Я родился 22 сентября 1926 года в селе Бурилово Котовского района Одесской области. Семья у нас была самая обыкновенная. Родители - Иван Фёдорович и Полина Фёдоровна, обычные крестьяне, оба неграмотные. Всего мама родила девять детей, но двое умерли ещё в младенчестве. Нас осталось семеро, пять мальчиков и две девочки: Мефодий, Ефим, я, Александра, Виктор, Вячеслав и Татьяна.
Несколько слов, пожалуйста, о довоенной жизни.
В 1933 году я пошел в школу. За несколько лет до этого, а точнее в 1929 году, в нашем районе провели коллективизацию. Колхоз только набирал силу, вставал на ноги. Я хорошо помню нашего председателя колхоза, обутый в постолы (примитивная обувь из кожи – прим.ред.), он стоял с куском обоев и карандашом в руке, записывал явившихся на работу крестьян. Году так в 36-м, как мне помнится, начались гонения на церковь. И, по-моему, вполне справедливые. Представьте себе – засушливое лето, хлеб горит на полях, а поп в это время на церкви в колокола звонит, людей в храм зазывает. Это значит, все должны бросить работу, и прийти в церковь. Да не с пустыми руками, а с непременным подношением. Вот за это советская власть и называла их мироедами. Чтобы как-то отреагировать на эту ситуацию из Котовска приехал уполномоченный РАЙЗО – районного земельного отдела, еврей с наганом на боку. Он собрал сельских активистов и постановил: кресты и колокола поснимать, на окнах установить портреты Ленина и сделать церковь клубом. На открытие клуба организовать пионеров и комсомольцев со знаменами. Мне так понравилась эта идея, что я попросился нести знамя. И вот на открытии клуба я первым вошёл в бывшее здание церкви с красным знаменем и пионерским значком на груди. Правда, после этого сельские старухи на меня здорово обозлились.
Чувствовалось ли приближение войны?
Она предполагалась исходя из всех событий, происходивших тогда в мире. Гражданская война в Испании, потом Халхин-Гол, Финская война. Даже мы, пацаны, чувствовали, что надвигается что-то серьёзное. Помню, у нас в селе был один парень, который вернулся из Испании с орденом «Красной Звезды». Так его встречали всем районом! Мы смотрели на него, затаив дыхание. Моему старшему брату Мефодию, который окончил в Одессе мореходное училище, тоже довелось принять участие в этих событиях. Он был мотористом 1-го класса, за отличную учёбу даже был награждён маленьким бюстом Ленина. Потом, в годы оккупации, мне пришлось его закопать, а после войны мы его так и не нашли. Так вот брата после окончания училища направили служить на теплоход «Крым». Команде поставили задачу - плыть в Испанию, спасать испанских детей. Туда на корабль загрузили оружие, а обратно должны были вывезти полторы тысячи детей. Их привезли в Одессу, там распределили по различным учреждениям. Но поскольку в Испании победил режим Франко, то дети так и остались в Советском Союзе, и я думаю, их потомки до сих пор гуляют по Одессе.
И я прекрасно помню свои детские ощущения, когда Советский Союз заключил пакт о ненападении с Германией. Я недоумевал: как это наш враг может в одночасье стать другом?
День начала войны помните?
В 1941 году я окончил семь классов и собирался поступать в мореходное училище в Одессе, которое окончил мой старший брат Мефодий. А пока не начался приём документов, я стал работать в колхозе. В ночь на 22-е июня я выехал на лошадях в ночное. Коней распряг и пустил пастись, а сам накосил травы и лёг спать. Ранним утром накосил полную телегу травы лошадям на весь день и поехал домой. Улёгшись на конюшне, я смотрел в ясное, без единого облачка, небо, и вдруг увидел армаду самолётов. Они шли, а за ними тянулся чёрный дымный след. И мне тогда почему-то подумалось, что это немцы проводят границу по небу. А в обед приехал уполномоченный НКВД из района и сообщил, что началась война. Он дал приказ переписать всех мужчин, подлежащих мобилизации.
