая его судьба мне неизвестна. Таким образом, и эти наши планы осуществились.
Хотелось бы отметить, что в Куремяэ и Кохтла-Ярве также находились немецкие концлагеря. Но с ними у нас связи не было. Только с лагерем, расположенным «под высокой гривой», между деревнями Агусалу — Кароль — Ямы.
Находясь в течение двух месяцев в Гдовском районе близ эстонской границы, нам удалось переправить в штаб нашего отряда более 35 человек, изъявивших желание связать свою судьбу с эстонским партизанским отрядом. Ими оказались как военнопленные, так и скрывающиеся от немецких властей В.Почуев и С.Дубинин, не желающая работать на немцев молодежь — братья Щербаковы, А.Шувалов, И.Заутин, П.Зыбин и многие другие.
В деревне Кукин Берег нам помогал Павел Соколов. Из деревни Верхнее село к нам в отряд перешли оказавшиеся там военнопленные. Их удалось отправить в отряд 45 человек.
Дальнейшее пребывание нашей разведгруппы на данном участке стало невозможным. Несмотря на то, что мы соблюдали все приемы конспирации, нас все же обнаружили. Наше пребывание в лагере, таким образом, стало известно многим. Поэтому дальнейшая деятельность группы не могла дать нам каких-либо результатов. В итоге мы вынуждены были вернуться в расположение своего отряда. Но прежде, чем уйти в отряд, нам предстояло задержаться еще на несколько дней. По совету преданных нашему делу товарищей мы перешли на другое конспиративное место. Новое конспиративное место находилось в нескольких километрах от лагеря Липечи, в районе деревень Лядино и Рубцовщина Гдовского района. Но где это было точно, я не помню. На протяжении всей нашей агентурной работы в данном районе у нас был связной — 14-летний Толя Смирнов из деревни Орел Гдовского района Псковской области. Впоследствии, уже 25-го февраля 1944-го года, он погиб при прорыве линии фронта у деревни Каттазе. Но все это произошло уже потом. А нам перед возвращением в отряд необходимо было выяснить один вопрос нашего плана. На всякий случай я со своей группой имел три запасных лагеря.
А тогда, буквально на второй день, к нам на новое место прибежал этот Толя и сообщил, что в лагерь Липечи прибыли эстонские партизаны — девять человек. Только он один знал место нашего нахождения. Откуда ему было все известно? Дело в том, что в деревне Скамья в немецком штабе работал наш человек Александр Тихомиров. Он, кстати говоря, и уведомил нас о том, что в деревне Радовель стоит карательный отряд, через связного Толика. Он-то, этот Толик, и рассказал нам о карательном отряде и о трех партизанах, скрывавшихся в деревне Липечи.
В тот момент мы
такого внезапного визита, конечно, не
ожидали. И хотя на следующую ночь мы
должны были уйти в отряд, мы решили
выяснить причину их столь неожиданного
прихода. И 9-го января 1944-го года нам
пришлось вернуться обратно на прежнее
место Липеги. И оказалось, что нашу
группу в количестве девяти человек,
которой руководит Александр Трелин,
командование нашего отряда отправило
с таким заданием: переправиться через
реку Нарову в районе Куйкиного берега
и разгромить отряд шуцманов, из которого
на нашу сторону перешло четыре человека
— Виталий Федорович Пелешев, Маслов,
Шапиро и Костров. Но это задание группа
не смогла выполнить по следующим
причинам. На реке Нарове сплошным потоком
шел «шорох» (битый лед). Переправиться
было невозможно. Но нельзя было и
оставаться на месте, так как обо всем
этом знали немцы. В такой обстановке и
приняли решение — возвращаться обратно
в отряд.
10-го января группа Трелина собралась в поход. Около 16-ти часов она вышла из лагеря, но, не пройдя и 250 метров и вступив в кустарник, была встречена пулеметным огнем вражеской засады. Были убиты Борис Маслов и Крупинников. Трое же подняли руки и сдались в плен. Гога Кочетков, нарвитянин и партизан нашего отряда с первых дней, был тяжело ранен в живот, а потом по дороге убит.
