Я родился 20 января 1920 г. в дер. Старые Шули (сейчас Терновка) Балаклавского района Крымской АССР. Мой отец работал в колхозе "Память Ленина" на молотилках, обрабатывал поля рядом с Инкерманом.
Я пошел в школу, предметы преподавали на русском и крымскотатарском языках. После седьмого класса начал учиться на механизатора в 1937-38 гг., ездил в Кадыковку около Балаклавы. Я получил диплом механика, работал в Балаклавском МТС, в составе тракторной бригады. Молодой был, пожилые трактористы не слушаются, я теорию знаю, а они больше практику. Пошел к директору МТС, говорю:
- Трактористы меня не слушаются. Как быть?
- Пойдешь шофером учиться.
Им пришла бумага, надо послать человека учиться в Симферополь. В 1938 приехал в город, мне сказали:
- Нужно иметь прописку в Симферополе и встать на военный учет.
Я вышел из учета в Балаклаве, выписался из паспортного стола. Прописался в Симферополе, учился, окончил курсы шоферов, в итоге получил права. Пошел в военкомат, говорю:
- Я хочу снова в Балаклаве прописаться.
- Скоро мы тебя в армию заберем. Зачем тебе выписываться?
Так это длилось до 1940 года и с первым призывом меня забрали в армию от Симферопольского горвоенкомата. Попал я пограничником в Кушку, Туркменистан, в 68-й Тахта-базарский погранотряд, Кушкинская комендатура. Служил два месяца, потом направили в полковую школу младших командиров в Ашхабад. После окончания вернулся в часть старшим сержантом, полтора месяца нес службу старшим по наряду. На границе командиром нашей части был полковник Федосеев, начальником штаба подполковник Дубовицкий, начальник отдела контрразведки Нагурко, начальником оперативного отряда майор Шаповалов. Помню, был интересный случай: афганец предложил как-то встречу, мы проехали по мосту через реку. И он встретился с моим командиром посредине моста, мы здесь, афганцы там стоят, вооруженные. Поговорили они о чем-то, в итоге решили отдать им баранов за какую-то информацию.
В шесть часов 22 июля я уже знал о начале войны, было объявление, что Германия напала на Советский Союз без предупреждения. Я служил уже два года и нас вместе с третьегодниками сразу отправили на фронт. Попал сразу же под Москву, первое боевое крещение было именно там. Служил в должности помкомвзвода. Нас приехал целый эшелон, все погранвойска были собраны со Средней Азии, мы были хорошо обучены. В то время нас присоединили к полку знаменитой Панфиловской дивизии. В нашем взводе было 36 человек, попадались ППШ, но в основном мы были вооружены винтовками. Командиром батальона являлся Шинягин, он же меня в 1940 году забирал в армию из симферопольского военкомата.
После прибытия под Москву первый бой приняли в районе Волоколамского шоссе, мы не давали прохода немцам. Вырыли окопы, немцы наступали и пехотой и танками, самолетов было очень много. Когда мы приняли бой, поняли, что такое немецкая атака, видимо, они хотели одним рывком до Кремля добраться. Потери были большие, но мы старались не отступать, приказ был держаться. Плохо то, что враг сильно бомбил. У нас приказ был: "Во что бы то ни стало, Москву не сдавать".
Вскоре нас перебросили в другую дивизию, на Западный фронт, где предупредили, что 5-6 декабря будет контрнаступление. Артподготовка по тому времени была хорошей, но мы не столько наступали, сколько не давали немцам отступать, удерживали их в опорных пунктах. Во время контрнаступления мы освобождали многие села и города, в том числе Малоярославец. Немцев по шоссе сто километров гнали. Враг оборонялся упорно, но удержать нас не мог. Отогнали мы их от Москвы, несмотря на очень мощную немецкую авиацию. Она нас и в наступлении бомбила.