Вскоре война стала приближаться и к нам. С конца июня в нашем селе установилось безвластие, советская власть ушла, оккупанты ещё не пришли. Отлично помню, как закрылся наш сельский магазин, и люди в одночасье остались без спичек, мыла и прочих необходимых предметов. Однажды бойцы из отходившей через наше село советской части попросили меня помочь им с доставкой какого-то груза в район станции Колбасной, это недалеко от нашего села. Как оказалось позже, мы шли к линии фронта, бой шёл возле села Красненького, за горой. Оттуда по дороге нам стали встречаться раненые, хромающие и перебинтованные, кто пешком, кто на подводах. Они стали нас останавливать, призывали вернуться домой. Мы с товарищем послушались их совета, развернули лошадей, и поехали обратно. В ящиках, которые мы везли, оказались снаряды. Мы выгрузили их на дороге, думали, что когда наши части будут отходить, то подберут их.
А уже 8-го июля в наше село зашли румыны, а за ними на бронетранспортёрах приехали немцы. Первым делом они отобрали крупный рогатый скот, который мы с ребятами пасли, загрузили на машины и увезли. Я пришёл домой весь в слезах, сказал маме, что нашу единственную корову забрали немцы. В качестве власти в село прислали румынского жандарма. Он назначил старосту села, полицаев. Фамилии я их помню, но не хочу сейчас называть. И был установлен комендантский час.
Во время оккупации мы с ребятами из нашего села, будучи подростками, старались как можно больше нашкодить и навредить оккупантам. Откручивали гайки на железной дороге, подкладывали различные предметы на полотно, одним словом, как нам тогда казалось, совершали диверсии. Но вскоре румыны установили на дороге охрану через каждый километр и наша партизанщина закончилась. К сожалению, в нашем селе не нашлось толкового организатора, который бы смог наладить подпольную работу, поэтому мы и занимались всяким баловством. Воровали у румын лошадей, воровали оружие. Например, к нашей соседке захаживал румынский солдат. Так однажды мы его подпоили, украли винтовку, разбили её о ствол акации и выбросили под откос.
В вашем селе были случаи расправ над мирным населением?
Нет, у нас такого не было, но я вам расскажу такой эпизод. Мне довелось видеть, как гнали евреев по дороге из Дубоссар и Рыбницы. Они шли с вещами, хорошо одетые, многие с грудными детьми на руках. По бокам их сопровождали румыны. Их довели до Александровского яра, что у города Первомайска, и там их всех уничтожили. Почти три тысячи человек… А ещё до нас доходили слухи о расправах над евреями в городах. Так в рыбницкой тюрьме сожгли моего одноклассника Ефима... (Весной 1944 года, не успевая вывезти в тыл заключенных рыбницкой тюрьмы, фашисты решили всех уничтожить. Поздним вечером 19-го марта в тюрьму прибыли немецкие и румынские фашисты, а также отряд власовцев. Головорезы врывались в камеры, и расстреливали всех подряд. В конце комендант тюрьмы Валуца с подручными эсэсовцами вновь прошли по камерам, и лично добивали всех, кто еще подавал признаки жизни. После этого тюремные помещения залили бензином и подожгли. Из 245 заключенных каким-то чудом выжили лишь семь человек. Все остальные погибли…Среди погибших были советские подпольщики и партизаны, схваченные фашистами в Молдавии и прилегающих районах Украины, военнопленные, а также румынские коммунисты и антифашисты, в том числе секретарь ЦК комсомола Румынии Андрей Булат и член ЦК комсомола Лазарь Гринберг – прим.ред.)
12-го марта наше село освободили от немцев. Буквально сразу в армию призвали отца и двух моих старших братьев, Мефодия и Ефима, а я остался дома. Уже с 1-го апреля в школе возобновились занятия, и я пошёл в 8-й класс. Но спустя две недели меня призвали в армию.
