Оганесян Сурен Еремович

- Я, Оганесян Сурен Еремович, полковник в отставке. Представляю 89-ую трижды орденоносную армянскую Таманскую дивизию, председатель ее совета ветеранов. Родился 27 декабря 1919 года недалеко от Еревана, в селе Камарис Абовянского района, но вырос в Лепане. Перед войной закончил юридический факультет Ереванского государственного университета. Почти сдал все экзамены, оставался госэкзамен…

- Школу вы закончили русскую?

- Учился я в армянской школе, но русский язык тоже проходили. В университете в основном обучение велось на армянском. Преподавали иностранные языки и русский. Перед войной по-русски говорил не очень хорошо, средне. А в армии, в основном, говорил по-русски, так что со временем стал изъясняться свободно.

- А вообще перед войной как жилось в Армении?

- Хорошо. Спокойно жили. Вот, я был курьером первого секретаря ЦК. Тогда мне 14 лет было. У нас семья большая, и я после семилетки пошел работать. У людей были радиоприемники, часы, велосипеды и мотоциклы. Но у меня ничего не было, кроме наручных часов. Я студент тогда был.

- Репрессии в Армении были большие? Затронули вас как-то?

- Нет. Моих родственников, моих близких – ни одного. Репрессии, знаете, связаны с разными периодами. Берия 9-го июля 1936-го года в своем кабинете убил первого секретаря ЦК Компартии Армении Агаси Ханджяна. Берия тогда был первым секретарем Закавказского крайкома партии Закавказской Республики – так называлась.

После убийства Ханджяна у нас в республике всех тех людей, которые с ним были близки или работали, всех арестовали, многих уничтожили. А потом, по указанию Сталина, арестовали тех, кто эти репрессии проводил. В Москве судили и расстреляли. В 1949-ом году тоже были репрессии – арестовали и осудили многих людей. Часть из них вернулась после смерти Сталина, но часть умерла. После войны, после победы, в 1949-ом году – разве это нужно было? Не нужно было этого! Берия – это первый враг всех народов.

- Как вы узнали о начале войны?

- 22-го числа я пошел к товарищу в общежитие – второе общежитие государственного университета. Слушали музыку по радио. В 12 часов дня музыка прервалась и сообщили, что началась война. В тот же день мы собрались в университете и решили на общем собрании студентов, что пойдем в военкомат, чтобы нас всех послали на войну. Военком встретил нас. Между прочим, он погиб в нашей дивизии 20 января 1945 года. Полковником уже погиб там. Он объявил нам: «Вот вы по прописке все идите, постепенно вызовем вас и призовем».

В университете начали создавать добровольческие бригады, которые должны были пойти прямо на фронт. Все ребята и половина девушек потом, во время войны, участвовали в боях на разных фронтах. Так что мы все воевали.

- И когда вас призвали? Где воевали?

- На третий день войны меня назначили следователем Дилижанской районной прокуратуры. Три месяца я там работал – обеспечивал войсковую часть. Как следователь. Но через три месяца, без решения прокуратуры, без всего, явился в военкомат 1 октября 1941-го года. Так началась моя военная служба.

Так как я еще на третьем курсе университета вступил в партию, первая моя должность была политрук стрелковой роты в 295-ой гвардейской дивизии. Участвовал в Сталинградской битве с конца июля 1942-го года. А с января 1943-го года воевал уже в армянской Таманской дивизии до конца войны. Из этой дивизии демобилизовался, как инвалид войны. Последняя моя должность – комиссар, зам. командира полка по политчасти 390-го Севастопольского полка.

Наша дивизия была единственной, где, по указанию Сталина и Жукова, в новом пополнении были только армяне. Единственная дивизия, которая оставалась национальной. Солдаты и сержанты, в основном, были армяне. Но среди офицеров преобладали русские и украинцы. Первые говорили на русском и армянском вперемежку, вторые – на русском. Команды, задание штатное – все на русском языке.

Были, конечно, в Таманской дивизии ребята, которые не говорили по-русски, но и они понемногу осваивали этот язык. И наша дивизионная газета издавалась на двух языках – одна сторона была на армянском, другая – на русском языке. Так было до войны и после войны даже, потому что нашу дивизию, по указанию Сталина, не расформировали после взятия Берлина. После войны нас перебросили в Армению. Еще 10 лет существовала дивизия, до 1956-го года.

- Какое настроение у солдат было в 1942-ом году?