Затем нас перебросили под г. Сталинград. Туда мы добирались с боями. Находились на Мамаевом кургане устье Волги и Дона, мы охраняли этот район. После начала контрнаступления нам дали задание напасть на блиндаж немецкого полковника, я, взводный старшина и еще один солдат зашли за передовую линию. День мы наблюдали за обстановкой. Ночью сняли охрану, там ступеньки были сделаны вниз, прямо в штабной блиндаж. Спустились туда, полковник сидел, даже не поднялся. У нас был переводчик, поговорили с ним, сообщили обо всем и его забрали. Все обошлось без потерь. Мамаев Курган очистили от немцев, уже Сталинград наш. вскоре и Паулюс в наших руках оказался.
Но до того были бои: в Сталинграде приходилось сражаться за каждый дом, переулок, участок, такие бои неимоверные шли. Вооружение было разное: мелкокалиберные минометы, автоматы. В уличных боях удобней автомат. Немцы чаще всего нас гранатами забрасывали, а мы в ответ им бросали. Город был очень сильно разрушен. Мне приходилось ловить немецкую гранату и перебрасывать на другую сторону, до земли она не долетала, взорвалась. Мой взвод должен был защищать один дом и практически мы все находились на крыше. Немцы проникали на первые этажи, постоянно отстреливались. Однажды была рукопашная. Я с немцем лоб в лоб встречался. Смотрю, здоровый такой, идет на меня, я не растерялся, сбил его из автомата.
Потери были очень большие. Мы десять раз переформировывались. Пополнение обучали командиры на местах.
Потом перебросили во второй эшелон из-за огромных потерь, пришло к нам пополнение: узбеки, таджики - все в папахах, тюбетейках, прямо на передний край так пришли. А немец в рупор по-русски кричит:
- Откуда такие звери пришли к вам?
В начале февраля 1943 года мы окончили битву под Сталинградом и вечером сели на поезд, днем ехать нельзя было, кругом немецкие самолеты. Прибыли в составе 21-й армии (будущей 6-й гвардейской) в г. Елец Липецкой области, оттуда мы перебираемся пешком, 300 километров, на Курск. Осадное положение в Белгороде, немец выгрузил тридцать дивизий в Харькове. Прибыли в Елец и двигаемся по шоссе, повернули на Курск, выходим на дорогу от Орла. Когда прибыли в город, он горел. Остановились, впереди топают солдаты из 40-й армии:
- Куда ребята?
- Немец страшный идет от Белгорода.
Наш командарм Чистяков приказал:
- Ни шагу назад, только вперед, на Белгород.
Идем мимо Обояни, прибываем в район Бутово, и окапываемся. Это было в конце февраля 1943 года. Помню, тогда сильно гудел передний край. Нам был приказ держать район по р. Липовый Донец. Особенно обидно было узнать, что только что освобожденный Белгород был снова оккупирован немцами. Оборона готовилась тщательно: мы выкапывали новые траншеи, делали доты, дзоты. Перед наступлением немцев прилетело несколько сот разного калибра бомбардировщиков немецких, начали передний край бомбить, и хотя у нас траншеи уже вырыты были, тяжело пришлось. Курская дуга очень тяжелой битвой была. В первый день наступления командир нашей дивизии погиб, на наших руках умер. Осколком его от бомбы убило, не могли спасти. Командир роты, командир взвода вышли из строя, комбат Шинягин кричит мне:
- Мамутов, примите взвод.
- Майор, а смогу ли я?
- Сможешь, ты окончил полковую школу!
Принял взвод из 46-ти человек, много нацменов было: таджики, казахи, узбеки. Говорят мне:
- Ты же нацмен, на их языке понимаешь.
- Понимаю немного.
Командир ушел в госпиталь, год и семь месяцев я командовал взводом, на переднем крае. Со страшными боями взяли наши войска Белгород, немец десять рот "Тигров" бросил по направлению города, чтобы по шоссе идти на Москву.