На три дня нам выдали продуктов, и направили в Котовск. Там нас посадили в эшелон и повезли аж в Кострому, в Песочные лагеря. Там в запасном полку нас хорошенько поморили голодом, как бы давая понять, что мы либо сдохнем здесь без еды, либо геройски на фронте. Оттуда нас направили на границу СССР, в Раву Русскую Львовской области. Разместили в лесу недалеко от станции Жолква, в деревне Туринка. У кого было какое-то образование, тех отобрали для учёбы. А остальных около месяца потренировали в учебном батальоне. Мне, уж не знаю за какие заслуги, присвоили звание старшего сержанта. За это время нас научили стрелять из карабинов, автоматов. А потом наша 70-я Танковая Бригада получила новые танки и была отправлена в 3-ю Танковую Армию генерал-полковника Рыбалко.
Вислу к тому времени наши войска уже форсировали, и мы проехали реку по мосту. Наступательные бои уже прекратились, и мы встали в оборону. Стали копать траншеи, строить землянки. Меня назначили на должность помощника командира взвода танкового десанта. Но в ноябре 44-го я заболел брюшным тифом, и меня отправили лечиться в Львовский госпиталь.
Выписали меня только 9-го марта, но в свою часть я не попал. Из запасного полка я попал в 1-й штурмовой батальон 236-го Нерчинского стрелкового полка 106-й дивизии 3-й Гвардейский Армии, которым командовал майор Митин. (Командир 1-го батальона 236-го Нерчинского стрелкового полка 106-й Днепровско-Забайкальской Краснознамённой стрелковой дивизии майор Николай Фролович Митин в годы Великой Отечественной войны был награждён орденами «Красного Знамени», «Отечественной войны» I-й и II-й степени, и двумя орденами «Александра Невского». Вот выдержка из наградного листа: «В наступательных боях против немецких захватчиков проявляет образцы мужества и отваги. 1.2.45 в бою за город Шлерзее батальону майора Митина было приказано овладеть восточной окраиной города. Противник вел яростный огонь из пулеметов и автоматов. Тов.Митин поднял батальон и броском выдвинулся к самой окраине города, а затем стремительной атакой с малыми потерями овладел восточной окраиной города. Благодаря умелым действиям батальона и лично самого тов.Митина противнику были нанесены очень тяжелые потери.
19.2.45 батальону майора Митина было приказано овладеть селом Поло. Село обороняли несколько немецких танков и самоходных орудий, а также большое количество пехоты. Батальон под сильным пулеметным и артиллерийским огнем противника ворвался в село и в рукопашной схватке уничтожил до 40 немцев, 5 из них уничтожил лично тов.Митин. Когда противник с самоходными орудиями пошел в контратаку и подразделения дрогнули, комбат лично остановил бойцов, собрал группу и смело бросился на врага. Контратака противника захлебнулась. За период боёв батальон тов.Митина уничтожил до 250 немецких солдат и офицеров, в том числе 1 генерала, до 35 пулеметов, 6 орудий, 14 автомашин. Операциями руководил лично, проявляя находчивость, смелость, умелые боевые действия, умение командовать батальоном» - http://www.podvignaroda.ru/ )
Служить я попал во 2-ю роту, которой командовал лейтенант Ломаев, сибиряк, невысокого роста. (Командир стрелковой роты 236-го Нерчинского стрелкового полка лейтенант Ломаев Семён Прокофьевич, в мае 1944 года был представлен к награждению орденом «Красной Звезды»: «при оборудовании района обороны проявил инициативу и организованность, в результате чего оборонительные работы выполнены ранее установленного приказом срока. Весь личный состав роты, которой командует лейтенант Ломаев, дисциплинированный. Сам тов.Ломаев дисциплинированный, требователен к себе и подчиненным» - http://www.podvignaroda.ru/ )
Меня назначили командиром 1-го штурмового взвода. Майор представил меня солдатам, сказал, что я - бывалый воин, а я только глазами хлопал: зачем он обманывает людей? Ведь я не то что пороху не нюхал, стрелять ещё толком не умел! Только потом до меня дошло, что таким образом командир роты хотел с самого начала установить мой авторитет среди бойцов. Поскольку я понятия не имел, что такое штурмовой взвод, я стал интересоваться у комбата, что же мы будем штурмовать. Майор Митин ответил, что нам предстоит штурм фашистского логова – Берлина, до которого нам оставалось 110 километров. А пока мы готовились к решающему сражению: проводили разведки боем, «поиски» за языками.