Прощаясь с командиром группы Трелиным, я вручил ему письмо для командира отряда. Я предупредил его о том, что содержание его строго секретное. На прощание мы крепко пожали друг другу руки. Я тогда не знал, что вижу Сашу в последний раз и что смерть настигнет его в каких-то 250 метрах. Комсомолец Саша Трелин, уничтожая секретное письмо, подорвал себя гранатой. Нужно было спасать врага, наступавшего на лагерь, оставшихся местных жителей и часть партизан. Была отдана команда скрытно отходить в сторону болота и кустарника. Отход направляли партизаны М.Волков, Евгений Ваймель, В.Почуев. А мы с Михаилом Курминым остались сдерживать врага и отстреливались. Я видел, как немцы с двух сторон пытались нас окружить. В этот момент у меня отказал автомат. Видя мое непростое положение, Курмин закричал: «Уходи! Уводи людей, а я немцев задержу». «А как же ты?» «Уходи, у меня пулемет».
Мне оставался отход только в одном направлении — через глубокую канаву, которая была до краев заполнена водой. Мне пришлось в нее прыгать и идти по пояс в воде. На улице уже было около десяти градусов мороза. Мокрый и обмерзший, я все же догнал отходящих людей. К темноте мы вышли на одну из близлежащих деревень. Мы немного обогрелись и двинулись на деревню Козловщина, где по-настоящему обсушились и обогрелись у бывшего председателя колхоза Журавлева. Затем, обсудив обстановку, мы решили рано утром перебраться в Доможирскую церковь. Там в течение дня мы и скрывались. Этот объект оказался вне подозрений немцев и был очень хорош на случай обороны.
Вечером 11-го
января за нами приехали Журавлев и
староста деревни, который помогал нам
во всех наших делах. Прибыв в деревню
Козловщину к Журавлеву, мы там встретили
Мишу Курмина, за которого так сильно
переживали целые сутки. Но ему повезло.
Отстреливаясь до последнего патрона и
отползая, он провалился в яму, в которой
местные жители хранили картофель и
другие продукты. В ней он и укрывался
до тех пор, пока не ушли немцы. Их было
брошено на уничтожение партизан
численностью где-то около батальона.
В ночь на 12-е января мы вышли по маршруту Волчий Остров — Ужова (река Плюсса) в Лядский район в деревню Королевщина, где тогда, собственно, и находился штаб отряда. Перед Волчьим Островом мы наткнулись на изуродованное тело Гоги Кочеткова. Погрузив его в повозку бывшего председателя колхоза Журавлева, который провожал нас до Волчьего Острова, мы отправили его в обратный путь. В помощь ему был дан партизан с заданием - тела всех погибших партизан собрать и захоронить в одном месте. Это и было сделано местными добрыми людьми во главе с Журавлевым. Позднее, уже во второй половине марта 1944 года, все эти тела были перезахоронены с воинскими почестями в деревне Орел.
Через какое-то
время начался прорыв блокады Ленинграда.
Враг начал панически отступать. Нам,
партизанам, предстояло вести очень
серьезную работу. Отряд получил задание
перебазироваться ближе к эстонской
границе. Но когда мы прибыли на место
расположения, то есть, в деревню Рубцовщина
Гдовского района, перед нами представилась
страшная картина. Вокруг горели наши
села. Как оказалось, в эти дни немцы
сожгли десятки населенных пунктов
Принаровья. После этого отряды поджигателей
перебрались в Гдовский район, чтобы
продолжить свое грязное дело. Отступая,
немцы все предавали огню, а что не
поддавалось огню, взрывали. Так оказались
взорваны церковь в деревне Скамья и
древнейшая церковь в Ольгином Кресте.
Но в тех местах, куда прибыли партизаны,
они не успели ничего сжечь.
Скрывавшееся в лесах и зарослях кустарника население сообщило нам о том, что в ближайшей деревне Орел находится группа немцев, которая, собственно, и занимается поджогом деревень. Командование нашего отряда решило немедленно захватить эту группу, а если ее удастся пленить, то уничтожить. Командир партизанского отряда Вяльцев среагировал на это немедленно. Им была тотчас же создана группа под командованием Паюсте. Хорошо разведав обстановку и оценив положение, группа сняла часового и ворвалась в дом. Поджигатели оказались захвачены врасплох. Мы взяли в плен 12 человек немцев и одного убили. Главарю группы удалось каким-то образом бежать. Выяснилось, что все они были эстонцами и состояли в организации «Омакайтсе». Всех этих пленных мы доставили в штаб отряда. Потом их переправили в штаб армии. В этой операции участвовали Миша Курмин, Миша Волков и только что прибывший 17-летний житель деревни Орел Геня Орлов.