- Знаете, случалось, что настроение было не радостным. Потому что тогда еще точно не знали, что мы будем победителями. Но, в основном, у солдат – хорошее было настроение. «Победа будет за нами!» – все! Речь Сталина 3-го июля 1941-го года вдохновила всех, укрепила веру в то, что все равно мы победим. Хотя у нас были неудачи, но все же мы верили, что победим. А 19-го ноября 1942-го года, когда мы начали наступать, укрепился боевой дух уже всех солдат. Думали, что в 1943-м году, после победы под Сталинградом мы закончим войну. Как же, 300 тысяч пленных взять – это не шутка!

Отправляясь воевать, я сказал родным, что не буду писать письма, не надо. А в начале 1943-го года работа почты была налажена - солдаты и офицеры получили возможность писать с фронта письма своим родным. Тогда мы окончательно решили, что победим. После освобождения Кавказа, Новороссийска уже никто не сомневался, что победа будет за нами.

- Вы тоже стали писать письма? Кто вас ждал дома?

- Я подумал: почему и мне не писать? Если напишу, потом останется хоть память обо мне. Мои родные, наверное, думают, что я погиб. Поэтому я решил написать.

У нас дома остались сестра, мать, отец. Двое братьев тоже были на войне. Младший погиб 7-го февраля 1942-го года под Москвой, на Калининском фронте. Второй брат был ранен в ногу. После войны жил, но тоже уже умер. Так что, три брата – все трое на фронте воевали.

- А посылки домой было разрешено отправлять? Посылали что-нибудь?

- Посылки из Армении мы первый раз получили только после освобождения Таманского полуострова. А домой могли отправлять уже после войны - одеяла, разные вещи. Солдатам было разрешено посылать по 8, офицерам – по 10 килограммов. Я в полку организовал. Предложил сначала послать семьям погибших товарищей, а потом остальным. Ну, это длилось 5-6 дней. В первый день адреса писали женщины, служившие в полку.

- А как насчет фронтовых 100 грамм и табака?

- Сейчас много говорят о фронтовых 100 граммах. Это не правда! В Керчи, когда очень морозно было, кто находился прямо на передовой утром получили не 100, а 50 грамм. И это всего несколько раз было. Я тогда тоже пил, чтобы согреться в мороз. А вообще, спиртное не получали.

Табак же давали, но я не курил. Мое курево получал ординарец.

- А вообще снабжение в 1942-ом году как было налажено? Кормили нормально?

- Можно сказать, нормально.

- А вши были?

- Нет. Не было.

- А какое оружие у вас было?

- Пистолет, иногда автомат, гранаты разные. Много с собой взяли, чтобы раздавать солдатам. У меня был пистолет и автомат. А брали с собой и гранаты.

- У вас перебежчиков или самострелов не было?

- Почти не было.

- Расскажите о боях под Сталинградом. Что запомнились?

- Ну, что сказать? Там такое положение было в первые дни, что не могли определить – кто, где, в каких войсках, где мы. Одновременно, в один день перемещались все части. Хуже положения не бывает. Но потом везде навели порядок. До 16-го октября 1942-го я был там, участвовал в ожесточенных боях с фашистами.

После Сталинграда попал на Закавказский фронт. Получились так, что нашу отдельную стрелковую бригаду послали под Туапсе.

- Вы участвовали в десантах в Крым?

- Да. Как раз после освобождения Таманского полуострова. В ноябре 1943-го года был десант на Керченский полуостров. И первый бой в Керчи – 4 декабря 1943-го года.

Начали наступление, прошли около 4 километров к Керчи. Там были развалины завода имени Горького, перешли туда и остановились. И 4 месяца мы воевали за эту Керчь. 20 января 1944-го года начали второе наступление. Половину города взяли 26-го января и не смогли дальше наступать, но бои каждый день были. Окончательно освободили Керчь 11-го апреля. И пошли на Севастополь. 7-го мая начали наступление на город. Окружили Сапун-гору, уничтожили дзоты. Взяли же Севастополь 9 мая 1944-го года. После этого еще три дня длилось наступление. Немцы остатки своих войск хотели перебросить с мыса Херсонес, но им это не удалось. 12-го мая мы разбили эту вражескую группировку и взяли в плен 5 тысяч немцев.

- А лично вам стрелять во врага приходилось?

- А как же! Я же личный пример показывал, значит, надо было в бою быть впереди, должен был сам лично стрелять. Если были напряженные бои, и мне приходилось немало стрелять.