В обороне мы простояли до 16-го апреля. В день начала Берлинской наступательной операции нам поставили задачу взять город Форст, и форсировать протекающую за ним реку Нейсе. Задачу первого дня мы выполнили, на второй день с боем взяли город Котбус, и продолжали продвигаться к Берлину. В боях мы понесли довольно ощутимые потери, например, в моём взводе осталось в строю половина людей. Нас вывели на отдых, пополнили людьми и снова отправили в бой против берлинской группировки противника. Воевать пришлось в очень тяжёлых условиях рельефа и местности – сопки, озёра, хвойные леса. И снова мы несли потери… (Выдержка из наградного листа на командира 1-го батальона майора Н.Ф.Митина: «16.4.45 в бою за город Форст, умело используя приданные средства, в течении дня очистил от противника 7 кварталов города, уничтожив при этом до роты противника, форсировал р.Нейсе и завоевал плацдарм на юго-западном берегу р.Нейсе» – http://www.podvignaroda.ru/ )
Немцы сражались очень ожесточённо, я бы даже сказал отчаянно. Довольно часто переходили в психические атаки: напившись шнапса, с фаустпатронами наперевес, они шли напролом. Но песенка их уже была спета. Хочу особенно отметить в этих боях роль нашей авиации, которая сильно помогла нам своей поддержкой.
Днём и ночью, без сна и отдыха, мы шли с боями к Берлину. Наконец 29-го апреля вышли к окраине немецкой столицы. После трёх дней ожесточённых боёв мы подошли к Бранденбургским воротам. Там мы получили приказ о взятии Рейхстага. К тому времени там уже несколько дней шли бои, в которых погибло очень много народу. Наши ребята лежали буквально штабелями... Танки били по зданию прямой наводкой, и внутри было уже месиво из людей – наших и немцев… В здании рейхстага против нас держали оборону элитные войска СС и личная жандармерия Гитлера. Они были вооружены до зубов и дрались насмерть. Бой шёл за каждый кирпич, люди стреляли, рубились сапёрными лопатками, душили друг друга голыми руками…
Я с автоматом успел добежать до второго этажа, как вдруг земля подо мною разверзлась, и я полетел вниз. Сколько лежал без сознания, не знаю. Меня вытащил из-под завала какой-то офицер, пытался что-то мне сказать, но я ничего не слышал. Тогда он протёр мне лицо мокрой тряпкой, налил водки. Я выпил, уши у меня отложило, и я услышал его слова: «Сынок, война кончилась!» Но идти самостоятельно я не мог, и этот офицер вытащил меня на улицу. А там уже стрельба, но не боевая, а победная. На ступеньках танцевали наши ребята, появились фотокорреспонденты. Весь мой взвод погиб при штурме рейхстага, из-под завалов вытащили лишь троих: меня, радиста Ваню Башмакова и линейного связиста Жору Кузнецова. Вот нас троих из взвода и запечатлели в поверженном Берлине. Это моя единственная фотография с фронта, которую я храню, как самую дорогую реликвию. На седьмой колонне от входа я, в числе других, расписался на рейхстаге. Написал: «Я, Фадеев, дошёл до Берлина».
Фадеев Я.И. (сидит) Башмаков Иван Сергеевич, Григорий Кузнецов. Май 1945 года |
От вашего полка или батальона пытались водрузить Красное Знамя над Рейхстагом?
Я знаю, что до нас такие попытки предпринимались неоднократно, и уже на моих глазах один парнишка по фамилии то ли Гуртовой то ли Говоров пытался взобраться наверх, но был убит снайпером. Его потом посмертно наградили орденом «Красного Знамени». А уж потом все узнали имена Егорова, Кантарии, Самсонова и других официальных знаменосцев.