В результате того, что был уничтожен отряд поджигателей и в районе постоянно действовали партизаны, все близ лежащие деревни оказались целыми. Захваченные нами пленные рассказали, что в их задачу входило уничтожить все деревни в этой части района и что в деревне Скамья находится еще одна группа поджигателей. На следующий день из деревни Скамья пришла другая группа поджигателей, которой удалось сжечь деревню Левошкино. Когда же они пытались подойти к деревне Орел, из встретила боевая группа под командованием начальника штаба отряда Александра Калласте. Почти целый день партизанам пришлось сдерживать поджигателей, которые рвались к деревне Орел. Им это не удалось. Так нашим отрядом оказались спасены от уничтожения деревни Орел, Козловщина, Лядины, Рубцовщина и многие другие.
Следующий день для нас, партизан, стал особенно радостным. В первых числах февраля 1944-го года в наш район прибыли части Красной Армии, которые заняли правый берег реки Наровы и Чудского озера. Мы с ними, таким образом, воссоединились. Дальше продвижение регулярных частей Красной Армии задержалось — на некоторое время, для того, чтобы подтянуть резервы. Но это не стало обычным затишьем. Отдельные отряды Красной Армии пытались прорваться вглубь немецкой обороны для того, чтобы навести панику в стане врага. Все это, впрочем, проходило в большей степени неудачно. Поэтому для дезорганизации вражеского тыла на территорию Эстонии и была направлена целая партизанская бригада.
Наш эстонский партизанский отряд под командованием Якова Вяльцева был придан 1-й партизанской бригаде, которой командовал Филиппов. 23 февраля 1944-го года, как раз в знаменательный День Красной Армии, наша бригада двинулась в путь через Чудское озеро. Для того, чтобы все прошло более-менее успешно, нам предстояло осуществить 40-километровый переход, то есть, преодолеть это расстояние под покровом одной ночи, незамеченными подойти к линии фронта и, прорвав ее (линию фронта), уйти в леса в тыл врага. Прорыв фронта намечался в районе деревни Каттасе бывшего Йыхвиского уезда. В этом рейде участвовали не только эстонская партизанская бригада, но и 1-я и 2-я русские бригады, общая численность — 400 человек. Мы должны были осуществить прорыв в районе деревни Каттасе, взяв железную дорогу Йыхви-Таллин и Раквере-Таллин. К тому времени я уже занимал должность политрука роты.
Около 7 часов вечера прямо в деревне Рубцовщина бригада построилась к походу. Все наши партизаны получили необходимое снаряжение, боеприпасы, оружие и продовольствие. Каждый из нас, как правило, старался забрать побольше патронов и поменьше продуктов. Все как один были одеты в новенькие маскхалаты. В таком виде мы и двинулись в поход через Чудское озеро. Путь оказался нелегким. Во всяком случае, совсем не таким, каким мы его представляли раньше. Особенно трудно оказалось перебираться через ледяные заломы. Ночью они были для нас особенно трудными. Поэтому наш переход через Чудское озеро занял в два раза больше времени, чем это до этого предполагалось.
За первую ночь мы прошли немногим более 15 километров. Как только нас застал рассвет, нужно было искать выход из создавшегося трудного положения. Нами было решено остановиться на день в заломах, которые находились примерно в 8 километрах от берега, напротив деревень Ремнику и Смольница. Там под большими ледяными завалами, не высовывая носа, скрываться от немцев. Надо сказать, это оказалось непростой задачей — скрыть на заломах озера 390 человек и остаться незамеченными. Но если бы немцы нас обнаружили, наша гибель была бы неминуемой, поскольку от фронта или берега, по которому проходила линия фронта, мы находились на расстоянии не более семи-восьми километров. Усталые и промокшие, мы вынуждены были сидеть в этих ледяных заломах до наступления темноты при минус двадцати градусах мороза. Лошади и сани пришлось оставить на озере. Вечером бригада двинулась в поход. Вторая половина пути проходила намного легче. Для исхода дела, то есть, для прорыва фронта, это имело большое значение.