Наша армия Чистякова, стояла южнее Прохоровки, ее атаковала армейская группа "Кэмпф", во время этих боев немец бросил десять дивизий, как нам сообщали. Знаете, танки были, конечно, но все-таки я думаю, что десяти дивизий там не было. Танки даже шли на таран друг друга, железо горело. Немцы были одеты в разную форму, в том числе в камуфляж, эти воевали совсем здорово. Основная линия немецкого наступления состояла из танков. По боеспособности, наши танки были лучше, чем немецкие, хотя у врага пушка была мощнее, стреляла в том числе термитными болванками. На переднем крае был советский танк, ему навстречу шел немецкий, тот останавливается, и подбивал наш с лету, около меня пролетал снаряд, болванка горит, чуть ли не задевает. Так этот "Тигр" семь наших танков подбил. А мы сидели в окопах и видели это.
Мирное население очень страдало. Конечно, оно было эвакуировано, но ведь куда возвращаться?! У нас были задания обезвреживать дома от бомб, прилетали сотня или две самолетов и бомбили дома. Утром командир полка приходил и давал задание:
- Вы сегодня идете на обезвреживание домов. Остальные по своим местам.
Каждый знал свое дело.
После курской битвы мне как шоферу предлагали возить прокурора дивизии, но я отказался. Но одно время возил командира дивизии во время операции "Багратион" по освобождению Беларуси и позже в Прибалтике.
Потом мы освобождали Харьков, затем Глуховский район, вошли в Сумскую область, там мы сильные бои прекратили. В сентябре 1943 года нам сказали, что поедем на Северный фронт. Погрузили в эшелон, мы прибыли в Москву, но все кругом закрыто, выйти никуда не можем, нам запрещено. Прибыли в Калинин, потом Балагое, шли по Октябрьской железной дороге. Погода была ненастная, слякоть. Оттуда мы начали двигаться в сторону линии фронта. В эшелоне ходили слухи, что "власовская" армия прорвала нашу оборону в районе Витебска, Полоцка и идет на Белгород, Невель, и т.д.
Добрались до места боев, слышен грохот, немцы стреляют. Встречались мы с "власовцами" под Невелем. Возле Полоцка форсировали какую-то реку, перешли на другой берег, весной 1944 года идем с боями в Прибалтику. Прибыли в городок Таураге, Литва, по ту сторону Немана. Через реку два моста были, ведущие в Германию, в сторону Кенигсберга, железнодорожный и автомобильный, оба взорваны. Так что где-то неделю, не меньше, мы форсировали Неман. Всю ночь саперы работают, таскают, возят стволы деревьев быки, а мы отстраиваем. Утром армада самолетов налетела, наши стреляют, пятьсот пушек было разных калибров, но все равно один-два пролезают и бомбят.
После Прибалтики была Восточная Пруссия, брал косу в 70 километрах от знаменитого Кенигсберга. Город брали долго, немец хорошо защищался. Затем было форсирование реки Шпрее, трудно там пришлось. Когда началась капитуляция, восьмого мая я прибыл в район Берлина, командир дивизии говорит моему командиру батальона:
- У тебя есть командир взвода, крымский татарин как ты с ним?
- Хороший парень, исполнительный.
И мне после этого ни слова. Оказывается, всех крымских татар с переднего края убрали, правда, не всех, конечно, меня не трогали, и я ничего не знал.
О конце войны мы узнали сразу после капитуляции, очень радовались. 25 мая 1945 г. лишние войска вывозили из Германии, мы прибыли в Ригу, где нам сказали, что поедем в Японию. А мне говорят:
- Тебе положено демобилизоваться.
- Куда я поеду? Скажите, где мои родные?
Я уже слышал, что всех наших из Крыма выслали. Так я остался в части. Уехал в Японию, прибыл в Маньчжурские степи, служил там. После войны демобилизовался, меня вызывают в спецчасть:
- Куда тебе литер выписывать?
- Родом из Севастополя, Балаклава.
Дают мне в Севастополь военный литер по демобилизации. Еду с востока ближе к Москве. У меня друзья-однополчане в Новосибирске, Красноярске, в Алтайском крае, сейчас никого не осталось.