После боёв за Берлин нас перебросили под Прагу, на помощь восстанию. Туда мы не шли, а буквально бежали, совершая марши более 50 километров за сутки. Так мы дошли до Дрездена. Мы только входили в город, а на другом берегу Эльбы немцы скрывались за горизонтом. И что удивительно, из наших по ним никто не стрелял, и они не стреляли в нас. В Дрездене мы встретили много наших угнанных женщин, захватили большие немецкие склады.
В Праге в полосе действия нашего батальона оказался завод «Шкода», который на протяжении всей войны выпускал автомашины и танки для немецкой армии. Завод находился под землей, работало на нём 42 тысячи человек военнопленных. Немцы, не желая отдавать ни оборудование, ни рабочих, заминировало завод. Когда бы мы вошли бы на его территорию, он должен был взлететь на воздух. Но наше подразделение минёров вовремя обнаружило кабель, предназначенный для подрыва. Один старший лейтенант разрубил его и обесточил. Правда, при этом сам погиб – образовавшаяся «вольтова дуга» буквально сожгла его. Говорили, что ему даже присвоили звание Героя Советского Союза посмертно.
В Праге в самом конце войны меня ранило, осколком гранаты был повреждён позвоночник. Месяц я пролежал в госпитале, а потом меня направили на пересыльный пункт. Я очень хотел вернуться в свою часть, но нашу дивизию уже перебросили на Дальний Восток, на войну с Японией. В декабре 1945 года меня направили служить в город Сант-Валентин в Австрии. Там находился большой фильтрационный лагерь наших угнанных граждан. Потом нас перебросили в город Аленштайн, в бывшие лагеря 6-й немецкой Армии Паулюса. А потом я ещё пять лет прослужил в армии.
Сегодня часто говорят о том, что советские солдаты позволяли себе мародёрствовать и своевольничать на территории Германии.
Я не помню такого в своей части. Перед тем, как войти в Германию, и на протяжении всего нашего там пребывания, с нами постоянно проводили политработу о том, что мы – солдаты-освободители, находимся в чужой стране и должны вести себя соответствующим образом. За нарушение правил могли применить самые жестокие меры, вплоть до суда военного трибунала. А там, как известно, пряниками не кормят. Расскажу вам такой случай.
Мы брали большое четырехэтажное здание, по-моему, это была контора какого-то предприятия. Добравшись до третьего этажа, я ударом ноги вышиб дверь, дал внутрь очередь, немного подождал, и вошёл в кабинет. Там за столом сидела девушка, судя по всему секретарь. Она испуганно смотрела на меня, я скомандовал «Хенде хох!», но она не двинулась с места. Тогда я дал предупредительный выстрел вверх, и вдруг немка дёрнулась, открыла шкафчик, достала из него опасную бритву и на моих глазах стала резать себе вены! Я, конечно, обомлел от увиденного. На других этажах ещё шёл бой, а на моих глазах умирала эта молодая немецкая девушка. Вы представляете себе, до какой степени эти люди были накачаны страхом к Красной армии, проклятой геббельсовской пропагандой! Я не сумел её спасти…
А у вас были какие-то трофеи?
В конце апреля, не доходя до Берлина, нам пришлось разоружать большую группировку немцев. Они шли с белыми флагами, стали сдавать оружие. Я наблюдал эту картину, и вдруг обратил внимание на стоявшую на обочине легковую машину, очень похожую на наш «виллис». За ней, на покрывале лежал немецкий офицер в чине майора и его водитель. Оба были ранены в ноги. Перед немцами лежали открытые галеты и бутылка с ромом. Я подошёл поближе, держа автомат наготове. Немец-офицер, видя, что я не намерен их расстреливать, предложил мне выпить. Я жестами и на ломаном немецком показал, что буду пить только после них. Майор усмехнулся, налил себе и выпил, потом дал стакан водителю. Я посмотрел на часы и стал ждать. Немец тоже посмотрел на свои часы – карманные, с сердечком из рубина, с двойной крышкой. Время прошло, с немцами ничего не происходило, и я позволил себе выпить стопку рома. После этого майор подарил мне свои часы. Они оказались золотыми, с длинной золотой цепочкой. Уже когда я учился в Кишинёве, пришлось обменять их у одного еврея.