Когда наши войска уже заканчивали освобождение территории Советского Союза, нашей дивизии пришлось столкнуться с отчаянным сопротивлением фашистов. Немцы около 40 раз предпринимали попытки уничтожить нас. Во время атак я находился с бойцами своими в окопах. Потом Жуков в своих выступлениях несколько раз говорил: «Берите пример с армянской дивизии, которая защищает здесь свою армянскую землю!».

- А какой-то самый страшный эпизод вспоминается?

- Таких было много. Но я лично не чувствовал страха, потому что у меня семьи не было: жены, детей, не переживал за них. Не думал о том, что могу погибнуть, и ни в какие приметы не верил. А вот мой хороший товарищ, командир первого батальона однажды перед боем пришел ко мне и говорит: «Сурен, сегодня я буду убит!». «Слушай, – говорю, – что ты такое говоришь?!». Он во многих боях участвовал, ранен был несколько раз. Я думал: «Не могут такого человека убить!». Но действительно в тот же день он, комиссар и парторг погибли в бою.

- Сколько раз вас ранили и когда?

- Я был ранен в Сталинграде – в левую руку, а в Керчи в 1944-ом, 20 января – в левую ногу. А потом контузия и ранение – уже в 1945-ом году.

После ранения в Сталинграде лечился в своем медсанбате, чтобы потом можно было вернуться в свою же часть. Своя часть – это родное, это товарищество. Как друзья, как одна семья. Поэтому я отказался пойти в госпиталь. Чуть-чуть подлечился в нашем медсанбате и назад в стрелковую роту.

На фронте после политрука я был замполитом стрелкового батальона. Потом пропагандистом полка. Это почти вся политработа, в том числе и чтение лекций.

- Задача политрука стрелковой роты какая?

- Если коротко говорить, личный пример показать. Больше ничего! В основном в 1942-ом и до середины 1943-го так было. Политработники должны были показать личный пример. Все! Лекции, собрания – такого не было. И поэтому уже в первых боях политработники или погибали, или были ранены. И до конца войны так. Вот уже в 89-ой Таманской дивизии, в каждом бою кто-то из политработников полка или погибал, или был ранен. Каждый раз после боя надо было еще политработника назначать. Мне поручили эту работу.

- Вы знали, что был немецкий приказ о комиссарах, что их расстреливали?

- Знал. Комисаров и коммунистов. Всех политработников, от политрука до комиссара дивизии.

- С какими вопросами обращались к политработнику солдаты, на что жаловались?

- Ну, в основном, о письмах, чтобы письма своевременно дошли и солдаты их получили. Чтобы командиры обращались по-человечески с ними. Были отдельные командиры, которые грубо относились к подчиненным. А ведь солдаты воевали и могли погибнуть через час… Очень нужно было сплотить армию, объединить для общей цели.

Для пропаганды среди солдат и офицеров дивизии использовали речи Сталина и, конечно, имена армянских героев, полководцев, которые были еще в царской армии.

- К боевым потерям как относились?

- К потерям? Потери переживались тяжело – мы теряли хороших товарищей и друзей. Во время боев, особенно при наступлении, воинские подразделения не стояли на месте, шли дальше. Мы даже не знали, кто был ранен, а кто погиб. Убитых хоронили уже другие. За нами следом шли специальные похоронные команды.

- А женщины в полку, в дивизии были? Романы с ними были?

- Женщин было очень мало. В медсанбате в основном. Врачи были русскими, а медсестры – и русские были, и армянки. У меня ни с кем романов не было. А у отдельных офицеров были. В основном у тех, которые ближе к медсанбату находились. Стрелковые подразделения – это дальше, а артиллеристы – ближе. А еще взвод был, который обеспечивал штаб дивизии.

Стрелковые подразделения всегда находились на передовой, как в обороне, так и в наступлении. И, когда награждали, первых награждали ребят из стрелковых подразделений.

- Какое было в армии отношение к пленным, к немцам?

- Знаете что? Тех немцев, которых мы взяли в плен, передали в особый отдел. Мы относились к ним по-человечески. Ни одного немца, взятого в плен, мы не тронули даже. Раз сдался – все! Не было такого случая с нашей стороны.

- А у вас лично к немцам какое отношение было?

- Пропаганда в нашей дивизии была такой – в 1915-ом году турки уничтожили армян, а немцы тогда были их союзниками в Первой мировой войне. Так что мы должны драться с ними. Не случайно, что по указанию Сталину, при личном участии Жукова, нашу дивизию включили в Третью ударную армию, чтобы мы участвовали в освобождении Берлина, чтобы миру показать – вот армяне, которые уничтожены были в 1915-ом году при поддержке немцев! Они участвуют в боях за Берлин. Это и политическая сторона.