Тогда же мне Андрей Верховозов, который со мной вместе служил, он жил в Академгородке под Новосибирском, говорит:
- Ты туда не езжай. Езжай в Ташкент, все крымские татары там.
Ребята сочувствовали мне. Приехал в Ташкент, который проезжал еще призванным в пограничники по дороге на Кушку. В форме с вещмешком вечером пришел в зал ожидания, нашел местечко на топчане, ночью меня будят два милиционера:
- Чего спишь?
- А что, нельзя спать?
- Куда едешь?
- Из армии приехал, родных искать.
- Документы есть?
- Есть.
Он берет мой литер и говорит:
- У вас же в Севастополь литер.
- В Севастополь не поехал, а приехал сюда, потому что мои родные где-то в Ташкенте.
- А ну пойдем.
Рядом находилась военная комендатура, и мне нужно было обращаться туда. А я приехал вечером и думал дождаться утра. Милиционер заранее обо мне побеспокоился, заводит к коменданту в звании капитана:
- Откуда приехал сынок?
- Из Порт-Артура.
- В Японии был?
- Да.
В кабинете был диван, он предложил мне на него лечь поспать. Всю ночь комендант по селектору искал моих родных. Нашел, они жили рядом, в Ташкентской области. Утром дал военную машину с шофером, написал адрес родителей, привезли меня. А отец получил похоронку, что я не вышел с поля боя под Сталинградом в 1942 году. Прихожу, он мне показывает:
- Вот сынок, смотри, похоронка твоя пришла.
Большая лист бумаги и большими черными буквами написано "Похоронная бумага". Безобразий много было, ведь не разбирались, времени не было у правительства разбираться кто прав, кто виноват. Потому и с нами так поступили.
В спецкомендатуре на учете не стоял. Один предложил прийти на учет, а я ему:
- Нет. Ты, что сумасшедший?
Так и не встал на учет. Я паспорт и военный билет получил сразу в части.
- Как Вы относитесь к Сталину, партии?
- Во время войны Сталин для меня был законом, я кричал: "Вперед! За Родину! За Сталина!" Я бежал с этими словами в свое время в бой. Сталина ни в чем не обвиняю, я был членом партии. Но не могу разобраться, почему я на фронтах рискую жизнью, а моих родных высылают из Крыма. Мой отец тоже был партийный человек, хотя и рядовой колхозник. Но не в Сталине было дело, другие бедокурили.
- Как Вы относились к пленным немцам?
- Пленных немцев пинали иногда, но не особенно. На Курской дуге их убитых давили на машинах. Пачками лежали убитые с планшетами, со всеми вещами. Я видел, как танки по трупам шли.
- Как к Вам относилось мирное население?
- Не только мирное население в Прибалтике и Восточной Пруссии, но и на Украине некоторые были против нас настроены. Еще в 1983 году я весь в орденах, медалях ехал на встречу с другими ветеранами, нас из дивизии к этому времени 12 человек осталось. И на встрече в городе Острог на Западной Украине идем втроем, а сзади автоматчик и впереди нас охраняют. Оказывается, у людей там был дух другой, и подвыпившие прохожие нам кричат:
- Фашисты приехали.
Нас туда через Москву вызвали, нашей дивизии памятник открывали.
- Трофеи брали?
- Собирать не приходилось, времени не было.
- Что было самым страшным на фронте?
- Когда шли в наступление, было очень страшно, боязно, конечно, но тогда были молодые, особого страха не было. да и нас так учили: раз командир сказал, то это закон.
- Вши были?
- Может, и были, но кто тогда это замечал, мы же не одевались и не раздевались, по всякому бывало.
- Как кормили?
- Сухой паек выдавался на троих и пачка махорки. Еще давали американские консервы, такие большие банки по 4 или 7 килограмм на взвод, ключом открывали. Мясо, колбаса в банках, ели, вроде нормальное. А так кормили по всякому, супы давали редко, в основном каши.