К концу войны в моей офицерской сумке было уже 26 пар часов. Но когда я попал в госпиталь после Праги, там эту сумку у меня спёрли. Ну и несколько раз нам разрешили отправить домой посылки. Я отправил домой мыло и золотые часы, но ничего из этого до моих родителей не дошло.
Ну и как трофеями мы очень часто пользовались немецким оружием, особенно фаустпатронами.
Какие бои можете отметить как наиболее сложные?
Бой в лесу и бой в городе. Потому что там нет командования, здесь каждый солдат действует самостоятельно, как отдельная боевая единица. В руках автомат, на поясе - противотанковые и противопехотные гранаты. Особенно внимательно нужно вести себя в уличных боях. Моему взводу пришлось с боями пройти многие немецкие города, и мы до автоматизма отработали тактику взятия городских зданий. Но никогда не угадаешь, что тебя ждёт за очередной дверью.
Что для вас было самым страшным на фронте?
Больше всего я боялся попасть в плен. Мы знали, что немцы делают с нашими военнопленными. Но у нас уже накопилось столько злости, что думать о плене было некогда, хотелось бить врага до последнего. На войне, конечно, очень страшно. Расскажу вам такой случай.
У меня помощником был сержант Федоренко, из Каменец-Подольска. Он был старше меня лет на десять, опытный солдат, воевал с самого начала войны. И вот он всегда меня вразумлял: «Не лезь в пекло! Не лезь!» Ему-то, в пехоте прошедшему с 41-го года было хорошо известно, что такое пекло. У него же семья, трое детей, которых он даже не успел повидать, когда вместе с войсками проходил через родные места. И вот в самом конце войны, в атаке, его убил немецкий снайпер… (По данным https://obd-memorial.ru командир отделения 236-го стрелкового полка старший сержант Василий Григорьевич Федоренко 1904 г.р. погиб 30 апреля 1945 года и похоронен на северной окраине н.п. Барут Цоссенского района земли Бранденбург – прим.ред.) А я воевал и знал, что если меня убьют, то разве что мать обо мне заплачет, а жены и детей у меня не было, поэтому смерти я не боялся.
Ваши родные, ушедшие на фронт, вернулись домой?
Да, все вернулись живыми. Отец по годам служить не мог, но его мобилизовали в «Трудармию», и работал на оборонном заводе в Челябинске. Старший брат Мефодий дошёл до Будапешта, был тяжело ранен под Балатоном, получил инвалидность. Второй брат Ефим вернулся с фронта с осколком в лёгком, который врачи так и не смогли достать.
А допустим из ваших друзей детства, сверстников кто-то не вернулся с фронта?
Когда нас призывали в армию, то на призывный пункт собрали всех призывников из окрестных районов. Из моего села со мной в вагоне ехало шесть человек. Среди них был и мой дружок, Гаврик Бояров, мы с ним потом попали служить в одну танковую бригаду, только я в 1-й батальон, а он во 2-й. Но я попал в госпиталь, и с бригадой дальше не пошёл, а Гаврик остался служить там, и погиб вместе с бригадой, мне потом об этом рассказывали. А весной 44-го при освобождении Молдавии погиб его брат. (1-й номер ручного пулемета 2-го мотострелкового батальона 70-й Механизированной Проскуровской Краснознаменной Бригады красноармеец Бояров Гавриил Иосифович 1926 г.р. в феврале 1945 года был представлен к медали «За боевые заслуги»: «1.02.1945 года в боях за с.Готартовице при отражении 4-х контратак противника из ручного пулемета уничтожил 5-х гитлеровцев. В бою тов.Бояров вел себя храбро, стойко». Но спустя два месяца 28.04.45 Гавриил Бояров пропал без вести в районе города Диза Вайсенберг, земли Саксония, в Германии - https://obd-memorial.ru. Брат Гавриила Боярова, красноармеец 375-й стрелковой дивизии, Поликарп Бояров, погиб 13.4.44 и похоронен в селе Голерканы Оргеевского района Молдавии - прим.ред.)