25-го февраля 1944-го года около четырех-пяти часов утра в районе деревни Каттасе бригада вплотную подошла к линии фронта. При этом она сделала это так незаметно, что враг оказался застигнут врасплох. На нас обрушился лишь огонь постовых пулеметов. Но и это продолжалось недолго. Все огневые точки противника были быстро уничтожены. Атака прошла удачно. Фронт был прорван. Мы понесли небольшие потери: потеряли шесть человек убитыми и два человека ранеными.
При этом враг понес немалые потери. Нами было взорвано 17 автомашин, а также захвачены трофеи — два пулемета, винтовки и другое оружие врага, уничтожена живая сила противника. «Деревня Каттасе очищена от врага», - так телеграфировал на другой день командир 1-й бригады Филиппов. У деревни Ростоя, уже потом, взяли в плен немецкую разведку. Немцы бросили против нас легкие танки. Мы потеряли 17 человек. После того самого боя бригада разделилась на две части. Одна из них (1-я, в количестве 200 человек) двинулась по направлению в Алайыэ, а другая — по направлению деревни Ростоя (2-я, в количестве 150 человек).
Постоянно преследуемые противником, мы пробирались с трудом и шли почти без отдыха. К нашему несчастью, в эти дни на улице стояли сильные морозы. Это, разумеется, не могло не сказаться на стойкости и силе отряда. Дело в том, что перед отправкой в тыл врага прислали американские ботинки. Так как они показались нам довольно неплохими с виду, многие наши ребята заменили им свои кирзовые сапоги. В походе же они оказались очень слабыми. В них быстро промокали ноги. Поскольку обсушиться для нас не представлялось никакой возможности, большая часть из нас — примерно 30 процентов - при таком холоде обморозила себе ноги. На боеспособности бригады это очень сильно отразилось.
К полудню следующего дня мы вышли на ближайшие хутора деревни Ростоя ныне Йыгеваского района. Учитывая, что нас собралось более 200 человек, возможности всем и полностью обогреться не представлялось. По прошествии всего нескольких часов на опушке леса появился неприятель. Поднялась боевая тревога. Между нами и разведывательной группой противника началась перестрелка. Немцы, конечно же, постарались скрыться. Они оставили на поле боя несколько убитых. Один ихний раненый солдат сдался в плен.
Ночь прошла довольно беспокойно. Ведь каждый из нас знал, что рано утром нам предстоит бой. Но и партизаны не замедлили хорошо подготовиться к встрече с врагом. Раненые и обмороженные тут же были доставлены в «безопасное место». Первая атака немцев состоялась около 7-ми часов утра. Она началась одновременно с трех направлений. Немцы были вооружены легкими танками, артиллерией, минометами и пулеметами, а также прочим вооружением. У нас же, партизан, ничего не имелось кроме гранат и автоматов. Живая сила противника превосходила нас в три раза. За день нам, партизанам, пришлось отбить три атаки. Когда мы наконец, отбили третью по счету атаку, мы отошли в глубь леса, где находились остальная часть и раненые. Причиной такого нашего спешного отхода явилось не то, что не было сил удерживаться, а то, что эта позиция нас в дальнейшем не устраивала.
К исходу дня мы не досчитались 12-ти своих товарищей. Они погибли в боях с врагом. Также у нас были и раненые. Впрочем, противник в эти дни понес потери в четыре раза больше. Только на участке, которым руководил командир нашего подразделения В.Сиренев, было уничтожено 10 гитлеровцев. Особенную стойкость проявил среди нас пулеметчик Анатолий Лапцов. Что характерно: немцы убирали с поля боя все трупы, складывая их на воз так, чтобы сверху лежали партизаны. Этим самым они маскировали свои большие потери. Собственно, об этом нам потом рассказывало местное население.
Находясь на территории Эстонии в течение более 20 суток февраля-марта 1944 года, нам пришлось встретиться с огромными трудностями тяжелой партизанской жизни. Во-первых, большая часть из нас сильно обморозилась, что, конечно, сильно сказалось на боеспособности бригады. Во-вторых, наши действия проходили на территории, которая была насыщена регулярными войсками фронтовой линии, где активно действовали члены организации «Омакайтсе». Наконец, в-третьих, местное население этого района была настроено по отношению к нам враждебно. Если партизаны являлись на хутор, то об этом немедленно сообщалось местным «омакайтчикам». Некоторые, убегая с хутором, стреляли по партизанам. Это делали так называемые кулаки и их подручные. Конечно, встречались люди, которые были рады все отдать, чтобы оказать какую-либо помощь партизанам. Но таких оказывалось очень мало. Почему? Потому что бедняки и в особенности крестьяне из Принаровья угонялись под конвоем местными членами организации «Омакайтсе» в глубь Эстонии. Они, конечно, потерпели немало бед и невзгод от такой «эвакуации». Одним словом, наше пребывание на территории Эстонии показало, что здесь нужно в дальнейшем менять тактику партизанской борьбы.