- Женщины были в части?
- Да, были, но не из моей части, а из зенитной, хотя приставленные к нашей стрелковой дивизии. Относились к ним нормально. Случаи ППЖ имели место.
- С замполитами встречались?
- У нас замполитом был майор Прозоров Аркадий Ильич из Твери, заместитель командира полка по политчасти. Он мне дал рекомендации в партию, мне сразу партбилет вручили 15 мая в 1943 года. Особисты в части имелись, но особо я с ними не сталкивался.
- "Власовцев" довелось живьем видеть?
- А как же, как-то мне встретился грузин, его вели в тыл, а у моих сапог как раз оторвалась подошва, я ему говорю:
- Ты мне свои сапоги отдай, а я тебе сухпаек передам.
У них немецкие сапоги были, как и форма. Он их снял, а на меня не лезут, прочные были, пришлось их немного подрезать.
- Как бы Вы оценили стрелковое оружие времен Великой Отечественной?
- Мне не приходилось сталкиваться с немецкими ручными пулеметами. А вот с автоматом встречался, не плохой был, наш в то время испачкается, и затвор не ходит что у ППШ, что у ППД, но Дегтярева еще ничего был, я с ним на границе служил. А потом вышли ППС, они превосходили немецкие автоматы. С боеприпасами же у нас задержек никогда не было.
- Где Вы находились в бою?
- Во время атаки и обороны заместитель командира взвода находится впереди. Положено так. А взводный позади, следит, чтобы никто не попытался спрятаться и не идти в атаку.
- Были ранены в войну?
- А как же, был дважды ранен, один раз контужен, но отошел быстро, отлежался в медсанбате при части.
- Как Вы были награждены во время войны?
- Я был награжден: двумя медалями "За отвагу", Орденом Великой Отечественной войны второй степени (вручили в 1944 г. за пленение полковника), первой степени получил за ранение уже после войны. Медали "За отвагу" вручили за поджег немецких танков. Командир у нас жадноватый был, орден был положен "Красной звезды", не ниже, но нам дали медали "За отвагу". Одну получил в Сталинграде, другую на Курской дуге. Для того, чтобы уничтожить немецкий танк, нужно было ложиться под него и после того как он проходил, кидать бутылку с зажигательной смесью или гранату в моторное отделение. Сами понимаете, сейчас у меня наивно спрашивают, мол, сколько нужно поджечь танков, чтобы получить медаль "За отвагу". Тебе одного хватит для смерти, тут пока один подобьешь, умучаешься. Медаль давали за один танк. Также меня наградили медалью "За оборону Сталинграда", учрежденную 22 декабря 1942 г. Указом Президиума Верховного Совета. Есть медаль "За победу над Германией".
- Как воевали японцы?
- Японцы коварные были, пришлось по маньчжурским степям погнать их к морю. Когда мы приехали, нас выгрузили на станции Ханко Приморского края, потом мы пошли по сопкам. Но по сравнению с немцами японцы воюют слабее.
- Вам все медали сохранили в Узбекистане?
- Да, я слышал, что бывали случаи, когда коменданты отрывали ордена, медали и бросали в уборную. Говорили, что мы изменники Родины.
В конце расскажу интересный случай. Я узнал, что 9 мая 1944 г. наши войска освободили Севастополь. Я написал письмо, оно пришло в Терновский сельский совет. Потом под Берлином в 1945 году получаю обратно это письмо, мой трехгранный конвертик, солдатский, на нем приклеена синяя бумажка, стоит печать. Было написано: "Сообщает Терновский сельский совет, адресат убыл. Куда, неизвестно". Думаю:
- Что такое? Какая Терновка?
Я тогда не знал, что мое село переименовали. Ребятам показываю, никто не знает. Потом уже во всем разобрался.
Интервью и лит.обработка: Ю.Трифонов
Стенограмма и лит.обработка: Д. Ильясова