Ещё я запомнил двух ребят из соседнего села, Мишу Подопригору и одного парня по фамилии Скрипка. Когда мы стояли на Сандомирском плацдарме, после боёв нас вывели на отдых. Я лежал у дороги, курил. Мимо меня проходила танковая бригада, как после выяснилось, 69-я. И тут среди бойцов бригады я вдруг увидел этого Скрипку. Удалось немного поговорить. Оказалось, по прибытии на фронт он попал в разведку. Там с ним случился такой случай: ему выдали автомат ППС, у которого, как известно, очень слабая пружина, и в любой момент от удара может случиться выстрел. Так и произошло с моим односельчанином, он ранил сам себя. Его подлечили, но по действующим во время войны законам, должны были проверить, не сам ли он решил себя изувечить. Трибунал посчитал этот случай самострелом, и его направили в штрафную роту. Остался ли он жив, не знаю… А вот Миша Подопригора вернулся домой живым. (Красноармеец отдельной зенитно-пулеметной роты 291-й Гатчинской Краснознаменной ордена «Кутузова» стрелковой дивизии в мае 1945 года был представлен к медали «За боевые заслуги»: «… проявил себя дисциплинированным, отважным бойцом. Бдителен на посту. Морально устойчив. Неоднократно участвовал в отражении атак самолетов противника. Будучи в танковом корпусе, тов. Подопригора совершил ряд боевых подвигов. В один из боёв за город Бриегтов тов.Подопригора, исполнявший должность десантника заметил справа от своего танка огневую точку и около неё трех гитлеровцев. Не растерявшись, тов.Подопригора прямо с танка забросал гранатами гитлеровцев». В 1986 году М.Ф.Подопригора был награждён орденом «Отечественной войны» II-й степени – http://www.podvignaroda.ru/ )
Какие у вас боевые награды?
Медали «За взятие Берлина» и «За освобождение Праги», «За Победу над Германией». Но с наградами мне не повезло. Мне рассказали, что за штурм Рейхстага я был представлен к ордену «Красного Знамени», а за освобождение Праги – к ордену «Красной Звезды». Но получив ранение в самом конце войны, я попал в госпиталь, и видимо, мои наградные затерялись. Более того, я не получил даже медалей за Берлин и Прагу. Уже в 90-е годы мне пришлось делать запрос в Министерство обороны Российской Федерации для получения заслуженных медалей. Мне выдали архивную справку, на основании которой консул России в Молдавии вручил мне награды.
Люди, каких национальностей воевали вместе с вами?
Всех, которые населяли тогда Советский Союз. Мы ели из одного котелка, спали под одной шинелью, плечом к плечу воевали с врагом, защищая нашу общую Родину.
Вы сказали, что не верите в Бога. А во что верили на фронте?
Я, если так можно выразиться, верил в свою маму. Она у меня хоть и была простой неграмотной женщиной, не умела даже расписываться, но на войне была моей иконой.
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
Из армии я демобилизовался в 1950-м году. После окончания службы работал на различных должностях, был и экономистом, и председателем совхоза. Так сложилось, что своих детей у меня нет, но детей я очень люблю. В память о моей маме, я взял под опеку девочку из многодетной семьи, оказываю ей помощь из своей пенсии.
Несмотря на возраст, веду активную общественную деятельность по патриотическому воспитанию молодёжи, выступаю в детских садах и школах. В 2014-м году мне в составе делегации от Приднестровья довелось побывать на Параде Победы в Москве, получить в подарок от президента России памятные часы, и своими глазами увидеть великолепие празднования нашего главного праздника – Дня Победы.
Парад Победы 2014 |
Война Вам часто снится?
Почти каждую ночь. Особенно сейчас, когда в мире полыхают такие события. Вечером посмотрю телевизор, и потом не могу уснуть, всё думаю, неужели современным людям снова придётся пройти через то, что в войну прошли мы?..
Интервью и лит. обработка: | А.Петрович |