Вот в таких условиях нам и приходилось оказывать сопротивление фашистам. В день мы выдерживали по два-три боя с членами организации «Омакайтсе», карателями и другими вражескими силами. День и ночь мы постоянно находились в движении. За сутки нам приходилось преодолевать расстояние в 50 и больше километров пути. В течение всего этого времени, несмотря на 20-градусный мороз, нам почти не удавалось передохнуть в тепле. С питанием дела обстояли тоже очень плохо. И если мяса иногда удавалось добыть, то хлеба и соли не видели в течение двадцати суток. Почему? Потому что из советского тыла все это было очень трудно получить. Ведь мы не могли стоять на одном месте столько времени, чтобы принять груз, сброшенный с самолета. Да и заброской с тыла продуктов невозможно было снабдить такую массу питанием. Достать же продовольствие на месте оказывалось практически невозможным. Но наши люди духом не падали и продолжали громить врага на каждом шагу. Причем делали это с малыми потерями для партизан и с большими — для противника. Хочу отметить, что за все время февральско-мартовской операции мы потеряли убитыми около 35 человек. Что же касается питания, то дело доходило до ужасного: мы ели коней, а в 1-й бригаде иногда даже кожу.
Стоит отметить, что наши действия на территории Эстонии были постоянно наступательными. Особенно неплохо у нас получались ночные операции. Как сейчас помню, однажды разведка доложила о том, что на хуторе «Меоросаре» у болота «Морокосоо» расположился на ночлег вражеский отряд. Командир нашей бригады отдал следующий приказ: под покровом ночи окружить и уничтожить вражеский отряд. И около 12-ти часов ночи партизаны скрытно подошли к хутору и открыли шквальный огонь. Враги были застигнуты врасплох. В этом бою погибло очень много гитлеровцев. Но небольшая их часть все же сумела в полуголом виде убежать в сторону болота. В результате этой операции нам удалось изъять у фашистов много оружия и боеприпасов, некоторое снаряжение и продовольствие. Наши же потери оказались самыми минимальными — один человек. Добытые же в том бою продовольствие и боеприпасы во многом способствовали нашему дальнейшему продвижению.
После этого боя, то есть, на следующий день, нам был приказ вернуться на Большую землю. Возвращение в советский тыл оказалось нелегким. Нужно было совершить 65-километровый переход по глубокому снегу через леса, перейти незамеченными дорогу Тарту — Йыхви, по которой ежеминутно днем и ночью двигались немецкие войска, и, в частности, танки. Кроме того, надо было перейти линию фронта по берегу Чудского озера. Но все эти преграды мы преодолели почти без потерь в течение полутора суток.
Очутившись же на просторах льда Чудского озера, вся наша бригада по приказу командования разошлась по маленьким группам. Сделано это было для того, чтобы обезопасить себя при нападении вражеских самолетов. Поскольку под покровом ночи нам удалось отойти далеко от берега, враг за нами не погнался. Лишь только один самолет появился и сделал несколько кругом. Но он, не причинив нам никакого вреда, вернулся восвояси. Этот переход по Чудскому озеру проходил на расстоянии не менее 40 километров.
Чем ближе мы подходили к берегам Гдовщины (мы отступали через Каукси), тем больше давали о себе знать утомленность и истощение. Выбиваясь из последних сил, мы двигались по-всякому: и ползком, и на коленях. Последние семь-восемь километров из нас уже мало кто дошел на своих ногах. Для оказания помощи партизанам были мобилизованы подводы из местных деревень Рябинки, «Козлова берега» и других. С помощью местного населения нам, к счастью, удалось спастись от неминуемой гибели. Все партизаны были благополучно доставлены в теплые и сухие помещения. В дальнейшем более половина среди нас была направлена на лечение и отдых в город Ленинград. Тогда же мы не досчитались еще 13 человек.