Но когда мы перешли довоенную границу Советского Союза, на совещании политработников была поставлена задача: обращаться с гражданским населением и военнопленными культурно, не допускать мародерства и насилия.

Когда вошли на территорию Германии, никаких эксцессов ни с мужчинами, ни с женщинами не было. Наоборот, гражданские лица уважали нас, и мы их уважали. В Берлине мы оставались до середины августа, около четырех месяцев.

Наша дивизия в составе Третьей ударной армии участвовала во взятии Рейхстага 30 апреля 1945 года. Окончательно овладели Берлином 2-го мая. Но 4-го утром уже дивизия двинулась на запад. Еще 140 километров до реки Эльбы. Но никаких союзников не встретили. Союзники тогда еще находились за 300 километров от Берлина.

- Как вы узнали, что война закончилась?

- Мы 8-го числа были уже на берегу Эльбы. Ночью радиоприемник был у меня. Вдруг услышали голос Сталина. Он сообщил, что война окончилась. Ну, я поднял тревогу. Разбудил всех. «Что случилось?»- спрашивают. Я говорю: «Война закончилась!». Начали праздновать уже ночью. До утра уже собрали всю дивизию, вынесли Красное знамя и с Победой начали поздравлять. Речи говорили командир и комиссар дивизии, другие выступающие.

Так окончилась война, длившаяся 4 года. Остались позади 7 250 километров, пройденных личным составом дивизии, в том числе около 5000 км, пройденных с боями.

Ну, а 20-го мая мы возвратились обратно в Берлин.

Дивизия, в которой я воевал, участвовала в освобождении и взятии около 900 городов и населенных пунктов. В этих местах мы показали боевой дух армянского народа. Наша армянская Таманская дивизия была единственной из около 100 национальных дивизий, которая участвовала во взятии Берлина.

А вообще в боях на всех фронтах участвовали 600 тысяч армян. Только в обороне Москвы 40 тысяч. Около половины всех армян, участвовавших в войне, погибли. Более 100 из них удостоились звания Героя Советского Союза. Только в нашей дивизии было 9 Героев Советского Союза.

- А какие у вас военные награды?

- У меня первая – орден Красной Звезды, за освобождение Таманского полуострова. Вторую Красную Звезду получил за освобождение Керчи. Первый орден Отечественной войны 1-й степени – за освобождение Севастополя. Второй получил за взятие Берлина. Третий орден Отечественной войны 1-й степени получил после войны в 1985-ом году.

Есть медали боевые – за взятие Берлина, за освобождение Варшавы, за Победу над Германией, за Сталинград, за оборону Кавказа, потому что на Кавказе остановили немцев. Ну, а если считать и все медали после войны, то их у меня около 50.

- А после победы война снилась?

- А как же?! И до сих пор снится. Отдельные эпизоды, отдельные люди. Даже я помню, снятся те места, где мы воевали. Все помню!

- А чем для вас была война – самым главным событием в жизни? Или послевоенная жизнь все-таки более важна?

- Знаете что? Жизнь – это жизнь. Всякое в ней бывает. Но война свою роль сыграла. Если бы не было войны, не было бы победы, мы не существовали бы. Ни Россия, ни Армения. Нашей нации не было бы. Может, турки взяли бы все и уничтожили, как в 1915-ом году было. И сейчас, когда мы собираемся вместе отмечать Победу, первый бокал – за погибших пьем стоя. Первый бокал – за них и за Победу.

Сейчас есть такие ветераны, что считают себя участниками войны, но немцев не видели даже, ни разу не стреляли. Были в дивизии, которая находилась в третьем-четвертом эшелоне наших войск, вдали от линии фронта. Не участвовали, практически, в боевых действиях, войны не видели даже, но считаются участниками войны.

У каждого своя война.

Вот истории правдивые – у окопников, тех, кто на передовой был.

- Как вы жили после войны?

- Я университет фактически закончил перед войной. А после возвращения домой в 1948-м, защитил диплом, госэкзамен сдал в 1949-м. После университета пошел работать в прокуратуру. Начальник управления, прокурор городской, окружной прокурор. Почти до 1990-го года. Звание заслуженного юриста получил. Почетный работник прокуратуры. Тогда еще Советский Союз существовал.

- Спасибо большое за интересный рассказ.