Так в марте 1944-го
года закончилась наша партизанская
жизнь, в которой я был комиссаром группы,
начальником агентурной разведки группы
(в Гдовском районе) и политруком роты
(в Эстонии). С марта по октябрь 1944 года
я находился на излечении по ранению и
в резерве Эстонского штаба партизанского
движения. С конца же октября 1944 года я
был направлен на работу в 108-й отряд
военизированной охраны Управления
Связи Эстонской ССР в город Таллин, на
должность инспектора по вооружению. В
этом качестве застал окончание войны.
К тому времени моих родителей уже не
было в живых: находясь в немецком
концлагере в Клоога, мой отец был
расстрелян в возрасте 80-ти лет, а мать
— в возрасте 76-ти лет. Только за то, что
их сын находился в партизанском отряде,
они были уничтожены. За участие в войне
я был награжден орденом Отечественной
войны 2-й степени и медалью «Партизану
Отечественной войны».
На этой работе я находился до июля 1945-го года. Затем по решению отдела кадров ЦК Компартии Эстонии я был направлен на работу в город Нарву, где до октября 1946-го года был председателем городского Совета ОСОАВИАХИМ. Принял я дела у бывшего председателя Калашникова. По правде говоря, «дел» и не было, кроме небольшого деревянного ящика, в котором находились в полном беспорядке некоторые дела и печати. Даже не было стола! Также были три инструктора-собаковода без собак, инструктор по ПВХО и инструктор-организатор Федор Михайлович Гамзеев. Фамилии других товарищей я не помню, так как их вскоре пришлось освободить. Все нужно было начинать фактически с нуля. Пришлось заменить помещение, так как в старом не имелось даже телефона. По предложению начальника штаба ПВХО мы перебрались в его помещения, где я и продолжил работу. Оно было подвальным, размещалось при горисполкоме. Сразу же была поставлена задача: увеличить число первичных организаций, создать группу минеров, укомплектовать штаты, которые согласно расписанию должны состоять из 9-ти человек. Впрочем, в течение четырех лет у нас не работало больше пяти человек, кроме минеров. Состав Совета состоял из семи человек. Когда в течение нескольких месяцев все эти вопросы были приведены в должный порядок, началась работа. Для реорганизации ОСОАВИАХИМа во всех школах, на комбинате «Кренгольмская мануфактура» и других предприятиях и учреждениях имелись свои первичные организации, укомплектованы штаты, укреплен состав Совета, создана группа минеров. У нас постоянно было три человека, но случалось, когда число работников доходило и до пяти. Возглавлял группу Мейцев. Обучал же группу минеров Ващенко, командир истребительного батальона.
Стоит отметить, что группа минеров провела большую и опасную работу по очистке города Нарва и поселка Нарва-Йыэсуу, а также окраин города. Особенно много смелости и умения было проявлено при разминировании участка по левому берегу реки Наровы на территории поселка. Здесь особенно отличились минер Виктор Кустов и Суворов. Группой руководил опытный и умелый минер Александр Мейцев. В результате было извлечено много прыгающих шрапнелевых мин. Большая часть взрывоопасных единиц отвозилась за город на «Олегину горку» и уничтожалась. В процессе этой опасной работы минерам не раз приходилось рисковать. Помню, меня однажды пригласил Мейцев присутствовать при подрыве собранных взрывоопасных единиц. Все ушли в укрытие и ждали взрыва. Но время все шло и шло, а взрыва, как ни странно, не последовало. Несмотря на то, что подходить к месту предполагаемого взрыва было опасно, Мейцев рискнул, подошел к нему, выяснил причину и заложил новое взрывоопасное устройство. Взрыв после этого прозвучал. Честно говоря, все мы тогда очень сильно переживали за Мейцева. Надо сказать, минеры из подземных ходов города извлекали очень много взрывоопасных вещей. Имея в подчинении четыре человека минера, мы обезвредили около 4000 взрывоопасных единиц. Все обезвреживали прямо на месте.
Впрочем, кроме очистки города от взрывоопасных единиц ОСОАВИАХИМ занимался и подготовкой «ворошиловских стрелков». Проводили занятия с ними по стрельбе, организовывали курсы шоферов. Также проводили занятия по ПВХО. В местах массовых мероприятий мы устраивали тиры, где проходили стрельбы по мишеням из духовых ружей и много разных других мероприятий. Кроме основной работы в Нарве мне приходилось выполнять и общественные поручения. Так, например, я три раза избирался секретарем первичной парторганизации горисполкома. Участвовал в выборных компаниях — был уполномоченным и агитатором. Выезжал на переоценку товаров в связи с снижением цен. Выполнял другие поручения временного характера. Участвовал в художественной самодеятельности драматического кружка. Кроме того, за время работы председателем городской организации ОСОАВИАХИМ и ДОСАРМ трижды награждался Почетными грамотами (награжден одной союзной и двумя республиканскими грамотами).
Честно говоря, когда я прибыл в город, он предстал передо мною до основания разрушенным. Уцелели лишь кирпичные здания комбината «Кренгольмская мануфактура» и много домов на так называемой Кулге. Горисполком и горком партии размещались в кирпичных зданиях. Там же в подвальных помещениях располагались ОСОАВИАХИМ, штаб ПВХО и штаб истребительного батальона. «Старый город» оказался полностью разрушен. Люди проживали в основном в приспособленных подвальных помещениях, но — в малом количестве. И хотя нам не приходилось разминировать здания «Старого города», засоренность взрывоопасными вещами была огромная. Мне особенно запомнился один случай, когда во время работ по восстановлению города в воскресенье девушка Густяхина прямо на тротуаре под плитой, расположенной по адресу — Койду, 7, что в «Темном саду», обнаружила взрывное устройство. Там было 10 шашек тола, приготовленных к взрыву по полной форме. Пришлось дать команду всем идти в укрытие. Вместе с Волковым мы взялись за обезвреживание этого устройства. Нам с большой осторожностью и трудом удалось это сделать. Беда миновала, и работы продолжались в нужном направлении.
Еще, помню, был заминирован несколькими противотанковыми минами один недостроенный дом. Между прочим, в июне месяце 1941 года я принимал участие в его строительстве. Здесь уже мне пришлось привлечь на помощь милицию. Взрывали прямо на месте. К счастью, все обошлось хорошо. Даже несмотря на то, что одна мина во время взрыва вылетела на мостовую, но не взорвалась.
Надо сказать, в то время старых жителей города осталась малая часть. Нарвитяне подались в такие города, как Таллин, Раквере, Пярну. В Нарву же переселилось почти все принаровское население. В Нарве также находилось воинское подразделение — так называемых латышей-штрафников.
Должен сказать, что в то время не стояло вопроса об уничтожении района «Старого города», Пожалуй, наоборот, речь шла об его восстановлении. Никакого патруля в этом районе, как некоторые говорят, я там не видел. Люди, напротив, имели туда свободный вход и брали из развалин стройматериал.
Затем, с 1949-го года, я находился на шестимесячных курсах Республиканской партийной школы. После ее окончания вернулся в Нарву на прежнее место работы. Это продолжалось до реаорганизации ОСОАВИАХИМа в январе 1949 года. Я был избран председателем городского Совета ДОСАРМ города Нарва. В июле того же года по решению организационного отдела ЦК меня направили на партийную работу в Васкнарвскую волость Йыхвиского уездного комитета партии. Секретарем волкома я проработал до 1950-го года. В это же время был избран кандидатом в члены уездного комитета партии. В сентябре 1950-го орготделом ЦК был направлен на учебу в двухгодичную республиканскую партийную школу в Таллине. По окончании в 1952 году получил диплом незаконченного высшего образования. В августе 1952 орготделом ЦК направлен на работу в город Пыльва, где, занимая должность секретаря райкома, занимался вопросами промышленности и сельского хозяйства. С декабря 1957 по март 1958 находился на излечении в республиканской больнице в Таллине. После болезни по личной просьбе был направлен на работу в Калластевский район, на должность инструктора райкома (послали на укрепление района). Здесь я трудился до февраля 1959 года. Затем в связи с укрупнением районов был автоматически переведен в Тартуский район на ту же должность. Там я работал до января 1973 года, то есть, до наступления пенсионного возраста. В настоящее время я являюсь персональным пенсионером республиканского значения. Живу один, занимаюсь общественной работой — уже более 10 лет избираюсь членом Совета ветеранов города Калласте. Шесть лет избирался секретарем парторганизации Калластеской городской парторганизации. Также более 12 лет являюсь внештатным инструктором Тартуского районного комитета Народного Контроля. Много выполняю поручений временного характера.
Из личного архива Ильи Вершинина
